Юниор-1

Сергей Чехин

Юниор-1

«Пять месяцев полета позади. «Юниор-1» в штатном режиме приближается к Марсу. Уже через полгода мы водрузим на нем первый флаг – российский триколор, подытожив мощь и гений нашей державы. Китай стартовал позднее, у американцев опять проблемы с погодой, так что по всем прогнозам гонка за нами. И экипаж сделает все возможное и невозможное, чтобы оправдать оказанное доверие, ибо на кону величие Родины».

В люк каюты тихонько постучали. Командир – крепкий мужчина за сорок – вздрогнул и закрыл судовой журнал. Уже час как пробил отбой – кому пришло в голову беспокоить в такое время? И самое главное – зачем?

– Войдите, – хмуро бросил майор и пригладил черные с проседью усы.

В каюту вплыла Карина Казарина – корабельный врач и по совместительству биолог. При подготовке к экспедиции дрались за каждый грамм, а коль уж знания ничего не весят, то каждого члена экипажа обучили дополнительным специальностям. Пилот спускаемого модуля стал геологом, инженер – связистом, сам же командир совмещал обязанности астрофизика и следил за научной аппаратурой.

Впрочем, чем ближе становился Марс, тем меньше думалось о работе, и тем сильнее одолевали мечты о грядущей славе. А в мыслях вместо красной планеты все чаще мелькала красная ковровая дорожка, и все звезды вселенной сливались в одну – золотую на груди. Юрий Гагарин, Нил Армстронг, Борис Морозов… Да, ради такого стоит рискнуть.

– Что случилось? – он насторожился, заметив бледное лицо и блуждающий взгляд.

Казарина бережно прикрыла за собой люк, точно боясь разбудить спящего младенца, и ухватилась за боковой поручень – корабль двигался с едва заметным ускорением, сносившим марсонавтов в сторону кормы. Небольшое неудобство, но без него никак – строенные ядерные двигатели столь же экономны, сколь и слабы.

– У нас ЧП, – собравшись с духом, прошептала медик.

– Подробнее.

На объяснение ушло всего два слова, после которых серо-стальные глаза округлились, а брови сперва нахмурились, а затем поползли на лоб.

– Ты что, шутишь? – недоумевал Борис, ожидавший услышать о чем угодно – о неполадках с магнитным полем, об утечке водорода, о пробитых радиаторах, да хоть о контакте с пришельцами, но только не об этом. Новость никоим образом не укладывалась в голове, вызывая единственную закономерную реакцию – не верю!

– Никак нет, – на моложавом, несмотря на возраст, лице отразилась смесь растерянности и стыда, столь необычная для опытного военврача. – Я все проверила. Ошибка исключена.

– Господи… – Морозов провел ладонями по волосам и сцепил пальцы на затылке. – Да как так-то? Мы же лучшие из лучших! Мы гордость, честь и совесть целой страны, а может, и всего мира! Столько отборов, тестов, тренировок – и ради чего? Чтобы облажаться в самый ответственный момент?

– Борь… – Карина поймала мужчину за руку. – Прошу, не кипятись.

Командир смерил подчиненную таким взглядом, будто это она все устроила, и вынырнул в общий коридор.

***

Виновники «торжества» ждали в кубрике – самом просторном отсеке «Юниора». Размером он с кухню в старой панельке, но по космическим меркам – целый актовый зал. Здесь находились автоматы для подачи сублимированной пищи и горячей воды, здесь же стояла откидная столешница с пазами для посуды. Роль стульев играли скобы на полу – в невесомости нет нужды в удобной мебели, на тело не действуют никакие нагрузки, и спина не затечет от неправильной позы или кривой спинки у кресла. Но в то же время мышцы атрофируются, стремительно теряя в массе и объеме, и почти половину рабочего дня марсонавты занимались физкультурой, чтобы после высадки не ползать по грунту, как тюлени. Штангу, понятное дело, не пожмешь, зато крутить педали и тягать разномастные эспандеры – всегда пожалуйста. Но, судя по всему, кое-кому и этого показалось мало, вот и решили посоревноваться в упражнениях иного толка.

– Ну что, допрыгались? – прогремел Морозов, влетая в отсек.

Инженер и пилот выпрямились, будто вставая в присутствии старшего по званию.

– Борис Федорович, – начал было Титов, но командир и слушать не стал.

