Меценаты зла

Через минуту в облаке голограммы проявилось морщинистое лицо с блеклыми глазами и бледной кожей.

– Кто вы, люди с верхнего мира? – вместо приветствия, задал вопрос неизвестный. По виду старику было за сотню.

– Здравствуйте. Я Кирилл Громов с планеты Spes, звездолетчик.

– Я не знаю такой планеты, а здесь нет ни звезд, ни кораблей.

– Мы просим укрытия, – медленно ответил Кирилл.

– Я Жак…

– Кто ты – я знаю, – прервал его старик, – внешние идентификаторы никто не перепрограммировал, и они до сих пор делают запросы в верхнем мире. – Начальник, как его обозвал компьютер, пожевал губами. – Надеюсь, никто не заметит эту блошку информации, нырнувшую глубоко под землю. Иначе наше существование будет под угрозой.

Кирилл и Жак стояли молча, дожидаясь очередного вопроса от старика. Громов, не зная, кто перед ним и как себя вести, решил говорить только правду.

Потому на вопрос: «Зачем вы здесь?» ответил:

– Мы беглецы. Правительство Тайлы по ошибке приписало мне статус шпиона, хотя я возил им полезные ископаемые. А Жак стал жертвой моего побега. Его записали в сообщники.

– Скоро это правительство тоже поселится в бункере, – хмыкнул старик. – Раз тени своей боится…

– Что? – не понял Громов.

– Ничего. Я пущу вас, но вы будете обязаны соблюдать наши правила. Вы сдадите все оружие и вещи, а мы уже решим, что вам необходимо для жизни.

– А одежду-то хоть можно оставить? – удивленно спросил Громов. Расставаться с формой, которая была как панцирь для черепахи, он не хотел ни при каких обстоятельствах.

Старик задумался, осмотрел спутников и величественно кивнул, словно оказал им великую милость. Глазок смотровой линзы, оказавшейся еще и голографическим проектором, померк.

– Ох как не хочется расставаться с автоматом, – поглаживая ствол, расстроено признался Кирилл. – Но делать нечего. В чужой монастырь…

Завизжал моторчик, открывая вначале многочисленные засовы, а затем саму дверь. Сочно проскрипели резиновые, с добавлением алюминия прокладки между дверью и косяком. Казалось, что дверь была закрыта не меньше полувека. А может, ее вообще не открывали. Никогда.

Моторчик продолжал визжать, а дверь толщиной в две ладони степенно раскрываться. Кирилл выключил фонарь и забросил автомат на спину, чтобы не компрометировать хозяев этой подземной избушки. Однако руку держал около кармана с пистолетом. «Доверяй, но проверяй, – думал он. – Тем более на Тайле».

Встретили их шесть бледнолицых мужчин лет пятидесяти. Двое держали в руках лучевики модификации вековой давности. Кирилл видел их в учебнике по истории оружия. Кажется, их делали еще на Земле и снабжали ими всех маломальских руководителей при колонизации планет. У остальных оружие было в кобуре, но какое – Громов не разглядел. Да и форма была незнакомой.

Отсюда можно было сделать вывод – бункер построили в самом начале колонизации Тайлы. И ни разу не обновляли. А с тех пор прошло девяносто семь лет.

– Здравствуйте, – поздоровался он, оглядываясь вокруг. Смотреть не только туда, где луч фонаря выхватывает светлое пятно, было непривычно.

Кирилл и Жак обрадовались тусклым светильникам, как весеннему солнышку после долгой темной зимы. Они находились в каменном мешке площадью не меньше, чем в сто квадратных метров. В стене напротив виднелась дверь-близнец.

– Приветствую вас, гости, – сказал мужчина. – Прошу сдать все оружие.

«От одного конвоя пришли к другому», – с грустью подумал Громов. Но стоило им отдать автомат, нож и пистолеты, как раритетные лучевики отправились в кобуры. Видя, с какой тоской Кирилл расстается с оружием, мужчина усмехнулся и протянул руку.

– Матвеем меня звать, – сказал он, – ничего, может еще вернутся к вам стволы. Обживетесь когда.

– Кирилл, – пожав сухую мозолистую ладонь, представился Кирилл.

– Жак, – присоединился француз.

Громов взглянул на спутника при свете и ужаснулся, поняв, как он выглядит сам. Извалянная в пыли одежда, чумазое лицо, недельная щетина, лохматые грязные волосы, заострившиеся от голода и измождения скулы. Наверное, отец родной сейчас с трудом узнал бы его в этом малоприятном обличии. А ухоженного звездолетчика в Кирилле мог разглядеть только сумасшедший. Разнорабочий, живущий впроголодь, не больше.

