Мир драконов. Сага о Богардионе

Владимир Погудин

Мир драконов. Сага о Богардионе

Дракон расправил крылья

Богардион – исполин среди драконов. Древнее, чем первые людские сказания. Могущественнее, чем все людские короли, вместе взятые. Мудрее, чем все пророки прошлого. Прожорливее, чем сам огонь. И алчнее, чем весь род людской.

Он спал, свернувшись вокруг горы запасенного им за тысячелетия его правления на Земле золота, и сам был, словно гора. От его мерного дыхания по земле прокатывалась дрожь, а из ноздрей его вырывался пар, как из гейзеров. От жара томящегося внутри него пламени земля вокруг его груди и горла выгорела дотла и обуглилась. Вокруг него царила гробовая тишина, ибо никто и ничто не смело потревожить его сон. Ведь в ярости Богардион ужасен. Но и в милости щедр.

Он – царь и король, единоличный владелец и правитель всего живого и неживого, простирающегося на тысячи и сотни тысяч миль вокруг, он здесь закон и правосудие. И людские правители смеют казать свой нос из своих замков и пытаться наводить свои порядки и решать свои междоусобные дрязги, лишь когда Богардион спит, а до тех пор они лишь смеют выказывать ему почтение и смирение и одаривать дарами. Всех драконов Богардион подчинил своей воле, и ни один из них не смеет оспаривать его владычество или бросить ему вызов, и уж тем более залетать в его владения без его ведома и разрешения. Даже если он спит.

А спать Богардион может не одно столетие. Но чуток его сон, и никто не смеет даже близко подходить к его несметным богатствам, в попытках покуситься на них.

Но он не всегда был так силен.

Родился он из яйца, обычного, темно-зеленого и небольшого, как и все прочие драконы. Драконы по своей природе свирепы и очень прожорливы, особенно в детстве, когда им требуется очень быстро прибавлять в размерах, чтобы не быть убитыми межевыми рыцарями или сожранными своими собственными собратьями. На свое несчастье, вылупился он позже всех, и его старший брат Сократион успел пожрать всех его братьев и сестер и значительно превзойти Богардиона в размерах и силе.

Но, возможно, именно в этом и крылся секрет его дальнейшего восхождения.

Яйцо с ним лежало в прохладной и сырой низине под утесом у самого моря, в то время как прочие яйца находились на пляже в огромном драконьем гнезде на самом припеке. Поэтому, получая в достаточном количестве солнечного тепла и света, они все вылупились в срок, а Богардион запоздал, а, возможно, мать и вовсе решила, что в яйце с ним мертвый зародыш, и откатила его подальше от гнезда, или в процессе кладки оно соскользнуло с края гнезда и закатилось под утес, и она вовсе этого не заметила.

Богардион несколько недель сидел в своей низине под утесом, питаясь всем, что приносил ему прилив в его небольшую заводь, и медленно подрастал. Практически слившись с окружающей средой, как хамелеон, он наблюдал из своего укрытия за своим братом, которого мать постоянно подкармливала и уже учила выдыхать огонь, изучал его привычки и повадки, его пристрастия, и думал о том, как бы ему спастись и тайком незаметно сбежать из своего вынужденного заточения, невольником которого он стал с рождения.

В его укрытии ему становилось уже тесно, время поджимало. И вот одной темной безлунной ночью, скользя по самой земле, как змея, Богардион выполз из своего убежища и ушел в море. Извиваясь в воде, он плыл, практически не создавая плеска волн, и брат не услышал его.

Богардион не знал, что такое море, суша и небо, ведь всю свою сознательную жизнь он провел в своей пещере под утесом, а мать не имела возможности научить его. Но, как в первые минуты после своего рождения, он, учуяв запах смерти, донесшийся до него из гнезда его матери, инстинктивно почувствовал опасность и понял, что надо укрыться и наблюдать, так и сейчас он инстинктивно чувствовал, что надо уплывать подальше от этого места.

Богардион плыл всю ночь – это не доставляло ему особого труда. Поддавшись инстинктам, он пробовал задерживать дыхание и нырять. Темной ночью в глубокой воде видно плохо, но все его драконьи чувства как будто резко обострились, и с каждым разом он нырял все глубже и глубже и проводил под водой все больше и больше времени, и в предрассветные часы даже сумел поймать себе на завтрак несколько рыб.

Богардион плыл так несколько дней и ночей. Днем он наслаждался припекавшим ему спину солнышком, и шкура его становилась розовой. Ночью же он наслаждался морской прохладой, и шкура его приобретала металлический сине-зеленый оттенок. И на протяжении всего своего путешествия он наслаждался подводной охотой, успехи в которой только предавали ему сил.

И вот на рассвете очередного дня Богардион заметил на горизонте какой-то силуэт. Сфокусировавшись на нем и втянув ноздрями поглубже воздух, он понял, что это земля. Богардион решил, что его брата там уж точно нет, а значит там безопасно, и направился к берегу.

