Возврата к старому не будет

– Михаил Федорович, я забыл вам сказать, звонил Чистов. Спрашивал, как дела с севом.

– А меня тоже спрашивал? – перебил Попов.

– Спрашивал, – ответил Вагин. – Я сказал, что вы в вилейской бригаде. Вас в конторе три дня не было, поэтому я не знал, что и говорить. Велел вам позвонить.

– Все-таки ты молодец, – похвалил Вагина Попов. – Никогда ни в чем еще не подводил.

Попова сев не интересовал. Он знал, что будь на месте или не будь, сеять все равно будут. Севом руководят агроном колхоза Аверин и бригадиры полеводческих и тракторных бригад. Животноводством – заведующие фермами и зоотехник. Все сведения о проделанных работах ежедневно собирает Вагин и передает в район. Так заведено уже тридцать лет.

Попов в конторе находился мало, непосредственно на производстве почти не бывал. Занимался больше личными делами. Вместо того чтобы использовать автомашины на севе, а работы им там непочатый край, он решил по-своему, загрузил обе тесом с пилорамы, да снял еще трактор с сева почти на день для сопровождения автомашин по плохой дороге. Груженые автомашины без приключений добрались до села Арефино, где продали тес. Ночью не поехали, ночевали. На следующий день дождались открытия магазина, изрядно похмелились, поехали в Сосновское. Автомашины Попов передал заводу «Металлист» для работы за наличный расчет, сам он строил личный дом. Только через три дня приехал в Венец. Шоферам строго наказал: «Если спросят, говорите, что застряли в грязи и сидели». Сам он ни перед кем не отчитывался.

– Как у нас идут дела с посевной? – спросил Попов Вагина. Тот смотрел на него темно-серыми немигающими и ничего не выражающими глазами. На щеках у него образовались две глубокие длинные морщины. Молча достал из стола толстую тетрадь, раскрыл и начал перечислять что и сколько сделано и чего не хватает в каждой бригаде.

– Бульдозер пришел с ММС? – спросил Попов.

– Да! – ответил Вагин. – Разве вы не видели, он грузит навоз у скотных дворов. Да беда, возить не на чем. Шофера приехали пьяные и, не просыхая, продолжают пить, – хотел сказать «вместе с председателем» и замолчал.

– Хорошо, очень хорошо, – сказал Попов. – Не посчитай за труд, вызови мне Зимина, надо с ним поговорить. Технику посылает, горючего не завозит, сам нигде не бывает. Вся работа у него пущена на самотек. Чистов человек умный, а в людях плохо разбирается.

Попов не поспел высказаться до конца, как в контору вошел Кочетков, поздоровался и, улыбаясь, сказал:

– Давно вас, Михаил Федорович, не видно.

Попов ответил:

– Неотложные дела, – а какие Кочетков должен сам догадаться.

Кочетков отлично знал, что за дела. Он, улыбаясь одними глазами, в упор смотрел на Попова. Попов не выдержал взгляда, отвернулся. Кочетков подумал: «А правильная все-таки присказка «На воре и шапка горит». Вагин в это время крутил ручку телефона, вызывал Лесуново и Сосновское, затем крикнул:

– Зимин у телефона!

Попов прошел в кабинет, Кочетков ушел за ним.

– Здравствуй, милый, – крикнул в трубку Попов. – Я давно тебя не видал, соскучился. Может быть, ты завтра приедешь ко мне, надо поговорить. Спасибо за трактора, за бульдозер. Большую ты нам помощь оказываешь, я этого век не забуду.

Вагин держал у уха трубку параллельно присоединенного телефона. Слушал фальшивый голос Попова и думал: «Какой же ты мелкий, фальшивый человек. В глаза говоришь одно, а за глаза другое. На такое способны не все, только подхалимы и люди со слабой душонкой, короче говоря, предатели. От тебя, Михаил Федорович, можно ожидать любую пакость. Купишь человека и тут же продашь. Откуда у тебя все это взялось. Кто тебя этому научил». С трудом все укладывалось в голове Вагина.

