Свободная страна

Как-то вечером Юля вернулась с работы, когда Лида растирала бабу Раю перед сном. Юля уловила обрывок разговора, Лида рассказывала бабушке о местном богаче, фермере:

– Вот плавно мясокомбинат разорился, и теперь он крутой у нас фермер. Очень богатый. Вот. И ну, можно сделать выводы, откуда первоначальный капитал. Я вот такого мнения, но точно не могу сказать, я же в этих документах не лажу, не знаю. А сейчас они очень крутые, о-о-о… Ну вот как… Деревня Назаровка, Щигуль, Повоямка и наша ездят к нему на работу. Платит он как бы ниче. Двадцать, двадцать пять, тридцатник он платит даже некоторым. Да, зарплата хорошая. С одной стороны, он эти четыре деревни поддерживает, что хоть какая-то работа есть, ну а с другой стороны, ну пусть бы у нас мясокомбинат был… Никто б не отказался, правильно? – Лида как-то нехорошо, как будто завистливо засмеялась.

– Мы хоронили одного знакомого, – вяло заметила баба Рая, – он сказал, что вся беда в том, что совхозы разоряются, все, скота нет, забоя нет, мы план никакой не делаем, у нас ничего нет, вот и все, и поэтому он идет ко дну, вот так он мне сказал.

– Хотите, я вам чашечку чаю сделаю? – спросила Юля, войдя в комнату и устроившись в кресле у изножия бабушкиной кровати.

– Не-е-ет, я дома поела, – сказала Лида, – я поела, а потом думаю: че так плохо? Ну вроде ниче было. Давление померила. Выпила таблетку. Когда у меня высокое давление, я не могу разговаривать, лучше буду молчать. Потом, как давление спадает, я оживаю.

– Время сколько? – спросила баба Рая.

– Уже полвосьмого. – Лида посмотрела на настенные часы.

– И вот так вот, короче. Другие директора заводов такие же. Все разорилось. Один не очень нажился, только квартиру в Барнауле купил и уехал, а эти-то… вон как! Потом пошли у них поля, с полей продукция, семечки, семечки бьют на масло, все это денюжки.

– Если бы поддержали совхозы, то и мясокомбинат бы не разорился, скот бы был, забой бы был, – гнула свою линию бабуля.

– Частники много держат коров. По пять, по семь коров. Но кто ж корову отдаст, если она хорошо молоко дает? Не знаю. Алтайский край самый бедный по России. Потому что никаких ни дотаций, ничего не дают. Ну я не знаю, я же в этой сфере не работаю, я пенсионер давным-давно. Но я слышу, как люди говорят, что Алтайский край самый бедный. Ну действительно, зарплаты очень низкие, цены очень высокие, пенсии низкие, люди живут так – перебиваются, не то что живут, а перебиваются, чтоб как-то… как-то. Вот у меня сейчас два первоклассника пойдут – одному, правда, еще шести нет, а другому семь – собери их в школу! Ой-ой-ой, сколько денег надо! Не знаем даже, как вытянуть. Даже не знаю… На двоих детей в месяц дают триста с чем-то! Это ж смешно! Триста с чем-то!

– Кошма-а-ар, – машинально произнесла Юля.

– Давайте давление мне померяем, да я в туалет пойду, – сказала баба Рая.