Достиг он его лишь через несколько часов. Но берег представлял собой каменистый утес, взобраться на который, на первый взгляд, не представлялось возможным. Но Богардион только изучал этот мир, и свои возможности в том числе, и для него не виделось преград – только возможности и новые открытия. И он без страха ринулся на каменистую стену, неприступной громадой возвышавшуюся из бурлящей и пенящейся у ее подножия воды. На ней ему впервые довелось опробовать всю силу своих мышц и крепость когтей. Врубаясь ими в камень, как скалолазы врубаются ледорубами в ледник, Богардион полез вверх по скале, а его атлетичные мышцы играли желваками под сверкающей на солнце шкурой.

На вершине утеса молодой дракон увидел залитое солнцем плато, поросшее густой зеленой сочной травой. В траве бродили какие-то существа, их было довольно много, большие и маленькие, и ели эту траву. Их запах, да, впрочем, как и множество других запахов, окутавших Богардиона, как только он достиг вершины, был ему незнаком. Но древний инстинкт, не засыпавший в драконе ни на минуту, и тут подсказал ему, что эти существа – такая же пища, как и рыба в море. Свое мастерство рыбной ловли Богардион за время своего путешествия отточил достаточно хорошо, но тут другое – тут суша, твердая земля.

Молодой Богардион не ощущал своих размеров относительно прочих предметов в окружающем мире, он не знал, велик он или мал. Все рыбы, которых он ловил в море, были, по меньшей мере, втрое меньше его. Среди же существ перед ним были и такие, которые превышали размеры Богардиона втрое. Он счел разумным не трогать их, а попробовать добыть себе кого-то поменьше, с себя размером. Таких там тоже было достаточно, хотя и толклись они среди крупных особей. Были и поменьше.

Рыбу ловить было относительно просто, ее не нужно было выслеживать, достаточно было просто резко атаковать ее сверху, когда она проплывает под тобой, ну или догнать не очень проворных особей. Другого способа Богардион пока не знал, и поэтому просто, вразвалочку, как ящерицы, быстро направился к стаду.

Завидев его, животные насторожились – такого зверя они еще не встречали и не знали, чего от него ожидать, но как Богардион инстинктивно почувствовал в них добычу, так и они инстинктивно почувствовали исходившую от него угрозу. Они стали разворачиваться в сторону приближавшегося дракона, вставая бок о бок друг к другу и защищая молодняк. Богардиону не понравилось, что между ним и его добычей встали звери покрупнее, но опасности для себя он в этом не увидел и лишь ускорил свой бег.

Животные при его приближении стали беспокоиться еще сильнее, начали реветь, мотать головами с увесистыми рогами на них и бить копытами в землю, всем своим видом давая понять незваному гостю, что ничего хорошего при вторжении в их стадо его не ждет и лучше ему их обойти стороной. Но Богардион их угроз не понял и продолжил свой набег. Когда его отделяло от ближайшего зверя не более двадцати метров, животное потеряло терпение и выскочило Богардиону навстречу. На полном ходу они сшиблись лбами.

К слову сказать, рога у молодого дракона тоже имелись, как и утолщенный лоб в месте их срастания, а кости у драконов крепки, как титан.

От удара Богардион отлетел в сторону, в голове у него звенело. Зверь, который нанес ему такой сокрушительный удар, тоже получил свое, и теперь стоял на месте оглушенный и мотал головой. Другие животные стали медленно подступать к дракону, стараясь оттеснить его назад к краю утеса.

Потерпеть неудачу Богардион позволить себе не мог, и яростно бросился на своего обидчика. Животное тоже уже пришло в себя и встретило нападавшего ударом рога в бок. Дракон же в ответ полоснул его по горлу своими острыми, как кинжал ассасина, когтями. Кровь хлынула из разорванной глотки зверя, но и Багардион не ушел из схватки невредимым.

Кожа у драконов прочна, как рыцарские доспехи. Но это у взрослых драконов. У молодых драконов, таких размеров, каких достиг Богардион, она не прочнее кожи обычного ящера аналогичного размера. Лишь крепкие кости спасли его от повреждения внутренних органов, но рана все равно была довольно существенная.

