Торговец счастьем

– Назовись, – приказал Гидеон на третьем круге.

Конструкт что-то прошипел и неуверенно поднёс манипулятор к голове, где вместо динамиков торчали искрящиеся провода.

– Сломан, значит, – произнёс Гидеон. – Кто тебя сломал?

Ответа не последовало.

– Ты ведь меня понимаешь? – спросил следователь.

Конструкт затрещал и кивнул.

– Ты был здесь, когда произошло убийство?

Кивок.

– Ты знаешь жертву?

Кивок.

– Ты знаешь убийцу?

Конструкт задумался, это было видно по быстро моргающим фоторецепторам. И, наконец, он медленно мотнул головой.

– Если мы тебя починим, ты расскажешь, что видел?

Конструкт никак не отреагировал.

– Мы тебе не навредим. Обещаю, – сказал Гидеон. – Мы вернём тебя к родственникам твоего хозяина.

Конструкт бешено замотал головой, выставил руки вперёд и попятился назад. От неожиданности Гидеон мгновенно выхватил пистолет из кобуры. Но конструкт не думал нападать, а наоборот, так усердно пытался что-то сказать, что заискрились провода, торчащие из его головы.

– Хорошо, – медленно произнёс следователь и аккуратно вернул оружие на пояс. – К родне хозяина ты не пойдёшь. Ты не хочешь этого, так?

– У машин есть воля? – подала голос Афина, стоявшая чуть позади.

– Вроде нет, – неуверенно ответил напарник и снова обратился к конструкту. – Пойдёшь с нами. Нам нужна информация.

Следователи повели конструкта к уже заканчивающим криминалистам. Они сразу заметили странную привычку машины держать манипуляторы над корпусом, как будто человек, держащийся за сердце.

– Он – свидетель преступления, – сказал Гидеон, обращаясь к одному из криминалистов-лампидов с камерой вместо головы. – Сможешь починить его?

– Почему, если я лампочкоголовый, то обязательно разбираюсь в машинах? – спросил Клемет, тыча своим длинным объективом прямо в лицо Гидеона. – Это, по-твоему, не расизм? М?

Гидеон криво усмехнулся. Он давно был знаком с этим странным лампидом и терпел его странные шуточки, потому что ценил его знания и отзывчивость. Бедолага Клемет, по ведомой лишь ему одному причине, пытался математически вычислить алгоритм юмора. Шутки его были либо слишком явными, либо слишком непонятными для восприятия окружающих. И чаще всего единственным, кто смеялся над шутками Клемета, был сам Клемет.

– Несколько часов. Дай только добраться до мастерской, – сказал лампид, «оглядев» конструкта. – Всё, можешь не волноваться. К вечеру будет готово.

– Клем, мне нужно к обеду, – сказал Гидеон.

– Ага. Вот я сейчас брошу здесь все дела, – возмутился лампид. – Поменяю свою камеру, снова надену громадную лампочку и буду чинить твою машину! Ха-ха-ха!

– Я же сказал «свидетель преступления», – повторил Гидеон.

– Ну, так отвези его в отдел, к ремонтникам, – предложил Клемет. – Я тут причём?

– Я тебе доверяю, – ответил Гидеон.

И этой фразы было достаточно, чтобы старина Клемет растаял.

– К обеду? – переспросил он тут же. – Будет сделано.

– Договорились.

– Мы будем допрашивать машину? – спросила Афина, когда они шли к выходу из переулка. Толпа журналистов к этому времени разрослась ещё больше.

Ответа она не расслышала из-за гвалта щёлкающих ламп фотоаппаратов и голосов столь ненавистных ей писак.

Глава 12

Ночка выдалась не шибко удачной. В очередной раз ему не удалось сделать фотографий Констанцы, которая с недавних пор стала звездой всех местных газет и главной подозреваемой в исчезновении своего старого и богатого мужа. Потом он проиграл на ставках паролётных гонок, устраиваемых в Вадмарпорте. У главного фаворита внезапно выгорел весь сангум. Наверняка подстава конкурентов. А после и поход в Маскарад не увенчался успехом. Ведьма снова принимала своего любовника.

Антарес Веррон криво усмехнулся, представив себе Миллигара, в очередной раз причитающего по поводу его личной жизни.

«Хватай быка за рога, а бабу за сиськи! Хватит уже подглядывать за ней!», – сказал в прошлый раз мудрейший миник детским голоском. Но Антарес продолжал сомневаться, считая, что у него нет никаких шансов против рыбоголова-следователя.

