Двойной заговор. «Неудобные» вопросы о Сталине и Гитлере

Танковая школа в Казани закрылась одновременно с Липецкой 6 сентября 1933 года, после того, как в Германии к власти пришел Гитлер.

Химия и смерть

Но самыми засекреченными из всех были химические объекты. И тому имелось наисерьезнейшее основание. Летом 1925 года состоялось подписание Женевского протокола о запрещении военного применения удушающих и отравляющих газов и бактериологического оружия. В числе прочих подписантов была и Германия. В 1927 году к протоколу присоединяется СССР.

В 1928 году у нас началась первая пятилетка, согласно которой, на химическую промышленность выделялось 614 миллионов рублей, и 500 миллионов из них шло на военную химию. А в следующую пятилетку эта сумма составила уже три миллиарда. Не следует забывать, что даже самая неудачная совместная работа с немцами оставляла в руках советских ученых и промышленников определенное количество «ноу-хау», которые внесли свою лепту в колоссальный рывок, сделанный советской военной промышленностью перед Второй мировой войной.

Еще в 1926 году Россия и Германия договорились о совместном испытании газов. Работы над ОВ были настолько секретными, что точное количество полигонов неизвестно до сих пор. Есть точные сведения только о двух объектах. Это «Подосинки», расположенные в поселке Шиханы, что неподалеку от Саратова, и «Томка» возле населенного пункта Тоцкое Оренбургской области. Испытания, как уже было сказано, совместные, расходы – пополам. И снова техническое руководство испытаниями – немецкое, административное – наше. Обе стороны за отдельную плату могли получить образцы всех применявшихся и разработанных приборов. Все протоколы испытаний, фотоснимки, чертежи выполнялись в двух экземплярах – для каждого из партнеров. Мы предоставляли немцам полигоны, персонал и условия для работы. В ответ они брали на себя обязательство обучать специалистов по всем отраслям, по которым будут проводиться опыты, и давать им возможность принимать практическое участие в работе.

Обе стороны были обязаны сохранять полную секретность. Более того, в договоре специально оговаривалось, что если немцы не будут выполнять требования режима, то советская сторона «принимает меры», вплоть до расторжения договора. На объектах устанавливался режим не просто секретности – сверхсекретности. Немецкий персонал должен был находиться в полной изоляции, никаких знакомств с русским персоналом, а тем более – с местным населением. Разговоры – только в пределах служебной необходимости. Запрещены выход за территорию объекта, фотографирование, нахождение на предприятии без ведома руководства и т. п.

Начали с иприта. Уже в 1926 году провели первые опыты – разбрызгивание иприта с самолетов, испытания нового прицельного приспособления. Одновременно проверялась надежность средств химической защиты, разрабатывались способы дегазации местности. На этих полигонах исследовали все: химические бомбы, химические фугасы, цистерны для заражения местности, установки для выливания ОВ, приборы дегазации, защитные костюмы – все, что имело хоть какое-то отношение к ведению химической войны. Посетивший осенью 1928 года объект генерал Бломберг дал высокую оценку «Томке».

На этом, раннем этапе руководство РККА также высоко оценило работу объектов. Почти сразу же был разработан способ применения ОВ с помощью авиации, а советские специалисты, работая бок о бок с гораздо более квалифицированными немцами, многому научились. Да и при номинально равном финансировании на деле затраты советской стороны были в несколько раз меньше.

С самого начала Ворошилов не скрывал особого интереса РККА именно к военной химии. В обмен на расширение экспериментов правительство было готово пойти на увеличение финансирования, на уступки по спорным вопросам, касающимся других объектов. На «Томке» начал создаваться институт. Должен был прибыть первый химбатальон РККА для проведения испытаний.