– Давайте. – Лида стала мерить давление. – Вот так, Юленька, когда-то мы в Заринске жили, строили завод, я работала в строительном управлении бухгалтером. И к нам в основном были приезжие командировочные – с Питера, потом с Ярославля, с Башкирии, в общем, много народу было, короче, мне тридцатник, может, был, и мы с мужем подружились с начальником управления. И он нам сделал командировочку в Питер. Это было в восьмидесятых годах. Ах, какой город! По-другому бы жизнь сложилась, может, жили бы там! Давление маленько повышено. Пульс ниче. Знаешь, Юленька, меня сейчас отношение богатых к бедным убивает. Раньше же было равенство. А сейчас так. Вот мой, допустим, домик. Небольшой в центре домик, живет старший сын. Я сегодня захожу, смотрю – полный двор воды. Я говорю: а шо случилось? А вон, мне говорит сын, Миша Полянский перекрыл трубу, вот где вода идет, уходит с полей она куда-то, не знаем, но все подкапывают, около двора ложат трубы, по этим трубам вода куда-то идет. Он взял, около своего дома забил трубу чем-то, и вся вода идет к нам во двор. А он это потому, что держит магазин «Берлога»! Пивнушка, ну знаешь. Вот! А мы-то никто. Он, значит, крутой. И некому пожаловаться. Потому что они все руки моют друг другу, все, кто маленько выше нас. Они – а кто вы такие? У нас все на виду. Все дома. Или отделанный сайдингом – или мой стоит плюгавенький домишечко. Хотя мы сюда переехали в шестом году, мы уже себе ничего позволить не могли, это мой муж умер, мне достался этот дом. А дети купили за материнский капитал. Вот так. Невозможно ничего купить. Вот и живем. Не живем, а выживаем. Я в Горном последний раз была сорок лет назад. Потому что нету средств. Последний раз красоту видела сорок лет назад.

– Я сейчас собиралась мыть ноги и спать, – строго напомнила баба Рая. – Всем пора спать.

* * *

Бабу Раю словно подменили. Каждый день она устраивала Юле новые испытания. То оденется и давай расхаживать по дому, громко ударяя об пол новой клюкой – без клюки она теперь не передвигалась. Так она выражала недовольство – например, тем, что Юля супы не варит. Или вдруг ни с того ни с сего нарочно обкакает в туалете пол. Или вдруг снимет с себя трусы с носками и смоет в унитаз – устроит засор, а Юле сантехника вызывать. А сантехник пьяный валяется, трубку не берет. А соседи помогать не хотят, хотя у них есть инструменты, потому что баба Рая из них врагов сделала – всех в воровстве обвинила. Юля орала на бабку. Вспоминала, какими счастливыми они с Артемкой и с бабой Раей были до того, как все случилось. Корила себя за то, что создала мало воспоминаний, и все какие-то неказистые: не было у них с Артемкой ни путешествий, ни веселых дней рождений. Зато были тихие прогулки по лесу, летние купания, первый велосипед – как сияли Артемкины глаза, когда он получил велосипед! – да, кое-что все-таки было. Юля утирала слезы.

Однажды баба Рая додумалась позвонить дочери, Юлиной маме Алене. Та с новым мужчиной пару месяцев как жила в Красноярске. И вдруг явилась в М., прилетела, низенькая, жирненькая, вся опухшая от пьянства, об Артемке ни слова, говорит Юле, мол, я мать забираю, ты за ней ухаживаешь плохо, квартиру я вашу продаю, потому что нужны деньги на уход, квартира стоит четыреста тысяч, это мало, но хоть капля в море, и то хлеб.

Юля так и застыла.

– Бабуль, ты что – с ней поедешь? Ты что – позволишь ей продать квартиру? Да что же это…

Баба Рая молча кивала и отворачивалась к стенке.

Юля прислушивалась к шелесту отклеившихся обоев, и ей хотелось выброситься из окна.

– Ты жизнь свою просрала, ребенка просрала, вот и выметайся из квартиры. Все! Свободна! – пропитым тоненьким голоском скомандовала Алена.

Брошенные на ветер жуткие мрачные слова, на которые баба Рая не отреагировала – продолжала лежать лицом к стенке – сначала ослепили Юлю, подобно ярости, а затем у нее внутри как будто что-то оборвалось. И она тихо собрала вещи, взяла только самое необходимое, с чемоданом постучалась к Катьке, девчонке из салона.

Катька была моложе Юли на пять лет, без мужа, без детей, вся в блестках – с наращёнными ресницами, ногтями, модными широкими бровями и увеличенными губами, худенькая, с попкой в форме сердечка – в общем, конфетка. Катька жила в собственной халупе с маленьким участком. Халупа досталась ей после смерти отца. Почти всю мебель она продала, зарабатывала всеми возможными способами в салоне. Ни на что особо не претендовала. Когда Юля появилась на пороге с чемоданом, Катька только вздохнула, усмехнулась и без вопросов предложила раскладушку или матрас на полу.

