LAVANDA. Audi cor tuum

Вадим смотрел на него и клипал глазами. Шок помаленьку сползал с его фейса.

– А шо мы ждём? Вадь! Мы же висеть хотели.

– Я уже повисел… Понали на скамейку сядем.

– Сесть всегда успеешь, братан. А мы мягко припадём.

– Тольк сначала давай в магаз заглянем. Окей?

– Кто последний, тот редиска!

Они побежали к магазину наперегонки; интересно наблюдать за возращением детства во взрослые сердца.

Солнце плавно опускалось за горизонт; на смену загорались городские огни. Небо налилось пурпурным оттенком. Атмосферу заполняли детские разговоры, взрослый лепет, скольжение шин по асфальту, рёв мотора, сирена скорой помощи.

– Эх! Остановись, мгновенье! Ты прекрасно! – Воскликнул Вадим, Приподняв бутылку чего-то слабоалкогольного. – За знакомство!

– Ну! Дружище! За прекрасное интернациональное знакомство! – приподнимая бутылку сока – «Дзынь» – ударилась бутылка об бутылку. – Символично. Засесть под аркой «Дружбы народов».

– Совпадение?! – Делая глоток. – За это надо выпить!

– Успеешь ты ещё бухнуть. Давай лучше поговорим.

– За идею! – подняв напиток вверх.

– Ты тоже художник? – Наклонив бутылку сока, пытаясь остановить ответ Вадима. – Хотя… стоп! Давай угадаю! Ты… танцор!.. Экзотический. Гагагагагагага.

– Мимо!

– Ещё две… сушист?

Вадя устрашающе напряг лицо, но сменил мимику на милость; Сеня смеялся, как ребёнок.

– Сам пошутил – сам посмеялся…

– Вааадя, не напрягайся.

– Ещё одна попытка.

– Две! То порожняковая была, шоб атмосферу подраслабить.

– Ладно…

– Ты певец?!

– Хм… я учусь на профессионального брехуна – Засмеявшись, шо аж слюни повылетали. – У тебя последняя попытка.

– Не последняя – крайняя! Шо ж у нас за факультеты есть… а! Ты – актёр!

Вадя заулыбался и кивнул «ага», делая манёвр:

– Выпьем!

– Ох, эти актерские замашки. Станем алкашами.

– Я же не без повода.

– Да-да. Слышал я такое. – Заулыбался Сеня. – Тоже хотел на актерском попробоваться. Потом выкупил, шо не моя это лодка.

– Почему?

– Я – художник. Птица вольная. Не могу творить, когда на меня давят. Творю только под вдохновение.

– Я заметил. Хех.

– На актеров давят постоянно. Используют. Оскорбляют. Я бы не вывез. Меня по-другому воспитали; а если это и ещё какой-то додик-режиссёр?! То я ж сварюсь.

– Та ладно тебе. Ради таких бабок можно и потерпеть. Главное – пробиться!

– Бабок? А искусство? Как же идея?

– За идею в кино не сходишь!

– Ты хочешь сказать, что готов продать себя за бумагу? Ты же творческий человек! Не гони!

– Не смеши. Важна только цифра. Для одного – монета. Для другого – вагон банкнот.

– Это галимое рассуждение! Ты ж киснешь от этого… Деньги – зло! Они губят самое ценное… Ты же мечту в погоне за налом потеряешь! Глянь, эти мелочники кругом. Бумага прийдет… человека нужно в себе оставить.

– Сними розовые очки! Небось сытым постоянно был. От забери у тебя сейчас деньги родителей. Что ты будешь делать дальше? Каракули свои чёркать? И то, блядь… Ты же в переходах тоже не можешь?! Там вдохновение нету!

– Не начинай… ты не прав! Ты хуево меня знаешь… У меня есть принципы, в отличии… Розовые очки? Фу! Ты давно вылез из-под мамкиной юбки?

– Не говори так со мной и остынь. Я тебе соли в чай не подсыпал…

Сейчас ещё чуточку и может случится галимая скотобойня.