Проблемы начались в 1929 году. Год оказался неудачным. По этому поводу Ворошилов писал генералу Хаммерштейну: «В течение года «Томка» не дала того, что мы, согласно договору, ожидали. Ряд технических дефектов в приборах, присланных немцами, в частности, взрыватель газовой бомбы, сделал их негодными. Бедность технических средств, которые немцы представляют на этот полигон, не оправдывает существование института… Это наводит на мысль, что здесь или недоразумение, или же нежелание вводить нас в курс новых и старых химических средств борьбы, которые рейхсвер имеет».

Похоже, немцы действительно не спешили допускать русских к своим секретам. Доступ в институт для наших был ограничен. Не собирались они и расширять базу испытаний. Что-то странное творилось на объекте. Советские специалисты, посещавшие Германию, посылали руководству отчеты, говорившие о высокой технической оснащенности немецких лабораторий. Под Саратовом все было проще, беднее, примитивнее. Откровенные во всем, что касалось прошлого применения ОВ, немцы замыкались, как только речь заходила о последних разработках. Представители рейхсвера обещали ознакомить партнеров со всем, всем, всем… Но время шло, а обещания оставались обещаниями. Немцы явно скрывали новейшие разработки, а наши спецслужбы не настолько качественно работали, чтобы получить их без ведома хозяев.

Немцев понять можно. К тому времени «восточная» ориентация внешней политики Германии начала уступать место прозападной. Они, естественно, не хотели делиться с нами разработками по тому виду оружия, по которому ушли далеко вперед, и в то же время не хотели терять полигон. Их поведение вполне вписывалось в новую психологию германского офицерства. Тот же Бломберг еще в двадцатые годы обронил фразу:

«Честью прусского офицера было быть корректным, а честь немецкого офицера должна заключаться в том, чтобы быть коварным».

В 1931 году Ворошилов уже откровенно потребовал от начальника генштаба рейхсвера генерала Адама компенсацию за возможность вести испытания химического оружия. В ответ он услышал все ту же песню: успехи Германии в этой области ничтожны, интереса к ней нет. Еще полтора года шли вялые переговоры, пока летом 1933 года объект «Томка» не прекратил свое существование.

«Фоны» и краскомы за дружеским столом

Но для нас самый важный аспект сотрудничества – это личные контакты советских и германских военных. Естественно, они знакомились на всех совместных объектах, пили коньячок или водочку, болтали и заводили связи. И постепенно понимали, что у них немало общего. Немецкие военные презирали болтунов из Веймарского правительства, нашим тоже не прибавлял уважения к властям бардак, царивший в стране и в армии. Зато корпоративные связи крепли с каждым годом и с каждым визитом.

Что-что, а уж пить вместе и вести разговоры наши и немецкие офицеры имели все возможности. До самого прихода к власти Гитлера военные обеих стран активно ездили друг к другу.

Первые подобные контакты относятся еще к 1925 году. Тогда Михаил Тухачевский, бывший в ту пору заместителем начальника Штаба РККА, впервые был приглашен на маневры в Германию – естественно, не один, а с некоторым количеством подчиненных. В том же году группа офицеров рейхсвера присутствовала на маневрах РККА. Контакты были все еще негласными, ездили под чужими именами – что ж, так и интересней, и приятней. И те, и другие были в полном восторге от поездки и особенно от приема, который им оказали. В последующие годы посещения маневров стали основной формой военных контактов и проводились достаточно интенсивно.

Кроме того, широко распространен был еще так называемый «языковый обмен». С 1929 года рейхсвер финансировал изучение своими офицерами русского языка. Не задумываясь: а зачем это немцам надо? – Красная Армия организовала поездки офицеров рейхсвера, изучающих русский язык, в Москву, Ленинград и Белоруссию. В свою очередь, наши офицеры, и не из младших чинов, обучались в Германии.

В 1926 году состоялся почин: преподаватели академии им. Фрунзе Михаил Свечников и Сергей Красильников побывали на академических курсах в Германии. И если первый занимался в основном историей военного искусства, то второй – начальник отделения Разведывательного управления Штаба РККА и в Германии находился с 1924 года. Впрочем, у него были свои задачи, которым учеба совершенно не мешала. Да и репрессирован Красильников впоследствии не был.

