Любовь всей моей жизни

13 Внучка

Сидя в поезде вагона, уносящего ее в Тюмень, мыслями Манефа уносилась в детство. Вот мама месит тесто, будут ароматные ватрушки с творогом, а может с картошкой или морковью? Гадает маленькая Машута, лежа на печи. В доме и за окнами еще темно, видно, как падает пушистый снег, значит погода морозная и свежая. Передвигается по дому мама легко и бесшумно, чтобы не разбудить дочь. Не то, что отец, встает раньше всех, стучит, хлопает дверями, занося дрова. Громко дует на замерзшие пальцы и начинает топить печь.

– О, проснулся, – ворчит мать,– если встал, значит, сроду, поспать никому не даст.

– Ты скотине, дала?– кричит отец. – Маша, спишь, еще что ли?

– С тобой поспишь, встаю уже,– отвечает жена.

– Доченька, вставай, скоро ватрушки поспеют. Отец вернется, скажет, разлежалась, попадет нам, – Давай, я уже маслица приготовила, мазать будешь,– ласково зовет мать.

Она заботливо подставляет к печке нагретые чуни: «Спускайся!»

– Ну что , сколько сегодня?– спрашивает она Маню.

–Десять?

–Нет, мало,– смеется мать, в уголках глаз разбегается сеточка морщинок.

– Пятнадцать,– говорит Манефа.

– Молодец, волшебница, угадала, Ровно пятнадцать ватрушек получилось.

– Мои любимые? С творогом?

–С творогом,– отвечает мать.

– Давай помолимся перед едой, тятя придет, а мы уже с молитвой.

–И кто это, так вкусно сдобрил ватрушки?– прищелкивает от удовольствия за завтраком отец?

Маня довольно улыбается.

– А горка уже замерзла, тятенька?

–Замерзла, можешь идти во двор.

Манефа резво бежит кататься с горки, а мама сидит возле окна и шьет ей куклу. У Мани целая коробочка с обрезками, из которых мама мастерит ей кукол, с нарядами, настоящим бельем. Сегодня Мария обещала сделать дочери настоящую кроватку для куклы, которую выстругал отец. Настоящее волшебство , Маня чувствует себя счастливой. Впереди новогодние каникулы, теплые семейные вечера. Почему это все осталось так далеко позади? В такой беззаботной детской жизни? Предательские слезы накатывают на глаза, Манефа отворачивается к окну и прижимается лбом к холодному стеклу.

А мысли и воспоминания бегут своим чередом. Вот отец уже старенький, с плешивой бородкой, приехал к ним с Колей в Невьянск, чтобы копать подпол в новой квартире по улице Кирова. Как он играл с девчонками в прятки. По стариковски, шустро, бегая по квартире. Девочки смеялись и никак не могли найти деда, который спрятался в коридоре за пальто мужа. Как он привозил маленькой Мане подарки с ярмарки, а позже ее девочкам: разноцветные леденцы на палочке. Вкуснее этого лакомства, Маня не пробовала никогда в жизни и вспоминала эту сладость во рту до сих пор.

Когда им выделили участок в коллективном саду, отец тоже приехал, строить садовый домик. Манефа улыбнулась, при этом воспоминании. Она увидела, как тятя лихо командовал нанятым работником и со знанием дела советовал дочери, где посадить яблони, малину, смородину и овощи.

Приданное, которое собрали ей мать с отцом до сих пор жило в их доме: сшитое мамой зеленое одеяло, две пуховые подушки , скалка и толкушка из дерева, выструганные отцом. Каждый раз, раскатывая скалкой тесто для пельменей, Манефа всей душой ощущала теплоту отцовских рук, его молчаливую, порой суровую заботу.

К старости он совершенно оглох, чем очень сердил мать.

– Вот, глухня, ворчала она на деда. А он лишь молча, смотрел на жену.

Неужели, теперь их не будет в ее жизни? Никогда не услышать знакомый голос, не прикоснешься к теплой, гладкой щеке? Мама даже в старости, не утеряла свою привлекательность. Натруженные руки, гладкая кожа щек, крепкое тело, несмотря на шестнадцать родов. Когда Маня приезжала в Тюмень, и они мылись с матерью в бане, любовалось такой родной, близкой и по моложавому опрятной фигурой.