– Будь добр, Сень… не подливай масла в огонь… не баранься. Ссоришься на ровном месте.

Вадим нырнул прямо в душу Арсена; кроме ярости и множества комплексов, он сумел разглядеть очень добрую и светлую натуру.

Сеня замер, подобно статуе, выжигая Вадю взглядом; Вадим встал, похлопав Сенечку по плечу:

– Самоконтроль… – проложив маршрут в сторону метро.

Сеня пристально наблюдал за происходящим, с бурлением в брюхе; пульсации в черепной коробке сменилась на спокойствие.

– Жаль его. У меня тоже в этой ситуации рыльце в пуху. Может, он не из-за жадности деньги так любит, а из-за того, что редко видел их. Люди ведь разные бывают. Ой же и дурак!

Арсен рванул вслед за Вадимом:

– Балабол! Я же обещал себе трезво мыслить! – Ускорив темп. – Вадя! Постой!

Вадим вряд-ли слышал; Сеня крикнул ещё громче – реакция нулячая.

– Вадя!.. Стой!

Радовал тот факт, что далеко бежать не пришлось; Вадя ещё был на виду.

– Вадя! Погоди! – Хватая за плечо. – Я тебе кричу-кричу, а ты не слышишь.

На вид, конечно, Вадим был кислее лимона; оба на виноватых щах.

– Ну? И че ты насупился, как сыч на погоду? А? – Вадим продолжал втыкать. – Ну повздорили. Разошлись во взглядах. С кем не бывает? Виноваты оба.

Вадя поднял голову. Глаза его сверкали ярче, чем фары у новенького «Жигуля». Он пытался сдержать улыбку, но… хуй там плавал. Вадим мгновенно засиял и сказал:

– Заметь – оба!

– Та оба-оба… – Улыбаясь. – Давай пятюню!

Они глянули друг другу в глаза, скрепив примирение рукопожатием; Сеня подмигнул и сказал:

– Ну шо? Погнали в сторону метро, а то добираться вечность. А общага, дорогой мой, до полуночи работает.

– Точно! Опоздаем! Те два мухомора, что на вахте растут, нас хрен пропустят.

– Та не ссы в трусы! В окно залезем! Я так заселялся сегодня.

– Это как?

– От опоздаем – увидишь. Долгая история.

Они отправились в путь. Вдруг у Вадима загудел телефон. «Мама». Он начал понемногу сбавлять темп.

– Ты… это… Сень, иди! Я сейчас… я догоню!

– Окей!

С первых секунд Вадим начал стартовать, горячо высказываясь. Гам стоял нереальный. Он набирал обороты и, видимо, не собирался охлаждаться.

– Я сам решаю…! Что? Хватит упрекать меня! Ах, никто! Добро! С сегодняшнего дня я и для тебя буду никем! Я всё сказал! Спокойной ночи!

Вадим подошёл вареным. Он посмотрел на Сеню, сдвиговая плечами.

– С кем ты уже повздорил?

– Мама! Она не понимает, что у меня своя жизнь.

– Понимаю. Но не нужно так с мамой, ведь она у тебя одна…

Она не понимает, что у меня есть мечта! Да-да! Мечта!

– Мать у тебя одна!

– Маленькая мечта. Я очень хочу, чтобы родители выбрались в столицу. Дом хочу им купить. Понимаешь? Они же кроме этого села обосранного ничего и не видели!

– Ты красавчик… базару нет. Цени их… воспоминания – парадоксальное явление. Сейчас они улыбают тебя, а спустя мгновение, выедают… Попроси прощения.

– Жалко мне их. Мама спину срывает бедная. А я же слышу, как она мучается! То спина! То болезни хронические! Отец на полях круглосуточно. Фермер! Я не хочу, чтобы они от работы сконали. Поклялся я себе уехать в столицу! Стать над этой страной! Денег заработать! От заработаю и заберу их сюда. Будут путешествовать у меня по курортам разным.

Сенечка слушал Вадима, а глаза нырнули в закоулки памяти, вылавливая кадры своей жизненной лирики.

