Призраки Каллисто

– Корабль «Россия», – сказала Президент США.

Не такая уж она и дура, подумал Госсекретарь и кивнул:

– Он самый. Плюс экипаж. Вы, надеюсь, в курсе, что он будет международным? Русские сами предложили. Всего семь человек. Из них трое русские, – это, как мне доложил надёжный источник, уже решено и не обсуждается. Остаются четверо. Мне кажется, мы должны застолбить за собой хотя бы два места из четырёх. С гарантией застолбить.

– Должны? – Оливия приподняла бровь.

– Именно. Должны. Не русским, понятно. Себе. Мне нужно объяснять, зачем?

– Обойдусь без ваших лекций, – Оливия откинулась на спинку кресла, её пальцы выбили на подлокотниках короткую дробь (Редвуд не узнал мелодию). – Извините, Джордж, но иногда вы бываете чертовски занудным с вашей проповедью очевидных истин.

– Лучше прослыть занудным, чем безответственным, – парировал Джордж.

– И это тоже верно, – кивнула Оливия. – Так что от меня нужно?

– Честно?

– Рискнём.

– Звонок товарищу Столярову.

– Бросьте, Джордж, какой он товарищ.

– Он тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения, успел побывать в этом их коммунистическом союзе молодёжи, комсомоле. Значит, товарищ. И вообще, вы недооцениваете русских в этом смысле.

– То есть?

– Все они как были, так и остались товарищами. Просто некоторые хорошо маскируются под господ.

– Джордж! – засмеялась Оливия. – Я понимаю вашу ненависть к коммунизму, как идеологии, но право, это иногда похоже на паранойю.

– Лучше быть параноиком, чем… Впрочем, кажется, что-то подобное я только что говорил. Позвоните Столярову, мэм. И помните – нам нужно два места. Лучше три.

– Три – это вряд ли, – сказала Оливия.

– Но помечтать-то можно?

– Помечтать можно. Когда нужно звонить?

– Лучше всего сегодня. Ещё лучше – прямо сейчас.

– Ого, – сказала госпожа Президент.

– Время не ждёт. Как говорят русские, надо ковать железо, пока оно горячее.

– Они так говорят? Кстати, Джордж, давно хотела спросить. Откуда у вас такое хорошее знание России и вообще русских, включая язык?

– Они наш главный противник на этом шарике, – сказал Редвуд. – А противника нужно хорошо знать.

– Окей, пусть будет по-вашему. Попробуем заняться ковкой горячего железа, – она протянула руку, сняла трубку телефона. – Соедините меня с Президентом России. Прямо сейчас. Да, жду.

Редвуд поднялся, намереваясь покинуть Овальный кабинет.

– Сидите, Джордж, – попросила Оливия, прикрыв ладонью микрофон. – Как ни странно, мне с вами спокойнее. Сейчас всё и выясним.

Редвуд кивнул и снова уселся. Ему было приятно доверие Оливии, и он подумал, что, пожалуй, поторопился в своих оценках. Возможно, из госпожи Трэвис выйдет толк.

– Да, – сказала в трубку она, – я готова, – быстрая улыбка. – Здравствуйте, Александр, рада вас слышать! – Оливия говорила по-английски. Редвуд знал, что её слова, так же, как и говорящего по-русски Президента России синхронно и почти безупречно переводит ИИ последнего поколения, специально натасканный на эту задачу. – Спасибо, что согласились уделить мне минуту вашего драгоценного времени…

Голоса русского Президента Александра Столярова Госсекретарь США Джеймс Редвуд не слышал. Но по репликам Оливии мог сделать вывод, что беседа идёт в нужном русле. Хотя и не так удачно, как можно было надеяться.