Зимин ответил:

– Обязательно, Михаил Федорович, приеду.

– На автомашине не проехать, – предупредил Попов.

– Спасибо за предупреждение, – раздался голос в трубке, – до завтра, до встречи.

Попов крикнул Вагину:

– Заходи, поговорим.

Вагин зашел в кабинет и сел рядом с Кочетковым. Попов сидел на председательском месте, улыбка не сходила с его лица.

– Пусть хромой черт прокостыляет от Лесуново восемь километров, – сказал Попов. – Трактора ММС работают по всему району, а он из конторы не вылазит. Сидит, о стул штаны протирает да на талии конторских баб смотрит.

Кочетков снова встретил взгляд Попова, нахмурившись, сказал:

– Я Зимина близко не знаю, что он за человек. Но вы что-то неравнодушны к нему, и ваши мнения неправильны. Зимина в кабинете можно застать только утром или вечером. Остальное время он на торфяных полях, то есть на добыче торфа, или в совхозах. Зимин человек трезвый и неглупый, дисциплина у него – нам с вами можно позавидовать. Вы прислушайтесь к коллективу рабочих и служащих, как о нем отзываются. Редко кто скажет плохое.

Лицо Попова стало серьезным, он кинул гневный взгляд на Кочеткова, ехидно сказал:

– Что народ, – но тут же спохватился. – Не хвали, Николай Васильевич, я его давно знаю. Это плут и жулик, таких редко матери родят.

– Давай не будем за глаза судить о человеке. Завтра приедет – поговорим, – улыбаясь, заключил Кочетков. – Нам с тобой надо поговорить наедине.

Вагин поднялся и собрался уходить. Попов его остановил:

– Сиди, от тебя у нас секретов нет и не будет. Здесь мы все свои.

Кочетков заулыбался и заговорил:

– Тем лучше, что нет. Я вчера ездил в Сосновское, встретил прокурора с начальником милиции. Они попросили меня зайти в кабинет начальника милиции. Никакие мои ссылки на некогда и протесты не помогли. Прокурор пригрозил: «Если добровольно не пойдете, то будем вынуждены задержать». Я подумал, уж не за колхоз ли меня начинают трясти. От Хоменко можно ожидать всего.

Кочетков внимательно смотрел в лицо Попова. Вначале оно стало бледным, затем покраснело, на лбу выступили капли пота.

– Ну, что он тебе сказал? – спросил Попов.

– Говорить? – ответил Кочетков, взглядом показывая на Вагина.

Попов в растерянности молчал. Вагин поднял голову от просматриваемых им бумаг, внимательно стал разглядывать Попова. Попов встретился взглядом с Вагиным, сказал:

– Говори, что как кота за хвост тянешь.

– Я думал, по моему делу будут допрашивать, а когда сказали, что дело создается на тебя, у меня на душе стало легче, – как бы оправдываясь выпалил Кочетков.

Попов быстрыми и твердыми шагами прошел по конторе, заскрипели доски пола. Подумал: «Каждый за себя в ответе. Чужая беда не беда». Чуть заикаясь, со специфическим славянским акцентом начал:

– Прежде чем создать на меня уголовное дело, прокурору следовало бы язык не распускать и не компрометировать. Сначала надо доказать степень моей виновности. Какой он несерьезный человек, мальчишка. Насобирал Чистов в район всякой швали. Ни одного порядочного человека в район не приехало извне. Я вам перечислю всех по пальцам. Бойцов пьяница и глуп, как турецкий барабан. Сафронов пьяница и бабник, Каташин тоже и болтун. Прокурор с начальником милиции – взяточники, пьяницы и воры.

Кочетков с Вагиным хохотали.

– Что вы смеетесь? – почти крикнул Попов. – Назовите мне хотя бы одного порядочного человека. Вся эта шваль от нечего делать с первого дня занимается только кляузами, своднями и так далее, не тем, чем следует заняться. Мы еще посмотрим, товарищ Алимов, кто кого.

