Театр ужасов

– Ты, наверное, хотел сказать «слабая фигура», «незакрепленная», – поправил я Костю.

– Нет, нет, – настаивал он, – именно неуклюжая фигура. Уверен, что так не говорят шахматисты, но я иначе сказать не могу.

– И что это за фигура? Какая из них неуклюжая? Слон, конь, ладья…

– Нет, нет, любая может стать неуклюжей. Все зависит от положения на доске. Если у фигуры не так много вариантов, чтобы уйти или получить подкрепление, она становится, так сказать, неуклюжей.

Картинки на стенах меня угнетали, я долго к ним привыкал, но предложить их снять не решился. Он утверждает, что эта мазня ему сообщает о его клиентах куда больше, чем фотографии. Картинки довольно жуткие, понимать это начинаешь, когда остаешься один на один с ними ночью (иногда я здесь ночую). Я видел, как он, сидя перед посетителем, слушает и возит рукой по бумаге. Спонтанно возникшие геометрические формы он называет чертами и характеристиками психологического профиля посетителя. Бесформенные разводы, напоминающие водоросли в воде; трещины и россыпи осколков; фрактальные узоры, гибкие или резкие.

«Все зависит от пациента, – говорит Костя, – некоторые, жестко фиксированные на чем-нибудь, невольно бросают меня в такое странное состояние, когда рука сама начинает кружить на одном месте, вьется, как муха, и тогда получаются концентрические узоры, как на этой картине, «Пациент № 82», можете вообразить себе, какие мрачные вещи мне приходилось выслушивать от этого пациента № 82. Некоторые потерянные души бродят внутри самих себя, рассказывают бессвязные истории, вот как в данном случае. – Он подвел нас к картине «Пациент № 12», что-то вроде лабиринта. – Запертые в свои комплексы, люди перебирают свое прошлое с жадностью Плюшкина, не хотят избавиться от старого хлама, выбросить и двинуться дальше. Нет, они листают и листают одни и те же альбомы с фотокарточками, вспоминают давно ушедших из жизни людей, они все копаются и копаются в подвалах прошлого, не хотят выйти из своего лабиринта…»

(Уж не обо мне ли речь? Может быть, я и есть Пациент № 12?)

Вот Пациент № 132 – огромная сопля, растекшаяся на штриховке вдоль и поперек. Пациент № 71 – барочные завитки, виньетки, червячки, крючки, волоски и много просыпанной шелухи в уголках. Пациент № 49 состоит из тяжелых бетонных и металлических конструкций (наверняка какая-нибудь мегаломания или одержимость теорией заговора). Все свои рисунки Костя поместил в аккуратные рамочки, что навело меня на мысль: а вдруг он взаправду мнит себя художником и только нам говорит, будто все это – пациенты?! что, если он рисует не пациентов, а на самом деле художничает? может, некоторые из них – воображаемые пациенты?

Лучше бы все эти пациенты были воображаемыми, тогда вся эта мазня была бы его собственным путешествием в безумие, в которое никто, кроме нас с Эркки, не был бы вовлечен. Но я сам видел, как приходили пациенты, он давал им бумагу, карандаши, объяснял, что надо не рисовать, а выпустить свое подсознание на свободу, водить рукой и ни о чем не думать – позвольте руке лететь по листу как придется… И они следовали его инструкциям… Так появлялись «психографические портреты».

Константин берет лупу, садится за свой большой стол и рассматривает рисунки, как криминалист; подводит лупу, отодвигает лист на расстояние вытянутой руки, сверяет со своим рисунком, откладывает их, отворачивается от стола, задумчиво смотрит в окно, похрустывая пальцами, говорит: «…если мы действительно хотим прогресса, развития общества и человека, то мы должны строить прежде всего юрты для медитации, хилинг-центры, sweat lodges, хоганы[2], спа! Необходимо устраивать митоты и ритуалы, сессии и церемонии, мы должны заниматься людьми индивидуально, в каждом районе должно быть не меньше десяти психологов, потому что людей много, с каждым надо поговорить, нужно общаться с людьми, не час-два в неделю, а по семь-восемь часов, нужно вместе с ними отправляться в трип, нужно читать всем вместе Бардо Тхёдол, спасать человека от суеты, так должен работать подлинный аналитик, ибо в современном обществе аналитик обязан выполнять роль шамана».