Гидеон Пакс – изгнанник своего народа, герой гражданской войны, а ныне один из немногочисленных честных жандармов столицы, сразу же не понравился молодому журналисту. Не потому, что он ходил в гости к субъекту его обожания, а просто одним лишь своим видом. Антарес не был завистливым человеком, просто иногда что-то внутри говорило ему не связываться с теми или иными личностями. Невидимый компас ненависти сам определял, кто Антаресу не нравится, и неважно какие у него заслуги и достоинства. Сложно было объяснить, просто иногда так случалось.

Антарес обладал очень большим количеством странных привычек, происхождение которых ему было неведомо. Например, он чувствовал людей, которых стоит сторониться, или места, в которых, как ему казалось, появляться опасно. Если подумать логически, что могло ему грозить в Аррасе, в городе, в котором он прожил чёрт знает сколько лет? А ещё ему иногда снились очень странные кошмары.

Итак, ночка выдалась так себе, и лишь под самое утро Антарес узнал об убийстве в Ночи. Там он и встретил столь обожаемую им ведьму и её столь неприятного напарника. Очередное появление Полуночного зверя, которого мечтали если не поймать, то хоть сфотографировать очень многие. Газеты даже объявили вознаграждение за настоящий снимок хищника. Не прошло и нескольких дней, как появились мошенники с липовыми фотографиями скоб, верраготов или людей, переодетых в шкуры зверей. Некоторые из издательств в погоне за сенсацией имели неосторожность даже пустить эту липу в тираж.

Антарес криво усмехнулся, вспомнив тот переполох трёхмесячной давности, когда одно из издательств объявило, что Полуночный зверь – это плод порочной любви человека и шестилапа. Церковь и местные общины борцов за чистоту вида тут же вспыхнули праведным гневом.

Антарес Веррон до такого не опустился бы никогда. Только факты, только настоящие снимки с мест преступлений. Возможно, за эту честность его и не любил редактор «Колокола».

– Нет. Нет. Нет. Нет. И ещё раз нет!

Затхлый воздух в кабинете Больдгарда Фунта был пропитан сигаретным дымом и едким запахом чего-то спиртного. Наверное, прошло целых сто лет, как окна этого мрачного, заваленного громадными железными шкафами помещения открывались в последний раз. Сам Больдгард, развалившийся за огромным письменным столом, пыхтел противогазом и пускал клубы дыма из респиратора при каждом слове. Главный редактор «Колокола», заключённый в громоздкий бочкообразный скафандр с торчащими из шлема трубками и мутными линзами, судя по характерному шипению, заливался хохотом.

– Одного «нет» было бы достаточно, – хмуро буркнул Антарес, теребя ремешок фотоаппарата, висевшего у него на груди.

– Нет! – повторил Больдгард и снова зашипел. – Макстор занимается Констанцой. Убийство в Строительной у Кьена. А ты… пфши-и-и-п…

– Я зря бегал всю ночь по городу? – спросил Антарес.

– Нет. Пфхш-с-с. Фотографии ещё на что-то сгодятся, – ответил риммер. – Дам пятьдесят марок.

– Сколько?! – возмутился Антарес и нервно поправил круглые очки. – В прошлый раз вы дали восемьдесят марок. А сегодня снимков в полтора раза больше. И кстати, в тот раз вы тоже не приняли мою статью! Это дискриминация!

– Пфхшх-с-сс… так иди, пожалуйся! – пропыхтел риммер. – Сынок, ты новичок в этом деле. Тебе не хватает сноровки. Быстроты. Знаешь, почему статьи Макстора, Кьена и прочих выйдут в завтрашнем номере «Колокола»? М? Потому что они первыми собрали материал, напечатали статью и не жалуются, что не спали ночью.

– Они иногда перевирают, – ответил Антарес.

– И что? Да кому нужна правда? – усмехнулся Больдгард Фунт. – Всем хочется интриги, громких заявлений, сенсации! Читатель должен взахлёб читать нас! А правда, неправда – суть не в этом. Ты же не историческую хронику пишешь! А газету! Не жалуйся.

– Значит, врать, как другие? – уточнил молодой человек.

– Да! Люди жертвуют своим душевным здоровьем ради этой работы, – ответил Больдгард. – Ты тоже неплох, но материал сырой, фактов ярких мало, нет перчинки. Такое ощущение, как будто это какой-то доклад. Может, это дело вообще не твоё?

