Один дома 6

Виктория Медведева

Один дома 6

Шла Первая Реновация. В газетах это интересное время называли не иначе, как Всемирное Расселение. В пределах галактики была создана так называемая Двадцатка – двадцать искусственных планет с условиями, приближенными к земным.

Окружающая атмосфера Земли к описываемому моменту уже достигла апогея загрязнения: вулканы, лесные пожары, эрозия почвы, пыльные и песчаные бури, разложение живых организмов. Ну, и, конечно, космическая пыль, тоннами оседающая на нашу несчастную матушку-землю. Отработавшие спутники, куски метеоритов и прочий космический мусор, сталкиваясь, умножали число новых осколков в геометрической прогрессии. Всё это «добро» моталось вокруг планеты, окружив её плотным кольцом и опускаясь всё ниже.

Околоземное пространство становилось совершенно не пригодным для полётов, а жизнь на Земле – всё более опасной для здоровья людей и животных.

В научных кругах велась ожесточённая борьба за спасение цивилизации. Создавались мощные лазерные установки и электродинамические системы, расстреливающие космические объекты, замедляя их скорость и заставляя сгорать в атмосфере. Конструировались электромагнитные сети, улавливающие крупные метеориты, вторичные ступени ракет-дальнобойщиков, сброшенные вне поля притяжения, и отжившие своё спутники.

Но, увы, слишком поздно спохватились. Свежая научная мысль не успевала исправлять прежние научные же ошибки. Приближалась катастрофа.

За дело взялись химики. В высших кругах власти одобрили их проект «Живица-2», подразумевающий уничтожение лишнего на планете – «сжигание» всего, не относящегося к живым организмам. Продукты же «горения», упакованные в специальные контейнеры, планировалось перевезти на отдельную планету-мусорщик Альфа-Игрек. А ту, в свою очередь, отправить в седьмую, ещё не заселённую, Галактику. Очищенная, помолодевшая Земля наберётся сил, задышит свежим воздухом. И тогда можно со спокойной совестью возвращаться. Но, конечно, вооружившись новыми технологиями, исключающими повторное засорение.

Правда, высокие умы разделились. Не менее солидные учёные считали, что нельзя так бездумно уничтожать весь космический и земной мусор, являющийся неоценимым материалом для археологии.

Во время шумных дебатов археологи обвинили химиков в научной недальновидности, получив в ответ предложение переправиться на Альфа-Игрек вместе с отходами и заниматься там историческими изысканиями в своё удовольствие.

Так или иначе, но дело решилось в пользу химиков. И, как следствие, началась разработка проекта переселения на соседние, специально подготовленные, планеты. Так возникла планетарная Двадцатка. Люди шли на эту вынужденную меру с пониманием.

Животный мир никто не спрашивал. Зоологи разработали систему эвакуации, наименее травматичную для рыб и зверья. Труднее было с насекомыми. Но и эту проблему решили.

На самом деле, самым сложным оказалось разобраться с фермерскими хозяйствами, которых оставалось ещё немало. Хозяева этих небольших, но многочисленных поселений вели себя до абсурда упрямо. Собирали подписи под официальными отказами, выступали по видеовещанию. Фермеров одолевали сомнения. Как перенесут перелёт и акклиматизацию их бычки, коровки и прочие пернатые?

Легче было договориться с отсталыми странами, которые ждали от Реновации обновления, улучшения бытовых условий, хотя понятия не имели, в какие такие условия на новых планетах они попадут. Ну, совсем, как в прошлые века жители так называемых пятиэтажек верили в наштампованные башни.

Реновация застала Василия Карасёва в момент, когда его мало интересовали вселенские проблемы. В этот период его ум занимал один единственный объект – Лана Извозчикова. Отношения с данной особой только-только начали приобретать приятные очертания, поэтому сообщение родителей прозвучало, как гром средь ясного неба.

– Ну, всё, сынок, мы получили документы. Вылетаем шестнадцатого, – мило проворковала мама за вечерним чаем.

– В каком смысле? – не понял Василий.

– Как всегда, свалился с Луны, – пробурчал отец и подставил кружку, – налей-ка ещё чаю.

– Какого чаю, родители! На какую Луну?

– Не НА Луну, а С Луны. Это с неё ты свалился, а улетаем мы на Пятую. Вместе с Баранкиными. Так что собери всё необходимое, но по минимуму. Едем на готовое, это тебе не прошлый век, – отец сердито взялся за чайник.