– Александр, я не буду долго ходить вокруг да около. Скажу прямо. Мы очень рассчитываем на участие в исторической миссии вашего чудесного космического корабля. Я имею в виду «Россию», разумеется. Да. Да. Финансирование – это само собой. В должном размере, мы не останемся в стороне, в конце концов, дело общее, всё человечество заинтересовано, и мы тоже… Да. Да, конечно. Непременно. Так вот, речь о непосредственном участии американских астронавтов. У нас давнее и успешное сотрудничество в этой области, не мне вам рассказывать. Скажу прямо. Мы бы хотели два места в экипаже. Видите, как скромно? Всего два из семи… Одно? Господин президент, честно скажу, что хотела торговаться о трёх. Постеснялась. Но при всём уважении, одно – это слишком мало. Два. Вот и Госсекретарь здесь рядом со мной, и он тоже просит два. Правда, Джордж?

– С глубочайшим уважением, – подтвердил Редвуд. – И передайте господину Президенту моё восхищение его смелым решением послать «Россию» к Каллисто.

– Он подтверждает, – сказала Оливия в трубку. – Два. С глубочайшим уважением. И просит передать своё восхищение вашей смелостью и решительностью. Спасибо, передам. Так что скажете?

Некоторое время она молчала, внимательно слушая, что говорит ей русский Президент, затем сказала:

– Хорошо, спасибо, Александр. Я всё поняла. Мы готовим двоих, но гарантировано рассчитываем на одного. Пока рассчитываем, – слово «пока» она произнесла с нажимом. – Я сообщу НАСА, они свяжутся с вашими службами сегодня же. Да. Хорошо. Рада была пообщаться. До свидания.

Он положила трубку. Хмыкнула. Растёрла щёки. Коротко и внимательно посмотрела на Джорджа.

– Знаете, что он потребовал за второе место? – осведомилась.

– Потребовал? – переспросил Джордж.

– Хорошо, предложил обмен. Но это было очень похоже на требование. Хоть и мягкое, признаю.

– Мягкое требование… – повторил Редвуд. – Попробую догадаться.

Он сделал вид, что напряжённо, но быстро думает, затем сказал:

– Крым?

– В точку. Он хочет, чтобы мы признали Крым русским.

– Хм.

– Это всё, что вы можете сказать?

– Ну почему же, могу и больше.

– Давайте, – кивнула Оливия. – Только честно.

– У нас прямо день честных высказываний, – заметил Редвуд.

– Я этому только рада. Итак?

– Фактически, Крым давно русский, – решительно произнёс Редвуд. – А главное, всегда им был и вряд ли в обозримом будущем положение изменится. И местные жители не мыслят себя вне России. Но об этом не будем, иначе далеко уйдём. Скажем о насущном. Двадцать лет – это много. Можно и признать. Тем более, многие уже признали. Те, кто подальновиднее.

– То есть, вы предлагаете сдаться и признать, что наш, как вы говорите, главный противник нас победил? – осведомилась госпожа Президент. Неожиданно тон её стал ледяным.

Не верю, подумал Редвуд. Хотя в Голливуде бы оценили. Я даже знаю парочку конкретных продюсеров.

– Проиграть сражение – не значит проиграть войну, – сказал он. – А Украина, если уж быть откровенным до конца, нам больше не интересна ни в каком виде. Она давно не козырь, а балласт. Шестёрка, которую сбрасывают в надежде на флеш-рояль в прикупе. Поэтому, повторю, можно признать. Но двух мест в экипаже за такое признание мало.

– Три места нам не удастся получить, сразу вам говорю, это утопия. Я хорошо знаю Александра Столярова, поэтому даже заикаться не стала.

– Бог с ним, с третьим местом.

– Окей. Что ещё? Ближний Восток, Индонезия, пересмотр Договора об Антарктиде?

– Нет, – покачал головой Редвуд. – Эти вопросы можно решать обычным дипломатическим путём. А мы куём железо, не забыли? Поэтому я бы посоветовал очень мягко потребовать или попросить, как сами решите, полноценного участия США в строительстве второго межпланетного корабля. С допуском ко всем технологиям, включая технологии ядерной энергодвигательной установки, ионных двигателей и противорадиационной защиты.