Похороны прошли, как в тумане. Старшая сестра Нюра договорилась с батюшкой и мать, так же как и отца отпели дома. Во время молитвы Манефа неотрывно смотрела в спокойное, строгое лицо матери. Ей казалась, что этот самый близкий и родной на свете человек, просто спит. Но когда она приложилась к холодному каменному лбу, то вздрогнула , все равно не до конца осознавая происходящее. На обеде Манефа даже не могла сидеть вместе со всеми, нестерпимо болела голова, она легла в кровать, слез не было, только надоедливые мысли, причинявшие нестерпимую боль. Как хотелось почувствовать на лбу прохладную, суховатую , такую родную ладонь. Услышать участливый шепот: «Болит? Сильно? Ну полежи, полежи».

Маня вспоминала, как она приезжала домой на выходные из института, забиралась на печь, зубрила латынь и анатомию, а мама заботливо подсовывала ей лакомство: сушеные ягоды.

Каждый раз, провожая дочь, были напутственные слова: « Иди, с Богом!»

Кто теперь так проводит ее?

Совершенно некстати она вспомнила просьбы матери, писать письма. «Вот лягу спать, говорила мама и думаю, жива ли ты?» Маня лишь отмахивалась в ответ, это казалось ей такой глупостью. «Ну что с нами может случиться?»– бросала она в сердцах.

Оставшись после похорон в Тюмени еще на три дня, Манефа вернулась домой. Коля встретил ее с перемотанной головой. Вечером дочь рассказала, что после ее отъезда, отец выпил лишнего, стал ругаться и отправлять ее за вином. Оля ушла на улицу, ждала на скамейке, а когда вернулась, он лежал на кухне с разбитой головой. Отец упал и стукнулся о край кухонной плиты, помяв дверцу духовки. «Вот она моя жизнь»– подумала про себя Маня.

И опять начался бешеный круговорот любимой работы, укоры пьяного супруга, по выходным посещение родителей мужа, с мытьем полов в доме, с полными сумками продуктов обычно бежала к ним сноха. В ответ ни капли благодарности, лишь молчаливый взгляд.

Из профсоюза пришло сообщение, что летом Оле выделяют путевку в Ленинград. Мысленно Оленька начала готовится к поездке и жила лишь мечтами о предстоящем отпуске. В апреле тысяча девятьсот семьдесят восьмого года у деда Степана случился инсульт, после которого он уже не оправился. Дочь с женой ухаживали за ним, но в конце июня он умер. Какая-то бесконечная череда потерь ознаменовала эти последние два года.

После похорон Оля уехала в отпуск. В поезде она никак не могла настроиться на путешествие. И обзорная экскурсия по городу совершенно не произвела на нее впечатление. Как и следующий день в Петропавловской крепости. Она вполуха слушала рассказы экскурсовода, в тюремной камере ей просто физически стало плохо, и они мечтала лишь о глотке свежего воздуха. Когда уже на улице прогремел выстрел из пушки, Оля вздрогнула, вернулась к реальности и почувствовала, что это будто внутри нее разорвался снаряд, приносящий облегчение. Следующий день в Петергофе, она уже чувствовала в себе жизнь и понимала, что ощущает всю красоту вокруг: величественные фонтаны поразили ее, так же как и огромные клумбы цветом. Кругом слышалась речь на разных языках, и девушка ощущала себя частью огромного мира. И эта принадлежность ко всем людям сразу, давала ей внутреннюю опору. Следующий день был посвящен Эрмитажу, но на душе у Оли опять было беспокойно и все ее мысли рвались домой к матери, успокаивала только то, что сестра с племянником приехали гостить до конца лета.

За последние несколько лет отношения с отцом стали сложными, он будто «держал в ежовых рукавицах». Оля знала, любит по – своему. Она вспомнила детские прозвища, которые дал им с сестрой отец: Тинек и Олиок. Он гордился красавицами- дочерьми.

Но вино меняло его до неузнаваемости и красивая, спокойная натура отца, будто уходила в тень. Почти перед самым отпуском, возвращаясь, домой с работы, на Олю кто-то напал, стукнул сзади по голове и вырвал сумку. Там был лишь кошелек с небольшой суммой денег.

– Не могли совсем прибить, – сказал ей отец.

– Ты, с ума сошел?– вступилась за дочь Манефа. – Что такое говоришь?