– Видишь, выбор-то невелик. Или спишь на матрасе на полу, или на раскладушке.

– Я на матрасе. Кать, ты извини, что я привалила.

Катька махнула рукой.

– Я постараюсь ненадолго. Мне правда… мне правда… – Огромные слезы покатились по щекам. – Мне правда больше некуда пойти. Дело в том, что…

– Слушай, сестрица, не надо мне ничего объяснять. Пришла и хорошо. Уйдешь, тоже будет хорошо. Все окей. Уйдешь, когда сможешь. Коньячку налить?

– Лей.

– Побольше? – Катька подмигнула. – Сейчас лимончика тебе отрежу закусить, выпьешь, отдохнешь, а потом я тебе кое-что расскажу. Будем твою жизнь исправлять. У меня план.

На слово «план» Юля не отозвалась никак. Только качнула головой, плюхнулась на матрас, сказала:

– Давай наливай.

План Катька сочинила о-го-го. В селе Колвань, в Курьинском районе Алтайского края, на реке Белая на склоне Колыванского хребта, где красоты почти такие же умопомрачительные, как в Горном Алтае, летом бывало довольно много туристов. И вот на одном из живописнейших озер построили уже не первый в Колывани шикарный отель для клиентов с тугим кошельком. Отель стоял прямо на берегу озера, выглядел, как замок с башенками, и предоставлял всевозможные услуги спа, в которые входили маникюр-педикюр. На сайте отеля вывесили объявление. Искали новую маникюршу.

– Ну короче, я за тебя заявление заполнила еще месяц назад, тебе было не до того… Ну понятно. Решила, если пригласят на собеседование, скажу, а нет, ты и не узнаешь. Сегодня написали, что зовут.

– Да ты че, Кать, ты совсем охренела, а жить-то я где буду? Мне тут жилье не потянуть, а там вообще!

– Давай ты пройдешь собеседование, а там посмотришь? Может, они тебе предложат что-то. Тебе терять нечего. Да и здесь, честно говоря, тебе делать уже нечего. Ну сама подумай… – Катька на секунду умолкла. – Я же знаю, как ты делаешь маникюр. У нас так никто не делает, никто так не парится по три часа с каждой шваброй. А тебе не все равно, ты в голову берешь, ищешь цвета, лаки, на свои деньги покупаешь блестки, времени не жалеешь, чтобы переделывать, если кому-то что-то взбредет. Ты создана для этой работы! Ты мастер класса люкс. Зачем тебе сидеть в этой дыре?

Еще два месяца назад Юля даже не подозревала, что согласится на такую авантюру. Но теперь ей действительно было нечего терять, и она попросила Мишку довезти ее до Колывани на машине. От М. дорога туда неблизкая, около трехсот километров.

В Колывани издавна добывали серебро и золото. Это место считалось сказочным, некогда процветавшим и очень богатым. Серебряная страна, золотая жила, разноцветный остров сокровищ.

По дороге в Колывань Юля почти не разговаривала, а только смотрела в окно и дивилась разнотравью, цветам, ваньке-ветренику, бескрайним полям, засеянным пшеницей, гречей, овсом, подсолнечниками, лесу, березовому туману – стволы мелькали на фоне рек, и казалось, будто березы утопают в воде. Юля любовалась стадами коров и пастухами на лошадях, чушками-хрюшками, отдыхавшими в больших лужах, и серебристым ковылем.

– Вот я всегда говорил, что сельское хозяйство не может быть убыточным. Фотосинтез бесплатный, дождик бесплатный. В одном колосе двадцать зернышек! Это ж подумать! – рассуждал Мишка, обращаясь к самому себе, потому что Юля его не слушала.