Антарес поджал губы и задумался. Он уже несколько месяцев ходил нештатным репортёром и ни разу его статьи не попали на газетные полосы. Казалось, что редактор издевается над ним, лишь изредка выплачивая гонорар за фотографии. Сменивший достаточное количество рабочих мест, Антарес знал, на что идёт. Ещё с самого начала он был в курсе сложностей новой профессии. С недавних пор Антарес видел своё призвание только в журналистике. Если его не возьмут в штат «Колокола», то он обратится к другому издательству. Это точно! Плевать, сколько ждать и сколько будет бессонных ночей, главное – добиться своего!

– Нет! – твёрдо сказал парень, задрав голову. – Вы меня испытываете. Вы мудрый и опытный редактор. Вы профессионал, и я ценю ваши уроки. Я буду бегать по городу столько, сколько надо! Я хочу в штат.

– Пфш-с-с… смело. Мне нравится! – признался риммер. – Пши-с-с-с… хорошо, девяносто марок… за правильную оценку моих лучших качеств.

«За подхалимство», – поправил про себя Антарес.

Распрощавшись с редактором, Антарес Веррон вышел из его кабинета и оказался в большом, плохо освещённом зале, где рядами стояли почти одинаковые столы с почти одинаковыми печатными машинками. Все они были заняты. Мужчины, женщины, иглоликие, городские олирки и даже конструкты – все они безустанно что-то печатали. Весь процесс напоминал репетицию какого-нибудь большого оркестра перед выступлением, где музыканты проверяли свои инструменты, и концерт вот-вот должен начаться. Здесь стояла жуткая какофония. Люди ругались между собой, смеялись, переговаривались по телефону, кто курил, а кто завтракал. Работа кипела, а ведь солнце только недавно поднялось над горизонтом. Часов здесь не было, а на окнах висели такие же плотные занавески, как и в обители главного редактора. Делалось это, видимо, чтобы любой, кто здесь работает, терял чувство времени. Так обычно поступали в клубах и игральных заведениях. Но глядя на всех этих рабов печати, Антарес не видел ни одного несчастного человека.

«Я должен здесь работать», – подумал Антарес, направляясь к выходу.

Утро уже настало, город пришёл в движение, но на улицах этого района всё ещё было не так многолюдно.

Дверь машины захлопнулась лишь с третьей попытки. Антарес ругнулся, щёлкнул зажигалкой и, закурив, вгляделся вперёд. Старенький «Тур» буквально разваливался на глазах. Шины совсем истёрлись, краска выцвела, часть переднего бампера проржавела насквозь и отвалилась, спидометр и датчик топлива не показывали ничего, кроме ноля, временами из сидения выстреливали пружины, и приходилось их штопать.

«Чёрт, это не машина, это – мусор! Эту рухлядь даже на запчасти не сдашь», – говорил Миллигар почти каждый раз. Но Антарес почему-то любил эту бочку с гайками. Когда-то давно он купил её за кровные деньги, которые копил почти целый год.

О, Люциэль, как давно это было! И даже не вспомнить…

– Как же я устал, – вслух произнёс Антарес, снял очки, расстегнул пуговицы клетчатого костюма и откинулся в кресле.

Молодой журналист призадумался, пытаясь вспомнить, где же он так устал. В последнее время Антарес стал замечать за собой странные провалы в памяти. Иногда он терялся в днях недели, забывал, куда тратил свои деньги или о важных встречах. Но молодой человек постоянно отмахивался, ссылаясь на недосып и усталость, и старался не обращать на это внимание.

Мысли о поиске новой и более стабильной работы, словно вражеские шпионы, украдкой залезли в его сознание. Журналистом быть нелегко, а порой и опасно, но народ достоин знать истину, будь то о коррупции политиков, бездействии жандармерии или пикантных фактах личной жизни местных звёзд. Неважно, что именно, но, если это интересно для горожан, святая обязанность репортёра – добыть эту информацию.

«Тур» забурчал, запыхтел и с нежеланием завёлся.

***

– Эй, просыпайся! Вставай. Глазки открывай!

– Отвали! – простонал Антарес.

– Ты бы хоть разделся и лёг в кровать! – говорил Миллигар своим тонким детским голосом.

Парень с трудом открыл один глаз и понял, что заснул прямо на кухне, развалившись за обеденным столом. С неохотой подняв голову, он убрал прилипший ко лбу кусочек хлеба и огляделся по сторонам. Невзрачная кухня в невзрачной квартирке в ещё более невзрачном Трезубце. И только сосед миник мог скрасить царившую здесь атмосферу застоя.

