Две стороны. Часть 3. Чечня

Батальон растянулся по хребту на десяток километров, нацелив свое вооружение на северную часть Грозного. Пару раз Щербаков ездил на танке проверить свои 158-й и 172-й экипажи. Молодой экипаж 172-го стоял недалеко, под присмотром экипажа командира танковой роты, совместно с «Танюшей» охраняя штаб батальона. 158 находился правее и дальше по хребту в ложбине, рядом с разрушенной нефтяной качалкой. Его экипаж занял там оборону вместе с 1 МСВ 4-й МСР. Пехота поселилась в оставшемся от нефтяников синем вагончике с законопаченными дырками от пуль и осколков в жестяных стенах. Танкисты 158-го не стали заморачиваться с землянкой и так же, как и экипаж Щербакова, жили в танке.

Дальше всех по хребту стоял один из мотострелковых взводов 6 МСР с экипажем 153-го танка 2 ТВ, его наводчиком являлся небезызвестный Женька Лебедев, заваливший мечеть с боевиками в дагестанском Карамахи. Командиром танка был сержант Евстигнеев Сергей, механиком – башкир Эмиль Кайдалов. Их танк занял оборону на крутом обрыве, направив пушку вниз в сторону пригородов Грозного.

13 января, когда время близилось к полуночи, в черное небо взвилась красная ракета и в наушниках сидящего на дежурном приеме Щербакова, прозвучал приказ "К бою!". Лейтенант растолкал заснувший экипаж, приказав немедленно завести танк. В холодной тишине донеслось, как левее, в стороне КНП батальона запустили свои двигатели 172-й и «Танюша». Двигатель 157-го загрохотал, и теперь, кроме его рева, вокруг ничего не слыхать. Юркнув в люк, лейтенант включил наблюдательный прибор, поставил его в ночной режим и завертел командирской башенкой в поисках целей, тревожно вслушиваясь в потрескивающие помехи наушников.

«Альбатрос, альбатрос, – наконец услышал он общий для всех позывной, – наблюдать в сторону города. Возможен прорыв противника! Без команды не стрелять!»

В груди Щербакова тревожно екнуло: – Кравченко, наблюдай в сторону противника! Не стреляй без команды!

Кравченко, кивнув, прильнул к окулярам прицела и стал потихоньку вращать пушку по сторонам. Поначалу в приборе ночного видения Щербакова мельтешили только черно-зеленые помехи, но потом вдруг он увидел парные точки далеких автомобильных фар.

– Товарищ лейтенант, – в наушниках послышался голос Кравченко, – там, по ходу, машины какие-то сюда едут. Может, долбануть?

– Без приказа не стрелять, ты что, не слышал? – Щербаков зыркнул на наводчика, но тот уже опять уставился в прицел. – Кравченко, ты слышал?

– Да слышал, слышал!

– Сколько до цели?

– Три шестьсот, – ответил наводчик.

– Люк задрай, – закрывая командирский люк, крикнул Щербаков, – Обух, тоже люк закрой совсем!

– Прокат 30, прокат 31, прокат 32! Я прокат 01, как слышно? Прием!

– Прокат 01, я прокат 30. На приеме!

– На приеме 31-й.

– На приеме 32-й.

– Покат 30, прокат 31, прокат 32! Огонь в сторону противника! Как поняли? Прием!

– Вот теперь стреляй! – Щербаков посмотрел на нажавшего кнопку АЗР Кравченко.

Снаряд-заряд привычно влетели в канал ствола, и через мгновенье гулко грохнул выстрел. В прицел видно, как правее, с возвышающегося утеса, полетели пунктиры из спаренной зенитной установки в сторону мелькающих где-то далеко внизу огоньков. В приборе ночного видения на мгновения показалось несколько вспышек разорвавшихся танковых снарядов. Буквально через секунды огоньки стали разворачиваться и гаснуть. Вновь в прицеле одни помехи.

– Куда стрелять? – Кравченко рыскал башней из стороны в сторону, пытаясь найти цель.

– Смотри пока в прицел!

ЗУшка на утесе тоже умолкла, выпустив полный заряд БК. Приказ прекратить огонь. Еще минут двадцать пытались разглядеть противника в "ночники" – сплошная темнота, лишь зарево пожаров в самом городе. Наконец поступил приказ наблюдать в сторону противника и находиться на приеме. Кравченко через какое-то время задремал, привалившись к холодной стене башни, Щербаков же всё смотрел в ТКН-3М, пытаясь хоть что-то увидеть среди пляски черно-зеленых точек. Сашке давно хотелось в туалет, но лейтенант боялся вылезти из танка – ему казалась, что на башне сидит боевик с ножом и ждет, когда из танка покажется голова командира.