Почему-то именно сегодня эта фраза вспомнилась Оле, и вся прелесть отпуска отступила, смазалась, хотя и мысленно, она уже вернулась домой.

Лето в Невьянске стояло жаркое, и коллеги Оли из регистратуры каждые выходные ходили на танцы в парк. Ольга тоже была приглашена остальными девушками. Шумной компанией из пяти человек, они отправились на субботнее развлечение. На Оля нарядилась в новый летний сарафан из хлопка, чуть сдержанного красного цвета с крупными цветами и большим воланом по подолу и белые босоножки. На первый танец ее пригласил незнакомый молодой человек, с тонкими усиками и смеющимися глазами. Звали его Игорь. Он по- хозяйски крепко обнял девушку за талию и закружил в танце. Весь вечер он не сводил с Ольги восхищенного взгляда, а после вызвался проводить ее до дома. Дорога от парка вела прямо к их дому. Дневная жара отступила, вечер принес долгожданную прохладу. Молодые люди медленно шли по темнеющей улице и разговаривали. Игорь достаточно сильно заикался, что почему- то умиляло девушку. Какая –то до селе неизвестная нежность закралась в ее сердце. А задорный взгляд молодого человека очень расположил ее. Парень оказался не из робких, назначил свидание на воскресный день. Про себя рассказал, что работает в заводе мастером. График по сменам, завтра как раз выходной. Он пригласил Олю кататься на лодке, по городскому пруду. Договорились после трех часов дня, когда спадет жара.

На следующий день, как было условлено, Ольга пришла на водную станцию. Игорь уже забронировал лодку, ловко подсадил девушку на борт и они медленно поскользили по водяной глади. Между ними совершенно не чувствовалось никакого напряжение, разговор лился легко, чего раньше с Олей не случалась. Игорь сказал, что знает ее семью, фамилия Дубровиных была известна в городе. Его родителей Ольга не знала. Отец Александр и мать Галина так же, как и сын работали на Невьянском механическом заводе. Еще у Игоря было два младших брата- Владимир и Сергей.

Отношения между молодыми людьми развивались стремительно, через две недели Игорь пришел с тортом знакомиться с родителями, а через месяц сделал Оле предложения.

Манефа про себя очень сильно жалела дочь, считая Игоря не лучшей партией. Во-первых, будущей теще не нравилось, что молодой человек уже был разведен. А развелся, потому что «гулял», привел домой любовницу, после чего жена сразу ушла из этого дома и браку распался. Для Мани это было очень тяжким проступком и ей совершенно не хотелось, чтобы в этот же дом Игорь привел ее дочь. Мать намекала Ольге, что у семьи жениха не очень хорошая репутация в городе. Отец уж очень гулевый, не пропускает «ни одной юбки», а cын видимо пошел в него (мысленно добавляла она). Оля лишь молча в ответ, будто уже ничего не могла или не хотела изменить. Родители были приглашены на знакомство в семью жениха. Видно, что всем было неловко. Интеллигентный Николай Степанович был поражен жареной картошкой, поданной прямо на сковородке, бардаком, царившим в квартире, громкими разговорами и хохотом. Они лишь, молча, переглядывались с Маней.

Началась подготовка к свадьбе. Невесте заказали белое платье, фату и золотые кольца. Ольга была очень красивой в день регистрации. У Манефы сжалось сердце при виде дочери, так хотелось, чтобы она была счастлива. Совсем не кстати, на ум пришла встреча на кануне свадьбы, возвращаясь с работы, она встретила знакомую.

– Дочь, замуж отдаете? Куда, же вы ее толкаете, Манефа Ивановна? Такая семья заявила та сразу после приветствия. Манефа только тяжко вздохнула в ответ.

После свадьбы молодожены поселились в деревянном браке по улице Степана Разина, без удобств: туалет находился на улице, воду нужно было носить из колодца, таскать дрова и топить печь. Оля, начала наводить уют в холостяцком жилье, работы она не боялась. Ей в приданное были приготовлены пуховые подушки, белоснежное постельное белье, два половика, красивая кухонная посуда и полотенца. Так же мама подарила ей кремовую тюль и портьерные шторы с крупными синими цветами. У супруга была куплена кровать с сеткой, небольшой стол и полированный трехстворчатый плательный шкаф. Игорь работал по сменам: сутки и два дня отдыхал. Ночевать одной в незнакомом доме Оле было страшно, поэтому к ней приходила мама или родственники мужа: бабушка Поля, часто прихватывая с собой младшего брата Игоря: Сергея.