– Это что-то вроде зала ожидания для тех, кто не поместился в помещение для карантина, – объяснил Матвей. – Ну и лишний слой защиты.

Когда они дошли до середины зала, дверь напротив начала открываться. Но не раньше, чем за спиной щелкнули все замки. «Назад дороги нет, – мысленно вздохнул Громов, – хотя ее и до этого не было».

Они вошли в помещение поменьше. Оно делилось на четыре секции из затемненного стекла, между которыми оставался неширокий проход. В одном из них Кирилл сразу узнал лифт на полсотни человек.

– Не работает, – поймав взгляд звездолетчика, прокомментировал Матвей. – Вещи и одежду сюда. – Проводник показал на первую секцию слева от входа. Затем перевел палец на соседнюю дезинфицирующую камеру и добавил: – А сами – туда.

Жак и Кирилл, глубоко вздохнув, принялись раздеваться. Конвоиры, вежливо глядя мимо, ждали. Когда гости скрылись в огромной карантинной кабине, Матвей что-то произнес, и вся команда зашла в камеру напротив.

Голые, в огромном пустом помещении, спутники почувствовали себя глупо и неуютно.

– Может, это гигантская микроволновка? – предположил француз.

В этот момент перед каждым из пола выдвинулся миниатюрный столик на единственной ножке. На нем в углубление лежала мочалка, а рядом стояла бутылочка с жидким зеленоватым гелем. А еще через миг с потолка, точно на них, полилась теплая вода.

Жак и Кирилл, как по команде, начали яростно тереть себя мочалкой, скоблить заскорузлую грязь. Система не жалела воды, значит, она подавалась не из резервуаров, а был какой-то внешний источник. Хотя замкнутый цикл тоже никто не отменял. В правительственном бункере даже столетней давности система водного обеспечения должна быть ничем не хуже, чем на туристических космических лайнерах высшего класса.

Прозрачная вода соприкасалась с кожей, становилась мыльной, и мутным серым потоком исчезала в полу. Когда Кирилл и Жак застыли под струями, наслаждаясь теплым душем, блаженный дождь прекратился. Из тех же отверстий на людей хлынули потоки ионизированного воздуха, суша и очищая. На стенах загорелись ультрафиолетовые лампы, проводя дополнительную антибактериальную и противовирусную дезинфекцию.

Стол нырнул вниз, а через несколько секунд вернулся с зеркалом и лазерной бритвой. Кирилл почувствовал себя в дорогом отеле, а не в забытом подземном бункере. На Spes обычные люди только-только начинали пользоваться теми маленькими благами, которые у правительства Тайлы были почти сто лет назад. И это в бункере!

Длина волны лазерной бритвы была подобрана так, что она вчистую убирала щетину с одним показателем преломления, и при этом полностью игнорировала кожу с другим значением этого параметра.

– Теперь бы еще пожрать хорошенько, и я буду счастлив, – заявил Жак.

– Как мало нужно человеку, – хмыкнул Громов.

– Да, если он все потерял, – кивнул француз.

Они зашли в соседнюю кабину. Одежда стала чистой, прохладной и слегка хрустела, словно ее внесли с ночного мартовского мороза. Друзья с наслаждением оделись. Рана на шее Кирилла затянулась, покрывшись розовой кожей, а от царапин на руках Жака и вовсе не осталось следа. Об их побеге теперь говорили только потрепанная одежда француза и его же два отсутствующих пальца.

Конвоиров в помещении не оказалось, зато открылась следующая дверь. Кирилл по привычке дотронулся до кармана-кобуры и вздохнул, нащупав лишь пустоту.

За дверью мир преобразился. Вместо бетонного пола под ноги услужливо бросился паркет. Свет стал ярче, потолок намного выше – больше десяти метров. Бункер был сделан в виде длинной улицы. По обе стороны, прижимаясь друг к другу боками, стояли пластиковые домики. В середине улицы возвышались несколько зданий другой архитектуры. Противоположная стена, по оценке Кирилла, была не ближе чем в метрах семистах-восьмистах.

– Я провожу вас к старейшине, – из конвоиров остался только Матвей. – К Ростиславу Генриховичу.