– Молчать! Мне ваши оправдания не нужны! – и тут же задал вопрос, требующий непосредственных объяснений: – Да как такое вообще возможно?! Да что ж вы за люди такие? И это – будущие герои России?! Стыдоба! Позорище! Да если об этом хоть кто-нибудь узнает…

– В смысле? – хмуро произнесла Карина из-за спины. – Мы должны немедленно доложить в ЦУП и прервать полет.

– Прервать полет?! – майор заорал так, что по тонким переборкам звякнула дрожь. – Только через мой труп! Лучше прерви беременность этой дуры, пока еще есть время!

Дурой обозвали Аню Михальчук – инженера-связиста и самого молодого члена экипажа, которую взяли в полет за выдающийся ум и математический талант. Но, видит бог, цифры сердцу не указ. Девушка всхлипнула, едва услышав страшные слова, и непроизвольно коснулась живота, хотя плод представлял собой лишь крохотный комочек клеток. Но, как и любая мать, Аня не делила ребенка на стадии и фазы, загодя считая неотъемлемой частью себя.

– Борис Федорович! – в растерянности выкрикнул Захар, заслонив девушку грудью. – Это же наш сын!

– Во-первых, это еще не ваш сын, – раздраженно парировал начальник. – И даже не дочь. Это – зигота, или как там ее… Во-вторых, наша миссия важнее любых зигот, эмбрионов и даже детей! От нас зависит престиж и статус страны! И я не позволю отдать победу каким-то китайцам или янки только потому, что вы повели себя как безмозглые подростки и не сумели потерпеть пару лет!

– Мы предохранялись, – пискнула Аня, не сводя взгляда со стола.

– Лучший предохранитель – это вот, – Морозов многозначительно постучал костяшками по виску. – Карин, дай ей таблетку – и забудем обо всем этом ужасе. А как вернетесь – так хоть дюжину заделайте. Совет, чтоб вас дважды, да любовь!

– У нас нет таких таблеток, – с прохладцей ответила Казарина. – Никто и не думал, что они понадобятся…

Мужчина хлопнул себя по коленям.

– Смотрю, у нас тут вообще мало кто думает! Либо думает, но не тем местом.

– А для инвазивного вмешательства, – продолжила врач, – нет ни инструментов, ни навыков. Да и не стану я делать… такое.

– И что тогда? Предлагаешь пустить все на самотек?

– Я предлагаю возвращаться! С учетом торможения и разгона справимся месяцев за семь. Плод дозреет и родится на Земле, что куда безопаснее, чем в космосе. Да, мы защищены от радиации, но формирование клеток в невесомости процесс крайне сложный и нестабильный. Если не вернемся – потеряем обоих.

Аня снова всхлипнула, и Захар приобнял подругу за плечи, с надеждой глядя на командира – авось одумается, авось екнет что-нибудь в груди, но – увы. На такие должности не назначают тех, кто сомневается и оспаривает приказы.

– И думать забудь! – Морозов ударил кулаком по столу. – Нет ничего важнее успеха! Ничего и никого! Ребенка вам не бог послал – сами постарались. Вот теперь и расхлебывайте. Любишь медок – люби и холодок!

***

На следующий день после смены Захар убедился, что посторонних поблизости нет, и подплыл к каюте Анны. Девушка открыла не сразу и тут же отстранилась, не дав себя обнять. Подлетела к крохотному иллюминатору и уставилась на застывшие звезды.

– Гляди, что нашел, – Захар расстегнул темно-синий комбинезон, и из-за пазухи вынырнула плитка шоколада. – Угощайся.

– Спасибо, – связист поежилась и спрятала озябшие ладони под мышками. – Уже раз угостил…

– Ну, извини, – пилот взялся за притороченный к стенке спальный мешок и завис рядом. – Я же не знал. Ученые вон вообще считают, что забеременеть в невесомости нельзя!

– У меня для них плохие новости.

Титов протяжно фыркнул и тряхнул пшеничной шевелюрой.

– Да не дуйся ты, все обойдется.

– Что – все? – Аня всплеснула руками. – Космонавта рожать будем?

– А почему нет? – Захар улыбнулся и провел согнутым пальцем по щеке, но подруга отвернулась и сердито засопела.

– Да потому, что забеременеть в космосе можно, а выносить здорового ребенка – нет! А если что и родится, то какой-нибудь уродец или мутант…

– Откуда ты знаешь? В космосе еще никто не рожал.

– Мыши рожали…

– Мыши – не люди.