– Второго межпланетного корабля… – повторила Оливия Трэвис. – Думаете, будет второй корабль?

– Обязательно, – кивнул Редвуд. – При всех достоинствах, «Россия» – опытный образец, прототип. А человечеству потребуется мощный, полноценный корабль, на котором можно быстро и безопасно добираться до любых уголков Солнечной системы. Очень скоро потребуется. И это ещё не всё.

– Инопланетные технологии, – догадалась Оливия. – Вы думаете об инопланетных технологиях!

– Сегодня воистину счастливый день, – улыбнулся Джордж Саймон Редвуд. – Президент и Госсекретарь, демократ и республиканец, мыслят в унисон и согласны друг с другом. Надо будет отметить. Именно так, мэм! Инопланетные технологии! Если на Каллисто находится корабль чужих – неважно, с живыми разумными существами на борту или нет, то это значит, что он сумел преодолеть межзвёздное пространство. И полноценное участие в экспедиции и строительстве второго корабля, даст нам почти равные шансы с русскими овладеть этими фантастическими технологиями! Иначе – неизбежный проигрыш и безнадежное отставание в гонке за технический прогресс. О новом оружии, которое могут дать все эти технологии, я уже даже не говорю.

Госсекретарь вскочил и возбуждённо прошёлся по кабинету, увлечённый собственными мыслями, которые, опережая друг друга, теснились в его голове. Оливия смотрела на него блестящими глазами.

– Крым! – воскликнул Редвуд. – Да что там Крым, – он невольно понизил голос. – Ради такого дела, я бы намекнул русским, что мы и Донбасс готовы признать. Не сразу, конечно. Не завтра.

– Ого, – откинулась в кресле Президент США. – А ещё говорят, что республиканцы – консерваторы. Да вы настоящий революционер, господин Госсекретарь!

– Ну что вы, – сказал Редвуд. – Мной движет чистый прагматизм и любовь к Родине.

– А Украину, значит, окончательно отдаём русским на растерзание? – по губам Оливии скользнула тонкая улыбка.

– Да бросьте, мэм, какое там растерзание. Не будет никакого растерзания, сами разберутся постепенно. Без малого четыреста лет назад разобрались, и опять разберутся. Поверьте, усиление России за счет Украины – это полная ерунда по сравнению с тем, которое Россия получит, единолично захватив все инопланетные технологии, – он перевёл дух и огляделся ищущим взором. – Знаете, Оливия, возможно, моё заявление покажется вам неожиданным и даже шокирующим, но я бы выпил. За то, чтобы у нас всё получилось.

– Виски в баре, Джордж, – сказала Оливия. – И мне налейте. Со льдом. Как там говорят русские, – гулять так гулять?

Джордж Саймон Редвуд ухмыльнулся и направился к бару. День определённо удался, и перспективы, которые он открывал, внушали Госсекретарю США радость и надежду.

Глава пятая

Полковнику ВВС, летчику-космонавту и Герою России Ивану Сергеевичу Алёхину не удалось поскандалить с женой.

В следующем две тысячи тридцать четвёртом году, седьмого мая, Ивану Сергеевичу исполнялось пятьдесят, а ещё через два дня, девятого, в День Победы, – двадцать пять лет их совместной с Дашей жизни. Серебряная свадьба. Пролетели годы – не заметил. В любви и согласии. Двоих детей родили и воспитали. Старшему Виталию – двадцать четыре года, уже семейный человек, работают с женой на космодроме «Восточный».

Младшей Варваре – девятнадцать, студентка МАИ, умница и красавица. Мечтает строить космические корабли и летать на них. Как папа.

Чего ещё желать?

Он и не желал. Поэтому известие о своём назначении первым кандидатом в командиры межпланетного корабля «Россия» и экспедиции на Каллисто принял спокойно. Поначалу. И только вернувшись домой, понял, что волнуется. Да ещё как.