В ноябре 1927 года для изучения постановки военного дела в Германию приехали командующий Северо-Кавказским военным округом, командарм 1 ранга Иероним Уборевич, начальник академии им. Фрунзе Роберт Эйдеман и начальник управления Московского военного округа Эрнест Аппога. Последние двое пробыли в Германии три с половиной месяца, а Уборевич задержался больше чем на год. Они посещали занятия в «несуществующей» академии Генштаба, бывали в воинских частях, знакомились с техническими новинками, организацией управления и снабжения армии.

В 1928–1929 годах пятеро советских военных высокого ранга – командующий Украинским военным округом Иона Якир, командир 6-го стрелкового корпуса Жан Зомберг, начальник 4 отдела Управления Штаба РККА Василий Степанов, командир корпуса ВУЗ Ленинградского военного округа Ян Лацис и начальник Управления связи РККА Роман Лонгва – обучались в Военной академии генерального штаба Германии. Хотя ни академии, ни самого генштаба по условиям Версальского договора так и не существовало. Первые трое – год, а двое последних – полгода. Особенно понравился немцам Якир: по завершении учебы советский военачальник получил от президента Гинденбурга подарок – книгу Альфреда фон Шлифена «Канны» с дарственной надписью.

В качестве ответного визита генерал-майор Ганс Хальм почти год был гостем Штаба Красной Армии в качестве советника по военным вопросам. В апреле 1930 года трое советских командиров (Эдуард Лепин, Михаил Дрейер и Эдуард Агмин) посещают курсы школы сухопутных войск рейхсвера. В аналогичных мероприятиях в 1931 году участвовали командующий Белорусским ВО Александр Егоров, командующий Среднеазиатским ВО Павел Дыбенко и командующий Северо-Кавказским ВО Иван Белов. Последняя группа советских офицеров из четырех человек в составе командующего Сибирским ВО Михаила Левандовского, военного атташе в Японии Виталия Примакова, помощника командующего Украинским ВО Ивана Дубового и начальника штаба Ленинградского ВО Семена Урицкого обучалась с осени 1931 года на двухлетних командных курсах рейхсвера. (Последний в 1935 году возглавил Разведывательное управление РККА.)

Кстати, сотрудничество продолжали тщательно скрывать. Советские офицеры, которые посещали Берлин, обычно приезжали под псевдонимами, проживали на специальных конспиративных квартирах.

Связи рейхсвера и РККА были шире, чем кажется на первый взгляд – ведь ездили не рядовые, а командиры, занимающие генеральские должности. Причем контакты, естественно, не ограничивались официальными мероприятиями. Личное общение, приемы и ужины, прогулки и дружеские попойки, во время которых за долгими разговорами на полупьяную, а чаще совсем пьяную голову добывалась информация, прощупывалась почва, устанавливались связи.

В то время рейхсвер активно пытался проводить политику так называемого «идейного сотрудничества» с РККА. Заключалась она в том, чтобы создать единую, общую для обеих армий идеологию, подобно тому, как это позднее было у стран Варшавского договора. Германцы (а вернее, пруссаки), пытались «воспитывать» русских коллег в соответствии с национальным духом прусской аристократической военщины.

До начала Первой мировой войны кайзеровская Германия была не просто чрезвычайно милитаризованным государством. Армия, как писал Карл Либкнехт, была «не только государством в государстве, а прямо-таки государством над государством». Офицерский корпус германской императорской армии представлял из себя замкнутую касту и традиционно комплектовался почти исключительно из прусского юнкерства.

В свое время Ганс фон Сект сформулировал идеологию единого военно-политического государственного режима, и с самого начала сотрудничества немцы усиленно импортировали ее в Россию. Как писал полковник Фишер руководителю «Ц-МО» Лит-Томсену, «мы (т. е. рейхсвер. – Авт.) более всего заинтересованы в том, чтобы приобрести еще большее влияние на русскую армию, воздушный флот и флот».

