Байки бывалого моряка

Сегодня пароход пришел «упакованный», из Антверпена, а не из какой-то там ГДР или Польши и Воробьев возлагал некоторые надежды на «удачный» досмотр, тем более что в напарниках у него этот старый пентюх Евсеев. Сегодня они работали по «низам», то есть досматривали рядовой состав. Евсееву было все равно, а Воробьев предпочитал работать с молодыми моряками – они были более беспечны и бесшабашны. Таможенные правила знали посредственно и запросто могли их по незнанию нарушить – и вот тогда появлялся «понятливый» таможенник Воробьев и «помогал» морякам выкрутиться из, «практически» безнадежной ситуации ко всеобщему удовлетворению.

После короткого совещания в Кают-Компании и традиционного чаепития, комиссия приступила к работе. Сначала пограничники провели фейс контроль, а потом уж пошла Таможня. Воробьев с Евсеевым еще раньше договорились, что первый будет досматривать моряков до сорока лет, а второй тех, кто старше. Таким образом, у Евсеева оказалось пять моряков из шестнадцати и он был этим очень доволен. Воробьев был доволен тоже – не могут все одиннадцать быть без нарушений.

Каюта Коли Рюмина была только третьей, а у Воробьева в портфеле уже лежал шикарный монтановский календарь с красавицами, снятыми топлесс на берегу океана. Вот и сейчас, еще только войдя в каюту, сердце радостно екнуло- опять удача – будет любимой Веруне подарок. На диване, среди Колиных покупок красовались три новеньких японских зонтиков автоматов – мечта всех советских женщин того времени. Но эта красота еще и являлась явным нарушением Таможенных Правил – исходя из продолжительности рейса, Коля мог привезти только два.

Приветливо поздоровавшись с Колей, Воробьев присел на краешек дивана и достал из портфеля «Судовую Роль».

– Ну, что, Николай Анатольевич, протокол будем сразу составлять, или поднимемся в Кают Компанию-

Коля пока еще ничего не понимал

– Что за протокол – озадаченно спросил он.

Воробьев удивился – Нарушение Таможенных норм провоза через границу Союза Советских Социалистических Республик – с пафосом произнес он.

– Вот, этот самый зонт – он потряс им перед Колиным носом – и есть это самое нарушение!

Коля сник. Он прекрасно понимал, чем это может грозить; списание с судна, разборки в Отделе Кадров, прикрытие визы минимум на год – и все это из-за какого-то зонта. А может Таможенник просто ошибается, вдруг подумал он. Вон у Константиныча лежало четыре пакета мохера, а уж он то точно Правила знает. И он произнес фразу, о которой, увидев мгновенную реакцию таможенника, тут же пожалел.

Он просто сказал:

– Странные какие-то у вас правила три зонта нельзя, а четыре пакета мохера – пожалуйста!

Воробьев насторожился. Теперь главное – не вспугнуть. Сам он, да, собственно, и его жена Вера шерстью не интересовались, но появлялась прекрасная возможность продвинуться по службе, поймав контрабандиста за руку.

–Кто? – тихо спросил он. – Быстро отвечаешь, и мы расходимся без протокола.

Коля, в душе кляня себя последними словами, выдохнул: – Токарь. Ну вот, облегченно вздохнул Воробьев – А ты боялась. Ладно, расслабься, не раскисай, никто нечего не узнает. Он открыл портфель, взял один из трех зонтиков, покрутил, повертел перед носом и спокойно положил его в портфель. Повернулся к Коле:

– Ну, что, без протокола, Николай Анатольевич-

Коля только удрученно кивнул. На зонт ему было уже наплевать. В мозгу колотилось: – Предал, предал…

Когда Воробьев вошел в каюту Константиныча, он застал там почти идеалистическую картину: два мужика, примерно одного возраста, неторопливо беседовали о своих дачных огородах. На койке были разложены все вещи, приобретенные за границей и, в их числе скромно лежал один пакет с красивым дымчатым мохером.

Евсеев удивленно взглянул на коллегу:

– Что то случилось?

Воробьев, скрывая боевой азарт, сказал:

– По оперативным данным в этой каюте может быть контрабандный товар – и в упор взглянул на токаря.