Постепенно равнина уступала место горам – красным, желтым, коричневым, малахитовым. Издалека рельефа была не видать, и оттого краски казались еще эффектнее, насыщеннее. Птицы срывались с места целыми стаями и летели стремительно – как стрелы. У Юли перехватывало дыхание. Она ловила себя на том, что, созерцая божественную красоту, забывает – пусть и на короткие мгновения – о том, что потеряла сына и бабушку, дом, прошлую жизнь.

– Ты, Юлька, всегда была особенной. Понимаешь, – Мишка продолжал говорить сам с собой, – нет в тебе этой суетливой бабской глупости. Ты не баба. Ты женщина, все в порядке, красивая женщина, но у тебя с самого начала жизнь складывалась незаурядно. Сложно, страшно, но ты очень сильный человек, и тебя ждет совсем не такое будущее, как наших теток. Сейчас погано, я понимаю. Может, еще долго будет погано. Но ты достойна другой жизни. Не могла ты до старости просидеть в этом М. Ты далеко пойдешь. Я верю, понимаешь, в тебя. Верю.

– Мишка, не трынди, а? Я отдохнуть хочу.

– Ладно. Говорят, если с вертолета смотреть, то здесь сосновые леса звездой растут.

– Звездой… – мечтательно протянула Юля.

Солнце светило что было мочи, и белые складки гор становились оранжевыми, розовыми. Даже коровы и те вдали от М. выглядели более откормленными, шерсть у них блестела.

– Вон видишь заросли высокой-высокой травы? Она, наверное, выше тебя. Медвежья дудка называется, – засмеялся Мишка. – Переезжаешь жить в другое село – учи названия. – А вон плантации бересклета. Из него добывают каучук, между прочим.

Юля смотрела на необъятные просторы своей родной русской земли и не верила, что такая красота – соседка разрухи и душной сырой нищеты. Юле казалось, что в машине едет не она – и не она собирается начинать новую жизнь.

* * *

В Колывани отель нашли не сразу, пришлось останавливать местного и спрашивать дорогу. Местный долго не отставал, хотел сначала показать «гостям» свои сто двадцать пчелиных ульев. Рожа у него была красная, морщинистая, небритая и неадекватная, он часто чесал под носом и чихал, щеголял в домашних огородных штанах, испачканных в земле, и в старой джинсовой куртке, голову прикрывала засаленная кепка.