– Обезьяны рожали…

– И обезьяны – тоже, хоть и очень похожи. Слушай, давай не накалять раньше срока. Карина – отличный врач, а на борту есть и рентген, и УЗИ, и много чего еще. И мы сразу узнаем, если в тебе растет Чебурашка.

– Да иди ты… – Аня потерла покрасневшие глаза и часто заморгала, сбрасывая с ресниц блестящий бисер. – Все тебе шуточки.

– Это потому, что я верю – мы справимся. И у нас родится здоровый малыш. Просто ходить научится попозже.

– Вера и уверенность – две большие разницы. А теперь уходи, хочу побыть одна.

***

Перед отлетом в бортовой компьютер загрузили гигабайты самых разных мануалов – на случай, если сдвоенных специальностей окажется недостаточно. Пособий по медицине было больше всего, причем самых подробных – что неудивительно, когда до ближайшей больницы миллионы километров.

В свете монитора строгое лицо Карины напоминало маску из голубого льда. И только бегающий по строчкам взгляд давал понять, что женщина не впала в кататонию. И причина столь сильного напряжения – и умственного, и душевного – очевидна. Как и любой прирожденный врач, Казарина не имела права потерять пациента или навредить ему – как действием, так и бездействием. Но чем глубже погружалась в изучаемый вопрос, тем яснее понимала – ничем хорошим роды в космосе не кончатся.

И хоть на людях подобные эксперименты не проводились, другие млекопитающие здоровым приплодом похвастать не могли. Вне привычной силы тяжести аномалии начинались уже при делении клеток, и по мере развития эмбриона проблемы только множились. Органы, кости, мозг – все росло с отклонениями, и чаще всего завершалось выкидышем на ранних стадиях.

Собрав как можно больше данных, Карина ввела их в нейросеть и получила неутешительный прогноз. С вероятностью тридцать семь процентов плод погибнет, и если не избавиться от останков (что само по себе сложнейшая операция), начнется сепсис, и мать тоже умрет. Если же развернуться в ближайшие дни, шанс на успех многократно возрастет, но как убедить в этом командира?

– Надеюсь, это поможет, – Казарина сохранила расчеты в общем файле и переслала на терминал Морозова с пометкой «важно».

***

В тот момент Борис тоже не спал, но ему было не до формул и цифр. Он медленно вращался посреди каюты, поджав ноги и коснувшись губ кулаком. Глаза остекленели, вены на висках набухли и бешено пульсировали, а мысли кружились, как хлопья снега в метель. По уставу о любой нештатной ситуации следовало незамедлительно доложить в ЦУП, и до сих пор Морозов так и поступал, не смея нарушать инструкции и правила. Но одно дело мелочи вроде косо вставших панелей или засорившегося слива, и совсем другое – такой вот во всех смыслах залет.

А ведь присмотр за экипажем – прямая обязанность командира. И за то, что под его руководством случилось подобное, по головке точно не погладят. И по прилету вполне могут отстранить от службы, а если девчонка погибнет – еще и отдать под трибунал. И вместо почестей и парадов майор получит забвение и несмываемый позор. Причем не только для себя, но и для всей семьи, где в роду через одного выдающийся военный или политик.

И за что? За то, что пара балбесов не смогла справиться с инстинктом? Неужели Борис и за такими вещами должен следить? Захар и Аня – не беспризорники, не дикари, которым плевать на нормы и приличия, а взрослые и состоявшиеся личности – одной двадцать пять, второму двадцать восемь, должны же хоть немного разбираться в жизни. И вот из-за такой подставы лишиться всего и бросить тень на уважаемых людей, во многом благодаря которым Морозова и выбрали среди полутора тысяч кандидатов? Ну уж нет…

Сирена протяжно ухнула, известив о начале новой смены. Морозов встрепенулся, не сразу осознав, что потратил на гнетущие размышления всю ночь. Но сокрушаться из-за бессонницы некогда, скоро штатный сеанс связи, и майору волей-неволей предстоит держать ответ перед центром. И на пути к станции он тщательнейшим образом обдумывал все, что скажет… и то, о чем умолчит.

Квантовый телепорт занимал целый отсек и в полчаса сжирал накопленный за сутки заряд. Зато связь мгновенная, несмотря на расстояние, пусть и получалось передавать лишь текст. Убедившись, что Михальчук нет на посту, Борис завис перед небольшим черным монитором и включил передатчик.