Они дошли до середины улицы. Во все времена обитель «главного» выделялась среди остальных строений, будь то княжеский терем, королевский дворец, кремль или здание администрации. Вот и сейчас среди пластиковых конструкций возвышалось двухэтажное кремовое здание с каменными колонами. По крайней мере, они так выглядели.

Спутники вошли вслед за Матвеем в темно-коричневую, почти черную металлическую дверь декоративного литья, с наростами в виде цветов и неузнаваемых птиц. Два охранника кивнули, разрешая идти дальше. Никаких приветствий и, тем более, рукопожатий.

Они вошли в первый же кабинет после столов охраны. В кресле у противоположной стены сидел знакомый старик.

– Рекс первый был вашим помощником, – сказал Кирилл, от удивления забыв о вежливости.

– Старая, как цивилизованный мир Тайлы, история, – с сарказмом кивнул Ростислав Генрихович. – Садитесь.

Жак и Кирилл сели на стулья с высокими спинками, Матвей застыл у двери. При свете и без зеленого оттенка голограммы старик казался еще древнее. Кирилл решил, что старейшина прожил на добрую сотню лет больше него.

– Сразу скажу, что я несильно рад вашему приходу, потому как новые люди – это всегда волнение в социуме, но и прогнать вас я не мог. Как вы нашли бункер?

– Мы много дней бродили по лабиринту, – ответил Кирилл. – И удача привела нас сюда.

– Привели вас упорство и ноги, – поморщился Ростислав Генрихович. – Значит, какой-то ход пропустили, не забетонировали. Что ж, нет худа без добра. Лучше вы, чем псы очередного Рекса.

– Как вы здесь оказались? Как выжили? – снова не сдержал любопытства Громов. Долгое бегство на грани жизни и смерти, угасающая надежда, и бесконечная каменная тьма, сменившаяся настоящим подземным царством, расшатали психику даже закаленного космонавта.

– Вообще я думал, что вопросы должен задавать я. По статусу, да и по возрасту, – хмыкнул старик. – Но спишем все на шок и голод. Ведь вы же чертовски голодны.

Он не спрашивал, просто констатировал факт. Напоминание о нужде было не фигурой речи. Ростислав Генрихович прозрачно намекал, что без него и поесть-то здесь не удастся.

– Спасибо, мы позавтракали, – улыбнулся Кирилл. – Прошу прощения за невежливость.

Старик улыбнулся, показав желтые, но крепкие зубы. Местный правитель, а девяносто лет назад глава молодого государства, оценил попытку Кирилла показать свою независимость. Ростислав Генрихович хотел расположить к себе гостей, и ни единое слово не выдавало каких-то корыстных планов на их счет. Он напоминал доброжелательного хозяина, живущего в лесной глуши и привыкшего к одиночеству, к которому впервые за много лет забрели случайные путники.

– Мы бежали от произвола Рекса первого, – помолчав, сказал он. – Вот куда делось без вести пропавшее правительство Тайлы вместе с женами, детьми, родственниками и друзьями. Сюда невозможно добраться с поверхности. Лифты сломаны, все проходы забетонированы и обрушены. Да и координаты были только у меня.

– Построить бункер не под столицей было разумно, – кивнул Кирилл, – земля Гротенбурга изрыта на сотни метров вглубь.

Старик приподнял уголки дряблый губ. Похвалу он принял как конфету, которую любил в далеком детстве.

– Первоначально я задумывал создать его за пределами любого из городов, – сказал он, – но поостерегся, что строительство транспортной ветки в неизвестном направлении будет замечена шпионами Рекса. – Ростислав Генрихович покачал головой, ныряя в глубины памяти. – Рекс, Рекс… Еще на корабле я заметил его маниакальную жажду власти, но думал, что трусость не даст ему совершить переворот.

Старейшина встрепенулся, словно очнулся ото сна, и произнес:

– Все это в прошлом, которое даже для моих детей кажется сказкой. Я даю вам неделю на то, чтобы обжиться, познакомиться с общиной. Потом вы тоже начнете трудиться. Рабочий день у нас невелик – всего четыре часа. Для многих это любимая часть жизни.

«Профессия звездолетчика здесь нужна так же, как и водителя, – подумал Кирилл. – Хотя навыки инженера и бойца могут пригодиться. Что ж, отсидимся, пока Теодор и Эгон не забудут о нас».

– Спасибо, – кивнул Жак. Идея жизни в резервации нравилась ему больше, чем мысль о продолжении похода по катакомбам.