Тот спокойно встретил пытливый взгляд таможенника и пожал плечами:

– Ну, что же, проверяйте.

Каюта токаря была одноместная со стандартной мебелью: койка, диванчик, письменный стол, над столом полочка с книгами, рундук и умывальник. Казалось, и искать то негде. Но Воробьев прекрасно знал, что моряки народ изобретательный: могли вскрыть подволок и там сделать закладку, могли вынуть ящики под койкой, и свободное пространство заполнить товаром, а ящики нагрузить старыми робами и ботинками, чтобы таможенникам было противно и тяжело работать, могли вскрыть неснимаемую верхнюю крышку дивана и устроить схрон там, а был даже случай, когда моряк зашил десять пакетов мохера в матрас и, только по случайности, этот мохер был обнаружен (да, чего греха таить – стукачей и на флоте хватает). Вот и сейчас, неосторожно оброненная фраза Колей Рюминым могла привести к непредсказуемым последствиям.

Воробьев огляделся и наметил порядок поиска. Он увидел, что силуминовые листы подволока над умывальником свежевыкрашенны – значит недавно снимались. Вопрос: – Для чего? Короче, пора вызывать подмогу и начинать копать: подволок, койка, диван…, не забыть вынуть ящики стола, тщательно осмотреть низ рундука, мысленно перечислил он. И он попросил Евсеева позвать двух пограничников с отвертками, а сам открыл рундук для проверки. На вешалках были аккуратно развешены вещи токаря: плащ, темный костюм, несколько рубашек и пара пестрых свитеров. Воробьев без интереса провел по вещам пальцем, проверил карманы плаща и пиджака (бывало, что моряки забывали в карманах деньги и не декларировали их, а это уже считалось серьезным нарушением) и присел на корточки. Зимние сапоги, полуботинки и спортивные тапочки стояли на невысокой деревянной приступочке, покрытой куском синей клеенки. Под этой самой приступочкой угадывалось пустое пространство. Воробьев подергал ее, она не поддалась, он дернул ее сильнее, результат остался прежним. Токарь, с начала досмотра сидевший на стуле, обронил:

–Прикручена она, надо шурупы отдать.

Как раз в это время в каюту вошли, сопровождаемые Евсеевым, два молодых пограничника с сумкой, из которой торчали ручки отверток и плоскогубцев. В каюте сразу стало тесно. Евсеев протиснулся между присевшим Воробьевым и токарем и сел на диван. Пограничники остались стоять у двери.

– Ну, что, бойцы – бодро сказал Воробьев – один вскрывает потолок – он указал на два листа, слегка отличающихся от других цветовой гаммой, – другой освобождает от винтов эту подставку.

Воробьев выпрямился, освобождая место для пограничника. Если бы в это время он взглянул на своего коллегу, кто знает, как дальше бы развивались события. Но в это время он командовал действиями погранцов и был настолько увлечен этим, что не обращал ни на кого внимания. Азарт охотника притупил внимание.

Евсеев же сидел удивленный и даже озадаченный, глядя на открытый рундук. Константиныч успел увидеть изменение выражения лица пожилого таможенника и практически сразу понял, что он раскрыт. Но потом лицо Евсеева приняло свое прежнее благодушно – безразличное выражение, и оставалось таким до конца обыска.

А обыск был настоящий. Неумелые руки пограничников просто разгромили каюту. Токарь сидел и с сожалением смотрел на разрушенный подволок и разобранный низ рундука. Четыре ящика стола были вынуты из своих гнезд, причем штормовые крепления были выломаны, а не откручены. Правда, диван все же решили не разбирать – Евсеев вдруг сказал Воробьеву:

– Брось ты, нет там ничего, и так уж мужику полный разор устроили!

Да надо сказать, что и Воробьев уже свой задор порядком растерял.

– Наверное, в «Машине» спрятал – подумал он безнадежно.

– Где грузиться будете – спросил он токаря.