Представитель странного народца, вечно юных карликов с большой головой и глазами-блюдцами, мило улыбался ему. Но Антарес знал, что за детским личиком и растрёпанными волосами этой крохи скрывалась коварная натура.

К своему удивлению, Антарес не смог вспомнить, как добрался до дома…

– Какой час? – хриплым ото сна голосом спросил он, пытаясь отсеять смутные мысли.

– Почти девять, – ответил Миллигар, скрывавший руки за спиной.

Миник, одетый в детский комбинезон и клетчатую рубашку, лукаво улыбался, явно замышляя что-то недоброе.

– Когда я пришёл? – спросил Антарес, всё ещё пытаясь проснуться.

– Около шести утра, – ответил миник. – Тяжёлая ночь была?

– Давай не сейчас. Меня порядком… – молодой человек зевнул, прикрыв рот рукой, – достали твои шуточки. Когда ты съедешь отсюда?

– Что? Съехать?! – вытаращил и без того немаленькие глаза миник. – Ты что? Как я могу бросить своего друга?

– Ага, теперь мы друзья? – усмехнулся Антарес. – А что ты сказал мне, когда я попросил у тебя денег на новую камеру?

– Ты же ведь понимаешь, что для миника деньги – это святое! – напомнил Миллигар.

– Для тебя марки важнее, чем наша дружба? – решил подловить Антарес. – Я думал, все ваши богатые. А ты живёшь со мной в какой-то мелкой съёмной квартирке. Разве это ваш уровень?

– Мои проблемы ещё не закончились! – закусив губу, произнёс миник. – А точнее, мои проблемы обо мне ещё не забыли, и мне приходится прятаться. Но ведь мой лучший друг не сдаст меня?

– Ну не зн-а-а-а-ю… – снова зевая, протянул Антарес. – Нашу дружбу ты оцениваешь деньгами.

– Пойми, для нас это что-то сродни с религией, с всякими заповедями, типа: «Не давай в долг без процентов», «Всегда имей заначку» или «Деньги не пачкают».

Наступила тишина и спустя несколько секунд оба громко засмеялись. Миллигар был до жути жадным, но с чувством юмора у него всё было в порядке.

Мелкие расчётливые хулиганы являлись одним из самых богатых и предприимчивых народов в Серре. А в Аварре, в Последнем королевстве этого континента, они даже имели свою собственную провинцию. Там у них были целые замки, тысячи работников на предприятиях и сотни слуг. Очень редкий случай – увидеть миника, гуляющего пешком без своих носильщиков и многочисленных охранников. Даже во времена Империи миники находились в почёте среди человеческого населения. Помимо страстной любви к деньгам и деловым соглашениям, миники обожали интриги, ложь и власть. В моменты злости эти маленькие, не больше полуметра ростом ангелы, обращались в когтистых и клыкастых демонов. Подобные случаи несколько раз Антарес видел лично, когда Миллигар, взбешённый чем-то, чуть не напал него. Конечно, потом миник долго извинялся, сетовал на проблемы и даже – не слыханное дело! – предлагал деньги в счёт моральной компенсации.

– Что ты улыбаешься? – насторожился Антарес.

– Просто, – пожал плечами миник, опустил голову и посмотрел на соседа исподлобья. – А где твоя камера?

Антарес огляделся и резко вскочил со стула.

– Дурья голова! Куда я её подевал…

И уже почти на выходе из кухни, услышав тихое хихиканье, парень замер и медленно повернулся к соседу.

– Что ты с ней сделал? – спросил Антарес. – Ты же знаешь, что я не полностью за неё расплатился! Говори!

– Да не волнуйся ты, – махнул пухлой ручкой миник. – В гостиной твоя камера. Просто ты пришёл такой весь уставший, и я решил немного помочь тебе.

Миллигар, наконец, показал, что скрывал за спиной. Это была небольшая стопка снимков.

– Я не удержался и проявил их.

Антарес выхватил их и сердито уставился на соседа.

– Снова фотографировал ту женщину из жандармерии, да? – спросил миник. – Как её там?

– Это не твоё дело! – пробурчал Антарес.

– Хм. Да брось, я знаю, что она тебе нравится! – улыбнулся миник. – Почему ты с ней не познакомишься? Позови на свиданье… Что? Я тебя раздражаю?

– Есть такое. Я же тебе говорил, не трогай мои вещи.