– А знаешь, Вадь. У меня ведь тоже мечта есть. От доживу до тридцати пяти лет и президентом стану. А что ты так смотришь? Стану художником. Прославлюсь. Все будут знать меня; а тут «хоп» и в политику.

– Зачем?

– Понимаешь, Вадь… я людям помогать хочу. Посмотри, шо кругом несётся. Страдания одни. Вливают народ на ловеху! Копейки сыпят в карманы.

– Надо же… додуматься до такого…

– Клинику хочу построить для помощи онкобольным. Не просто клинику, а лучшую в мире. С самым дорогим оборудованием и лучшими врачами. Вот она! Моя цель!

Вадим глянул на Сеню, у которого выразительно выступила горькая улыбка, скрывающая приторные приливы.

– Сень…! – Протягивая пятерню. – Забудем это недоразумение?

– Забыли. У тебя всё будет. Когда станет тяжко, помни, что свет в конце – это начало.

– Да, друг… ты прав.

– Вот и метрополитен. Посыпались?

– Да… надо позвонить. Ты иди, а я догоню.

Не прошло и минуты.

– Сень! Скорая приехала. Что-то с сердцем. Это всё я…!

– Не вини себя. Легче не станет. Всё будет заебись. Помогу, чем смогу.

Они зашли в здание метрополитена; в кармане у Сени завалялся жетон. Он пошёл в кассу и купил ещё один; ещё этот непонятный, назойливый, из неоткуда, звук: «Пик- пик – пик…»

Проходи, дорогой. – Турникет дал добро. – Поехали, братанчик. Тебе надо взбодриться.

Ночной метрополитен, пустота и тишина; тиканье часов и рычание финиширующего поезда…

Сеня сидел с бесстрастным лицом, переполненный мыслями; Вадим, рядом, облокотился головой на поручень. Из ушей торчали наушники, а Вадя словил кемаря…

Конечка. Ночная магистраль. Сосны. Хвойный ветерок. Запах горелого и одурманивающего. Неизвестные сидели над бутылкой и проводили обряд по очищению от депрессии.

Около остановки стоял автобус, который ожидал, когда шеф вдавит педаль газа.

С прохладцей из подземки вышел Вадим, а вслед за ним Сеня.

– Вадь! Это же крайний! Полетели!

Вадим бежал нехотя. Он никуда не спешил. Переживания давили его. Прыг. Дверь автобуса захлопнулись.

Ноги бежали наперегонки со временем. Пыль поднималась выше колен. Щебень становился очень большой преградой в этом марафоне.

– Фух, сука! Успели!

Тёмная, жаркая конура. Фонари светили в окна оранжевым, дешевым светом. Холодильник дырчал, как трактор в поле.

Сеня скинул всю одежду и выперся на второй этаж. Вадим сел на край стула, водя глазами вокруг и вздохнул.

Арсен глянул на часы и сказал:

– Душ до полуночи. Не успели. Вадюха, не переживай! Я уверен, что всё будет в поряде. Слышишь? Тебе бы отдохнуть. Утром помоемся! Доброй ночи, дружище.

– Доброй… дружище…

Сенечка прилёг, устраиваясь поудобней; бессонница переворачивала его по койке.

Он открыл широко глаза, пробуривая потолок, по которому таракан гонял сороконожку.

Сквозь депрессию и приступ панической атаки, Сеня впадал в пустоту:

– Такое дурное чувство! Нутро выворачивается! Очково шо-то… Как будто шпагами насквозь прокалывает… ай!

8

– Ого! Как я здесь очутился? Снова лунатизмом страдаю чи шо? Ничего не помню… ото выпил сока на центрах…

Сеня стоял посреди улицы, вкопанный, как столб, оглядываясь по сторонам; на дворе был плотный, солнечный день, но ни единой души не то, шо поблизости не маячило, а даже на радарах не прорисовывалось и это ещё больше сбивало Арсена с панталыка.

Он вынул с кармана свой гаджет, но разблокировать его не удалось; Сеня зажал кнопку блокировки. Экран засветился, показывая, что аккумулятор сдох.

