Полковник полиции Евгений Николаевич Миловидов сидел за своим рабочим столом, наполовину заваленным толстыми папками с разными материалами, документами о работе отдела по борьбе с преступностью за последние три месяца. Одна раскрытая зеленая папка лежала перед ним. Он с неослабевающим вниманием вчитывался в тексты донесений, иногда ухмыляясь, иногда недовольно хмурясь, и, видимо, от какой-то внезапно нахлынувшей, неотступной злости сжимал челюсти и скрипел зубами. Тут все ясно: что-то, разумеется, ему в делах не нравилось, как это всегда бывает у всех начальников, проверяющих работу своих подчиненных, их активность, успехи и провалы в поисково-розыскной деятельности.

Полковнику было 42 года. Энергичный, волевой, уравновешенный, спокойный даже в самых острых, горячих, очень опасных ситуациях, уважительный и в некоторой степени благодушно-простодушный, он вызывал к себе адекватно-зеркальное отношение со стороны сотрудников отдела за свои многочисленные положительные чисто человеческие и профессиональные качества. Довольно рослый, физически развитый, крепкий, плечистый, он казался человеком, который всю жизнь занимался спортом и даже имеет в этом плане крупные заслуги. Он окончил высшее учебное заведение, работал в разных городах следователем, опером, занимал руководящие посты разных уровней, незаметно продвигался по службе и, конечно, по воинским званиям. На его погонах со временем становилось все больше звездочек, маленькие звездочки заменялись более крупными и ясными, и погоны становились значительно красивее и внушительнее.

Евгений Николаевич с таким самозабвением углубился в изучение материалов о работе отдела и его сотрудников относительно работы по выполнению поставленных высшим руководством задач, требований по борьбе с преступностью в ее самых разных проявлениях, что совсем отвлекся от всего мира, и ничего более интересного, важного, более-менее значительного, чем борьба с преступностью, для него не было и не могло быть. Он ничего не видел, не слышал, не замечал ярких, ласковых лучей солнца, широким потоком льющихся в кабинет. Не слышал, как в коридоре шли люди, стучали каблуки по выложенному плиткой полу, как хлопали двери соседних и отдаленных кабинетов. Он не слышал, будучи до предела, до упора поглощенным своей работой, как дверь кабинета почти бесшумно растворилась и в него вошла сотрудница отдела, следователь Ирина Матвеевна Суворова. Мягко, плавно, на цыпочках, балансируя руками, чтобы не спугнуть сладостное вдохновение начальника, она подошла к столу, стоящему перпендикулярно столу полковника и, словно пушистый одуванчик, присела в мягкое кресло. Она мимолетно улыбнулась, посмотрела на Миловидова, все еще не видевшего и не слышавшего ничего вокруг и склонившегося над документами, вникая в каждое предложение, каждое слово. Ирина Матвеевна не выдержала тишины кабинетного молчания и тихо сказала:

– Доброе утро, Евгений Николаевич!

Полковник, будто услышал выстрел из пистолета, резко отпрянул от папки с документами и взглянул на следователя. Но он не просто взглянул на нее, его взгляд как будто магнитился к женщине, и полковник ничего не мог с этим поделать.

– Доброе утро, Ирина Матвеевна! – с душевной мягкостью сказал начальник.

– Вы давно пришли? – Пронзительно глядела следователь на своего начальника.

– А я тут кое-чего почитал, – полковник закрыл папку и отодвинул ее на самый край стола, будто она мешала ему беседовать со следователем.

– Я так и думала, – ласково улыбнулась Ирина Матвеевна, -поэтому старалась пройти в кабинет тихо, чтобы не помешать вам. Между ними постепенно сложились простые чисто человеческие отношения, и начальник, когда случалось оставаться наедине с Суворовой, часто обращался к ней на «ты», но в присутствии других сотрудников отдела, на официальных совещаниях, заседаниях – всегда на «вы».

Ирина Матвеевна работала в отделе неполный год, и за это время их отношения стали доверительными и теплыми, что не так часто бывает между начальником и подчиненным по службе.

– Как твое здоровье, самочувствие?

– Как и всегда. Все в норме: и здоровье, и самочувствие. А у тебя?

– Тоже все нормально. А как твое настроение? Настроение – очень важный момент здоровья.