Семена падали на благодатную почву. Еще бы – с незначительными поправками идеология германской армии в точности совпадала со взглядами Тухачевского и той группы советских военных, которых называли «красными милитаристами». Вполне естественно, что наши офицеры, учившиеся у немецких теоретиков и инструкторов, вместе со специальными знаниями незаметно для себя впитывали и идеологию прусского офицерства. Этим усилиям подыгрывали и наши идеологические службы. Потому что при том культе армии, который существовал в СССР в 30-е годы, мудрено было не переборщить с восхвалениями.

Негласные контакты особого рода

Было бы странно, если бы представительство армии в чужой стране пренебрегало разведкой. Было бы странно, если бы разведка пренебрегала промышленными контактами. Вспомним, как английские спецслужбы, чтобы негласно присутствовать в Азии, не только использовали, но даже финансировали научные и археологические экспедиции. И какой-нибудь археолог с глазами, горящими от гениальных идей, шел искать спонсора в «Интеллидженс Сервис». Ниже нам придется встретиться с деятельностью представительств иностранных компаний в СССР, где работа тесно переплеталась с промышленным шпионажем, а промышленный шпионаж – со шпионажем как таковым. Ну, а любое наше представительство за границей было по самую крышу нашпиговано разведчиками ОГПУ и разведчиками РККА. Странно, если бы это было иначе.

Уже один подбор кадров для работы в России достаточно красноречив. Как уже говорилось, у истоков сотрудничества стоял не просто разведчик, а суперразведчик, легендарный полковник Вальтер Николаи. Майор Чунке, руководитель «ГЕФУ», до того имел немаленький пост в абвере. Техническим директором общества «Юнкерс» стал фон Шуберт, во время войны бывший начальником разведотдела командования Восточной армии. А сам Нидермайер после его азиатских вояжей в досье спецслужб всего мира, и наших в том числе, значился как специалист по разведке экстракласса. Неизвестно, в какой степени их деятельность можно отнести к сотрудничеству, а в какой – к банальному шпионажу. Все переплелось и все смешалось…

В начале 20-х годов сбор информации любого рода в СССР не представлял особых трудностей. Можно сколь угодно громко смеяться над сталинской шпиономанией и сверхбдительностью, над плакатиками типа: «Молчи, тебя слушает враг!» и «Болтун – находка для шпиона!», но подобное «промывание мозгов» было совершенно необходимо. Куда убежишь от такого рода фактов…

Во время Гражданской войны сообщения агентов побудили руководство Региструпра (тогдашней военной разведки) обратиться к высшему командованию РККА. В донесении говорилось: «… в поездах и на станциях жел. дор. Великороссии красноармейцами и лицами низшего командного состава очень открыто высказываются сведения военного характера о местонахождениях штабов, частей войск на фронте и в тылу; называются участки фронта, кои занимаются теми или иными частями. Агентами во многих случаях указывается на явное злоупотребление своей осведомленностью чинов действующей армии и тыловых частей. В последнее время на Курском вокзале в Москве один из агентов… часто замечал спорящие группы красноармейцев в присутствии штатской публики, из состава которой некоторые лица задавали вопросы спорящим группам с явной целью детального выяснения частей войск и их местонахождения».

Командование отреагировало незамедлительно, последовал секретный приказ главкома о недопустимости подобных вещей, однако вряд ли этот приказ сильно повлиял на положение дел. Вольница Гражданской войны была трудноискоренима, и если к концу войны бойцов и командиров кое-как удалось отучить обсуждать дислокацию частей в залах ожидания, то это нисколько не значит, что они молчали в более интимной обстановке, да еще «при распитии». Чтобы более-менее приучить страну к режиму секретности, понадобились годы массированного промывания мозгов, множество фильмов, газетных статей и статей Уголовного кодекса, плакатов на каждом углу и шпионских процессов. Двадцатые годы были годами большой откровенности.