–Сначала на 26- ом, потом в Цигламени- думая о другом ответил Константиныч. Он размышлял о возможных действиях, которые предпримет старый таможенник, и, пока, не видел для себя положительного выхода. Но если бы он сейчас заглянул в голову Евсеева, он бы увидел, как его мозг мысленно переворачивает страницы таможенных правил, и не находит основания для изъятия этой так называемой «Контрабанды». Правда, надо отдать ему должное, он и не собирался предъявлять какие-либо претензии к моряку:

– Подумаешь, озолотился, Бедолага -,

Но ему стало просто интересно, а как же за это можно прихватить по закону. Тем временем Воробьев приказал пограничникам сворачиваться, прикидывая, кто из таможенников сегодня дежурит на Проходной 26 лесозавода.

– Надо туда позвонить, пусть как следует потрясут его на выходе.

И Михаила Константиновича основательно потрясли на Проходной, но так и не нашли ничего запрещенного и лишнего.

На другой день Константиныч на пароход не поехал – еще загодя он попросил выходной у второго механика – мол, надо дома кой чего поделать. И поделал, и с женой в Полярном пообедали, чтобы дома не заморачиваться, и в постельке часика два понежились. И теперь, после всего этого хорошего, он сидел перед телевизором в своем любимом, чуть продавленном кресле, успокоенный и умиротворенный, и плевать ему было на всех таможенников вместе взятых. А рядом, на диване сидела его несравненная Лидия Петровна с вязальными спицами в руках, а на коленях у нее лежал один из двух привезенных, так называемых, свитеров. Она ловко распускала нитки, аккуратно скручивала их в моточки и вставляла в колечки фирменных лейблов, которые кучкой лежали на диване.

– А все-таки, Миша, вязать ты так и не научился- попеняла мужу Лидия Петровна – петли не считаешь, да и кладешь их наперекосяк. Вон, у Девятого вещи, куда, как лучше получаются.

Константиныч ухмыльнулся

– Куда уж нам сиволапым. Этот Штирлиц даже таможню встречает в связанных обновках.

А старика Евсеева еще долго мучил вопрос: если там купить лишний мохер и успеть до советской границы связать какую-либо вещь: шарф или свитер, кофту или шапочку, будет ли это считаться контрабандой? И не находил ответа… а спрашивать у кого-либо он ленился….

Моряки еще и не предполагали, что уже через год мохер, как товар, потеряет свою актуальность. Наступала новая эра – эра Париков!

Игарская История

1974

Валера стоял, обернутый в полотенце, перед зеркалом, распаренный после душа, и внимательно себя рассматривал. Такое большое зеркало было только в каюте электриков. Да и сама каюта среди рядового состава была, пожалуй, самая большая. Адам Адамович, старший электрик теплохода «Салехард» валялся на диване и лениво листал «Изобретатель и Рационализатор» за позапрошлый год. Валера поиграл мышцами груди, повернулся в профиль и напряг правый бицепс. Пожалуй, с верхним плечевым поясом все было нормально. Но вот живот… прямо скажем, вызывал у Валеры некоторые сомнения.

–Адамыч – Валера втянул живот – на твой взгляд, я очень толстый?».

Адам Адамович, стройный и тонкий как струна, оторвался от журнала и задумчиво посмотрел на Валеру.

–Если конец видишь, значит еще не очень.

–Чей? – уточнил Валера.

– Твой! – бросил Адамыч и снова уткнулся в журнал.

Валера, не торопясь, снял полотенце.

– В зеркале вижу.

–А так? – Адамыч сел и скептически оглядел голого приятеля.

Валера взглянул вниз и грустно заметил:

– А так ничего не вижу – ни конца, ни начала.

Потом вдруг резко втянул живот и радостно воскликнул:

–Ну здравствуй, красавец!

Теплоход «Салехард» стоял в Игарке на бриделях и грузился лесом на Югославию. Был уже конец октября и над Игаркой почти каждый день кружились белые мухи. Природа еще сопротивлялась приходящим холодам, и днем температура не опускалась ниже минус пяти, но по всему было видно, что зима топчется у порога. Енисей уже подернулся коркой льда, но катера еще ходили, доставляя моряков на берег и с берега. Навигация заканчивалась. Скоро Игарка замрет под гнетом мороза и снега на долгие семь месяцев. А пока порт забит судами, по Игарке бродят моряки и все три приличных заведения: интерклуб, ресторан «Русь» и кафе «Полярные Зори» с понедельника по воскресение забиты под завязку. Основной контингент- моряки, геологи, и, конечно, прекрасные Игарские женщины!