– Тоже хорошее. Да разве может быть плохое настроение в такой прекрасный летний день? – с чувством подъема сказала следователь. – Посмотри, как ярко светит солнышко. Греет нас, светит нам, чтобы мы жили на этом свете хорошо, счастливо, мирно. Вся природа дышит неподдельной красотой, она цветет, улыбается и нам передает свою энергию, чтобы мы были спокойными и здоровыми. Ты замечаешь, что твой кабинет буквально залит золотом солнечных лучей. Мне так и кажется, что в мире, в повседневной жизни людей царит блаженное спокойствие свойственное для каждого человека, и что преступников больше никаких нет и никогда не будет.

– Твои слова да Богу в уши, – улыбнулся полковник. – Вот бы так было, как ты представляешь и рисуешь. Тогда нам нечего будет делать.

– Вот и хорошо. Будем заниматься другими делами, – размечталась Ирина Матвеевна.

– Я согласен заниматься другими делами. Только не такими, какими мы сейчас занимаемся.

– Когда в наш отдел звонят и говорят, что где-то убит человек, мне вспоминаются слова поэта: «И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, – такая пустая и глупая шутка».

– Лермонтов, – уважительным тоном сказал полковник.

– Я люблю Лермонтова – сильный, великий поэт.

– Я тоже люблю Лермонтова, – признался Евгений Николаевич. – Замечательный поэт.

И в этот момент благодушно-розовых мечтаний кабинетную тишину резко взорвал телефонный звонок.

– Я слушаю! – с резкой нервозностью схватил трубку начальник. – Полковник Миловидов.

– Убит человек, – скорбно сказал неизвестный мужчина.

– Где? В каком месте?

– На южной стороне городского парка. За оградой.

– Мужчина, женщина?

– Молодой человек. Очень молодой, – и на этом разговор прервался.

Полковник не положил, а скорее швырнул трубку на телефонный аппарат.

– Негодяи, сволочи! – негодовал Миловидов. – Когда же они переведутся? – Ира, – он беспокойно взглянул на следователя, -забирай Кругликова и Цыплакова и быстрее езжайте. По свежим следам может быть что-нибудь пронюхаете.

Ирина Матвеевна взяла свою сумочку и моментально выскочила из кабинета. За дверью чуть ли не столкнулась с молодым опером Кругликовым и патологоанатомом Цыплаковым, которые хотели войти к начальнику отдела.

– Кругликов, Цыплаков, – резко махнула рукой Ирина Матвеевна, – поехали! Быстрее!

– Опять труп? – еле поспевая за женщиной, спросил двадцатишестилетний старлей Кругликов, исполняющий обязанности опера.

– Опять!

– Когда же все это прекратится? – негодовал тридцативосьмилетний патологоанатом капитан Цыплаков.

– Никогда, Цыплаков! – Сказала Ирина Матвеевна, выбегая на улицу. – Скорей! Машина нас уже ожидает.

Через тридцать минут группа была на месте преступления. Территория почти безлюдная. Нормальной проезжей дороги здесь не было. Кругом унылая, какая-то безжизненная пустошь, пространство которой простиралось до соседнего микрорайона. Здесь не было видно ни машин, ни людей, не было жилья, домов, линий электропередач. Одним словом, безлюдный, заброшенный, полудикий островок на территории города. И лишь вдали, километра за два от парка, возвышались современные двадцатиэтажные жилые коробки, в некоторых местах виднелись какие-то трубы, из одной темными густыми клубами валил не то дым, не то пар или отходы от сгоревшего газа.

Место преступления было очень близко к ограде парка. Здесь росла трава в некоторых местах такая высокая, что в ней без проблем мог спрятаться взрослый человек. Ирина Матвеевна, опер Кругликов и патологоанатом осмотрели труп со всех сторон, причем не один раз, а раза три или четыре. Они внимательно, очень даже внимательно присматривались к самым мельчайшим деталям, приминали траву по периметру трупа, рассматривали всякие более-менее увесистые камни, обломки кирпичей на предмет их использования для совершения убийства. Убитый лежал вверх лицом с раскинутыми руками. Патологоанатом Цыплаков приступил к рассмотрению трупа. Начал, конечно, с головы, так как на тыльной стороне шеи виднелись кровавые подтеки. Он поворачивал очень осторожно голову в стороны, затем, присев на корточки, приступил к рассмотрению ее верхней половины.

Минут через двадцать Цыплаков закончил осмотр и подошел к Ирине Матвеевне. Она и опер Кругликов стояли в сторонке и ожидали результатов предварительного изучения трупа.