– Мой младший сын, Матвей, знает о городе все, – старейшина кивнул на застывшего около двери конвоира, – он вам его и покажет. Встретимся через неделю.

– До свидания, – отвесил полупоклон Кирилл.

Матвей пропустил гостей вперед и вышел следом, не сказав отцу ни слова. Жак улыбался, предчувствуя близкую трапезу. Люди в бункере не выглядели голодными.

– Значит, Матвей Ростиславович, – сказал Громов, когда они вышли из здания администрации.

На лице конвоира, в одно мгновение превратившегося в экскурсовода, не дрогнул ни единый мускул.

– В начале улицы, где вы вошли, есть общий туалет и душевые кабины. Это чтобы каждый раз не возвращаться домой, – сказал он.

– А где мы будем жить? – спросил Громов.

– У нас осталось пять свободных домов, в одном вас и поселим, – пожал плечами Матвей. – Ну что, начнем по порядку.

Желудок Жака пропел длинную трель, и гид повел их в столовую. Интерьером она напоминала классический ретро-ресторан. Тяжелые столы из синтетического дерева, неподвластного времени и разложению. Абажурные светильники из тонкого небьющегося стекла. На подоконниках в вытянутых керамических горшках росли живые цветы. Брови Кирилла поползли вверх. За окнами, вместо унылой однообразной паркетной улицы, плыли редкие перистые облака на пронзительно-голубом небе. Жак шумно вздохнул.

Там, где обычно располагается барная стойка, возвышались громады десяти синтезаторов пищи. Сбоку от них, в углах, с раскрытой пастью стояли универсальные утилизаторы.

– У вас пока нет доступа, чтобы самим придумывать блюда, потому выбирайте из стандартных. Есть набор питательных желе, если торопитесь, а есть полноценная еда, – сказал Матвей по пути к синтезаторам.

– Мы давно нормально не ели, – сказал Кирилл. – Нам бы супчик какой-нибудь.

– Запоминайте.

Матвей выбрал на сенсорном экране категорию «супы». У Жака и Кирилла от одних картинок и названий рот наполнился слюной. Разнообразию стандартного меню мог позавидовать даже приличный ресторан. Одних только супов Кирилл насчитал три десятка.

Спутники взяли по порции овощного супа на курином бульоне, по ржаной булочке, и по стакану горячего травяного чая. Матвей ограничился яблочным соком.

Кирилл попробовал суп и едва не заурчал от удовольствия. Если бы он не знал, что готовил синтезатор, в жизни бы не заподозрил в еде синтетику.

Через несколько минут Жак подобрал кусочком булки последнюю каплю со дна пластиковой тарелки и с наслаждением его прожевал. Травяной чай немного остыл, но кишечник и желудок приняли его с не меньшей благодарностью, чем суп. Француз осоловел и начал зевать. Громов же, наоборот, взбодрился.

Утилизатор проглотил грязную посуду с жадностью голодного аллигатора.

В столовую зашла худощавая женщина с острым, словно наконечник стрелы, подбородком. С виду Кирилл признал в ней ровесницу Жака. За руку женщина держала пятилетнюю девочку-альбиноса. Белые волосы до плеч, белесая, как пузо лягушки, кожа и светло-голубые, почти прозрачные глаза.

Кирилл, видевший из альбиносов только светло-серого льва с белой гривой, с любопытством рассматривал девочку. Вошедшие остановились и широко раскрытыми глазами уставились на пришельцев. Даже рот обе открыли.

– Это Мария и ее дочка Лиза, – прервал немой спектакль Матвей. – А это Жак и Кирилл, гости из Внешнего мира.

– Здравствуйте, – кивнула женщина и широко улыбнулась. – Мы рады новым людям. Особенно женщины. – С этими словами она продолжила путь к синтезаторам.

– Здлавствуйте, – сказала Лиза, освободившись от опеки матери. Девочка страдала ротацизмом.

Громов присел на корточки и улыбнулся, когда девочка подошла к нему, близоруко щурясь. Все альбиносы рождаются со слабым зрением. Она протянула маленькую ладошку и важно произнесла:

– Лиза.

– Кирилл, – представился звездолетчик, осторожно беря тремя пальцами почти прозрачную ручку девочки.

– Килилл, – картаво повторила Лиза и повернулась к французу.

– Жак, – с усилием растянув губы в улыбке, сказал он.

Лиза несколько секунд щурилась на экс-водителя, а затем перевела взгляд на проводника гостей.

– Здласте, дядя Матвей, – расплывшись в щербатой улыбке, сказала девочка.