– Вы что, шутите? Мам, объясни мне.

– Вася, идёт Реновация, ты прекрасно знаешь. Нам предложили отличное место на Пятой.

– А меня вы спросили? – Василий с грохотом отодвинул стул и выскочил из комнаты.

– Мы на Тринадцатую, – через минуту услышал он в Зет-фоне голос Ланы, – Я тоже только сегодня узнала.

– Что же делать? Может быть, через Универ попробовать?

Лана помолчала.

– Вряд ли…

– Но ведь последний курс. У нас и общая работа на кафедре.

– Да Ирка спрашивала у Букина. Он сказал, что всех студентов на одной планете не соберёшь. В приоритете семьи. Так что будем каждый в своём филиале доучиваться.

– Ты так спокойно об этом говоришь? Ну, что ты молчишь?

Лана вздохнула.

– Есть выход.

– Какой же?

– Пожениться. Как молодую семью нас обязаны переселить вместе. Заодно и Универ вместе закончим.

Такой поворот для Василия был неожиданным. Конечно, он был влюблён, но менять коренным образом свою жизнь ещё готов не был.

Разговор был смят и закончился ничем. А в очень скором времени парочка разъехалась по разным планетам.

И, конечно же, никакой научный прогресс не изменил основного правила любви: сильная от разлуки крепчает, слабая гаснет.

Так и случилось с нашей молодёжью. Во всяком случае, С Карасёвым. На земле ему казалось, что ради Ланы он готов на любые жертвы. Но, попал на новую планету… новые знакомства, новые увлечения. Довольно скоро Василий стал реже выходить на связь. Что проку любоваться девушкой на экране, если вокруг полно вполне осязаемых, не менее симпатичных ей подобных.

Короче, случилось то, что по теории вероятности должно было случиться. Жизнь у Василия Карасёва на планете номер пять потекла своим чередом.

Время шло. Он закончил филиал Университета, биофак, на котором они начинали вместе с Ланой. Остался работать на кафедре. Вплотную занялся вопросами клонирования. Ещё там, на земле, они мечтали о том времени, когда каждый человек будет иметь свой «сундучок здоровья». Это влюблённые так нежно называли Генетический Бокс, над которым работал биологический факультет. Суть работы заключалась в создании генетического материала каждого человека при его рождении. Планировалось воспроизводить клон всех органов только что родившегося ребёнка и помещать этот материал в специальный бокс, где эти, будем говорить, части организма должны расти и развиваться в соответствии с возрастом, параллельно своему источнику, но абсолютно раздельно друг от друга. Каждый орган – на своей полочке. Для боксов разрабатывалась идеальная среда, в которой клонированный организм рос и мужал без какого-либо отклонения от здоровой нормы. Короче, полностью здоровый человек, только расчленённый по всем правилам медицины.

Если источник в процессе жизни заболевал, его не бросались лечить, а просто целиком трансплантировали ему выращенный здоровый орган. При этом, взамен изъятого из Бокса, сразу же клонировался новый, но по ускоренному методу. Необходимое время развития вторично клонированного органа вычислялась в зависимости от возраста заболевшего источника. Конечно, могло произойти непредвиденное: человеку только что трансплантировали ногу, на которой обнаружили опухоль, а он на следующий день попадает под машину, и страдает как раз его новая нога. Вторичный клон ещё не вырос (хоть и запущен ускоренный процесс). Ну, что ж! Пациенту придётся немного подождать. Нужно аккуратнее переходить дорогу.

Главное, такой метод отлично решал все биоэтические и правовые проблемы клонирования. Никаких «новых» людей никто не создавал, что было запрещено законом. А запчасти полагаются любым механизмам.

Конечно, ещё в прошлом веке учёные занимались терапевтическим клонированием, получением стволовых клеток и дальнейшим использованием их для лечения. Однако, метод Генетического Бокса со временем оттеснил устаревшие способы на второй план.

Главной проблемой замены человека им же самим была, конечно, трансплантация такого важного органа, как мозг. Чтобы клонированный мозг не отставал в развитии от своего источника, все обладатели Генетических Боксов в обязательном порядке обязаны будут являться на контрольное считывание хотя бы раз в месяц. Пока другого способа изобрести не удалось. Именно над этой задачей и работал Вася Карасёв на кафедре. Внедрение чипа в мозг младенца с целью постоянного сканирования информации на расстоянии частично решало вопрос, но требовало тщательной доработки. Пробы на животных пока не дали точной оценки. Пора было перейти к экспериментам над человеком, но на это Университет пока разрешения не получил. Уже существовали Боксы с клонированными органами обезьян, что, по мнению учёных, приближало последних к цели.