Появление матери Ольга ждала, как ждут долгожданное событие или праздника. Странно, но она очень скучала по родителям, еще не привыкнув, что теперь у нее свой отдельный дом. Мама появлялась на пороге с полными сумками гостинцев: молоко, творог, булочки, если удавалось «достать» консервы, конфеты. Приносила из сада овощи, ягоды, яблоки. А вот визиты родственников мужа Оля невзлюбила: бабушка Полина вела себя в их доме по-хозяйски, беспардонно заглядывая в холодильник, брала без всякого продукты, которые приносила Оле мать. Ольга высказала свое недовольство мужу, на что он только хмыкнул и ситуация не изменилась. Тогда она посетовала матери, но Манефа не знала, как помочь дочери. Стала только приносить меньше продуктов и старалась подкормить Олю в отсутствии супруга. Через некоторое время Ольга сказала мужу, что ночевать одна не боится, и в визитах его бабушки нет необходимости.

– Ну и твоя мать пусть не ходит,– тут же ответил супруг. Оля с недоумением взглянула на мужа и ничего не ответила. Матери эти слова она даже не передала.

Интимная сторона супружеской жизни, не заладилась, между ними с самого начала, обсудить эту тему девушке было не с кем. Говорить с матерью она стеснялась и поэтому все больше молчала. Манефа внимательно наблюдавшая за дочерью, обратила внимания, что счастливый блеск будто потух в глазах дочери, без того стройная девушка похудела, мать не знала, как помочь ей и подступить с вопросами. Хотя интуитивно догадывалась, в чем дело. В пятницу Оля пришла домой с синяком на щеке. Гостившая у них в это время старшая сестра увела ее в комнату. Они долго разговаривали, потом Таня проводила Ольгу до дома. Вечером Татьяна поделилась с матерью, что сестра жаловалась на невоздержанность и грубость супруга. Коля тоже все чувствовал и сказал : «Маша, плохо ей там, пусть возвращается домой. Передай ей. Мы ее всегда ждем «.

Несколько лет назад семья Дубровиных переехали в новую трехкомнатную квартиру на третьем этаже, кирпичного пятиэтажного дома, по улице Ленина.

В феврале Оля поняла, что беременна. К этому времени она похудела и чувствовала постоянное головокружение и слабость. Отношения с мужем были натянутые, а тут еще доброжелатели сообщили, что на работе Игорь встречается с женщинами. Одинокими ночами, Ольга горько ревела в подушку, она чувствовала себя обманутой, потерявшей веру в любовь и счастье. Внутри нее зарождалась новая жизнь, но она пока не понимала этого, настолько была «ранена» отношением мужа. Прибавлению в семье справедливости ради надо сказать, Игорь обрадовался.

– Надеюсь, сын, – сказал он. А Оля подумала про себя: «хоть бы дочь». За всю беременность она поправилась на пять килограмм, чувствовал себя отвратительно, как физически, так и морально. Двадцать пятого октября, как обычно выполняя домашние дела, Ольга почувствовала, что тянет внизу живота: «скоро мама, должна придти», промелькнула в голове радостная мысль. И точно хлопнула входная дверь и что-то теплое побежала у Оли по ногам. Отошли воды, остальное было как в тумане. «Скорая», роддом и мучительные схватки. Сначала они были непродолжительные, с перерывами. В эти перерывы можно было отдохнуть и спокойно, нормально дышать. Ее проводили в палату, а мать сидела в коридоре, Оля знала, она не уйдет, будет рядом.

Вскоре пришла врач и заорала Манефе: «Ну, а ты что здесь сидишь? Иди, домой давай!»

– Я останусь, Надежда Сергеевна,– ответила, спокойна Манефа.

Схватки все нарастали, но родовая деятельность, со слов врача была слабая. Промучившись от нестерпимой боли несколько часов, искусав в кровь все губы, Оля ждала хоть какого-то исхода , но облегчение не было. Она с силой сжимала зубы, стараясь, не кричать и совершенно не слушала свое тело, не могла расслабиться и будто раненный зверь металась по кровати.