– Привет, привет. Маша, когда ребенку линзы поставишь?

– Вот семь стукнет, сделаем операцию, – вытащив две исходивших паром тарелки, ответила женщина.

– Ну, как знаешь, – сухо сказал Матвей. Затем посмотрел на гостей: – Пойдемте.

Матвей показал им кинотеатр с фильмотекой в десятки тысяч единиц – от арт-хауса и короткометражек до многосезонных сериалов. Следующим был спортзал с полсотней тренажеров. Двое мужчин работали со штангой, молодая девушка, шумно дыша, мчалась по беговой дорожке. Рядом располагался бассейн, массажные ванны и две сауны.

– Санаторий, – хмыкнул Кирилл.

– Вечный отдых. С рождения и до смерти, – тоже улыбнулся Матвей. Но в голосе не слышалось ни единой нотки радости.

Они зашли в библиотеку с парой тысяч настоящих бумажных книг. На одном из столиков лежало десять планшетов. Громов догадался, что в них – сотни тысяч книг.

Когда Кирилл зашел в следующее здание, он застыл. В нос ударил букет свежих, приторно-сладких, дурманящих запахов. Они были в оранжерее. Карликовые деревья, огромные пальмы, бело-черные, фиолетово-красные, желто-голубые цветы. Некоторые были размером с бутылочную крышку, другие – с большую тарелку. Среди зарослей стояли обвитые виноградом лавки. Жак опустился на первую же из них и вытянул ноги. Громов пошел дальше, стараясь глубоко не вдыхать пьянящие природные духи.

В дальнем конце оранжереи на одном из четырех кресел-качалок сидел парень с шевелюрой пшеничных волос. Казалось, что на его голове кто-то оставил стог сена или начал вить гнездо. Парень склонился над тетрадкой, между пальцев он крутил перьевую ручку. Кирилл сделал еще несколько шагов и остановился, думая, как вести себя с незнакомцем.

– Здравствуй, видевший много солнц, – оторвав взгляд от исписанной страницы, сказал парень. – Я завидую твоему счастью. Тосковать по тому, что ты видел собственными глазами.

Громов потерялся от такого потока пафоса со стороны незнакомца. Парень был его ровесником, или даже на несколько лет помладше.

– Зови меня Поэт, – представился тот. – А ты, как полагаю, Кирилл. А трехпалый соратник – Жак.

– Сидит круглые сутки среди цветочков, а, черт возьми, всегда все знает, – проворчал подошедший Матвей.

– Бог, в своей милости, многое мне рассказывает.

– Аккуратней, не заболтайся с ним, а то станешь как Псих, – предупредил сын старейшины.

– Псих, Псих… Мы, вообще-то, с ним братья, – надул губы Поэт.

– Тогда и зовись нормальным именем, как мать нарекла, – сказал Матвей. Потом повернулся к Громову и буркнул, словно сообщал кличку неряшливой дворняги: – Иван он.

– Приятно познакомиться, – чтобы хоть что-то сказать, кивнул звездолетчик.

– Иван? Что такое Иван?! – с силой оттолкнувшись от пола, спросил золотоволосый парень. Кресло закачалось быстро и напряженно. – Набор букв, почему-то означающий «помилованный Богом». Да здесь весь бункер помилованных!

От дурмана цветов, беспокойного гипнотизирующего качания кресла и мелькания блестящих глаз Ивана, Кирилл на миг выпал из реальности. Происходящее показалось фантасмагорией, возможной только во сне. Сейчас он проснется в своей тесной каюте, потом поболтает с капитаном, и они совершат посадку, чтобы продать ресурсы со Spes.

– А Поэт – призвание, состояние души, истинное имя, в конце концов, – вдохновлено продолжал Иван.

– И как отличить одного поэта от другого? – откровенно забавляясь, спросил Матвей. – Вот станут Кирилл и Жак среди цветочков слова писать, и что, всех троих Поэтами звать?

– Не всякий рифмовщик поэт, – завелся Иван. – Но летающий меж звездами – Звездолетчик, Космический Странник.

– А кто тогда я? – с легким интересом продолжил расспросы сын старейшины.

– Ха! – довольный вопросом воскликнул Поэт. – Вот ты как раз – просто Матвей. Большинство людей хоть в бункере, хоть во всей галактике до самой смерти так никем и не становятся.

– Бред, – поморщился Матвей. – Общество рухнет, если пропадут кирпичики обычных людей.