– Тут недавно по Колывани медведь ходил. Здоровый. Правду говорю! – не унимался мужик. – Житель я… Родился-вырос в Киргизии, – продолжал пчеловод, – очень интересно… значит… Путешествовал по стране, оканчивал после школы железнодорожное училище в Семипалатинске, потому что в Киргизии было поступить не это… Электрифицировал Курган, Челябинск, Новосибирск, Тайга, Ачинск, Красноярск, в Красноярске меня взяли в армию, попал в Забайкалье, это проклятые места, кто там не был, тот не это самое… После окончания школы авиационных механиков я попал на Украину, на самолетах «Ту-95» я механиком был, поэтому был на воздушном параде в 62-м году в Москве, с Гагариным встречался, мы как раз в Чкаловске базировались, и он там это самое… Фотография у меня есть, я сейчас оставил детям-внукам в Москве, говорю, размножьте, потому что очень было много, стащили, ничего нету. Когда Карибский кризис был, мы на грани ядерной войны были. С нами специалисты в казармах, летчики сидели, ракеты были с ядерными зарядами, но в воздух не подымались, экипажи менялись, в субботу на два часа возили домой, ну, все было это… Самолеты, которые были с ядерными зарядами, в воздух не подымались, охрана сильнейшая была… не это самое… Карибский кризис… Потом я в 62-м году был на воздушном параде, готовили мы самолет… правительственное задание… ну часто… потом узнали результат… Испытание водородной бомбы в районе Новой Земли было. Водородная бомба была… сорок одну тонну весила. Сахаров сопровождал… Бросали в районе Новой Земли с большой высоты. От места сброса не успели уйти, осталось семьдесят кило́метров… «Ту-95» самолеты… Ну… самолет был весь как молочком выкрашенный… все это дело… Их тряхануло здорово, они двенадцать раз с жизнью прощались… экипаж… Командир корабля получил Героя Советского Союза, через год умер, облучился, штурман через два года умер. Когда начался вот этот… кто-то умный додумался… ну и это самое… взрывная волна прошла вокруг Земли несколько раз. В то время… тогда здорово скандинавы орали, что на них пошло облако… Ученые сказали, если таких несколько взрывов, то Земля с орбиты уходит. Так что все вот этот ажиотаж, который ведется, это как эта самая финансовая война с американцами. Конечно, когда вот это… у меня дети все в Москве, я в Москве проводил много времени… Там у меня одна дочь живет в центре Москвы, метро Таганская, вторая дочь в Домодедово живет с внуками все это дело… А пчелами я занимаюсь с 72-го года. Лучшего лекарства против той болезни, которая у меня была, нет. Я ногами не должен ходить. У меня ревматизм с детского возраста, потом сказали полиартрит, приступы, на стенку лазишь. Вылечился я благодаря пчелиному яду. Меня товарищ… как это… завлек… Сегодня врачей готовят в Самаре и в Перми, по-моему. Но у нас государство этим не занималось, мы на предпоследнем месте в мире. Ну когда ко мне люди приходят, я, конечно, медицинскую, как это… я не медик… но оказываю, потому что я на себя испытал. Только так у меня все… Одна семья приезжает издалека, я выделяю им прополис. Все, что для здоровья, у меня идет бесплатно, иначе эффекта не будет. Люди говорят: ой, вы нас вылечили. Я говорю: ну ладно. Значит, пчелы… эта скотинка живет очень ограниченное время… значит, пчелиный год, пчеловодческий год начинается с 14 августа, а в данной местности с 20 августа. В это время пчела, которая работала на мед, она живет четыре недели, у них пенсионеров нет, дармоедов нету, вот пчела вывелась, вывелась… она девятнадцать дней отрабатывает затраты внутри. Здесь они вентиляторщиками, за младенцами ухаживают, чистят это… всю работу… Через девятнадцать дней она переходит в рабочую пчелу, облет делает, изучает местность, утром разведчицы пошли, через пятнадцать – двадцать минут возвращаются и весь шалман с собой ведут… Значит, могут стоять два улика, в одном улике один мед будет, в другом улике другой мед. Разведчики разные, разные поля потому что… Ну и потом она пошла… Она покаместь ходит, утром подходит – пустая пришла – выгнали, не пустят, погибай. Значит, если она не нашла меда, под листиком переночует. Чужая пчела пришла… если с медом – заходи. Если без меда – убьют, выбросят. Значит, июль – август они работают, потом в зиму… в этот период надо наращивать ту пчелу, которая пойдет в зиму. Вот та пчела, которая выводится с 20 августа по 20 сентября, она пойдет в зиму. Она мед не носит, она живет октябрь, ноябрь, декабрь, январь, февраль, март. Весной только… тридцать дней… она выводит новое потомство. До двух с половиной тысяч яиц в сутки. Если у нее условия. Если нет, семья погибает. Выводит новое потомство и сама уходит. Это новое потомство начинает расти. Если в это время паршивая погода, то надо кормить, иначе труба дело. Разводишь сахар или мед. Вот подходит период… здесь ты развил их, а еще цветения особого нету. Они начинают с ума сходить, бездельничать не любят. Неделю до роя перестают работать, неделю после. Это нехороший период. Вот здесь… если семьи сильные, надо делить сразу, чтобы сохранить это самое… дальше. Если ты все это сделал, нарастил, и в период с июля начинается взяток, пошли работать. Не зевай Фома, больше добавляй корпуса, и пошло… и откачка, и все. Значит, здесь очень много было… в данной местности гречки сеяли. Гречишный мед считается по химсоставу наисильнейший. Но люди здесь заелись, и поэтому они его не уважают. Москва, Ленинград – только дай. Но там в магазин приезжаешь – гречишный мед – хрен, я говорю, это не гречишный мед, это подсолнечниковый мед, я говорю, не обманывайте людей.