– Чего там смотреть, – задыхаясь от приступа смеха, сказал Кочетков. – Он уже завел на вас уголовное дело и поставил номер. Вызывал на допрос шоферов и тракториста. Рабочих пилорамы, лесорубов, зоотехника и бригадиров вызовет на днях. Повестки получили около пятидесяти человек. Он мне хвалился, что у него за весь период работы первое такое уголовное дело. Шофера подтвердили продажу тридцати автомашин теса и пятидесяти автомашин дров. Всего на сумму около семи тысяч рублей. Да плюс к этому продажа колхозного мотоцикла и поросят. Всего набирается кругленькая сумма.

Голова у Попова работала лихорадочно, во рту сохло. «Надо что-то предпринимать, – думал он, – а то запутаешься в паутину, как муха, и больше не выберешься».

Кочетков говорил медленно, его слова, как молот, били Попова.

– Алимов написал на имя Чистова представление на вас. Просит освободить вас от работы, обсудить на партийном собрании колхоза и бюро райкома партии. Вот по этому вопросу они меня и приглашали. Я им сказал, что эти вопросы надо решать только с Чистовым. Без его ведома ничего не сделаю и делать не буду. Я пошел к Чистову. Чистов принял меня как старого товарища и друга. В непринужденной беседе рассказал ему, что знал. Он вызвал Алимова с Козловым и попросил на период весеннего сева приостановить следствие, без его разрешения из колхоза пока никого не вызывать.

Попов облегченно вздохнул, лицо его приняло нормальный вид. Он думал, раз Чистов встал на защиту, значит все в порядке, в обиду не даст.

– Почему пока? – спросил Попов.

– Откуда я знаю, – ответил Кочетков. – Мне кажется, он тоже не может сказать, чтобы прекратили дело, так как сам только начинает работать. По закону прокурор в вопросах следствия независим от властей. Чистов говорил с ними очень деликатно. Они тоже не высказали ни одного возражения. Когда они ушли, Чистов сказал мне: «Передай Мише, пусть свои грехи заметает и замаливает, пока не поздно».

– Все ясно, – сказал Попов, вытащил из кармана две десятирублевые бумажки и положил на стол Вагину. – Сходи, Степанович, в магазин, надо отмыть всю грязь.

Вагин ушел, Кочетков с Поповым остались в конторе. Попов в раздумье два раза промерял шагами контору. Встал напротив сидевшего Кочеткова, спросил:

– Посоветуй, Николай Васильевич, что делать?

– Не знаю, Михаил Федорович, – ответил Кочетков. – Мне кажется, но только ты правильно меня пойми, надо тебе уходить из колхоза, чем скорей, тем лучше. Раз начали колхозники на тебя писать, а за тобой грехи есть, то не остановятся ни перед чем. Да и прокурор в тебя вцепился хваткой щуки, скоро он пасть не раскроет, будет держать тебя на прицеле. Надо сказать, положение твое не из легких. Ты молодой, здоровый и грамотный, будешь думать, и выход из положения будет найден.

– Я его уже нашел, – улыбаясь, сказал Попов. – Но пока и тебе не скажу – это единственный верный выход.

Под окном крикнул Вагин:

– Приходите ко мне, все готово.

Попов проснулся рано утром, смотрел на незнакомые стены, потолок и вспоминал, где он. Он хорошо помнил, что пили в доме у Вагина. Кочеткова домой увела жена, она его сильно ругала и кидала враждебный взгляд на него как на виновника пьянки. Болела голова, во рту было сухо и неприятно. Попов встал, оправил складки измятых брюк и рубашки, так как спал не раздевшись. Надел пиджак, рукой пригладил черные цыганские волосы и вышел из комнаты.

Вагин сидел за столом, ел горячую картошку с солеными огурцами.

– Садись, Михаил Федорович, завтракать, – сказал Вагин. – С похмелья лучшее лекарство – огуречный рассол.