> Земля, прием. «Юниор-1» на связи.

< Слышим вас, «Юниор-1». Вы сегодня рано. Что-то случилось?

Командир облизнул пересохшие губы и застучал по клавишам.

> Много работы, решили начать пораньше. Эксперименты, уборка, плановая ТО. В остальном все в полном порядке. Летим по графику.

***

Сигнал разбудил Карину с первой ноты, столь беспокойным и рваным выдался сон. По пробуждению ее ждали рутинные процедуры: вакуумный унитаз, промоченное особым составом полотенце вместо душа, свежее белье. В тесном замкнутом пространстве гигиена не прихоть, а средство от многих болезней. Но в этот раз женщина спешила и вплыла в кубрик с таким видом, точно занималась на тренажерах всю ночь.

Морозов же, наоборот, был гладко выбрит, прилежно одет и свеж, как огурчик. Он насвистывал бравурную мелодию из старой новостной программы и мазал плавленый сыр на печенье. Еще три ржаных пластинки парили над столом – лакомство готовили из особого теста, чтобы не крошилось и не вредило приборам. Борис печенье очень любил и ел только по важным случаям, тем самым как бы намекая, что вчерашняя проблема решена и можно дальше грезить о мировой славе. Михальчук же на завтрак не пришла, как и Титов. Звать их никто не собирался – трапезничать порознь правила не запрещали.

– Доброе утро, – Карина постаралась выдержать спокойный тон. – Смотрел отчет? Я сбросила на терминал.

– Нет, – с издевкой ответил командир и хрустнул закуской. – А должен?

– Там точные прогнозы. Мы должны возвращаться, иначе Аня может погибнуть.

Майор отрешенно пожал плечами.

– Как и любой из нас. При подлете. При посадке. На пути домой. Знаешь, сколько наших погибло за все время? Кто не рискует, тот не идет в космонавты.

– Борь, я все понимаю, – Казарина шумно выдохнула и зажмурилась. – Но как же ребенок? Он-то в отряд не записывался.

– Нет еще никакого ребенка, – в голосе мужчины все четче проступали раздражение и неприязнь. – Есть только зародыш. И неизвестно, что из него в итоге вырастет. И вырастет ли вообще. Вдруг Аня ошиблась? Мало ли от чего бывают задержки. А если через неделю эмбрион погибнет? Ворочать туда-сюда никакого топлива не хватит.

– А если все-таки выживет? – с надеждой произнесла женщина, точно речь шла о собственном младенце. – Но умрет позже, став чем-то большим, чем просто сгусток клеток. Хоть представляешь, что будет, когда мир об этом узнает? Когда по всем газетам затрубят, что русские погубили ребенка ради того, чтобы первыми воткнуть флаг? Нас не простят, Боря. Нас проклянут. И никогда не назовут героями.

– Вот поэтому, – Морозов вперил в собеседницу уничтожающий взгляд, – мы сделаем все, чтобы сохранить эту маленькую тайну. И не позволим единственному недоразумению разрушить наши жизни и пошатнуть престиж России.

– Да что ты заладил с этим престижем?! – Казарина и сама стала закипать от непрошибаемой бесчувственности начальника. – Ну, проиграли мы Луну – и что, все умерли?

– Смотря как посудить. Той страны, что билась с янки за спутник, вскоре не стало. Может, это просто совпадение, – Морозов большим пальцем подбросил печенье к потолку, точно монетку. – А может, нет. Лично я проверять не хочу. И не собираюсь войти в учебники как трус и паникер, опозоривший Родину из-за какой-то зиготы! Поэтому настоятельно советую не рубить сгоряча. Пройдет неделька-другая – и там видно будет, стоит ли беспокоиться, или же проблема высосана из пальца.

***

Позавтракав в гордом одиночестве, майор направился в командный отсек – помещение в половину кубрика с массивным выгнутым дугой пультом перед обзорными иллюминаторами. Сразу за ними находился шлюз, ведущий в похожий на грушу спускаемый модуль. Низ «груши» занимал иссиня-черный керамический экран – защита от перегрева в плотных слоях. А верх – стыковочный порт с кольцами парашютов, крайне полезных в разреженной, но все же атмосфере Марса.

Из отсека предстояло следить как за посадкой, так и за последующим взлетом, поэтому здесь находилось одно из немногих кресел, чтобы оператор случайно не отлетел от приборной панели в самый ответственный момент. Комбинезон крепился к сиденью банальными липучками, надежно фиксируя марсонавта и в то же время позволяя встать при первой необходимости.