Игарские женщины – это особая категория. Они расцветают как тюльпаны к открытию навигации, в предвкушении новых встреч и новых мимолетных романов. Моряки приходят и уходят, а Игарские красавицы, иногда даже всплакнув по уплывшему другу, вечером, слегка попудрив носик, снова мчались в ресторан за новыми приключениями, новыми встречами, новыми ощущениями.

Надо сказать, что, несмотря на свой заграничный вид, наличных денег у моряков было крайне мало, поскольку при выходе за границу на судне можно было иметь не более тридцати рублей. По этому поводу второй механик Салехарда Николай Борисыч, будучи в сильнейшем подпитии, сложил следующую, как он ее назвал, «виршу»:

– Что тридцатка, разве деньги, раз напиться и уснуть. Утром слабость во всем теле и ничем не шевельнуть!

И по сути, он был абсолютно прав. Следующая его цитата уже непосредственно относилась к Игарке и воспринималась молодыми моряками как руководство. А звучала она так:

– Слышь, моряк, без отоварки, делать нечего в Игарке!

Поэтому в этом северном городе всегда процветал натуральный обмен. То есть в ресторане моряк всегда мог расплатиться или мотком махера, гепюровой кофточкой или париком. Некоторые моряки приносили даже пакеты с французскими покрывалами. Конечно, игарские официантки брали вещи по ценам раза в полтора дешевле рыночных, но это уж был такой бизнес. А к концу навигации Игарка «наедалась», продавать вещи становилось труднее и приходилось скидывать цены до нижнего предела. Но, зная, что впереди длинный рейс и в Игарку уже не попасть до следующей навигации, моряки продавали все, что было, и даже иногда с себя. Известен случай, когда ребятам с литовского парохода в кафе не хватило денег расплатиться, один моряк продал джинсы с себя и возвратился на судно в черном кожаном пальто, в шляпе и голыми ногами в модных ботинках. На проходной девушкам охранницам сказал, что его раздели хулиганы (кстати, бывало и такое). Девушки его жалели, предлагали сообщить в милицию, но он резонно заметил, что его и заметут первого, так как пьян он основательно, и о джинсах совершенно не жалеет. Одна из девушек потом усомнилась в правдивости этой истории и сказала подругам, что если бы она была грабителем, то вместо джинсов сняла бы с тер-пилы кожаное пальто и модные ботинки.

Наш герой, 2-й электрик теплохода «Салехард» Валера Грушевский, двадцати двух лет от роду, холостой, беспартийный, отчаянный гулена и бабник, как и десятки других моряков собирался сегодня оторваться по полной в кабаке «Русь». И в принципе никаких препятствий этому достойному желанию не было, тем более что в «Руси» работала знакомая официантка Аста (бывшая валютная проститутка из Таллина), которая всегда найдет место человеку знакомому, а главное не жадному, а по пьянке Валера бывал даже оч-чень щедр. Валера тоже знал за собой этот грешок- оставлять в кабаке все до копейки, честно боролся с этим недостатком, зарекался не пить больше поллитра, но после того как в Ленинграде, продав всю отоварку за 500 рублей ( по тем временам вполне приличные деньги), купил себе Венгерский костюм на отпуск за 68 рублей, пожалев еще 20 на французский, и обмыв его с двумя товарищами в ресторане «Нева» на остальные деньги ( после, один из тех двоих рассказывал, что Валера предлагал «хал-дею» купить его новый костюм за полтинник, чтобы они могли еще нормально «посидеть»), Валера твердо сказал себе: «Хватит!!». И сегодня он был в полной решимости исполнить свою клятву. Из отоварки у Валеры было одно французское покрывало, которое тянуло в Игарке рублей на сто пятьдесят да пара пакетов махера по десять мотков в каждом. В общем на недельную стоянку должно было хватить, конечно, если подойти к этому ответственно. К сожалению, или к счастью, Саня Петров – второй радист судна, Валерин дружок и соратник по авантюрным делам, не мог сегодня присоединиться к Валере, так как что-то случилось с аппаратурой, и они с Начальником радиостанции с утра не вылезали из радиорубки. Валера заглянул к ним после ужина, но Начальник только мрачно зыркнул на него и пробурчал:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.