Манефа сидела в коридоре и беззвучно шептала молитву. Она чувствовал себя беспомощной, душа ее рвалась в палату, к дочери, ей хотелось облегчить эти муки. Но она лишь тихо продолжала сидеть, ждать, стараясь мысленно передать Оле свою силу. Минуты сливались в часы, и Манефа уже не понимала, сколько она сидит на одном месте.

Надежда Сергеевна вышла к ней с обеспокоенным выражением лица: « Что делать будем, Манефа Ивановна?»

– Я не знаю, Вы же врач ,– спокойно, не узнавая свой голос ответила Маня.

– Придется кесарево, раскрытие совсем слабое, ребенок долго без воды.

–Да, вы главное Олю спасите,– ответила Маня каким-то стальным голосом.

– Иди, домой, Маша, отдохни, это нескоро,– сказала Надежда Сергеевна участливо.

– Нет, можно я здесь? Пожалуйста.

– Ладно, сиди.

После Манефа не могла вспомнить, как тянулось или летело время, она продолжала только читать молитву: Господи, Иисусе Христе, сыне Боже, помилуй рабу божью Ольгу. Господи, Иисусе Христе, сыне Боже, помилуй рабу божью Ольгу, твердила она про себя, боясь, остановится. Пальцы ее крепко сжались и побелели ,ноги затекли, но она не разрешала сдвинуться себе с места, будто это могло помочь дочери.

Она закрыла глаза и вспомнила крошечную малышку. Как девочка ждала ее в яслях. Маня бегала с обходом. Летела в ясельную группу, а нянечка уже качала голодную, орущую малышку.

– Все, Манефа Ивановна, – в следующий раз дам бутылку. Где вы бегаете вечно,. ждет ведь она Вас, изревелась вся,– с укором говорила нянечка.

Младенец жадно хватал грудь, и Маня чувствовала такое блаженство и одновременно облегчение. Ласково глядела на крошечное личико, целовала пухлые щечки, вдыхая свежий запах ребенка.

– Девочка, девочка, говорю. Манефа Ивановна! – кто-то трясет ее по затекшему плечу.

Маня не понимая, где она находится, с недоумением смотрит на медсетсру .

– Внучка у вас. Славная девочка.

– Оля, как?

Все хорошо, оправится.

– Пойдете внучку смотреть?

– Не знаю.

– Да пойдемте, такая девчонка славная.

Часть вторая

1 Елена

После родов Оля медленно, нехотя, приходила в себя. Дочку приносили только на кормление, шов после операции ужасно болел, облегчение было лишь после укола. Мама приходила к ней ежедневно, помогала дойти до туалета, приносила вкусные гостинцы. На второй день пришел муж со свекровью, постояли под окном и передали пакет с фруктами, который Ольга незамедлительно отдала на пост. Есть совершенно не хотелось, лишь пить. Но она все же поддавалась на уговоры матери и немного ела в ее присутствии. Через неделю, она стала чувствовать себя лучше, беспокоила только постоянно переполненная от молока грудь. Октябрь стоял пасмурный и холодный, на десятый день Олю с малышкой выписали, и она вернулась в квартиру к родителям. Потому что после такой сложной операции и затяжного выздоровления, она нуждалась в заботе, которую по – мнению Манефы, не мог дать дочери муж. К их приезду в квартире оборудовали маленькую комнату, поставили туда обогреватель и детскую кроватку. Манефа нагладила и приготовила детское приданое: пеленки, распашонки, чепчик. Олю тоже ждала чистая, наглаженная одежда. Впервые после замужества она вздохнула, свободно. Как хорошо и уютно было дома. Игорь пришел проведывать дочь с женой, чувствовал при этом он себя неуютно. Взял малышку на руки, рассматривая смуглое личико.

–На маму похожа, – сказал он, вглядываясь в детские черты младенца. Девочка вдруг открыла ясные голубые глаза, и они с Олей замерли на долю секунды.

– Давай, назовем ее Оксаной?– предложил супруг.

– Еще чего,– непреклонным тоном, возразила вошедшая в комнату Маня. – Оксана , да еще Кондюрина, ужас какой.

– Людмила,– вмешался дед Николай.

– Ну конечно, Руслан и Людмила,– опять возразила Манефа. – Я нарекла ее уже: Елена.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.