Морозов это кресло очень любил, хотя до выхода корабля на орбиту в нем не было никакого смысла. И все же оно давало почувствовать себя если не царем на троне, то, по крайней мере, высоким начальником. И прежде чем включить микрофон внутренней связи, Борис поудобнее уселся, потянулся и хрустнул пальцами.

– Аня, загляни в пультовую. Есть разговор.

Михальчук явилась почти сразу. Во всем, что не касалось неприятных сюрпризов, к ней не придраться. Спокойная, точная, исполнительная – прямая противоположность лихому и непомерно смелому Титову. Девушка-пай, рядом жиган и хулиган… Да уж, стоило догадаться об этой парочке пораньше. Прозорливость – незаменимая черта вожака.

– Звали, Борис Федорович? – робко пролепетала инженер, зависнув у люка.

– Звал, звал, – Морозов выдавил кривую улыбку. – Да не трясись так, ругать не буду. И за прошлый раз извини – не стоило тогда орать. Но сама понимаешь, такие новости…

– Простите, – она отвела взгляд и заправила за ухо короткий медно-рыжий локон.

– Я вот о чем хочу спросить, – майор выдержал паузу, присматриваясь к подчиненной, как следователь – к преступнику. – Хоть это и личное, но я должен знать обо всем, что происходит на борту. Во избежание всяких… эксцессов. Понимаешь?

– Д-да, Борис Федорович, – если бы Аня могла, то провалилась бы сквозь пол прямо в вакуум.

– Отлично, – мужчина снова помолчал, наслаждаясь безраздельной властью и чужим страхом. – Тогда скажи, как давно у вас все началось?

– Еще в центре подготовки, – на скулах выступили алые пятнышки не больше ногтя размером – краснеть в невесомости не так-то просто из-за оттока крови. – Мы встречаемся около года. Разумеется, тайком.

– Ведь если бы об отношениях узнали, то не взяли бы вас в полет, – Борис ухмыльнулся, про себя радуясь тому, как легко удалось раскусить девчонку.

– Да.

– И как, в этот раз все серьезно? – в голосе скользнула едва скрываемая ирония. – Или ты – очередная подружка нашего бравого летуна?

– Нет! – Михальчук вскинула голову. – Мы любим друг друга! И поженимся сразу, как вернемся.

– Что же, – мужчина с недоверием хмыкнул. – Тогда могу лишь порадоваться за Титова. Наконец-то он остепенился и взялся за ум, а то совсем пропал бы парень.

– Вы это о чем? – несмотря на старания, инженер не совладала с тревожным любопытством.

– А он тебе не рассказывал? Ну да, таким обычно перед мужиками хвастают… В общем, Захар такой же первоклассный пилот, как и бабник. Ни одной юбки раньше не пропускал. И порой влипал в серьезные неприятности из-за слишком частых и не слишком разборчивых романов. Его чуть не отстранили – причем дважды, но тогда все нюансы удалось замять. Хорошо, что теперь эта морока в прошлом.

– Я… – Михальчук окончательно растерялась, – ни о чем таком не слышала.

– Потому что ты – единственный гражданский спец на борту. И поступила в центр прямиком из аспирантуры МГУ. Мы же из немного других буковок – ВКС, а служилый люд все о своих знает… Да ты не бери в голову, – он махнул рукой и откинулся на спинку. – Кто по молодости не чудил? Себя вспоминаю – уши от стыда горят! Просто хотел убедиться, что Захар не охмурил тебя, чтобы потом бросить, как прежних пассий. А раз все добровольно и честно, то и вопросов больше нет. Удачной вахты.

***

– Да как ты можешь ему верить? – гудело из-за переборки. – Он сказал это, чтобы нас рассорить!

– Значит, майор врет? – Аня в одночасье превратилась если не в разъяренную львицу, то в разъяренного котенка, а эти зверьки тоже могут доставить немало хлопот.

– Ну…

– Что – ну? Врет или нет?!

– Зай, да то когда было! Кто по молодости не чудил?

Девушка приготовилась выстрелить новой порцией обвинений, но осеклась на полуслове. И лишь тогда услышала стук в переборку.

– Эй, голубки! – прикрикнула Казарина. – Потише можно? Ночь на дворе!