Юля вышла из машины и слушала местного с удовольствием, а он никак не мог остановиться. Наконец Мишка, который тоже уже вышел из машины и прохаживался по холму, его прервал, заставил показывать дорогу. Пчеловод и дорогу до отеля показал, и дорогу к себе домой, куда отчаянно звал на чай с медом.

Отель назывался «Кристалл» и стоял прямо на берегу Колыванского озера. Посреди озера крошечный круглый островок, а вокруг озера леса, рядами поднимающиеся вверх, в горы. Вдоль берега стояли под белыми зонтиками столики и плетеные кресла, туристы пили шампанское, вино, лимонад и пиво. Все были одеты как иностранцы, очень красиво, но не броско, со вкусом. Юля словно очутилась в новом мире и несмело пошла ему навстречу по асфальтированной дорожке, ведущей ко входу в отель. Мишка сел за столик и взял пиво.

– Я тебя здесь подожду, и не думай возвращаться без контракта! Вперед!

Юля очутилась в прохладном холле со сверкающими, выложенными мозаикой полами, тяжелой мраморной стойкой администратора и гигантской люстрой, которая сияла тысячей лампочек.

– Я на собеседование с главным менеджером, – сказала Юля девушке на ресепшен, – Юля Глазунова.

Девушка модельного вида в шелковой кремовой блузке и черной юбке до колена смерила Юлю презрительным взглядом, тряхнула длинными светлыми волосами, уложенными мастерски, волнами, кивнула:

– Минутку. Ждите здесь. Можете присесть.

Юля оглянулась и увидела у стены белый кожаный диван, два кожаных кресла и перед диваном стеклянный столик, на котором стояла прозрачная ваза с большим букетом белых ирисов. Юля опустилась на диван, хотя боялась ненароком его запачкать. Ее потертые голубые джинсы и голубая футболка совсем не вписывались в изысканный антураж. Юля слегка коснулась столика, и тут же включилась подсветка, озарив стопку модных журналов на дополнительной подставке снизу.

– Господи, – прошептала Юля.

– Придется еще минутку подождать, – из комнаты для персонала выплыла блондинка-модель и, кисло улыбнувшись, спросила: – Кофе хотите?

Юля смутилась. Кивнула.

– Эспрессо, капучино, американо, латте? – Блондинка словно издевалась.

– Простой кофе. С сахаром, – уточнила Юля, покраснев.

Спустя двадцать минут и кофе Юлю позвали в кабинет к менеджеру. Юрий Петрович, в пиджаке и галстуке, плотный, небольшого роста, с приятным лицом, лет шестидесяти, с голубыми глазами и кудрявой аккуратной светлой бородкой, попросил Юлю сесть, и она опустилась на черный кожаный стул. Менеджер открыл ее заявление в компьютере.

– Ваш опыт работы нас устраивает, хотя, конечно, будет много новых материалов, таких, каких не было в М. Вы с гель-лаками ведь работаете?

– Да.

– А с обычными?

– Конечно.

– Ну, остальное придет с опытом. Как у вас с педикюром?

– Хорошо. – Юля непроизвольно повернула голову и посмотрела на золотых рыбок в аквариуме на полке буфета. – Я хорошо работаю с вросшими ногтями.

– О-о, это преимущество. Значит, делаете медицинский педикюр. А дипломы какие-нибудь есть о повышении квалификации?

– К сожалению, нет. В М. ничего такого нет…

– Ну, мы, может, вас направим, если все пойдет хорошо.

Юля от волнения дернулась на стуле. За окном светило вечернее солнце, лучи бегали по озеру, ласкали стволы деревьев и склоны гор. Небо казалось теплым и благосклонным.

– У вас очень хороший стаж. Первое время за вами присмотрит одна из наших сотрудниц зоны спа-процедур. Значит, так.

Юля выпрямила спину.

– Зарплата у нас вообще-то тридцать тысяч, но вы вчера написали, что вам негде жить. У нас есть маленькая комнатка на первом этаже – с тумбочкой и кроватью. Там будете спать. Еда – в общей кухне и в комнате для персонала. Шкаф тоже в комнате для персонала. В комнатке совсем крошечный. Надеюсь, у вас мало одежды?