«Обух, глуши двигатель! – приказал он механику, но тот не отвечал, – Толян!»

Почему он молчит? Заснул? А может, правда боевики в темноте незаметно подобрались к танку! Когда терпеть стало невмочь, Александр взвел затвор автомата и потихоньку приоткрыл люк. В щели только ночной мрак. Откинув люк, он быстро огляделся по сторонам. Внизу на трансмиссии в горячих потоках воздуха спал механик Обухов…

До утра наблюдали в сторону Грозного, но больше приказа "к бою" не последовало. Когда рассвело, в прицеле виднелась только запорошенная снегом колея дороги, уходящей в сторону Грозного, никаких уничтоженных целей. Что это было – прорыв боевиков из города, заблудившееся подразделение ВВ или федеральных войск – так и осталось загадкой.

Следующие несколько дней экипажи занимались обслуживанием танков – заправляли аккумуляторы, проверяли крепления коробок КДЗ на бортах и башне своих танков, чистили вооружение – автоматы, пушки, пулеметы, догружали боекомплекты. И помимо этого круглосуточно несли боевое дежурство. Днем и ночью в Грозном по-прежнему полыхали вспышки ракетно-бомбовых ударов и слышался далекий гул взрывов.

В один из дней Щербакову посчастливилось съездить в Толстой-Юрт с группой офицеров. Там находился переговорный пункт, оттуда Щербаков смог дозвониться домой. Связь велась через спутник, поэтому фразы доходили до собеседника не сразу, а только через несколько секунд. Но, несмотря на плохую связь и эхо в телефонной трубке, Александру удалось поговорить со своими отцом и матерью. Сказал, что звонит из Шелковской, что всё у него хорошо и скоро все поедут домой. В расположение возвращался со стоящим в горле комом – тяжело слышать еле сдерживающих слезы родителей.

В очередное пасмурное утро один из контрактников-мотострелков случайно обнаружил мертвое тело солдата-срочника. Что случилось с бойцом – застрелили или что другое, Щербаков так и не узнал. Поступил приказ еще более усилить бдительность, опасаясь диверсантов.

Основное событие этих дней – прибытие командира полка полковника Чебышева, 1-го МСБ и 2-й ТР вместе с комбатом танкового батальона майором Купцовым на Терский хребет. Круговую оборону первый мотострелковый батальон и вторая танковая рота заняли левее 2-го МСБ, на хребте недалеко от селения Толстой-Юрт. Это прибытие заставило задуматься о дальнейшем – зачем наращивают группировку? Неужели придется идти на Грозный?

Добро пожаловать в ад!

Никто из офицеров батальона, кроме, может, комбата и начальника штаба, не знал, что 2 МСБ с самого начала ввода в Чечню находился в резерве. Он постоянно шел "вторым эшелоном", заходя в уже занятые населенные пункты и не вступая в серьезные стычки с противником. Так планировалось изначально.

Замыслом на проведение операции по освобождению города Грозный от бандформирований предусматривалось до 10 января 2000 года провести перегруппировку войск и создать штурмовые отряды. К исходу 14 января захватить консервный завод, находящийся на северо-востоке города. Далее Грозный планировалось условно разделить на две зоны, «Западную» и «Восточную». В течение подготовительного периода по периметру окружения на пути возможного прорыва боевиков организовать минные поля и перегруппировать войска с целью блокирования выхода противника из города. Уничтожение бандформирований, находящихся в укрытиях центральной части города, командование группировкой намеревалось провести ударами авиации, ракетных войск, огнем артиллерии большой мощности с применением высокоточных боеприпасов.

Но что-то пошло не совсем по плану – часть подразделений не справилась с поставленными им боевыми задачами, встречая ожесточенное сопротивление противника. И в ту ночь, когда Щербаков в холодном тентованном кузове ГАЗ-66 отмечал день рожденья командира мотострелкового взвода Игоря Вологжанина, где-то в штабе объединенной группировки войск решили – находящийся в резерве 2-й МСБ вместе с приданной ему 1 ТР включить в состав штурмовых отрядов.

Морозным солнечным утром 17 января на общем построении батальона объявили о срочной передислокации всего 2 МСБ и 1 ТР роты в Грозный.