– Что верно, то верно, – ответил Попов и вспомнил неприятный случай из своей жизни.

В первый год работы инструктором райкома партии ему поручили подготовить к приему в кандидаты партии председателя колхоза деревни Пуп Куприянова. Попов дал ему программу и устав партии, велел все заучить. Не знал, что председатель кроме заголовков и кто с кем развелся в газетах больше ничего не читает. Да, собственно, ему и читать-то было некогда. Он сам говорил, как избрали его председателем колхоза. После отчетно-выборного собрания его досыта напоили водкой и с тех пор до переизбрания уже не пил, а только каждый день похмелялся.

Вызвали Куприянова на бюро райкома для приема в кандидаты в члены партии. Он отвечал на все вопросы об уставе и программе партии.

Секретарь райкома Шубин вдруг спросил:

– Что мы завозим из Китая?

Куприянов стал перечислять:

– Шелка, ткани, хлопок.

– Ну, еще что? – спрашивал Шубин. – Ты самого главного не говоришь. Скажи, что ты утром пьешь, – допытывался Шубин.

– Да неужели из Китая мы завозим огуречный рассол? – выпалил Куприянов.

Все захохотали. За этот огуречный рассол здорово досталось Попову от Шубина, он его на всю жизнь запомнил.

От упоминаний Вагиным об огуречном рассоле у Попова все тело передернуло, и он сказал:

– Лучше налей мне сто грамм, если есть.

– Как не быть, – ответил Вагин, встал, подошел к шкафу, налил стакан водки и протянул Попову. Попов почти одним глотком осушил стакан.

– Сейчас можно и огурчиками закусить, – не умываясь сел за стол завтракать.

Пришел Кочетков, поздоровался, осведомился о здоровье.

– Вы уже завтракаете, а мне некогда. Пока разделался только с животноводством, а печь еще не топил. Кажется, мы вчера здорово набрались, неплохо бы и похмелиться.

– Садись, – сказал Вагин, – найду немного.

Кочетков выпил полстакана, заел огурцом.

– Я побежал, некогда, – глухо сказал он.

– Обожди минуточку, – задержал его Попов. – Я сейчас поеду в Залесье, возможно, меня не будет целый день.

– Все ясно, – сказал Кочетков, – вы же с Зиминым договаривались, что он приедет.

– Пусть ждет меня, ему все равно сидеть – что на болоте, что у нас.

Попов пришел на стоянку автомашин и тракторов. С видом делового человека осмотрел все машины. Взял у шофера новой автомашины ключ зажигания, ему самому предложил отдохнуть. Сел в кабину и уехал.

– Куда он поехал? – говорили шофера и трактористы. – Его не интересуют дела колхоза, он преследует только личные интересы. Но не все коту масленица. С севом дела идут плохо. Не хватает тракторов, транспорта, а он поехал пьянствовать.

Из поселка ММС Зимин выехал на тракторе «МТЗ-2» в семь часов утра. Попова встретил в деревне Залесье. Попов ехал на новой, еще без номеров автомашине «ГАЗ-51» один, без шофера.

– Михаил Федорович, я к вам, – кричал Зимин при шуме работавших моторов трактора и автомашины. – Я пригнал к вам еще один трактор для вывозки удобрений.

Попов, не выходя из кабины автомашины, крикнул:

– Спасибо, поезжай в Венец, жди в правлении колхоза, я скоро вернусь.

Зимин неловко влез в кабину трактора, уехал. В правлении колхоза никого не было. Он нашел агронома Аверина, отдал в его распоряжение трактор. Вместе с Авериным обошли работавшие трактора, побывали на севе. Аверин пригласил его пообедать. Затем звал его на озеро, где у него были поставлены сети и морды, говорил:

– Попова ты вряд ли дождешься. Уехал он в Залесье, а оттуда, по обыкновению, направится в Красненькую к учительнице учиться и вернется завтра утром.