Спутники извинились и замолкли, но отдохнуть Карине так и не удалось. Стоило влезть в мешок (а без ощущения спиной чего-то твердого спать в невесомости весьма некомфортно), как вместо долгожданного сна пришло полузабытое и старательно утрамбованное на дно разума воспоминание. Иногда Карине казалось, что мозг запоминает вообще все подряд, но большую часть не использует за ненадобностью. Либо старательно прячет то, что вызовет слишком сильную боль. Но стоит хоть как-то всколыхнуть этот тайник, хоть чем-нибудь задеть – звуком, словом, запахом – и все вылетит наружу, точно снаряд из пушки.

– Очнись, тебе всего восемнадцать! – прозвучал как наяву голос матери. – Какая семья, какие дети?

– Сперва получи образование, – поддакнул отец. – Мы хотим, чтобы ты пошла по нашим стопам. А с такой обузой точно ничего не добьешься.

– Но это мой ребенок! – в слезах выкрикнула конопатая девчонка с мягким нежным личиком – полной противоположностью высеченной изо льда маски.

– Ребенок – это якорь. Сначала не даст сдвинуться с места, а затем утянет на дно.

– К тому же, с точки зрения медицины, это еще просто сгусток клеток.

– Вот-вот. Потом нового сделаете – и по уму, а не абы как. Сейчас в ранних родах нет никакой нужды. А бесплодие от аборта – миф. Не вешалкой же его выковыривать будут, выпьешь таблетку – и все пройдет.

– И чтобы этого подонка я больше не видел.

– Но мы любим друг друга! И хотим пожениться!

– Ты совсем с ума сошла?! Сначала выбейся в люди, встань на ноги, а уж потом думай о детях. Я тебя в тридцать родила – и ничего страшного.

– Но…

Ссора продолжилась бы и дальше, но тут отсек озарила красная аварийная лампа, а по ушам ударил пронзительный визг сирены. Причину тревоги долго искать не пришлось – достаточно взглянуть на дисплей терминала, куда дублировались все системные сообщения. И первое, что увидела медик – мерцающий значок радиационной угрозы. Неужели движок пробило? Но тогда доза была бы куда выше, а тут фон как в среднем по космосу. Но датчики уловили бы его лишь в одном случае…

– Поле! – выдохнула Карина и со всех ног (а точнее, рук) бросилась в командный отсек.

Там уже собрался весь экипаж: Морозов молотил по клавишам, Михальчук просматривала логи, а Титов уставился в боковой иллюминатор, словно пытаясь засечь неведомого агрессора.

– Генератор накрылся! – доложила женщина.

– Все гораздо хуже, – процедил Борис сквозь стиснутые зубы. – Это разрыв контура.

– Вот же засада, – пилот тряхнул головой. – Столько летели – и на тебе.

– Вариантов поломки масса. Придется выходить и проверять обмотку. Аня – готовься. Захар – страхуешь.

– Почему она? – удивилась Казарина. – Работа займет несколько часов, а ей нельзя облучаться. Корпус дает хоть какую-то защиту, а скафандр – что решето.

– Во-первых, – Морозов скрестил руки на груди, – Михальчук – инженер, и ремонт – ее прямая обязанность. Во-вторых, она лучше всех разбирается в аппаратуре и закончит гораздо быстрее любого из нас. Так что возражения не принимаются.

– Я справлюсь, – девушка приосанилась и вскинула подбородок, хотя глаза выдавали запредельное волнение.

– И не сомневаюсь, – Борис повернулся к дисплею. – Приступайте.

Скафандры шились из нанопласта – легкого и очень прочного материала, и не имели ничего общего с громоздкими костюмами прошлого, больше напоминая снаряжение для глубоководного дайвинга – утолщенные серебристые комбинезоны с компактными ранцами. В них помимо запаса кислорода хранились аккумуляторы, вода и сжатый воздух для маневровых двигателей. Фалы уже давно не применялись, но в случае нужды из наруча на левом предплечье выстреливала кошка с магнитным якорем и притягивала космонавта к кораблю.

Карина дала обоим таблетки, снижающие уровень азота в крови. Препараты позволяли сократить время подготовки до двух часов, но одним дыханием дело не ограничивалось – также проверялись датчики, инструменты и герметичность.

– И все же странно, – Захар расправил плечи, подгоняя эластичный материал по фигуре. – Шли как по маслу, а тут началось ни с того ни с сего…

– Может, это просто совпадение, – ответила Казарина и мысленно добавила: «а может, нет».