Надо сказать, что только люди с крепкими нервами могли ежедневно снимать показания с рук, ног, печени и прочих мартышкиных атрибутов, разложенных по полочкам Генетических Боксов. А немногочисленные девушки, работающие на кафедре, наотрез отказывались заниматься проверкой полового созревания обезьяньих клонов, что вызывало неизменный смех и издевательства со стороны мужской части лаборатории. Надо сказать, мужчин мало интересовали аспирантки, с их научными разговорами и вечными масками на лицах. Лаборатория вообще походила на некий лепрозорий – все одеты в одинаковые зелёные брючные костюмы, шапочки, надвинутые на самые глаза, и маски. Для удобства общения на спинах сотрудников красовались их фамилии.

Работа была кропотливая, но интересная. Карасёв был увлечён, трудился усердно и был на хорошем счету у профессора Букина, заведующего кафедрой.

Вместе с Василием проблемой мозговых чипов занимался Игорь Беленький. Он прилетел с земли несколько позже, но сразу врубился в тему.

Беленький был из разряда «рубаха-парень», быстро входил в доверие и легко втягивал собеседника в откровенные разговоры. Карасёв частенько заходил к нему после работы. Домой он не торопился. Жить с папой-мамой, когда тебе скоро тридцать, не весело. А Игорь жил один. При Реновации его родителям как-то удалось получить две квартиры на семью.

Однажды за бутылочкой самодельного коньяка (3 столовых ложки сахара, сухая кора дуба, три штучки гвоздики, кусочек мускатного ореха и зёрнышко кориандра залить самогоном и настаивать минимум месяц), которым баловал Игоря папа, изрядно захмелевший Беленький пальцем поманил приятеля.

– Только тихо… ты знаешь, что у нас на кафедре-то делается?

– Да вроде в курсе. А что?

– Ха! В курсе он! А как тебе Эсмеральда?

– Новенькая, что ли?

– Новенькая, новенькая.

– Мартышка, как мартышка.

– Ничего за ней не заметил?

– Ничего в ней нет особенного.

– Особенное в ней то, что появилась она неизвестно откуда.

– Как же это?

– Ты ведь знаешь, что моя маман главбухом трудится? Так вот. Приходного ордера по Эсмеральде не было. А потом Букин пришёл к ней в кабинет…

– К Эсмеральде?

– К маман! И говорит: выпишите на Эсмеральду платёжку, Вера Леонидовна. Мол, где-то застряла, а с обезьяной нужно работу проводить…

– Какую работу с обезьяной Букин проводить собрался? Разъяснительную?

– Кончай к словам придираться, Васька. Говорю тебе – ниоткуда мартышка взялась. Но я-то знаю. Только тихо.

– Ну, и откуда? – Карасёв скорчил недоверчивую гримасу.

– Из соседней комнаты. Из третьей лабораторки. Знаешь Анечку Власову? Тихая такая. Вот она и ещё одна с Букиным всё уединяются. Я сначала чёрт те что подумал. Но разговоры услышал. Случайно. Не подумай, что подслушивал. Просто, если честно, мне эта Анечка… ну, нравится.

– Я догадываюсь, что за Анечка. Имя слышал, но не приглядывался. Это та, что бесшовной трансплантацией занимается? Ладно, неважно. Так что ты слышал-то?

– Эсмеральда – клон. Нюшки нашей. Неужели не замечал? Как две капли.

– Не может быть. Запрет же.

– Короче, ты ничего не слышал. Ничего не знаешь. Я ничего не говорил. Дело-то подсудное. Денежки на макаку Букин получил, как пить дать. А девчонок наверняка за нос водит. Наукой прикрывается.

После этого разговора Карасёв стал замечать некоторые странности в лаборатории, на которые раньше не обращал внимания. Наверное, в конце концов, он разобрался бы в том, что творится у него под носом, но глобальные события отодвинули все мелкие проблемы далеко на задний план.

Гром грянул, когда лаборатория занималась повседневной текучкой. В лице профессора.

– Минутку внимания! – Букин вошёл в комнату, вид у него был озабоченный, – Без паники! Но я вынужден сообщить о свёртывании работ.