«Ну вот и дождались, – ёкнуло в груди Щербакова, – а ведь пять месяцев назад обещали месяц-два на блокпостах в Дагестане постоять – и домой…»

Чуть позже, на собрании командиров рот в батальонной штабной палатке, майор Бельский развернул большой аэрофотоснимок местности. На нём стрелками обозначались направления ударов 2 МСБ, начиная от территории каких-то заводов и дальше, по мосту через реку Сунжа, вдоль длинной прямой улицы. Снимок приказали сверить с картами, потому как печатали их еще в середине 80-х годов и многое на местности давно изменилось. Кроме того, Бельский сообщил, что противником может применяться отравляющий газ хлор, поэтому необходимо еще раз проверить наличие противогазов у всего личного состава.

Батальон пришел в движение, в машины складывалась амуниция и вещи, вытащенные из палаток и землянок. Стройматериалы приказано не брать, в городе такого "добра" полно. Танки и другая бронетехника, грузовики выстроились в очередь к заправщикам. Вокруг царило нервное оживление. Никто до последнего момента не верил, что батальон пойдет в Грозный, что придется вступать в схватку с противником. Щербакову порой казалось, что это кошмарный сон, сейчас он проснется, и ничего этого нет. Но всё было наяву.

Из расположения штаба полка привезли огромную картонную коробку с наваленными в ней новыми противогазами. Абдулов приказал всем танкистам, у кого имеющийся противогаз не подходит по размеру, поменять на подходящий. Из 2 ТР доставили дымовые шашки – хранящиеся в танках ещё с Дагестана отсырели за эти месяцы и пришли в негодность. К обеду в штаб 2 МСБ прибыл Купцов. Через какое-то время от подъехал на своём танке к окопу готового к отъезду Щербакова. Позади танка комбата тормознул ГАЗ-66.

– Щербаков, вот тебе накладная, – он протянул лейтенанту мятый бумажный листок, – поедешь сейчас в Толстой-Юрт на "шишарике", там рядом рембаза, – майор обломком ветки стал чертить схему на сияющем от солнца белоснежном снегу. – Заберешь там 200 литров антифриза. Бочку тебе помогут погрузить, и быстро назад. В Грозный уходим сегодня.

– Есть, товарищ майор, – ответил лейтенант и, поправив автомат, полез в кабину "шишарика".

Внутри кабины на водительской и пассажирской двери висели примотанные проволокой два бронежилета. «Ну что, поехали», – сказал Щербаков с мрачным выражением на лице.

ГАЗ-66 пробирался по глубокой раскисшей от яркого солнца колее мимо выстраивающейся в колонну техники. Водитель-срочник порылся в коробке, лежащей на кожухе двигателя, вытащил оттуда магнитофонную кассету и вставил её в прикрученную под приборкой автомагнитолу. Из динамиков зазвучал голос Татьяны Овсиенко:

… Мне казалось, счастье где-то близко.

Вспомни, капитан, жаркий летний наш роман,

Страсти ураган бился под тельняшкой.

Вспомни, капитан, как удрал ты в океан,

Уплыла в туман белая фуражка…

«Бля, какая фуражка, – Щербаков с тоской смотрел на искрящийся заснеженный пейзаж, мелькающий вдали среди веток дымящийся Грозный, – удирать некуда. Будь что будет».

– Слушай, у тебя нормальное что-нибудь есть послушать? – обратился Александр к водителю, – Сто лет этой "фуражке" уже.

– Земфира есть.

– Вот Земфиру и поставь!

На военной рембазе, находящейся перед въездом в Толстой-Юрт, нашли старшего – прапорщика. Кое-как втроем, используя доски, закатили 200-литровую бочку антифриза в кузов "шишарика" и поехали обратно. Подъезжая к штабу батальона, он увидел, как навстречу двигалась колонна 2 МСБ. Мимо проплыл танк Абдулова с развевающимся на антенне маленьким триколором, танки первого и второго танковых взводов, тянущие за собой "мёртвые" БТР-ы, "шишарики" с сидевшей в кузовах пехотой и прицепленными к ним минометами…

К вечеру на хребте у КП батальона остался только ремвзвод, танковый взвод Щербакова и 6 МСР. На обед Щербаков не попал, ужина здесь не планировалось, хорошо выдали несколько коробок сухпая. Экипаж раздербанил одну, сидя на своих штатных местах в танке, ели по очереди – сначала Щербаков с Кравченко, потом передали оставшуюся третью часть Обухову.