Зимин не верил Аверину. Он думал: «Просто ты наговариваешь на своего председателя. Не может же он в такой ответственный момент всю работу пустить на самотек». Зимин ответил:

– Буду ждать Михаила Федоровича.

Ушел под окно конторы правления колхоза и сел на скамейку. Вагин в конторе щелкал костяшками на счетах. Улицы большого села были пусты. Все население, старые и малые, трудилось на своих усадах.

Вагин открыл окно и подал Зимину пачку газет. Улыбаясь, заговорил:

– Читайте газеты, новости узнаете, и время скорее пройдет. У нас в селе наступила тишина. Не увидишь ни одного пьяного. Все тунеядцы трудятся на себя. Весенний день год кормит. Зима всех спрашивает, что летом делал.

Он высказал более десятка пословиц, закрыл окно и снова застучал костяшками.

Зимин, уткнувшись в газету, читал заголовки и думал: «Пожалуй, прав Аверин. Попова сегодня не дождешься. Вот уже кончили учебу в школе. Прошли ученики и учителя. Продавцы давно пришли с обеда и открыли сельмаг, а Попова нет. Какая безответственность, народ работает в поле, весенний сев в полном разгаре, а председатель колхоза уехал пьянствовать. По-видимому, правильно о нем говорит народ. У Вагина и Аверина тоже на душе неспокойно. По интонациям и коротким ответам все понятно. Попов – карьерист и пройдоха».

Вагин ушел, контора опустела. Зимин читал все подряд.

– Ульян Александрович, здравствуйте, – раздался звонкий голос.

– Здравствуйте.

Рядом с ним сел Кочетков.

– Какими судьбами пожаловали к нам?

– Вчера Попов просил приехать к вам и разобраться с работой тракторов, – ответил Зимин. – Я его встретил еще утром в Залесье. Сказал: «Скоро вернусь, жди». Вот, жду уже шесть часов.

– По секрету скажу, – наклонившись, шепнул Кочетков, как будто их окружал народ. – Не жди, сегодня его не будет.

– Мне уже говорили, он застрял в Залесье, а оттуда уедет в Красненькую. Как же так! – возмутился Зимин. – Забрал колхозную бортовую автомашину для того, чтобы прокатиться, ее место на севе. За день она могла вывезти до ста тонн навоза.

– Не принимай близко к сердцу, – сказал Кочетков. – Я уже привык к нему и его проделкам. Жаловаться неудобно, сочтут кляузником.

– Поэтому решил молчать, – с горечью сказал Зимин.

– Пока да, – ответил Кочетков, – а тебе советую, не теряй напрасно время, не жди.

Зимин поднялся, собираясь уйти.

– Ты на чем приехал? – спросил Кочетков.

– На своих двоих, – криво улыбнувшись, ответил Зимин и широкими шагами пошел в Залесье.

Четыре километра он прошел быстро. Войдя в деревню, не поверил своим глазам, его лучшие трактористы Великанов и Болдин пахали усады жителей деревни. Тракторист Великанов издали увидел Зимина, остановил трактор и пошел навстречу.

– Вы что делаете? – еще издали со злобой крикнул Зимин.

Великанов, фамилия ему соответствовала, был высокого роста, около двух метров. Пропорционально сложен, обладатель большой физической силы. Подойдя к Зимину, он протянул большую мощную ладонь и, добродушно улыбаясь, ответил:

– Пахать усады нас заставил Миша Попов.

– Сейчас же немедленно прекратите! – со злобой сказал Зимин. – Позовите сюда Болдина.

– Вон он идет, – Великанов показал пальцем в сторону деревни.

Болдин подошел, спокойно поздоровался и, задыхаясь от подступившего смеха, заговорил:

– Ульян Александрович, пахать усады я отказался. Попов мне сказал: «Уезжай немедленно в ММС и передай Зимину, что ты, негодяй и так далее, не выполняешь мои распоряжения». Что мне оставалось делать? Я знал, что вы здесь и сами разберетесь что к чему.