Наше психоделическое сообщество растет с каждым днем, нам на почту приходят заявки и письма. Кого попало мы не берем. Я не успеваю их фильтровать, раз в неделю мы вызываем несколько кандидатов на собеседование, утверждаем пять-шесть новых членов, намечаем собеседование с новыми. От Кости летят списки, инструкции и вопросы, – все решает он, я не утруждаю себя отвечать на каждое послание. Всех, кто переступает порог нашего клуба, председатель планомерно запутывает в своей паутине. Паук расслабится только тогда, когда будет уверен в том, что им от него не уйти. Что их ждет? Как – что? Новое будущее! Всех пациентов Константина Кравцова ждет тщательно подготовленная трансформация. «Людям нужна высокая цель, – говорит он, – и мы им дадим ее». Он верит, что наш клуб – это финальная и решающая фаза перед началом мощного штурма обветшавшего психического кокона, в котором спит дряхлеющее сознание нашей общественности. Наша личная трансформация уже идет полным ходом (собственно, о том и речь в моей повести), мы все участвуем в его эксперименте, еженедельно отчитываемся перед ним, получаем задания, придумываем для других членов испытания, внедряемся, докладываем, прорастаем там, где уж ничто не растет, обретаем мимикрию, приспосабливаемся, и так каждый день. No rest for the wicked![3] – Костя нам расслабиться не даст, он и покойнику придумал бы занятие, я в этом уверен.

Старый паук – так за глаза мы зовем Константина – оплел своей паутиной всю Каменоломню. Он выступает на телевидении и радио, дает объявления, распускает веерные рекламы. Он не производит впечатления очень энергичного человека. Я бы даже сказал, что он куда медленней меня; однако я ничего не успеваю, а он, сутулясь и шаркая, успевает сто дел на дню переделать. Всегда задумчивый, всегда чем-то озабоченный. Он похож на человека с обострением колита. Частенько валяется с книгой. Много курит кальян! Я столько не курю. Он даже отлынивает – отменяет встречи, уезжает куда-нибудь (это случается раз в три месяца, и мы сперва думали, что он отрывается на сбереженные деньги, улетает в какую-нибудь европейскую столицу, где четыре-пять дней живет «по-человечески», то есть ходит в театры, рестораны, отдыхает в шикарном гостиничном номере, попивая дорогое вино, лежит в ванной, может быть, заказывает проститутку, – так я думал раньше, но выяснилось, что все гораздо прозаичней: он посещает конференции и конгрессы психологов). И все-таки клиенты откуда-то берутся, сами приходят, и он для них находит время, и для нас, и для клуба… Он так много успевает сделать!

В свободные от приема часы он читает, и это совсем другой человек. Когда меня направила биржа на миссионерскую работу в библиотеку, я наблюдал за людьми в читальном зале (сначала я сам читал, но мне моя начальница сказала, что меня сюда не читать направили, а работать; так как делать было нечего, я просто стоял, как истукан, и на читателей пялился); меня раздражали те, кто читает и нервно дрыгает ногой или шевелит пальцами, крутит ручку или ковыряет что-нибудь, мне думалось, что они это делают назло, чтобы меня раздражать. Я выдержал месяц и попросился на какую-нибудь другую работу, тоже миссионерскую, тогда меня направили на склад оптовой продажи, чтобы я смотрел, как привозят и раскладывают товары, возят их на тележках, поднимают на карах и специальных машинах и лифтах на стеллажи, – я ходил по складам и смотрел, на меня поглядывали недружелюбно, потому что я гоголем шлялся, и даже если хотел бы кому-нибудь помочь, то не имел права – консультант на бирже любила повторять, что в мою задачу входило не работать, а изучать работу. Она требовала от меня подробного отчета, а я ленился писать, к ее неудовольствию, я шлялся по складам, иной раз помогая рабочим, наплевав на правила, и ничего не записывал. Она попросила, чтобы я нарисовал тех, кто там работал (потому что в регистрационном бланке я написал, что я не только писатель, но и художник, и она хотела, чтобы я проявил свое умение: просила меня описать работу и зарисовать работников), но я отказался, и она отправила меня в столовую в торговом центре «Кристийне», где я наблюдал за тем, как работают кассирша и официантки, которые накладывали еду на тарелки, я должен был приносить подробные отчеты о работе уборщиц и персонала (желательно, подчеркнула она, нарисовать их), а также вести счет посетителям. Я приносил ей мои отчеты (и два эскиза), но она была мною очень недовольна, и, когда я однажды пришел и сказал, что меня взяли в клуб, она страшно обрадовалась и сказала, что теперь отчитываться будет председатель клуба.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Мои дамы и господа, наш путь лежит туда! Чертово колесо! (нем.)

2

Парные хижины, которые индейцы Северной Америки использовали для целительных и оздоровительных ритуалов и церемоний.

3

Нет мира нечестивым (англ.).