Солнце закатилось за горизонт, но все ждали майора Купцова, он должен был вернуться из Грозного за оставшимися и показать дорогу на новое место дислокации. Стемнело, поднялся ветер, круживший поземку и завывающий в танковых антеннах. Техника молча стояла в колонне, все ждали приказа на выдвижение. Ближе к девяти вечера из-за поворота, светя фарами, появился БРДМ разведчиков и танк командира батальона.

– Антифриз в "шишарике", – доложил Щербаков. – Как там, товарищ майор?

– Да нормально всё, не ссы – прорвемся.

Наконец команда к выдвижению. Техника ревет моторами и медленно движется сквозь ночь по хребту в сторону развилки Толстой-Юрт – Грозный. Вскоре идущий впереди БРДМ повернул с грунтовки направо на разбитый гусеницами асфальт. Колонна выруливала на Петропавловское шоссе, спускавшееся с хребта вниз, прямиком в Грозный. От этой развилки до ближайших пригородов не более девяти километров.

Щербаков сидел «по-походному», высунув голову из люка. Вокруг только ночь, ветер и рев двигателя. Впереди в свете фар корма танка комбата и зарево полыхающего в ночи города. Справа высветился дырявый от пуль синий автомобильный знак с белеющими буквами "ГРОЗНЫЙ 5 км". Подъезжая к брошенному блокпосту, Купцов дал приказ по радиостанции: «Всем "по-боевому", выключить фары! Движение по приборам ночного видения!»

В желтеющем свете фар последнее, что увидел Щербаков, захлопывая за собой люк, это большая надпись, сделанная черной краской на изрешеченных осколками бетонных блоках поста – "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД!"

Техника двигалась в кромешной тьме сквозь порывы холодного ветра и мельтешащего снега. Танкисты, включив фары-луны, с трудом видели дорогу в инфракрасные приборы, шоферам мотострелковой роты приходилось сложнее – почти полная темнота. Ещё на хребте на задний борт "шишариков" привязали белые полотенца, и теперь машины двигались друг за другом, стараясь не потерять из виду светлеющее пятно на корме впереди идущего автомобиля. Щербаков вертел командирской башенкой, с замиранием сердца ожидая попадания в танк вражеского снаряда или гранаты. По левому борту едва различались одноэтажные дома пригородов Грозного с черными провалами окон. Всполохи горящего города и летевшие в небо пунктиры трассеров всё ближе, но все звуки тонут в грохоте танкового двигателя. Справа показались огромные полуразрушенные цеха промзоны, вокруг ни огонька, лишь впереди всё ярче полыхают пожары. На Т-образном перекрестке колонна стала поворачивать налево. Теперь по левую сторону в командирский прицел виднелись остатки домов частного сектора, с другой стороны – обломки промышленных зданий. Менее чем через триста метров первые машины сворачивали в широко распахнутые металлические ворота.

АвтоВАЗ

Батальон расположился на обширной территории брошенной станции техобслуживания автомобилей ВАЗ, о чем гласили большие проржавевшие и покореженные войной буквы на одном из её сооружений. СТО находилась ближе к окраинам Ленинского района города Грозного. "АвтоВАЗ", как позже в батальоне стали называть данную территорию, со всех сторон окружали высокие бетонные стены. Здесь находилось несколько огромных цехов, куда загнали основную массу техники – грузовики, "живые" и "мёртвые" БТРы. Повзводно на площадке, окруженной подсобными помещениями и цехами, стояли танки первого и второго взвода.

Стали размещать танки третьего взвода. Первым загоняли 157-й командирский. Щербаков стоял перед танком с бьющими в глаза, теперь уже включенными фарами, и руками показывал выглядывающему из люка Обухову, куда подруливать и где тормозить. Площадка достаточно компактная для такой огромной техники, и танки нужно останавливать почти вплотную друг к другу, так близко, что с носа заднего можно перепрыгнуть на корму впереди стоящего. Пока лейтенант занимался своим танком, следующий за ним 172-й начал регулировать командир 158-го старший сержант Акунин. За рычагами 172-го сидел молодой механик-водитель рядовой Воробьев, прибывший всего месяц назад вместе с остальными молодыми танкистами на замену дембелей в Шелковскую. Усталость и неопытность подвела Воробьева – Акунин слишком близко подошел к надвигающемуся на него 172-му, а Воробьев не успел вовремя нажать на тормоз. Танк качнулся и придавил Акунина к закрепленному на корме 157-го бревну самовытаскивания, уткнувшись своим бронированным носом в грудь сержанта. Толстый слой маскировочной сети, еще в Дагестане привязанной к бревну, спас Акунина от неминуемой гибели. Воробьев сразу подал назад, и сержант, потерявший сознание, упал перед замершим танком. Механик сидел, вытаращив глаза, крепко вцепившись в рычаги управления, не вылезая из люка. К Акунину кинулись увидевшие это танкисты, на крик прибежал Щербаков.