Юпитер! Чёрт возьми, немыслимая, безумная даль. Предел мечтаний – Марс, и туда он как раз рассчитывал попасть, поскольку план был утверждён, и он в этом плане фигурировал. Сначала в качестве командира корабля во время испытательных полётов, а затем – командира корабля и экспедиции на Марс.

Теперь, как ему сегодня рассказали, испытательный полёт сведётся к петле в плоскости эклиптики. Два с половиной миллиона километров туда, два с половиной обратно. На всё про всё две недели. Полная нагрузка на все системы, форс-режим, интенсивная отработка нештатных ситуаций. Затем пять дней отдыха на Земле и – старт к Юпитеру.

Безумие.

Он снял куртку, разулся, прошёл на кухню, откуда доносился восхитительный запах жарящихся беляшей.

– Привет, – чмокнул жену в щёку, уселся за стол.

– Привет! – откликнулась Дарья, ловко орудуя деревянной лопаткой. – Чего так рано? Беляшик?

– Лучше два. Или даже три. И чаю.

– Чаю сам налей, только что закипел. А беляши сейчас будут готовы.

Он налил себе чаю в любимую большую полулитровую чашку с изображением «Гагаринского старта» космодрома «Байконур», положил две ложки сахара, размешал. Жена поставила перед ним тарелку с беляшами.

– Смотри, горячие, только с огня.

– Ага, – сказал он. – Сейчас, руки забыл помыть.

Сходи в ванную, вернулся. Ухватил беляш и тут же, шипя, отпустил:

– Чёрт, горячий!

– А я тебе что говорила, – Даша выключила огонь, вытерла руки полотенцем, села напротив. – Что случилось?

– Ничего, нормально всё.

– Да уж, вижу. Давай, рассказывай. Каллисто?

– Поразительно, – сказал он. – Ты мысли мои читаешь, что ли?

– Конечно, – кивнула она с серьёзным видом. – Ты разве не знал?

Он вздохнул. Снова ухватил беляш, подержал в пальцах – терпимо. Осторожно куснул. Было очень горячо и очень вкусно. Прожевал, запил чаем, проглотил.

Дарья ждала.

– Что-то ты спокойная какая-то, – сказал он. – Понимаешь хоть, куда меня отправляют?

– Чего уж тут не понять, – ответила она. – Почти шестьсот миллионов километров туда и столько же обратно. Интернет в помощь. Да я и без него знала. Ты не забыл, кто мой муж?

Он промолчал. Откусил второй кусок. Затем третий. Наконец, доел весь беляш и взялся за второй.

Когда он съел третий, Даша сказала:

– Видишь, легче стало. А ты волновался. И даже думал, что я могу устроить тебе скандал на почве этой ужасной новости. Ведь думал, признайся?

– Думал, – вздохнул он. – В конце концов, должно же у тебя когда-нибудь кончиться терпение?

– Что-что? – изумилась она.

– Женское терпение, – пояснил он. – С такой профессией, как у меня, оно должно когда-нибудь закончиться.

– А что такого особенного в твоей профессии?

– Как это? – он почувствовал, как самолюбие кольнула лёгкая обида. – Я вообще-то космонавт. И мне предстоит опаснейший полёт. Таких никто ещё не совершал.

– Мужчины, если они, конечно, нормальные мужчины, постоянно совершают то, что до них никто не совершал. Магеллан, Амундсен, Чкалов, Гагарин, Нил Армстронг. Те, кто остановили немцев под Москвой и в Сталинграде. Врачи, учёные, пожарные, спасатели… Да мало ли! Но как ты думаешь, что труднее – ждать мужа из долгого и опасного космического полёта или с войны? Миллионы русских женщин ждали, а я чем лучше? Тоже жду. Каждый раз волнуюсь, переживаю и даже плачу иногда. Но – жду. Это входит в мои обязанности жены. Жены космонавта, твоей жены. Вот уж не думала, что такие элементарные вещи я должна объяснять. И кому! Ивану Алёхину, легенде русской космонавтики, Герою России! – она едва заметно покачала головой. – Ты фильмов, что ли, голливудских насмотрелся? Так вроде вместе смотрим, репертуар мне известен. Или… – Дарья внимательно посмотрела на мужа. Иван встретил её взгляд и отвёл глаза.