Вокруг трактористов и Зимина начал собираться народ. Все просили не угонять трактора, пока не вспашут усады. Одна сгорбленная временем старушка подошла к Зимину и заголосила:

– Миленький, разреши мне допахать усад. Я живу одна, муж и два сына погибли на войне. У меня нет сил копать лопатой, помоги.

– Ладно бабушка, тебе допашут, – сказал Зимин, – и на этом конец. Где же Попов?

Великанов расхохотался:

– Мы с Вовкой пашем, а он бутылки с водкой собирал. Пил целый день, сейчас только уехал.

– Куда? – спросил Зимин.

– Известно куда, – ответили несколько голосов. – К своей зазнобе в Красненькую.

– Где бригадир? – спросил Зимин.

– Он уехал вместе с Поповым домой. Они вместе целый день пьянствовали.

– Вот что, мужики, – обращаясь к трактористам, сказал Зимин. – Трактора пока поставьте под окна Великанову. Ты, Володя, заводи мотоцикл и езжай, вези агронома или Кочеткова.

– Зачем сюда везти? – ответил Болдин. – Садись на заднее сиденье, мигом съездим и договоримся, что делать.

В Венце Аверина не нашли, ушел на озеро. Кочеткова разыскали в поле. Он пас коров. Объяснил, что пастух сбежал, и приходится по очереди самим пасти. Зимин с возмущением заговорил:

– Николай Васильевич, вам выделили трактора на весенний сев. Почему же вы используете не по назначению? Попов два трактора в Залесье поставил пахать частные усады.

– От Попова можно всего ожидать, – равнодушно сказал Кочетков. – Вот выкинул действительно номер.

– Я завтра же пойду к Чистову, – сказал Зимин, – и обо всем доложу.

– Не советую, – сказал Кочетков. – Испортишь отношения с Поповым, а жизнь длинная, будете еще встречаться. Да, надо прямо сказать, и бесполезно. Трактора перегоняй в Венец, я их поставлю на пахоту. Завтра вместе с Поповым и агрономом разберемся.

– Ясно, Николай Васильевич, – сказал Зимин, – будет исполнено, до свидания.

Из Залесья до Лесуново Зимин шел пешком. В Лесуново встретил пьяного Бойцова, с ним доехал до Сосновского. Бойцов всю дорогу повторял слова:

– Как дела?

Зимин коротко отвечал:

– Как сажа бела.

Бойцов над этими словами всю дорогу хохотал.

О безобразиях Попова Зимин не сказал ни слова. Он колебался, думал: «А может, Кочетков прав, все бесполезно».

На следующий день в семь часов утра Зимин приехал в ММС. Навстречу ему из конторы выбежала уборщица и крикнула:

– Вам звонят по телефону. Просит вас с Венца Попов.

Зимин не спеша вошел в контору, взял трубку, крикнул:

– Я вас слушаю.

Миша кричал в трубку:

– Почему не дождался меня, уехал? Гастролер ты, а не директор.

Зимин слушал, не перебивал, потом спокойно ответил:

– Михаил Федорович, дорогой, я за тебя отвечать не хочу даже перед своей совестью. Ты же докатился до низости. Трактористов ММС заставил пахать частные усады, сам лично ходил, с населения собирал водкой и яйцами. Сейчас я договорюсь с Чистовым, пусть он нас вызовет обоих, там мы с тобой разберемся, – и повесил трубку.

Снова раздался звонок телефона. Вошедшему механику Карташеву Зимин сказал:

– Возьми трубку, если спросит Попов, скажи, что вышел.

Карташев снял трубку, в ней раздался голос Попова. Карташев ответил:

– Зимина нет, ушел в механическую мастерскую.

Попов кричал:

– Передайте ему – пусть меня подождет, я выезжаю.

Попов приехал быстро, долго они с Зиминым сидели на скамейке возле механической мастерской. Попов уехал довольный, значит, обо всем договорились.