– Что скажете, Дмитрий Савельевич? – спросила следователь.

Цыплаков засунул в карман джинсов носовой платок, которым вытирал руки после осмотра трупа. Он провел ладонью по голове, несколько секунд подумал, глядя вниз на всякий мусор, валявшийся вблизи убитого.

– Молодому человеку не более двадцати двух-двадцати трех лет. Думаю, что это студент. Видимо, из культурной семьи. На нем новая и красивая бледно-голубого цвета сорочка, модные джинсы. У него очень сильная черепно-мозговая травма от удара каким-то тяжелым предметом, можно сказать по самой макушке. Рана на голове имеет почти круглую форму. Образовалась небольшая трещинка от удара по голове. Все это говорит о том, что убийца использовал для своей цели не плоский предмет, а скорее круглой, шарообразной формы. Это или железный предмет, или камень очень твердый и круглый. Более внимательно рассмотрим тело в морге.

– Федя, – обратилась Ирина Матвеевна к оперу Кругликову, когда Цыплаков перестал говорить, – проверь все до единого кармана на сорочке, джинсах. Все, что там найдешь – забирай. Пригодится.

– Ирина Матвеевна, – с вежливостью порядочного человека сказал молодой опер, – я уже проверил все до единого кармана, когда вы ходили по территории в поисках возможных улик. Поэтому вы не заметили. Карманы были на половину вывернуты. Все до единого.

– Конечно, преступник не мог не проверить карманы, – сказал патологоанатом Цыплаков. – Он знал, что там могло быть что-то такое, что могло бы помочь нам выйти на его след. Поэтому он тщательно проверил все карманы.

Ирина Матвеевна обошла довольно значительное пространство вокруг убитого. Она надеялась обнаружить следы убийцы. В этом месте когда-то был рассыпан белый песок, дожди размыли его и кое-где остались только маленькие пятна, выделявшиеся своим цветом на фоне серой поверхности участка. Она подошла к одному такому участку, низко склонилась и разглядела след правой ноги. Рисунок следа был очень бледный и не очень ясно различимый.

– Федя, – не разгибаясь громко сказал она, – иди сюда. Опер Кругликов моментально оказался рядом со следователем.

– Что у вас, Ирина Матвеевна?

– Смотри сюда, – указала следователь на рисунок следа.

Кругликов низко наклонился, присмотрелся и увидел отпечаток подошвы туфли.

– Да, это след от ноги, – сказал он. Хоть и неясный, но, можно сказать, свежий. Все линии, рисунки, извилины вырисовываются довольно отчетливо, хотя не очень ясно и наглядно. Причем более-менее четко вырисовывается передняя половина подошвы, а задняя часть, вместе с каблуком смотрится как бы в тумане. Передний отпечаток подошвы обозначен более четко.

– Все равно этот отпечаток для нас очень важен, – сказала Ирина Матвеевна.

– А вы ничего не заметили? – неожиданно спросил Кругликов.

– А ты что, заметил что-то еще? – обрадовалась Ирина Матвеевна.

– Заметил.

– Что ты заметил, Федя?

– Я пришел к выводу, что этот отпечаток даст нам возможность сделать одно очень важное предположение.

– Федя, какое предположение?

– На мой взгляд, очень важный вывод можно сделать.

– Федя, но какой вывод можно сделать? Не тяни, говори, не испытывай мое терпение.

– Вывод такой, – не торопился молодой опер. – Смотрите, этот след направлен прямо от убитого. Если провести от него прямую линию, то она упрется прямо в тело. Стало быть, человек, которому принадлежит этот след, шел прямо от убитого парня. Вывод такой: этот след есть след убийцы.

Ирина Матвеевна наклонилась еще ниже, всмотрелась в след, затем повернула голову в сторону убитого.

– Да, ты прав, Федя. Можно с большой долей уверенности предположить, что это есть след убийцы. Но, к сожалению, это всего лишь предположение. Федя, сделай фотографию этого следа.

– Обязательно, Ирина Матвеевна, – таким тоном сказал Федя, как будто сделать фотографию отпечатка подошвы было делом всей его жизни.

Ирина Матвеевна выпрямилась, посмотрела вдаль, на неровную бугристую дорогу, которая доходила до угла парка, а там поворачивала вправо. Оттуда, из-за поворота, вышел мужчина и направился в сторону убитого. Она подошла ближе к ограде и стала его ждать. Когда мужчина был уже совсем близко, она неторопливо пошла ему навстречу, чтобы поговорить с ним.