Общий шум, возгласы, вопросы вынудили профессора замолчать. Он поднял руку.

– В течение двух недель мы должны полностью подготовить лабораторию к эвакуации на Десятку. Земля ещё не готова принять нас, так что придётся пережить промежуточное переселение. Итак, что же случилось? Все знают, что нет сколько-нибудь известных причин, которые бы заставили планеты изменить свои орбиты. Однако, невероятно, но факт. Это произошло с Тринадцатой.

Карасёв вздрогнул. Уже пару лет он почти не вспоминал о Лане, но услышанное сообщение молнией ударило в мозг.

– Что с Тринадцатой? – немного хрипло спросил он.

– Её уже готовят к эвакуации. Теперь по делу. Все знают, что в шестой лаборатории разработаны сверхпрочные боксы. Решено провести глобальный эксперимент. Лучшего случая не представится. Уже произвели расчёты. Через тридцать два дня произойдёт столкновение с Тринадцатой, причём оно будет такой силы, что обе планеты превратятся в пыль. Увы, жалко нашу Пятую, немало мы тут потрудились. Но космос есть космос. Иногда он преподносит сюрпризы. Решено поместить в сверхпрочные боксы шестой лаборатории наших двух мартышек – Нюшу и Эсмеральду. Боксы управляемые, так что после катастрофы они будут направлены прямиком к нам, на Десятую.

– Если вместе со всей нашей Пятой не превратятся в пыль, – зашумели аспиранты и младшие научные сотрудники.

Букин развёл руками.

– Разработчики гарантируют, что боксы выдержат удар.

Вечером у Игоря друзья обсуждали случившееся.

– Ну, и как тебе наш профессор? Почуял провал и, как говорится, концы – в космос.

– Что ты имеешь в виду? – не понял Василий.

– А то, что начали копать под Эсмеральду, вот что. Мне мать сказала. Ну, а теперь обеих мартышек запакуют и отправят куда-нибудь подальше.

– Так они же к нам прилетят. Если выживут.

– Держи карман шире! Вот увидишь, будет допущена «ошибочка» в вычислениях, и наши милые обезьянки окажутся где-нибудь в соседней галактике. Если, конечно, не превратятся в пыль, вместе с нашей и Тринадцатой. И тот и другой исход вполне на руку Букину.

Дома Василий не мог уснуть, всё ходил по комнате. Наконец, сел за стол, достал зет-фон и нашёл нужный номер. После нескольких гудков на экране появилось лицо Ланы. Она не выразила удивления, а, может быть, сделала вид, что не удивилась.

– Привет! – у Карасёва неожиданно для него самого учащённо забилось сердце.

– Привет, – довольно равнодушно улыбнулась Лана.

– Готовишься к переезду?

– Да, приходится.

– Вас куда?

– На Восьмую. А вас?

– На Десятую. И чего это вашу Тринадцатую дёрнуло курс поменять в нашу сторону?

– Надеюсь, ты не подозреваешь меня?

Василий засмеялся.

– Честно говоря, мелькнула такая смелая мысль. Романтическое превращение двух любящих сердец в космическую пыль – это в твоём духе.

– Года два назад такой ход событий меня бы устроил. Но время делает своё дело. Так что, извини, твоих предположений я не подтвержу.

– А жаль…

– Да? Ну, ты извини, меня зовут. Пока.

Экран погас. «Меня зовут»… Карасёв некоторое время подержал зет-фон в руке, а потом с силой бросил его на диван.

Эвакуация проводилась поэтапно. Родителей Карасёв отправил в первые дни перелётов. Сам же, вместе с сотрудниками, готовил лабораторию.

Вся аппаратура, препараты, Генетические Боксы были упакованы. Оставались только два сверхпрочных, ожидающие своих постояльцев – Нюшу и Эсмеральду. Обе обезьяны словно понимали, что их бросают, отказывались от пищи, сидели по углам своих клеток.

Накануне последнего вылета мартышек поместили в сверхпрочные боксы. У Василия сердце сжалось при виде несчастных, а девушки, не стесняясь, плакали, пропитывая слезами свои маски.

Историческое столкновение ожидали завтра, ровно в 19 часов. Сборы протянули, как всегда, до последнего. Вылет назначили на шесть утра. Вечером Василий и Игорь «сильно» посидели за папиным коньячком, обсуждая Букина, обезьян, причины изменения траектории Тринадцатой и прочие космические проблемы.