– Ясно, – сказала она. – Волнуешься. И даже где-то боишься. Ничего, это бывает. Даже с самыми лучшими из мужчин. Погоди-ка.

Она поднялась, достала из холодильника початую месяц назад бутылку водки, банку с солёными огурцами и поставила всё это на стол. Затем на столе появились две стопки и новые, покрытые золотистой корочкой, источающие изумительный аромат, беляши со сковородки.

– Наливай, – сказала Даша, выкладывая на тарелку огурцы.

– Уверена? – Иван с сомнением глядел на запотевшую бутылку.

– Уверена. Чисто в терапевтических целях. Тебе ведь на службу уже не надо сегодня?

– Не надо. Если срочно не вызовут, конечно.

– А и вызовут, так что?

– Ты права, – сказал он. – Имею право.

Решительно взял бутылку и разлил водку по стопкам. Случаи, когда Дарья сама предлагала ему выпить, можно было пересчитать за все годы их совместной жизни по пальцам. Да он и сам был к выпивке равнодушен, хотя хорошую душевную компанию поддержать при случае мог. Собственно, ни советские, ни российские космонавты никогда не были трезвенниками. Как, впрочем, и советские, а затем российские военные лётчики. Кто он такой, чтобы нарушать традицию?

– За тебя, – сказал он и поднял стопку.

– Нет, – покачала головой жена. – Сначала за тебя, Ваня. Ты у меня самый лучший и справишься с любой задачей, я верю. Давай за это.

Они чокнулись, выпили. Закусили огурчиками и беляшами. Иван почувствовал, как ледяная водка, словно огонёк по бикфордову шнуру, пробежала по жилам, мягко взорвалась в мозгу.

Стало хорошо и легко. Чего он вдруг замандражировал, идиот? Родина не ставит невыполнимых задач. Трудные – да. Но все они выполнимы. При должной подготовке экипажа, правильной и чёткой организации, надёжной технике и соответствующих личных качествах командира. В технике он уверен. Да, МПК «Россия» – экспериментальная машина, прототип. Но он знает, на что этот прототип способен. Что Юпитер, он до Сатурна долетит и вернётся в случае нужды! А может быть, и дальше. Опасно? Да, опасно. Но когда было по-другому? Права Даша, умничка его любимая, мгновенно раскусила его состояние и провела короткую и эффективную психотерапию. Как же я её всё-таки люблю…

Иван разлил по второй:

– А вот теперь за тебя, родная, – сказал прочувственно. – Спасибо тебе, без тебя я – никто и ничто. Ни черта бы у меня без тебя не вышло, точно тебе говорю. Поэтому… В общем, люблю тебя и буду любить всю жизнь. Так и знай.

Он чокнулся с женой и залпом проглотил содержимое стопки, чтобы убрать неожиданно подступивший к горлу спазм.

– Михаил Яковлевич, ты, наверное, шутишь, да? – с надеждой спросил Пётр Игнатьевич Ригерт, начальник Центра подготовки космонавтов им. Гагарина. – Ну, признайся? Я пойму, и мы даже вместе посмеёмся. Обещаю.

Неделя выдалась у Петра Игнатьевича та ещё. Пожалуй, он с полным основанием мог сказать, что в жизни на его долю не выпадало нервотрёпки столь высокого качества, как за последние семь дней. Пять рабочих и выходные. Которые остались выходными только в календаре.