– Акунина задавили! – прокричал кто-то рядом.

– Как? Кто? – Щербаков склонился над лежащим на земле с закрытыми глазами Акуниным.

– Да "механ" новый, Воробьев!

Воробьев всё так же сидел в люке, боясь выбраться наружу.

– Дышит, вроде! – увидев пар в свете танковых прожекторов, прокричал лейтенант. – Медики далеко? Зовите срочно!

Акунина унесли на носилках в цех, где расположился медвзвод.

«Ж-жить будет, н-но воевать уже нет, – чуть заикаясь, пошутил прапорщик-медик Слава Румянцев, – з-завтра на хребет его отправим, а там в госпиталь. Пару ребер сломало, видать. Еще спасибо, что жив остался. И-ищи нового командира, лейтенант!»

Время близилось к полуночи. Танки заглушили, на базе почти тихо, порой окрикнет часовой, где-то в глубине цеха тарахтит дизельный генератор. Команда "отбой". Лишь совсем рядом громыхают взрывы, периодически раздаются треск очередей и хлопки одиночных выстрелов.

Одно из помещений отвели для танковой роты. Дощатый пол бывшего актового зала, где когда-то на планерку собирались сотрудники предприятия, был застелен потрепанными спальными мешками, на них уже вповалку спали танкисты первого и второго взводов. Щербаков, изнуренный ночным маршем, происшествием с Акуниным и холодом повалился на чей-то спальник, но сон долго не шел. Вокруг стоял храп таких же уставших танкистов, запах пота и висевшего в едком воздухе дыма дешевых сигарет. До сих пор не побежденные платяные вши "бэтэры" активизировались в тепле и тоже мешали заснуть. В небольшом кабинете солдатскими руками наспех сколочены деревянные нары, здесь расположились командир роты Абдулов, комбат Купцов и приехавший с хребта начальник штаба танкового батальона Кукушкин. Зампотех батальона майор Крылов ночевал в кунге ЗИЛ-131.

Ранний подъем в половине седьмого. Среди заспанных танкистов в утреннем полумраке Щербаков разглядел старшего лейтенанта Эдика Кузекина.

– Привет, Эдик! Ты что тут делаешь?

– Привет! Так у вас же командиров взводов не хватает, вот меня Купцов и привез с хребта. За командира 1-го танкового взвода буду.

– Ну классно! А то я тут один задолбался уже.

Поужинали в мрачной столовой, развернутой под сводами одного из цехов. Окон в цехе не имелось, солнечный свет не проникал внутрь, поэтому над столами протянулись провода с маленькими тусклыми лампочками, получающими энергию от тарахтящего где-то в глубине дизельного генератора. Внутри холодно, пахло соляркой и машинным маслом, как когда-то в детстве у отца на работе в «сельхозтехнике». Но чай и гречка с тушенкой горячие, и это радовало.

После завтрака Купцов вызвал Щербакова к себе. «Сейчас поедем на рекогносцировку с "вованами". – сказал комбат. – Через десять минут построение группы у ворот базы».

Щербаков из кабинета Купцова сразу направился к воротам, за ними уже стоял БТР-80 с красно-желтыми опознавательными знаками внутренних войск. Рядом курили несколько офицеров 2 МСБ.

– Здорово, Саня! Тоже на рекогносцировку?

– Ага, сейчас комбат должен подойти.

Щербаков закурил сигарету, стоя у грязного борта БТРа. Сердце колотилось в груди, казалось, что это происходит не с ним. Куда ехать? Совсем рядом грохочут взрывы, раздаются автоматные очереди и хлопки одиночных выстрелов.

Откинулась створка двери бокового люка, изнутри пахнуло дизельным топливом и порохом.

«Давай загружайтесь, – на ходу крикнул подходивший к БТРу Купцов. – Хорош курить!»