– Шо за гон? Я ж его всю ночь на зарядке держал! Алло, Водафон!? Весело, однако… Ладно. Не проблема. Щас у людей поспрашиваю.

На обочинах даже машин не было; в такое позднее, дневное время рабочие люди уже на местах; Сенечка набрал воздуха полные легкие и воскликнул:

– Люди! Вы где? Вымерли или шо?

Вдруг вдалеке стало проглядываться строение, которое было достаточно мелким и непременным.

– О! А это шо? Может там кто-то скоординирует? Идём почву пробивать!

Арсен помчался туда без низкого старта; он двигал туда со скоростью Флэша. Каждый шаг давался так легко, будто Сеня парит над выбитыми тропами. Сила трения сегодня на его стороне.

Двери, в это старое замызганное здание, открылись сами собой; то ли от сквозняка, то ли хуй его знает. Табличка с названием данной конструкции была затерта временем и держалась на честном слове; только надпись, с обозначением улицы: «Щорса 1», была свеженькой.

– Так, может, это универ? Не обрадует этот факт…

Тьма кромешная. Штын изнутри был ни туды, ни сюды. Пахло дурно: с одной стороны хлоркой, кровью и формалином; с другой румянами, тональным кремом, пудрой и лаком для волос.

Смесь этих запахов представляла из себя не очень перспективный экстракт.

– Фу! Ебануться! Это уже ни в какую калитку не лезет! Шо ж это за парфюм такой нежный?!

Коридор похож на больничный или общажный. Лампы выключены. Экономия в стране.

– Странно тут скажу я вам… и стремно!

Сеня прошёл к лестничному проходу. Здание было одноэтажное, поэтому ступеньки вели только в подвал.

Он подумывал спуститься, подбираясь к лестнице. Шаг за шагом. Ступенька за ступенькой.

– Я, конечно, не трус… но мне там ловить нечего. Ещё всякие «Битвы экстрасенсов» и моё воображение, подстрекают меня не лезть дальше.

Арсен, по фасту, развернулся и дал обратный ход на выход.

Несмотря на жаркую погоду, в помещении был невероятный дубарь; от такого дубаря, кожа моментально меняла свой оттенок.

Сеня толкнул дверь рукой вперёд, но она была закрыта на замок:

– Во дела… может, я заблудился? Тут только один выход. Харе гнать… Люди! Вы где? Откройте! Ладно…

«Гуп». «БАМ». «Хуяк». «Бах». Попытка за попыткой. Усилие за усилием. Нихуя!

Никто вокруг даже не встревожился. Было тихо, как в морге.

– Люди… есть кто живой? Хорошо попробуем по дефолту. Агов! Люди! Здоровенькі були! Є хто в танку? А в ответ… тишина… Едрен батон! Кто запер дверь?!

И тут прозвучал визг с конца коридора; такая ситуация поднапрягла Сеню.

– Помогите! Пожалуйста! Не надо!

– Здесь кто-то есть? Выбор у меня невелик. – Затроил он. – Пройдусь. Гляну шо там…

Сенечка медленно, с осторожностью, крался прямо, в конец коридора.

Позади, пробежало что-то темное и холодное; спустя пару секунд, Сеня сидел на сраке:

– Шо за гонево? Кто тут?

Сквозь мгновение, в коридоре загорелись все лампы; от этого ситуация не улучшилась.

Белый кафель был в затертых кровавых разводах; на стенах и потолке была та же картина.

Сеня вскочил и пробежал в конец коридора. Пульс валил за сто шестьдесят. Одежда и руки были испачканы кровью.

Он хотел глянуть в окна, но они были забиты досками.

– Спасите! Они… а! Я больше не могу!

Крик тревожил его ещё больше. Тем более голос был до боли знакомый. Сеня взглянул на дверь. Она была новенькая, чистенькая, словно не из этой сказки.

На дверях висела табличка с номером «98».

Он взялся за ручку. Бережно нажал на неё, плавно толкая дверь вперёд; перед ним работал телевизор, но картина, которую показывали по ящику, ошарашила полностью.