Сказать, что в эти дни Пётр Игнатьевич крутился, словно белка в колесе, – это всего лишь употребить истёртый донельзя штамп и не добиться нужного эффекта. Куда там белке. Та, по крайней мере, может остановить свой бег в любой момент и отправиться грызть любимые орешки. Белка, ха! Гладиатор на залитой кровью арене древнеримского цирка – вот правильное сравнение. Один против нескольких противников.

Вот он приседает, пропуская над собой смертельное жало копья, и в следующую секунду высоко подпрыгивает, дабы избежать коварной подсечки меча-гладиуса. Тут же парирует щитом удар боевого трезубца и делает быстрый шаг назад и вбок, минуя сеть ретиария. И снова прыжок, уклон, парирование. Ноги дрожат от напряжения и усталости. Едкий пот заливает глаза, левая рука – сплошная боль, и кажется, что сил поднять тяжёлый щит, чтобы закрыться от очередного удара, не осталось. Но он поднимает. И снова крутится на раскалённом песке в борьбе за жизнь и свободу.

Да, самое главное. У этого гладиатора нет оружия и ответить противнику ударом на удар он не может. Таковы правила игры. Он должен продержаться определённое время. Когда время выйдет, бой закончится. Или его победой, – значит, жизнью. Или его смертью – значит, поражением.

– Петя, скажи, я когда-нибудь подобными вещами шутил?

Генеральный конструктор МПК «Россия» Михаил Яковлевич Колосов сидел в кабинете Петра Игнатьевича в свободной позе человека, который может себе многое позволить, забросив ногу за ногу, и смотрел на хозяина кабинета спокойным взором.

– Помилуй, Михаил Яковлевич, какая ещё полька? Экипаж – семь человек. Из них – трое наших, двое американцев, один немец и одна китаянка. Всё! Тебе рассказать, кто мне звонил, утрясая этот национальный состав, или сам догадаешься?

– Она не просто какая-то полька. Она – та, кто поймал сигнал с Каллисто. Агнесса Калиновская. Радиофизик и астроном высочайшего класса. Инженер-радиотехник, причём специализирующийся именно в космической радиотехнике. Русский и английский в совершенстве. Чуть хуже французский и латынь, но тоже вполне на уровне. Отменное здоровье. Плюс девятое место по высшему пилотажу на Чемпионате Европы две тысячи тридцатого года. Чего тебе ещё надо?

– Мне? Мне – ничего. Я, что ли, виноват, что некий Колосов Михаил Яковлевич спроектировал и построил корабль, экипаж которого не может быть больше семи человек?

– Это полная ерунда! – рявкнул Михаил Яковлевич. – Петя, ну как тебе не стыдно? – добавил он мягче. – Ты не хуже меня знаешь, что «Россия» рассчитана на девятерых. Если чуть потесниться – десятерых. Просто наши великие психологи посчитали, что семь – оптимальное число. Хочешь знать, что я думаю по этому поводу? Суеверие чистой воды. На уровне черного кота через дорогу и троекратного плевка через левое плечо. Смешно, честное слово.

– Ага, смешно. Тебе сказать, в какую сумму обходится отправить одного человека в систему Юпитера или сам догадаешься? Я уже молчу о том, что она не прошла даже стандартной двухгодичной подготовки в отряде.

– Это не проблема. Уверен, она справится в ускоренном режиме. А не справится, ты её отчислишь, и все дела. Что касается суммы, то и тут я не вижу ни малейших препятствий. Поляки будут счастливы оплатить подготовку и полёт соотечественницы. Из последних штанов выпрыгнут. А то я их не знаю с их гонором и понтами. Такие же, как мы, если не хуже. К тому же, – он доверительно понизил голос, – ты сильно недооцениваешь эффект интриги.

– Какой ещё интриги? – буркнул Ригерт.