– Скажите, пожалуйста, – вежливо спросила Ирина Матвеевна, – вы никого здесь не встречали?

– Когда? – вежливо спросил незнакомец.

– Вчера, сегодня или, может быть, позавчера?

– Вы, наверное, из полиции? Расследуете убийство? – с уважением спросил мужчина.

– Вы правильно сказали.

– Я вчера видел здесь мужчину.

– В какое время?

– Во второй половине дня, ближе к вечеру. Он прошел мимо. Я пошел дальше и увидел убитого человека. Он, я смотрю, и сейчас здесь лежит, – указал он на труп, видневшийся из-за примятой травы. – И я подумал, что это он убил молодого человека.

– А почему вы так подумали? – спросила Ирина Матвеевна.

– Потому что он шел прямо от трупа. Они были на одной линии. Потом он свернул направо и, видимо, держал путь вдоль ограды парка.

– Скажите, какого примерно возраста этот мужчина?

– Он молодой. Лет двадцать пять-двадцать шесть. Не более.

– Вы не обратили внимания на черты его лица? И вообще, какой он из себя.

– Он среднего роста, – охотно отвечал мужчина на все вопросы, – плотный, крепкий. Мне даже показалось, что он занимается спортом. Волосы темно-русые, коротко острижены. Чубчик направо зачесан.

– Полный? Худой?

– Можно сказать, не полный и не худой – средней упитанности, – ухмыльнулся мужчина. – Так можно сказать.

– На лице нет ничего запоминающегося? Родинка, шрам или еще что-то?

– Ничего этого нет. Только губы у него чересчур толстые, прямо как оладьи, – опять улыбнулся мужчина. – Как будто накачанные. У женщин бывают такие губы.

– Это уже что-то, – сказала Ирина Матвеевна. – Это нам пригодится.

– И вот еще на что я обратил внимание.

– На что? – радовалась Ирина Матвеевна каждому слову незнакомца.

– Вид у него совершенно скрытый, замкнутый, какой-то безрадостный, невеселый, прямо, как мне показалось, как не живой. Шел он довольно быстро. Так ходят люди, когда куда-то торопятся. Он тоже, видимо, куда-то торопился. Или опасался, что его догонят. Знаете, я не следователь, но мне показалось, что это он совершил убийство.

– Спасибо вам большое, – поблагодарила Ирина Матвеевна мужчину.

– Не за что. Желаю вам удачи в раскрытии этого преступления.

Ирина Матвеевна подошла к оперу, который фотографировал предположительный след убийцы.

– Федя, ты еще долго будешь фотографировать?

– Я закончил фотографировать.

– Тогда пройдешь вот по этому пути, – указала она в ту сторону, откуда шел незнакомый мужчина, – и присмотрись – может, еще обнаружишь следы, похожие на этот след, который мы обнаружили. Пройди подальше вдоль ограды.

– Хорошо, будет сделано, – отрапортовал молодой опер. Кругликов выполнил поручение Суворовой. На это ему потребовалось не более получаса.

– Федя, я тебя ожидаю, – горела нетерпением Ирина Матвеевна, – нашел что-нибудь?

– Нашел! – бодрым голосом сказал Кругликов. – Следов десять обнаружил, схожих с тем, который здесь нашли.

– Сфотографировал?

– Разумеется.

– Четкие отпечатки?

– Есть неплохие, есть тусклые, уже подсохшие.

– Чем больше следов, тем лучше разберемся.

– Это верно.

Патологоанатом окончательно закончил свою работу и подошел к Ирине Матвеевне.

– Можно вызывать машину, – сказал он, – все, что можно было сделать здесь, мы сделали.

– Хорошо, – согласилась следователь, – вызывайте транспорт и людей. У меня к вам просьба, Дмитрий Савельевич.

– Какая у вас просьба?

– В морге получше изучите тело убитого, поподробнее, потщательнее все осмотрите.

– Обязательно, не волнуйтесь, – успокоил Цыплаков следователя.

– Не исключено, что в каком-то месте обнаружится родинка, наколка, родимое пятно или что-либо другое, – это нам может пригодиться.

– Я понял.

Цыплаков вызвал машину для транспортировки трупа в морг. Машина не задержалась. Двое дюжих мужчин на носилках отнесли труп в машину.