– Мало.

– Ну и хорошо, все равно вам некуда в ней ходить. У нас форма. Таисия с ресепшен вам ее выдаст. Я вижу, вы любите голубой цвет.

– Люблю.

– Прекрасно. Только вот похудеть придется. Хозяину не нравятся полные, уж извините. И десять тысяч мы будем вычитать из вашей зарплаты за крышу над головой. – Менеджер кашлянул. – Рабочий день восемь часов, суббота и воскресенье выходные. Зарплата десятого числа каждого месяца. В отеле не пить, не курить. Приступаете завтра. Устраивает?

Юля еще раз взглянула на волшебный пейзаж за окном.

– Да, меня устраивает.

Юля никогда не видела роскоши. Такую жизнь, как в отеле, она знала только из кино. Юрий Петрович провел для нее экскурсию, показал номера-люкс с видом на озеро. Эти номера были совсем как маленькие квартирки, с отдельной гостиной, спальней, кухонным уголком, где хороших сковородок водилось больше, чем Юля купила за всю жизнь. С террас и балконов открывался такой вид на озеро, остров и горы – закачаешься. В каждом номере стояли свежие цветы, и каждому гостю при въезде в номер приносили бутылку шампанского в ведерке со льдом и клубнику на ледяном блюде. Широченные кровати с мягкими матрасами застилали белоснежными простынями.

Менеджер объяснил Юле, что среди постояльцев часто бывают не просто богатые туристы, в отеле останавливаются политики, звезды – в общем, медийные личности, поэтому все должно быть безупречно.

– Они же сейчас каждую мелочь выкладывают в «Инстаграм»… Отзывы пишут… – Юрий Петрович покрутил головой во все стороны – вроде как раз- мялся.

– Куда выкладывают? – не поняла Юля.

– Ну вы же интернетом пользуетесь?

– Ну да.

– «Фейсбук» знаете?

– Ну.

– Считайте, это как «Фейсбук», только в «Инстаграм» сплошные картинки. Ну социальная сеть тоже. Модная.

– Ясно, – ответила Юля без малейшего интереса.

– Это я к тому, что работать надо предельно аккуратно. Порежете палец какой-нибудь певичке, отель потом своей репутацией расплачиваться будет.

– Я не порежу.

Юрий Петрович улыбнулся. Ему нравилась Юлина сухость. Они вернулись в кабинет.

– Очень хорошо, что вы не болтливы, некоторые клиенты не выносят разговорчивый персонал. А некоторые, наоборот, очень хотят, чтобы их выслушали. Если что, вы слушайте, задавайте какие-нибудь ненавязчивые вопросы, только очень аккуратные, тактичные, поддакивайте, делайте вид, что вам интересно. Но сами никогда первая не заводите разговор. Все вопросы и уточнения только про ногти. В вашем общении с клиентом не должно быть никакой фамильярности. Понимаете?

Юля кивала, наслаждаясь мягкостью кожаного стула.

– Вы должны, обязаны быть милой и услужливой, – продолжал Юрий Петрович. – Вы обязаны улыбаться. Вы обязаны спросить, не хочет ли клиент чашечку кофе или бокал шампанского, чтобы расслабиться. Но между услужливостью и халдейством огромная разница. Первое очень хорошо, второе недопустимо. Быть услужливым надо с достоинством, вы показываете клиенту, что с радостью выполняете работу, но ни в коем случае не подлизываетесь, не угодничаете, вы должны держать дистанцию. И никогда, слышите, никогда не смейте показывать, что ждете чаевых, подарков, каких-либо знаков внимания. Вы невидимка. Вы есть, но вас как бы и нет. Повторю: для того чтобы работать в сфере услуг, надо обладать чувством собственного достоинства. Это очень важно. Мы обслуживаем людей, у нас меньше денег, чем у них, у нас другой статус, но мы не их рабы. Понятно?