Домой Карасёв шёл неуверенной походкой, размышляя обо всём на свете. Неожиданно бренькнул зет-фон.

«Срочно зайди в институт. Все подробности позже» – интересно… От кого это? Телефон незнакомый.

Ноги сами собой привели его к институту. Не размышляя, он сорвал ненужные пломбы (глупая привычка со старо-древних времён. Тут конец света намечается, ан нет, нужно все двери опечатать!), и по коридорам прошёл в лабораторию, где в полной темноте стояли боксы с обезьянами.

– Бедняги, – Василий погладил холодный металл.

Голова отчаянно кружилась. Пройдя в угол, он с минуту постоял, прислонившись к стене, потом медленно опустился на пол. Глаза сами собой закрылись.

Проснувшись, Карасёв не сразу врубился, где находится. С трудом поднявшись на ноги, он вынул зет-фон. Пять двадцать! Мгновенно отрезвев, он рванул к выходу. Заперто. Как это?

– Эй! Вы с ума там сошли? – Василий с силой забарабанил в дверь, – Откройте, вылет через сорок минут! Гарька, это ты, что ли? Брось шутки, идиот!

Прислушался. Тишина.

Василий заметался по комнате, остановился у зарешёченного окна и слегка дрожащими руками набрал номер Беленького. Тишина. Судя по всему, связь отключена. Ну, это уже ни на что не похоже!

Подняв голову к видеокамере под потолком, Карасёв выругался.

Забыли? Через двадцать минут вылет. Неужели даже Гарька не спохватится? Хотя, конечно, летят-то они на разных космолётах. Куда там в общей суете, да ещё после вчерашнего, вспомнить про приятеля.

Кто же закрыл его снаружи? Наверное, проводили последние проверки, обнаружили сорванные печати на входной двери и вошли посмотреть, в порядке ли боксы. Ну, конечно, в углу его не заметили, заперли дверь и ушли. А может быть, всё не так? Может быть, его закрыли специально? В памяти смутно всплыло: кто-то идёт за ним по улице, стараясь не приближаться. Нет! Бред пьяного.

Бред? Стоп! СМС-ка! Карасёв выхватил зет-фон. Нет никаких сообщений. Вообще никаких. Память стёрта.

Первая паника прошла. Без пяти шесть он уже не сомневался, что остался один. До Десятой лёту девять часов. В три космолёты прибудут на место. Где-нибудь через часок родители начнут волноваться, через два – поднимут панику. Это уже пять вечера. На расспросы, разборки уйдёт час, если не меньше. Все заняты своими делами, пожитками, новым жилищем. Да даже если спохватятся сразу по прилёту, сделать будет уже ничего нельзя.

Ну, что ж, другого выхода нет. Василий подошёл к боксам. Есть время разобраться. В зет-фоне есть инструкции. Все сотрудники обязаны были иметь полный набор документации. Примерно час ушёл на изучение конструкции супер-боксов. Собственно, Карасёва интересовала только система открытия и закрытия люков. Его задачей было проникнуть в бокс и задраить его. Всё остальное – на совести разработчиков. Программа полёта на Десятую была заложена ими заранее. Боксы должны катапультироваться сразу после столкновения планет. Конечно, если супер-конструкции выдержат и не рассыпятся вместе с Пятой и Тринадцатой в пыль.

Расчёты расчётами, а червь сомнения потихоньку прокладывал себе дорожку в мозгу. Но ведь другого-то выхода всё равно не было. Поэтому Василий, сосредоточившись только на инструкции, постарался не думать ни о чём больше.

Из описания следовало, что бокс можно открыть и закрыть как снаружи, так и изнутри. То же самое относилось и к задраиванию люков. В дальнейшем предполагалось использование супер-боксов для транспортировки людей через области повышенной опасности.

Действуя аккуратно по пунктам, Карасёв приступил к «вскрытию» Нюшиного бокса. Где-то через полчаса неудачных попыток бедняга вытер вспотевший лоб и сел на пол. Прочитав в сотый раз надоевшую инструкцию, Василий обхватил колени руками и закрыл глаза.