Он увидел того маленького Сенечку; это была не главная беда этого дня.

Это была та сцена, которая поразила его в самое сердце. Очаг неприятных воспоминаний.

Слёзы хлынули водопадом. Сенечка пал в ступор. Он просто тупился в экран и всхлипывал.

– Не надо!!! – Заволал Арсен.

Телек вырубился и наступила тишина. В палате включился свет; она оказалась небольшой – размером с минимаркет.

На кушетках лежали накрытые тела. Это от них пахло лаком для волос и пудрой. Стерильно. Хлоркой пахло.

– Шо за хуйня тут происходит?

– Это кто тут материться? – С кушеток попадали покрывала. – Сейчас по губам, как получишь!

Сеня аж седину поймал от увиденного ужаса. Он сжал губы; да шо там губы – всё сжалось.

С кушеток повставали тела. Арсен не верил своим глазам, отнекиваясь кивком головы.

– Ремнём хочешь получить?

В их выражениях лиц он не наблюдал доброго настроения:

– Этого не может быть…

Норадреналин вздёрнул его. Сеня начал бежать назад. Хуй там. Ноги перестали слушаться и начали невыносимо ныть и подкашиваться.

Сеня бежал сквозь боли. Он понимал, что они уже наступают. Совсем рядом, сцепив зубы, он начал махать руками. Ноги начали понемногу слушаться; Сеня у выхода.

Он начал пиздячить двери, шо дурной. Они не поддавались.

– Сука! Пора просыпаться!

Сенечка понял, что бежать некуда. Он повернулся к ним лицом, падая на колени и прошептал, поднимая громкость:

– Я не могу поверить! Как? Мне же… Вы же… Вы вернулись? Я не могу поверить… я так скучал… Я вас не боюсь! Чего вы остановились? – Сквозь ком в горле. – Я так люблю вас… и так виноват перед вами… а знаете, когда я это начал понимать? Когда поздно стало… когда в лоб вас целовал! Простите меня! – Не удержав слёзы. – Прости, деда! – Разбивая себя. – Я вёл себя, как ублюдок… ты же добра хотел. И даже в последние моменты я был гнидой… ты потух в одно мгновение… Я готов землю жрать, чтобы хоть на секунду вернуть вас! Заберите меня с собой! Так нужно? Давайте! Я сказал самую малость, но эта малость гложет изнутри! Больше жизни вас люблю… – выколачивая себе кулаком в грудь. – Вы здесь!

Лампы перестали гореть и время остановилось; Сеня склонил голову.

– Ты чего, малюк? Я никогда не сердился. Ты же на руках у меня, совсем крохой, засыпал. Я был строг к тебе и переживал за тебя. Береги родных.

– Ми ж тебе любимо.

– Мы будем рядом и придем на помощь к тебе ещё множество раз.

– Смотри какой взрослый стал. Самостоятельный.

– Бережи себе!

Сеня рыдал, словно маленький мальчуган:

– Я обещаю… вам… я стану человеком! Вы будете мной гордиться! – Всхлипывая – Я скучаю…

Снова наступила тишина; они улыбались и тешились, а Сеня вытирал слёзы рукавом.

Сеня протягивал руку на встречу, но они отдалялись от него. Все его любимые и родные люди уходили в даль, освещая сиянием помещение, произнеся лишь одно слово:

– Рано.

– Погодите…

Кровь со стен исчезла и в окна прорезался солнечный свет. Дверь за спиной открылась. Сеня оглянулся, с перепугу, а когда повернулся, то все исчезли.

Сеня поднялся на ноги и вышел на свежий воздух.

9

Будильник заведен на семь утра, а это значило, что сегодня первый день студенческой жизни; Сеню подкинуло пинком под сраку.

Пацаны ещё спали, вошкаясь на койках. На полу, словно змеи, распластались переноски и прочие провода, а на потолке здоровый таракан гнался за более мелким; Сеня наблюдал за этими догонялками, с озадаченным взором, будто не это была главная проблема наступившего утра.