– Конечно, – сразу успокоился Иван. – Потому я – Поэт, он – Звездолетчик, твой отец – Старейшина, а ты – Матвей.

Кирилл ждал, что на это ответит их гид по подземному городку.

– Надо сказать, чтобы тебя отправили на плантации недельку поработать, – прищурившись, сказал Матвей. – Может спустишься с небес на землю.

– Мы и так под землей. Ниже уже некуда, – легко ответил Поэт и, словно его собеседник испарился, уткнулся в тетрадь и застрочил что-то мелким торопливым почерком.

– Таких здесь мало, – словно оправдываясь, сказал Матвей Громову. Сын старейшины явно был не рад, что зацепил едкого в своем пафосе парнишку.

– Да нормально, – пожал плечами Кирилл.

Жак задремал, свесив голову на грудь. Громов пнул его по растрепанному кроссовку. Француз проснулся и вытер пущенную на подбородок слюну. Хлопая затуманенными со сна глазами, он поднялся с лавки.

– Хорошо здесь, – оценил Жак. – Правда в сон клонит.

– У нас почти все спят по десять-двенадцать часов, – пожал плечами Матвей, открывая дверь оранжереи.

– А что за плантация? – вспомнил Кирилл. – Тоже внутри здания?

Матвей покачал головой и ответил:

– Всему свое время.

Далее в известной только сыну старейшины экскурсионной программе была мастерская. Здесь стояло три стола, утилизатор, универсальный станок причудливой формы, и синтезатор, в несколько раз больше пищевого. Одна из стен полностью была закрыта рядом стеллажей с сотнями разных инструментов: от крошечных отверток, до массивных отбойных молотков и перфораторов.

– Синтезатор дает несколько десятков основных материалов, – начал расхваливать мастерскую Матвей, – кожзаменитель, пластик, керамику, дерево, бумагу, резину, краску… всего не перечислишь.

– А станок умеет со всем этим работать, – договорил за гида Кирилл.

– Не в каждом поселении все это есть, – восхитился Жак.

Матвей кивнул. Было видно, что он не испытывает за бункер никакой гордости.

Маленький домик оказался, Кирилл едва поверил, музеем Земли. Половину помещения занимали репродукции реальных экспонатов, в другой части зала виднелись десятки голографических проекторов. Они позволяли выбрать любую выставку, начиная с животного мира Земли и заканчивая костями австралопитеков и питекантропов.

Громов пошел вдоль экспонатов, но Матвей нетерпеливо произнес:

– У вас еще будет время все рассмотреть. Больше, чем вы думаете.

«Не будет, – мысленно огрызнулся Кирилл, – не собираюсь я тут торчать до самой смерти».

По соседству располагался медицинский центр. Спутники узнали его по огромному красному кресту на двери. Века и миллионы километров отделяют эту эмблему от прародителя на старушке Земле, однако, даже ребенок в глубоком бункере знает, что она значит.

Внутри все было либо белым, либо прозрачным. Даже доктор. В белом халате, с седыми волосами и гладко выбритой бледной кожей он отлично вписывался в интерьер.

– Свеженькие люди, – улыбнулся он. – Прекрасно.

Кириллу почудилась в его словах какая-то извращенная радость, словно они представляли для него гастрономический интерес.

– Надеюсь, вы будете здесь редкими гостями, – продолжал доктор, – есть жалобы?

Жак поздоровался и показал обрубки мизинца и безымянного пальцев. Доктор зацокал и поднялся на ноги.

– Сейчас что-нибудь придумаем, – сказал он.

– А мы пойдем дальше, – сказал Кирилл, – я тебе Жак потом все расскажу.

Француз кивнул. Он давно устал от экскурсии. Жак теперь хотел наесться более основательно и завалиться спать на чем-нибудь помягче голого камня.

– Тебе это не понадобится, – хмыкнул Матвей, – но для полноты картины…

Они зашли в детскую игровую комнату.

– Дядя Матвей! – одновременно заорали девочка и мальчик лет шести, спрыгнули с небольшого батута и побежали к взрослым.

Кирилл смотрел на других детей и от каждого взгляда на душу падал камень печали. Почти половина детей были альбиносами, у некоторых была нарушена моторика и координация движений, а у одного ребенка в глазах не читалось и тени мысли.

В комнате горели специальные лампы, копирующие полезный спектр солнечного излучения. Системы кондиционирования непрерывно подавали свежий воздух, а очистительные приборы уничтожали вирусы и вредные бактерии.