Неужели это конец? За окном начало потихоньку темнеть. Часы зет-фона показали 18 часов. Карасёв встал и подошёл к боксу Эсмеральды. Действуя уже практически «на автомате», он набрал нужные сочетания кнопок. Неожиданно раздался щелчок, и люк сдвинулся с места. Не веря своим глазам, Карасёв перешёл ко второму этапу, опустил главный рычаг и толкнул влево тяжёлую крышку. Она легко подалась, и перед Василием открылась удобная кабина с двумя креслами. В одном из них, привязанная ремнями, без каких-либо признаков жизни, полулежала Эсмеральда. Карасёв влез в кабину и тронул обезьяну. Она шевельнулась и приоткрыла сонные глаза.

«Слава Богу, жива. Догадались хотя бы снотворным их накачать» – облегчённо вздохнул Василий.

Он ловко задраил люк, даже ни разу не взглянув в инструкцию, которую выучил практически наизусть.

Пристегнувшись ремнями, новоявленный попутчик Эсмеральды вынул зет-фон. До взрыва оставалось каких-то пятнадцать минут. Включив антиневесомость, он пристегнулся.

«Ну, что ж… есть время подумать о своей жизни. На всякий случай»

Однако, подумать не пришлось. То ли часы в зет-фоне Карасёва дали сбой, то ли планета номер Тринадцать приобрела дополнительное ускорение от встречи с каким-нибудь астероидом-отшельником, но в ту самую секунду, когда Василий решил спокойно приготовиться к полёту (или к чему-то худшему), раздался оглушительный взрыв. Бокс подбросило, повалило на бок, затрясло. Секунда затишья – и он начал крутиться во всех плоскостях, подобно космическому тренажёру для тренировки вестибулярного аппарата.

Карасёв чётко представил себе два бокса, безвольно болтающихся в вихрях космической пыли – всего, что осталось от двух планет.

«Выдержали родимые, вроде не рассыпались»

Бешеная круговерть продолжалась. Карасёв видел перед собой только Эсмеральду, мотающуюся в ремнях, словно марионетка. Неожиданно пытка прекратилась, аппарат принял вертикальное положение, заработали двигатели и … начался полёт.

«Неужели пронесло? Спасибо, ребята…» – к кому в своих мыслях обратился Василий, неизвестно. Наверное, к разработчикам? А может, к самим боксам.

Под ровный гул двигателей Карасёв окончательно успокоился, закрыл глаза и вырубился.

Да, такое испытание нервной системы не прошло даром. Василий проспал все девять часов полёта. Ну, девять, это по плану. Он и проснулся, словно сработал будильник. Однако, время шло, а путешествие не заканчивалось. Очнулась Эсмеральда. Вжавшись в кресло, она смотрела на Карасёва расширенными от ужаса глазами и протягивала свои волосатые ручки. Это было так трогательно, что ему захотелось прижать малышку к себе. Но, ожидая с минуты на минуту посадку, он не рискнул отстегнуть ремни и только приободрил обезьянку ласковыми словами.

Прошёл час. Два. Мысль обожгла, словно огнём. Всплыла пьяная рожа Беленького и его: «вот увидишь, будет допущена ошибочка в вычислениях, и наши милые обезьянки окажутся где-нибудь в соседней галактике».

«А вместе с ними и я заодно» – Василий отстегнул ремень, подошёл к Эсмеральде и погладил её по голове.

– Забросили нас с тобой неизвестно куда. Ну, ничего, найдём Нюшу, как-нибудь проживём. Как думаешь?

В этот момент аппарат так резко поменял курс, что Карасёв чуть не свалился. Быстро заняв своё кресло, он торопливо пристегнулся. Заложило уши.

«Куда нас несёт? Одному Богу известно. И Букину…»

Во всяком случае, за тринадцать-четырнадцать часов вряд ли можно вылететь за пределы своей галактики.

Неожиданное резкое падение скорости утвердило Карасёва в его предположениях: пошло торможение об атмосферу. Значит, посадка будет на одну из планет Двадцатки. Мощи не хватило, чтобы мартышки обеспечили профессору алиби, улетев в недосягаемость? Или профессор пожалел бедняжек? Василий склонялся к первому.

Сели мягко. Выждав положенные по инструкции пятнадцать минут, Карасёв отстегнул ремни, освободил Эсмеральду, которая сразу же обхватила его за шею, и приступил к открытию люка. Если честно, он не был уверен в стопроцентном успехе, вспоминая свои безуспешные попытки попасть в бокс Нюши. Скорее всего, в этой системе допущена недоработка. Но опасения оказались излишними. Всё шло, как по маслу, в соответствии с описанием.