Ирина Матвеевна и Федор приехали в Управление и сразу поднялись в кабинет своего непосредственного начальника.

Полковник сидел за своим столом и на этот раз он не рассматривал никаких документов.

– Если бы вы знали, как я вас ждал, – сказал он, выпрямляясь в кресле. – Присаживайтесь, – а где Цыплаков?

Цыплаков поехал в морг, – сказал опер.

Евгений Николаевич имел немалый опыт в борьбе с преступностью. Эту деятельность он начал после окончания института. Высшее руководство обнаружило у него хорошие аналитические способности, что во многом предопределило всю его дальнейшую розыскную деятельность. У него был острый цепкий взгляд, проникающий в душевные глубины человека, и это поставило его в ряды наиболее способных и даже выдающихся аналитиков, умеющих вникать в тонкости следовательской работы. Евгений Николаевич считал, что в работе по борьбе с преступностью немаловажное значение имеют терпение, железная выдержка и аналитические навыки, умение правильно поставить задачу и цель. Он говорил своим коллегам о необходимости расширения круга информаторов, через которых часто удается выйти на след преступника, заблокировать его так, что ему некуда деваться. Преступник ведь знаком со многими людьми, общался с ними, здоровался с ними. Многие знали его интересы, предпочтения, его душевный мир, характер, миропонимание, мировоззрение, общий культурный облик, знали его родителей, друзей, товарищей, если таковые у него были.

Конечно, не так просто отыскать информаторов, которые сознательно, от души, согласятся сотрудничать со следственными органами. Но жизненная практика показывает, что такие люди есть, и на них надо умело опираться. Здесь, конечно, возникает вопрос о том, где проживает преступник или проживал раньше.

Информаторы – это незаменимые помощники следственных органов и работать с ними необходимо умно и терпеливо. Они могут помочь сократить время в раскрываемости преступлений и увеличить эту раскрываемость в количественном отношении.

– Ну, что там нарыли? – спросил полковник, обведя ожидающим взглядом присутствующих.

– Очень мало нарыли, – без колебаний ответила Ирина Матвеевна. – А если говорить откровенно, ничего не нарыли.

– Но все-таки кое-что нарыли, – возразил полковник. -Нашли половину подошвы и еще какие-то следы. А это уже неплохо. Расследование покажет, какие это следы – предположительно следы преступника или следы, не относящиеся к нему. Теперь нам надо ожидать звонка от родителей или просто знакомых убитого парня. Ведь этот молодой человек где-то, наверное, учился, работал в каком-либо учреждении, в какой-нибудь коммерческой структуре. Молодой человек жил не между небом и землей, он жил среди людей, у него есть родные, близкие, знакомые люди. Может быть, информаторы что-нибудь пронюхают. Практика показывает, что могут позвонить в отдел просто посторонние, неизвестные люди. Ответственные граждане. Нам важно узнать, кто этот молодой человек. Его адрес, место работы или учебы.

– Ирина Матвеевна, – обратил полковник свой пристальный взор на следователя, – как у вас обстоят дела с информаторами?

– В этом плане у нас есть неплохие наработки, – ответила следователь Суворова. – Но вопрос непростой. Информаторы всякие есть – ответственные, малоответственные и вовсе безответственные. Надеяться на информаторов – это все равно, что надеяться на чистый случай, так что это дело безнадежное.

– Не совсем безнадежное, – возразил полковник, – от случая нельзя отказываться. Федор, – неожиданно обратился к молодому оперу Кругликову, – ты присмотрелся к выражению лица убитого молодого человека?

– Присмотрелся, товарищ полковник, – четким голосом сказал Кругликов, – я внимательно изучил его ладони, пальчики.

– Ну и что? – с интересом спросил полковник.

– Выражение лица благонравное, благородное, можно сказать, добронравное. Смерть не убивает добро. Оно все равно просвечивается сквозь непроницаемую завесу небытия. Это говорит о том, что он порядочный человек, воспитанный, даже интеллигентный. Об этом говорят и его ладошки, пальчики. Он не занимался физическим трудом, не работал пилами, топорами, ломами, не таскал мешки с цементом, картошкой и так далее. Все это свидетельствует о том, что родители у него интеллигентные люди умственного труда. Я убежден, что он студент. Родители позаботились о том, чтобы их сын получил хорошее образование. Поэтому, как мне кажется, – с настойчивой уверенностью говорил молодой опер, – нам надо обзвонить все вузы. У нас ВУЗов не так много, как в Москве и Петербурге. Можно спокойно обзвонить и довольно быстро. Не исключено, что это даст неплохие результаты, и наше расследование сдвинется с места. В прошлом году я работал в другом городе. Там однажды произошел очень неприглядный, просто дикий случай с точки зрения морали.