– Современная наука, включая любое мало-мальски важное исследование – это шоу, – пояснил Колосов. – А в любом шоу должна быть интрига. Иначе смотреть не будут. Зритель до последнего не должен знать, сколько именно человек полетит на Каллисто. Семь? Восемь? Может быть, даже девять? При этом готовятся все двадцать… Да что я, спроси у пиар-службы «Роскосмоса», они тебе то же самое скажут. Чем волнительней интрига, тем больше денег. Нет интриги – можешь забыть об инвестициях. Хочешь, расскажу, какие я интриги закручивал, когда «Россию» проектировал и строительство пробивал? Шекспир нервно курил в коридоре.

– Шекспир умер, – сказал Петр Игнатьевич. Он уже понимал, что проигрывает этот спор.

– Протестую, – быстро ответил Генеральный конструктор почти цитатой. – Шекспир бессмертен.

– Даже, если я соглашусь, Игорь Максимович будет против, – Ригерт сделал ещё одну попытку.

– Огнев? – небрежно осведомился Колосов. – Я с ним полчаса назад говорил. Он сказал, что идея интересная и, если ты согласишься, то и он палки в колёса вставлять не будет. Даже наоборот – всячески поддержит. «Нам, – сказал, – с поляками давно надо забыть про все прежние обиды. И полет «России» – отличный повод». Хочешь, сам ему позвони.

– Я тебе верю, – вздохнул начальник Центра подготовки космонавтов. – А…

– Министру не звонил, – сказал Колосов. – Нечего его по пустякам беспокоить.

– Ничего себе пустяки! Да если…

– Зато я разговаривал с Гарбич.

– Погоди. Ты имеешь в виду пресс-секретаря… – Ригерт показал глазами вверх. – Самого?

– Именно, – подтвердил Колосов. – С Галиной Викторовной. Мы с ней давно знакомы. Ещё с тех пор, как… Впрочем, неважно. Важно, что я с ней говорил, – Михаил Яковлевич значительно умолк.

– И… что? – предсказуемо не выдержал Ригерт.

– Одобрила. Дала понять, что мысль Огнева о налаживании по-настоящему добрых отношений с Польшей, небезынтересна как с политической, так и с экономической и даже национальной точки зрения. И Агнешка Калиновская может сыграть здесь положительную роль.

– То есть, ты получил добро на самом высшем уровне? Надо было с этого и начинать. А то морочишь мне тут голову.

– Ну, про самый высший уровень я тебе ничего не говорил. Гарбич лишь пресс-секретарь Президента. Но мы-то знаем, как и на что она может повлиять.

– Поконкретнее можно?

– Тебе не кажется, что ты стал слишком осторожным? – спросил Колосов. – Нужно уметь рисковать, товарищ Ригерт. Удача не любит тех, у кого поджилки трясутся по любому поводу.

– Ничего, – парировал Ригерт. – Бережёного бог бережёт. Это тебе, Михаил Яковлевич, можно рисковать при твоём таланте и заслугах. А мы люди простые, государевы люди, можно сказать.

– Ну-ну, не прибедняйся. Так вот тебе сведения, как государственному человеку. Гарбич обещала, что поставит Александра Николаевича в известность, если Агнешка удержится в отряде. Пока, она считает, этого делать не стоит.

– И она права. Ладно, – вздохнул Пётр Игнатьевич, – считай, уговорил. Давай сюда свою протеже. Будем знакомиться. Но учти, – от встрепенулся. – Только в отряд! И то, если пройдёт по здоровью и остальным тестам. Дальше – сама.

– По другому я бы не согласился, – сказал Генеральный конструктор. – Справедливость превыше всего.

Вызов ЦУПа застал Олега Чернея в своей каюте.

Своя каюта! Раньше о подобной роскоши можно было прочесть только на страницах фантастического романа. А теперь – пожалуйста. МПК «Россия» мог себе позволить то, что на прежних кораблях с их ограниченными энерго и прочими ресурсами было просто немыслимо.