Щербаков, пригнув голову и придерживая автомат, протиснулся внутрь бронетранспортера. Лейтенант примостился на узкой скамеечке, рядом с такими же молодыми офицерами из мотострелковых рот. Наконец все разместились и боковой люк захлопнулся, погрузив всё в полумрак. Лишь в глубине салона желтела тусклая дежурная лампочка, да лучи солнца пробивались сквозь маленькие бортовые амбразуры для стрельбы из автоматов. БТР пришел в движение, но куда он едет, непонятно. В амбразурах мелькало что-то красное, наверное, кирпичные стены, выстрелы звучали то справа, то слева, иной раз где-то впереди. Офицеры сидели, словно в консервной банке, не зная, что их ждет через минуту и в какую сторону бежать, если, не дай Бог, БТР подобьют и при этом останешься жив. Во мраке едва разглядеть напряженные молчаливые лица. Наконец бронетранспортер остановился. Ехали недолго, всего-то минут пять. Люк на борту вновь откинулся, и внутрь заглянул капитан внутренних войск с черным от гари и копоти лицом.

«Выгружаемся. За перед или корму БТРа не выходим. – сказал он. – Сейчас нужно будет проехать перекресток. БТР поедет, все держитесь этого борта, потому как с другого борта "чехи" могут засадить из чего-нибудь».

Щурясь от яркого солнца, офицеры по очереди вылезли через боковой люк, прячась за броней правого борта. Вокруг чернели провалами выбитых окон красно-кирпичные здания промзоны. БТР стоял за углом одного из них перед перекрестком, и, судя по всему, справа эту сторону улицы могли обстреливать из близлежащих цехов. Минуту спустя БТР тронулся, минуя перекресток со скоростью быстро идущего пешехода. Офицеры гуськом, прячась за бортом бронемашины, скорым шагом миновали опасную зону и остановились на другой стороне улицы, по-прежнему прячась за броней.

«Всё, нормально. Здесь мы в безопасности, – сказал капитан-ВВшник. – Сейчас всё покажем».

Подошли еще несколько человек в военной форме и бронежилетах, какие войска – непонятно, званий тоже не разобрать – без погон. «Следуйте за мной, – сказал один из них, – здесь можно не прятаться – "чехи" там, за цехами»», – он махнул рукой в сторону, где, по его мнению, располагались боевики. Все вместе двинулись по разбитым кирпичам, устилающим всё вокруг, к ближайшему зданию. Под ногами хрустели осколки стекол и шифера.

«Щербаков, пойдем со мной, у тебя своё задание. – сказал Купцов лейтенанту, зайдя в четырехэтажное здание из красного кирпича. – Нам на четвертый этаж».

Здание выгорело изнутри, и о том, что здесь находилось раньше, ничего не напоминало. Скорее всего, это был административный корпус одного из предприятий промзоны. До третьего этажа поднимались по обычной бетонной лестнице с обгоревшими от пожара перилами, дальше лестница обрывалась, разрушенная попаданием снаряда. На четвертый этаж вела сколоченная из толстых досок стремянка. Подойдя к ней, Купцов стал карабкаться наверх, за ним полез Щербаков.

Первое, что увидел лейтенант, выбравшись из дыры в полу четвертого этажа, это сидящего на стуле человека в военной камуфлированной форме без знаков отличия. Ноги в грязных берцах он закинул на стол, какие обычно раньше стояли в советских столовых. На столе, находящемся перед заложенным кирпичами и мешками с песком окном, стояли полуторалитровая бутылка минеральной воды и направленный в сторону маленькой амбразуры 7,62-мм пулемёт Калашникова. К стене прислонена снайперская винтовка Драгунова.

– Привет, танкисты, – приподнявшись со стула и протянув руку в черной кожаной перчатке с обрезанными пальцами, сказал человек в камуфляже, – не дождемся никак, пока вы их танками не подавите!

– А вы что, без нас не справляетесь? – поздоровавшись, спросил Купцов.

– Да так, отстреливаем помаленьку. – хозяин комнаты кивнул в сторону СВД. – Вы там близко к окну не подходите, а то у них тоже снайперы не дремлют.

– Хорошо. Щербаков, иди сюда. – подойдя ближе к заложенному кирпичами окну, сказал комбат. – Впереди молочный и консервный заводы, а левее, через дорогу, бетонный забор, видишь? – комбат тыкал пальцем в щель между кирпичами, за которыми в дымке виднелись разрушенные цеха заводов. – Твоя задача сегодня выйти на позицию вон к тому красному кирпичному заводику и на прямую наводку расстрелять этот забор, чтобы сделать проходы для пехоты. На днях намечается штурм "молочки" и "консервки".