Игорь ворчал реплики по-скандинавски. Вадя лежал лицом к стене и почухивал левую булку. Борис что-то плямкал во сне. Марк лежал в обнимку с радио «KIPO». Остальных типов, на удивление, не было в комнате. Общажная идиллия.

Сеня тихонько сиганул вниз. Вошёл в тапки. Пристелил кровать. Потянулся вверх, словил молдована и сказал себе:

– Они будут мною гордиться.

После схватил полотенце. Тихонько надел тапки. Проскользнул сквозь преграды, на полу, и выскочил в душ, хватая полотенце.

Вся общага ожила. Заебаные, запухшие тела повылазили со своих комор. Все куда-то суетили. Сразу можно было отличить первый курс от старших курсов – молодые проплывали неуверенно и ближе к стеночкам, а типы, шо постарше гоняли на покерных щах; Сеня всегда улыбался с таких жёстиков. Вот она – студенческая жизнь. Романтика.

Арсен быренько спустился на первый этаж. Прошёл коридором к душевой комнате. Очередь в женский душ тянулась аж к выходу из общаги.

Сеня посмотрел на подружань, оценив ситуацию и сказал:

– Фух! Повезло, шо я не девочка. – Все разом глянули на него, словно Горгоны. – Ну а что ж поделаешь, девчонки? Крепитесь! Вы тоже помоетесь сегодня.

Арсен открыл двери. Вода шумела, как на Ниагарских водопадах.

– Ух, горяченькую дали. – Глянув в сторону подруг. – С легким паром.

Сеня зашёл в предбанник. Осмотрелся. Пар стоял, шо в бане. Он быренько выпрыгнул с труханов и побежал мыться.

Сеня мылся не сам. Помимо него было ещё два типули, которые тоже торопились на пары. Та так торопились, шо один из них мылся в носках и трусах.

Он по шурику вспенился с ног до головы и, напевая песенку, начал смывать с себя эту пенную вечеринку.

Смывая из себя всё эту движуху, Сенечка услышал странно – непонятный диалог:

– Ты шо робиш? От імбіцил!

– Та, братіку, не успєваю на пари!

– Фу! Оце ти кончаний!

Двери хлопнули. Работал бойлер. Стало совсем тихо.

Арсену стало интересно, что ж этот штрих там натворил, шо его «корефан» на него так рычал.

Сеня вытирался полотенцем по-особенному, шо оставался мокрым в любой ситуации.

Он вышел в предбанник. Ахуеть. ЕБАНУТЬСЯ. К такому его жизнь не готовила. Он не думал, что такое можно вообще себе представить.

– Ебать ту Люсю вверх ногами!

Сеня вылетел из душа, немного не в своём цвете. Он пнул дверь так, что она чуть не катапультировала половину очереди, состоявшей из липких подруг, в конец коридора.

Сенечка залетел на родной третий этаж, со скоростью торпеды. Он быстро добрался до своей берлоги и залетев туда, как пробка от шампанского, заявил в бранной форме:

– Пацыки! Вставайте! Это пизда! Я в ахуе! Слушайте новость. Вы щас подваритесь!

Все подскочили с кроватей, смотря на Сеню потерянным, плавающим взглядом.

Сенечка стоял и оглядывал всех, что-то прокручивая у себя в голове.

– Кажи вже! – Залепетал Игорь.

– Та я это… так подумал… короче не скажу. Вдруг кому-то это неприятно.

– Не приятно вставать в десять минут восьмого! – Пробормотал Марк.

– А никого не интересует, дорогой, что тебе там неприятно. – Зарядил Арсен. – Ладно скажу, пацыки. Там такое дело в душе… короче! ТАМ КТО-ТО НАСРАЛ, ПРИКИНЬТЕ!

Презрительные взгляды окружили Сеню со всех сторон. Вадим прищурил один глаз, почесал в носу, а после задал риторический вопрос в сторону Сенечки:

– Брат, ты сдурел? Гавно и гавно. Они ж не в карманы тебе нагадили. Дай поспать, пожалуйста.

Все ребята легли поудобней, чтобы досмотреть утренний, но не крепкий сон.