Антарес отправился в гостиную, попутно ощупывая свои карманы. Миллигар и карманным воровством не побрезговал бы.

– Очки на журнальном столике, – любезно сообщил миник, идущий следом.

– Я сигареты ищу, – соврал Антарес.

– Они тоже здесь, – Миллигар опередил соседа и, быстро топая ножками, сбегал к журнальному столику.

Левая бровь Антареса взлетела вверх от насторожённости. Взяв предложенные сигареты, он уселся на кресло и закурил.

– Что тебе нужно? – раздражённо спросил он, заметив выжидающий взгляд соседа. Так обычно смотрели коты, когда хотели кушать. – Денег в долг не дам, ибо нет!

– Ну, не обижайся, – протянул Миллигар. – Я же хотел помочь. Я почти не выхожу отсюда никуда. Мне скучно. Расскажи мне про ту женщину.

– Нет.

– Ладно, – кивнул миник. – Тогда про ту, что в шляпе большой. Вроде певица. Я в газете читал. Говорят, своего мужа убила, правда?

– Нет.

– А странная девица?

– Какая?

Миллигар порылся в нагрудном кармане комбинезона и показал немного помятую фотографию коротко стриженой девушки в некоем подобии мундира.

– Понятия не имею, – усмехнулся Антарес, вспомнив, что сделал снимок этой особы перед Ареной доблести ещё на прошлой неделе.

– Какой ты скучный! – пожаловался миник. – Тебе пора остепениться! Ты только и делаешь снимки разных женщин, а вот познакомиться духу маловато. Неужели тебе такая жизнь не надоела? Несколько месяцев на одной работе, потом ещё столько же на другой. Ты не думал… стой! Ты куда?

– Буду поздно. Не жди, – ответил юноша.

Антарес захлопнул входную дверь и оказался в вонючем, тёмном подъезде.

Именно нотации ему не хватало. Тем более от миника! Тем более от худшего из них! В данный момент ему требовался сон, спокойствие и умиротворение. Надо было подумать, что делать дальше. В словах соседа имелась правда, но соглашаться с ним – последнее дело. Докурив сигарету, где-то между третьим и вторым этажом, он бросил окурок себе под ноги. Тот подпрыгнул на нескольких ступенях и, каким-то образом проскочив между лестницами, исчез в нижних этажах. Тут же кто-то вскрикнул от боли, и Антарес вспомнил о жандармах, развернувших широкую кампанию по поимке членов Совета масок. По ведомой лишь им причине, жандармы с какими-то ремонтниками в комбинезонах искали врагов государства в подвалах домов Трезубца и Песчаного.

Антарес Веррон жил на Вельветной, вот уже… словом, столько, сколько себя помнил. Неблагоприятный, неприветливый, шумный – этими словами можно было описать весь Трезубец, бывший некогда гетто иглоликих, болотников и дауэров. Район не изменился с приходом новой власти, разве что сюда заселили больше людей. Бедные болотники с Серой расщелины, лишившись своего дома во времена гражданской войны, решили покинуть город, ещё пятнадцать лет назад. Громадных дауэров сначала использовали революционеры в войне, но, когда их буйный нрав норовил помешать планам Освободителей народа, их под шумок отправили охранять границы с Телосом. Теперь в ветхих, построенных на скорую руку пятиэтажных домах проживали почти все виды полукровок. Большинство из них были малообразованными и малообеспеченными. Число местных пьяниц ровнялось количеству простых работяг. К сожалению, частенько в этих ролях выступала одна и та же личность. Отработал сутки на заводе, пьёшь сутки в пабе, сутки на заводе, сутки в пабе – и так по кругу. Заурядный цикл жизни, наполненный духом празднества. Жили здесь и студенты, экономящие на жилье и останавливающиеся в Трезубце на семестр.

Но самое главное, здесь жил Торговец счастьем, совсем недалеко, через два дома.

Перед Антаресом стояла невзрачная пятиэтажка из серого кирпича с мутными окнами и балконами, заваленными всяким хламом. Шиферная крыша была захвачена молодыми олирками, ради забавы гоняющихся за голубями.

С восточной стороны находилась детская площадка с покорёженными каруселями и качелями. Местным детишкам больше нравилось бродить по чердакам, исследовать подвалы домов или рыбачить у канала Лейдса, протекающего сразу за домами. Широкий и достаточно глубокий канал с одной стороны уходил к Горбатой ложке, там разделялся и вёл к Вадмарпорту или, пройдя через полгорода, оказывался в Ржавом королевстве. Если двигаться в обратном направлении, можно было попасть в Серую расщелину, где непрерывно, день и ночь, шла торговля рыбоголовов.