Едва ли кого-то смущало и присутствие коллег из дружественной Германии, которая вместе с нами противостоит всему миру и в которой вот-вот вспыхнет революция. Кроме того, еще со времен Гражданской войны, особенно с незабвенного восемнадцатого года, когда многие жители безвластной страны легко соглашались сотрудничать с кем угодно, у немцев в России сохранилось множество агентов (впрочем, как и у англичан, поляков, французов и прочей Лиги Наций). А многочисленные немецкие специалисты, работавшие в СССР, легко осуществляли с этими агентами связь.

Естественно, ОГПУ не могло не заметить создания «Ц-МО» и отреагировало на него циркулярным письмом, в котором говорилось, что в последнее время в Советской России появилось огромное количество немецких промышленников, коммерсантов, всевозможных обществ и концессий. «…Личный состав этих предприятий, – отмечалось в циркуляре, – подбирается в большинстве своем из бывших офицеров германской армии и, отчасти, из офицеров бывшего германского генерального штаба. Во главе этих предприятий очень часто мы видим лиц, живших ранее в России, которые до и во время революции привлекались к ответственности по подозрению в шпионаже. По имеющимся и проверенным нами закордонным сведениям, в штабе фашистских организаций Германии имеются точные сведения о состоянии, вооружении, расположении и настроении нашей Красной Армии». В письме перечисляется около десятка бывших разведчиков, в том числе и Нидермайер.

Чекистам вторит бывший германский посол в Москве Брокдорф-Ранцау (тот самый). Он вспоминает:

«По меньшей мере пять тысяч немецких специалистов работали на промышленных предприятиях, рассеянных по всей огромной стране Советов… Эти инженеры были ценным источником информации. Наиболее крупные из них поддерживали тесный контакт с посольством и консульствами. Благодаря им мы были хорошо информированы не только об экономическом развитии страны, но и по другим вопросам, например, о настроении населения и внутренних событиях. Я не думаю, чтобы когда-нибудь любая другая страна располагала столь обширным информационным материалом, как Германия в те годы»[6].

Сам Нидермайер тоже регулярно общался с видными работниками РККА. По службе он поддерживал контакты с начальником управления ВВС Петром Барановым, его замом Яковом Алкснисом, начальником военно-химического управления Яковом Фишманом. Часто встречался с Тухачевским, Уборевичем, Якиром, Корком, Блюхером, а также с начальником Разведупра Арвидом Зейботом и особенно с его преемником Яном Берзиным. Имея изрядный опыт работы, Нидермайер мог без труда получать достаточно много полезных сведений. А когда фигурантов процессов конца 30-х годов начинали спрашивать о шпионаже, то они часто называли своим вербовщиком Нидермайера. Что, в общем-то, совершенно не исключено – на то он и разведчик.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Кстати, «кровавая собака» – всего лишь название породы (бладхаунд). Правда, породы серьезной – бладхаундов употребляли для преследования преступников. В средневековой Англии они назывались «гроза бунтовщика», «усмиритель восставших»

2

С этой историей связан один любопытный момент. В ходе оккупации французы расстреляли некоего Шлагеттера, немецкого националиста, занимавшегося диверсиями против захватчиков. Впоследствии немецкий драматург Ханс Иост написал пьесу «Шлагеттер», которая была в Германии популярна примерно так же, как в Советском Союзе роман «Как закалялась сталь». Именно Шлагеттеру из пьесы принадлежит знаменитая фраза: «Когда я слышу слово «культура», я хватаюсь за пистолет».

3

Разведупр, или Разведывательное управление РККА – советская военная разведка.

4

Напоминаем, что так в русской транскрипции называлась «Зондергруппа Р», входившая в состав разведотдела немецкого генштаба.

5

Некоторые сведения о нем содержатся в диссертации В. В. Захарова «Политика советского государства по отношению к Германии в военной области и ее влияние на обороноспособность СССР».

6

Цит. по «Колесников В. Тайная миссия Нидермайера». // Служба безопасности. 1993. № 3–4.