Глава седьмая

Росляков Спиридон Иванович – страстный охотник. Родился он на берегу Иртыша, где несет свои быстрые воды Тобол, недалеко от тех мест, где пала грозная в боях дружина Ермака и погиб в пучине иртышских вод сам атаман.

Спиридон Иванович прекрасно знал, что в Сосновском районе охотиться почти не на кого, здесь охотников больше, чем дичи. После бесплодной прогулки с ружьем по лесу всегда появляется прекрасный аппетит. Сосновцы давно приглашали приехать и, для него это ясно, не на охоту, а хорошо выпить и поесть, то есть по-мужицки отдохнуть. Он агитировал секретаря обкома по сельскому хозяйству Семенова. Василий Иванович вначале над ним смеялся: «Что там делать? Они всех ворон давно перебили», – и наконец согласился: «Давай проверим, посмотрим, что у них за охота».

Семенов Рослякову нужен был как заступник. Росляков работал главным зоотехником областного управления сельского хозяйства, был первым заместителем начальника. Туго в своих руках он держал всю кормовую базу области. Комбикорма колхозам и совхозам распределял только он. Когда организовался Сосновский район, к нему с низким поклоном приехало районное руководство, Чистов и Бойцов, и чуть ли не вставая на колени просило помочь комбикормами, сеном или соломой. Первый раз Спиридон Иванович принял их натянуто, с пафосом, но, однако, не обидел, выделил 50 тонн комбикормов. Второй раз они приехали с небольшим подарочком. Привезли два экспортных набора слесарно-монтажных инструментов, каждый стоимостью 50 рублей, и набор из трех бутылок коньяка и пяти бутылок сухого вина. Спиридон Иванович на сей раз понял. Сосновские аграрники мужики хорошие, дружить с ними можно, не подведут. Он им частенько стал помогать комбикормом и сеном из резерва.

Боялся Росляков председателя облисполкома Чугунова. Чугунов мужик был справедливый и любил справедливость. Он выступал против организации Сосновского района и неприязненно относился к его руководству. Не раз говаривал про Чистова и Бойцова, так как выпрашивать ходили они вдвоем:

– Из этих двух болтунов-аграрников толку не будет. Сельское хозяйство района они не поднимут.

Не только рука, но и слово Чугунова были тверды. Он по два раза никому не повторял. Недаром его за глаза называли Иваном Грозным.

Спиридон Иванович часто думал: «Не дай бог, если о моих махинациях узнает Чугунов. С навозом смешает. Осталось год с небольшим до пенсии. Не даст доработать».

Росляков искал верного защитника в лице Семенова. Человек грамотный, волевой, в обиду ни себя, ни друга не даст. В одном они походили друг на друга – оба страстные охотники. От Семенова зависела и дальнейшая судьба Рослякова. Бывшему начальнику управления Трапезникову, вышедшему на пенсию, при прямом участии Семенова тут же подобрали работу директором агрогорода. «У человека сохраняется пенсия, получает и будет получать до самой дряхлости приличную зарплату. Василий Иванович и для меня что-нибудь придумает», – размышлял Спиридон Иванович.

Росляков связался по телефону с Чистовым, сказал:

– Приедем с Семеновым на охоту, надеюсь, что все подготовите. Будем у вас завтра, то есть в пятницу, примерно в девятнадцать часов.

Короткий разговор для Рослякова как для гостя был приятный. Для Чистова и приятный, едет Семенов, состоится близкое знакомство, которое, как правило, переходит в дружбу, и неприятный, хлопотливый. Надо все организовать: ужин по приезду, ночлег, на следующий день охоту со всеми дополнениями, завтрак, обед и ужин в лесу. На все это нужны деньги, и большие. Он сомневался в Трифонове Михаиле Ивановиче. Вчерашний тракторист, мужик не шибко грамотный – семь классов и двухгодичная партийная школа. Гостей привезешь, а он руки разведет в стороны и скажет: «Извини, Анатолий Алексеевич, не подготовился». Тогда незачем будет ходить ни к Семенову, ни к Рослякову. Вместо друзей наживешь врагов.