– Что это за случай? – заинтересовалась Ирина Матвеевна.

– Один ублюдок из одиннадцатого класса напал на пожилую пенсионерку и отнял у нее пенсию, которую она только что получила в Сбербанке. Так вот, это преступление было раскрыто очень быстро. И в этом нам неоценимую услугу оказала одна девушка, которая все видела из окна квартиры. Она позвонила в отдел и сообщила нам, что у юного преступника длинный нос, загнутый немного вверх. Это его индивидуальная и выдающаяся особенность. Выдающаяся – потому что она видна всем и легко запоминается. К чему я все это говорю, – с некоторой запальчивостью и взволнованностью рассуждал опер Кругликов. – У нас есть информация, что у предполагаемого преступника толстые губы. Ирина Матвеевна выяснила это при разговоре с прохожим мужчиной, который случайно оказался в тот момент, когда мы были на месте преступления.

– И еще он сказал мне, – сказала Ирина Матвеевна, – что парень шел с нервозной торопливостью, быстро шел, будто хотел кого-то догнать или не хотел, чтобы его догнали. А главное, разумеется, – нервозность предполагаемого преступника. Такое состояние всегда появляется у человека, если он почувствовал, что слишком сильно и не в меру набедокурил. В нашем случае то же самое. Конечно, это не стопроцентная истина, но все равно мы не должны от нее отказываться. Наверняка, так и есть, процентов девяносто девять, что там есть за что ухватиться.

К разговору своих коллег подключился патологоанатом Цыплаков, вернувшийся из морга, где обследовал тело убитого.

– К сожалению девяносто процентов – это не сто, – сказал он с большой долей скептицизма. – Не хватает одного процента, а это немало в наших делах.

– Дмитрий Савельевич, – шутливо сказала Ирина Матвеевна, – хуже было бы, если бы не хватало до ста процентов всех девяносто девяти.

В кабинете наступила тишина, как будто говорить больше было не о чем. И в этот момент полковник Миловидов поднес к губам слегка согнутую ладонь и слегка кашлянул в нее.

– Нам нельзя отказываться ни от толстых губ, ни от девяноста девяти процентов, о которых говорила Ирина Матвеевна, – с легкой иронией улыбнулся начальник отдела. – К сожалению, у нас нет веских самодостаточных улик. И знаете, почему их нет? – снова ухмыльнулся полковник. – Потому что мы о них ничего не знаем. Реально, объективно они существуют. Дело в том, что любой преступник, крупный или незначительный, изо всех сил старается обрубить за собой все концы, все мельчайшие детали своих подлых замыслов и реальных действий, в которых все его планы материализуются, превращаясь в реальную действительность. Но, как показывает розыскная деятельность прошлых эпох, а также наше время, они не могут завуалировать, скрыть совсем начисто, засыпать чем-то весь шлейф своих преступных следов. Как ни крути, ни верти, а все же они волнуются, нервничают, сомневаются и сомневаются не на шутку в стопроцентном успехе своей антиморальной, антиобщественной деятельности, противоправной деятельности. А все это приводит к тому, что они не могут спрятать все улики, не могут усмотреть все мелочи, уследить за ними так, чтобы они были абсолютно незаметны. Они не догадываются, что эти мелочи в большом количестве возникают буквально на каждом шагу и поэтому их невозможно просчитать, вычислить. Ни одна самая умная и совершенная машина, автоматика, электроника не может их просчитать и на тарелочке с голубой каёмочкой преподнести их преступнику – на вот тебе, руководствуйся нашей помощью и тогда у тебя все будет о'кей. Так не бывает, – убежденно говорил Евгений Николаевич, – это вполне естественно, вполне объективно. Такова она диалектика и философия жизни. Не исключена возможность, что и толстые губы, и нервозная спешная походка станут реальными уликами и помогут нам в нашем деле. А нам с вами осталось только одно – работать и работать.

1 2 3...5 >

На страницу:

Перейти

1 из 5

Другие книги автора

Рассказы

Виктор Андреевич Алехин