Антарес расстегнул верхние пуговицы рубашки, ослабил галстук и поднял голову вверх. На мгновение он засомневался, и, пока юноша взвешивал все внутренние «за» и «против», дверь подъезда открылась, а следом появился он. Высокий, в старом пальто с широкими плечами, в узких штанах, в туфлях с длинным носом. Из-под ветхого и сильного помятого цилиндра с заплатками торчали немытые чёрные клочки волос. На белом морщинистом лице застыла жуткая улыбка с мутно-жёлтыми, кривыми зубами, а в прищуренных глазах – злоба. В руке он держал целую дюжину разноцветных воздушных шариков, связанных ленточками.

– А? Ты? Ты опоздал! – почти неподвижными губами прохрипел Торговец счастьем. – Я уже собирался уходить.

– Извини. Проспал, – устало произнёс Антарес, всё ещё сомневаясь. – Мне кажется…

– Передумал? – склонив голову, спросил Торговец счастьем.

Именно так его все звали. Торговец счастьем был странным типом. Появившийся из ниоткуда, без имени и прошлого, он жил здесь почти столько же, сколько и сам Антарес. А это очень долго! Торговец счастьем действительно торговал счастьем, но в его ассортименте имелось также веселье, смелость, усердие, спокойствие, уверенность, надежда и многое другое. Достаточно выбрать шарик, красный, синий или какой-нибудь другой. Торговец счастьем подскажет, какой именно. Достаточно заплатить цену, немного вдохнуть из воздушного шарика, и все проблемы, невзгоды исчезнут. На время, конечно. Именно за этим люди тайно приходили к нему – за избавлением, искуплением. Торговец счастьем не только продавал и покупал чужие чувства, но мог и выслушать, поговорить и даже дать дельный совет. Священник, шут и наркоторговец в одном лице. В безумно улыбающемся лице. И именно наркоторговец, потому что многие разочаровавшиеся домохозяйки, пребывающие в унынии клерки, бывшие вояки и даже завравшиеся политики, быстро попадали в зависимость от его товара. Люди уже не могли радоваться жизни, смеяться и просто жить самостоятельно без волшебных разноцветных шариков. Почти тем же самым занимался и Архив, выкупая чужие воспоминания и чувства. Но, в силу относительной дешевизны, услуги Торговца счастьем были гораздо доступнее. Любой мог прийти к нему и постучаться в дверь. Самостоятельная торговля Ощущениями была незаконной, но никто его не сдавал жандармерии. Как подозревал Антарес, Торговец счастьем наверняка подкупил законников, чтобы его не беспокоили.

– Немного надежды и усердия, – всё же решился Антарес.

– Угу, – кивнул Торговец счастьем и посмотрел на шарики. – Надежда маленькой девочки, которая ждала, что её отец бросит пить. Свежатина! И… усердие старого кочегара, работавшего днём и ночью, чтобы прокормить семью. На прошлой неделе урвал!

– Это… от других людей? – спросил Антарес.

Он несколько раз приходил к нему, но довольствовался только советами. В этот раз Антарес решил попробовать Ощущения.

– Конечно! – кивнул Торговец счастьем. – А ты думал, это просто воздух?

– Что с ними случилось? – спросил Антарес.

– Ты точно хочешь знать это?

Антарес кивнул.

– Ну, чуда не произошло! – усмехнулся Торговец счастьем. – Отец девочки спился окончательно, и ей пришлось продать свою надежду, чтобы купить немного еды. А кочегар, вдыхавший угольный дым на работе почти тридцать лет, медленно умирает от всяких хворей. Перед смертью он решил продать всё: усердие, чувство юмора, оптимизм, веру, любовь к детям. Всё. А деньги для семьи. Какой заботливый отец.

– Такое возможно? – спросил Антарес, поглядывая на шарики.

– Да, дружок, – подтвердил бодрым голосом Торговец счастьем и кивнул лохматой головой. – Возможно. Теперь старик пустой лежит в своей койке в окружении детей и внуков и мочится в постель. Чувство стыда и страх он тоже продал. Жизнь – странная штука. Сегодня ты бодр и полон сил, а завтра уже овощ и пускаешь слюни, как младенец. Никогда не знаешь, что будет дальше.