Тем временем, Сеня быренько впрыгнул в одежду, взял зубную щетку с пастой и вылетел тихонько в коридор.

Почистив зубы, он схватил в руки коры, щетку для обуви и снова выбежал в коридор.

Натирать педали до блеска – это был своего рода ритуал для Арсена. Он говорил так: «Я не комфортно себя чувствую в грязной обуви! Это ровняется тому же, что и вытереть жопу туалетной бумагой, а потом свернуть ее и ещё раз вытереть…»

Сеня залетел в комнату с надраенной до блеска, как у кота яички, обовью; он ещё раз проверил всё ли запихнул в рюкзак и присел, чтобы обуться.

Обувшись, Сенечка склепал себе что-то похожее на бутерброд и пошёл к выходу.

– Пацаны, я погнал. Всех обнял. Счастливого дня.

– Угу… – хором ответили пацаны.

– И тебе счастливо. – Продолжил Вадя.

Сенечка вылетел с общаги. С разгону вдохнул в себя всю свежесть осени и, ненароком, запахи обоссанных углов.

Он пошёл в сторону остановки. Дорога была ему известна, поэтому навигатор был ни к чему.

На остановке стояло полным-полно студентов. Каждый из них выглядел настолько неформально, что Сенечке стало неловко. Творческий движ.

Все были такие разные. Одевались как им вздумалось. Интересные стрижки, разные цвета волос, куртки размера: «мешок», штаны, заправленные в носки у типов, рваные колготки у подруг, обувь интэрэсная. Это была отдельная субкультура – поколение электронных сигарет, однохапкового движа, дешевого педрулина, кислоты и временной музыки.

Сам Сеня не видел в них чего-то отрицательного, но одевался по стандарту: коры, спортивки, лёгенькая футболочка, олимпос и кепчик. На каждой шмотке красовались три полосы. Полосы, которые были не просто фирмой, а отдельной культурой. Свободной культурой. Художники и артисты, которой творили реальное искусство. От души. Бескорыстное.

Арсен так залип на всю эту движуху, что чуть не проворонил автобус.

Три, два, один… дверь открылась и тут началось. Все пытались втиснуться. Дискотека. Притулиться бы поближе друг к другу, чтобы больше влезло.

Начался лютый «слэм». Туда-сюда. Крики. Вопли. Кого-то зажала дверь на пол пути. Кто-то не может выйти из транспорта и нервно разносит всё перед собой; полюбе, кто-нибудь из этих студентов, не успел помыться с утра и в салоне будет штынять селедкой; сто проц.

– Фу! Та ну нахуй! Следующий подожду.

Такого прикола он даже на родине не встречал. Люди были, шо дикие. Это было больше, чем простая спешка. Вся эта дичь, которую вытворили пассажиры, была похожа на чёрную принципиальность. Сардины.

Недолго Сенечке пришлось стоять. Буквально через пол минуты, на горизонте, нёсся ещё один автобус.

Он подъехал совершенно пустым. Сеня просто, с улыбкой посмотрел во внутрь автобуса. После, как победитель, поднялся в салон и присел на свободное место.

Сеня взглянул в окно. Понял, что чего-то не хватает. Рукой обшарил карманы. На месте. Из правого кармана олимпийки он достал наушники.

Распутать их дело не из лёгких. Началось развлекательно-познавательное шоу, по типу «Умелые ручки».

Петля за петлей. Движение за движением. Туда-сюда. Оп-оп. Ещё совсем немного. И… вуаля!

Он подключил гарнитуру к своему гаджету. Нашёл одну из новых песен в плейлисте. Ту, которая ещё не успела прижиться. Седлал на полную громкость и кайфонул.

Через десять минут он подъехал к станции метро. Арсен выскочил из автобуса. Перебежал дорогу, чтоб быстрее спуститься вниз и не толпиться.

Не тут-то было. Около кассы была очередь аж до рельс.

– Ага! – Прихмурился Сеня. – Прыгать через турникет уже не варик! Допаркурился вчера.

Сенечка стоял и не мог определиться, куда ж его деться?! Тут вариантов немного.