Богардион впервые в жизни испытал боль. Чувство это было столь неприятным и невыносимым, что он впервые в жизни взревел. Рев этот разлился по окрестностям на многие мили, эхом отразившись от прибрежных скал. Животные в ужасе развернулись и бросились прочь от дракона, уже не заботясь о своем молодняке. По груди Богардиона разлился приятный жар, запах крови издыхающего у его ног животного дурманил разум. В порыве охотничьего азарта он бросился вслед за стадом и быстро настиг одного отставшего молодого теленка. Он яростно набросился на него, разорвал своими кинжальными когтями и зубами и сожрал. Буквально за полчаса он не оставил от своей добычи ни косточки. Новый вкус понравился молодому дракону, как понравился ему и адреналин схватки. Только рана на боку оставляла горькое послевкусие от новой победы и нового полученного опыта познающего мир молодого дракона. О ней он вспомнил, лишь покончив с трапезой. Рана жутко болела, и кровь залила ему весь бок. Богардион изогнул шею и инстинктивно принялся вылизывать рану, пока кровь не перестала идти. Тогда он вернулся к туше убитого им зверя – этого мяса ему точно хватит на несколько дней. Он будет ее охранять, пока не съест полностью. Да и рана заживет за это время – на драконах быстро все заживает.

Богардион свернулся клубком рядом с тушей и задремал.

Место, куда судьба занесла Богардиона, было островом. Островом довольно крупным, по площади сравнимым, пожалуй, с современной Ямайкой1. И климат на нем был близок к тропическому.

Когда Богардион покончил с тушей, а рана на боку уже перестала сильно его беспокоить, он отправился исследовать остров.

Как выяснилось с течением времени, на острове было в достатке воды и пищи (хотя драконы могут прекрасно долгое время обходиться без сна, пищи и воды, а также пить и усваивать соленую морскую воду, достаточное питание помогает им стремительно расти). Остров имел продолговатую форму, вытянувшись с северо-запада на юго-восток. В северо-западной его оконечности высились горы, с которых стекали в большом количестве на расположенное на юго-востоке плато мелкие речки, образуя водопады и небольшие заводи и сливаваясь в одно большое озеро у подножья гор. Озеро это, подпитываемое вдобавок подземными ключами, служило истоком для одной большой реки, рассекавшей остров практически пополам и дававшей достаточно влаги для буйной растительности тропических лесов, захвативших остров практически до самого побережья. Раскинувшиеся вдоль береговой линии участки травянистой растительности привлекали туда стада травоядных животных.

После схватки с буйволом, не достигнув еще достаточно крупных размеров, Богардион стал выбирать себе добычу более осмотрительно. Поскольку более мелких быстроногих жвачных обитателей равнин он догнать не мог, поскольку бегал все-таки недостаточно быстро, чтобы угнаться за ними, он научился выслеживать их у водопоя у реки и нападать из засады. Второй тактикой его охоты со временем стало распугивание своим ревом взрослых буйволов и отделение слабого молодняка от основного стада – совсем молодых и уже подросших телят Богардион догнать был способен. Лишь только формируя свои пищевые и вкусовые пристрастия и повадки, Богардион не чурался и пробовать все новое: ящериц, змей, зазевавшихся на земле птиц, обезьян, листья и фрукты (но не мясная пища пришлась ему не по вкусу).

Но, как оказалось, на этом острове не только Богардион может убить и съесть кого-то – также кто-то может убить и съесть его. Это открытие молодой дракон сделал для себя, когда исследовал побережье реки, впервые набредя на нее. Он брел по мелководью вверх по течению, обнюхивая и изучая новый для себя мир, и набрел на небольшую заводь со стоячей водой. Стоя у самой кромки воды, несколько животных раза в полтора крупнее молодого дракона, с длинными шеями и тонкими витиеватыми рогами на головах, пили воду. Они не заметили Богардиона, и он замер, скрываемый тенью нависших над водой веток деревьев, и стал наблюдать. Богардион находился с подветренной стороны, и учуять его животные у водопоя тоже не могли. Пока он раздумывал, как можно одного из них поймать и стоит ли вообще пытаться или лучше найти себе добычу по размеру, в воде у самой шеи одного из склонившихся над водой животных буквально что-то взорвалось, а животные у водопоя в ужасе бросились врассыпную. В следующий миг, когда взлетевший вверх сноп брызг осыпался обратно в воду, Богардион увидел крупное – вдвое крупнее него и чем-то его внешне напоминавшее – создание с длинной продолговатой мордой, вцепившееся мертвой хваткой в горло бьющейся в агонии рогатой жертвы, замешкавшейся чуть больше остальных. Еще через мгновение животное крутанулось по спирали, завалив свою еще сопротивлявшуюся добычу на бок, и стало медленно утягивать ее за собой под воду. Минуту спустя они оба скрылись под водной гладью, и больше ничто не напоминало о разыгравшейся тут только что трагедии.

Проанализировав увиденное, Богардион решил покинуть мелководье. Пить он стал теперь только из мелких речек, ручьев или водопадов, где не было возможности затаиться такому крупному хищнику, как увиденный им в реке, а также пил морскую воду. От мысли плавать в реке, несмотря на все свое желание, он также отказался, а охотился он на водопоях только из засады на суше.

Случай, когда Богардион уже сам оказался в роли добычи, а не сторонним наблюдателем охоты, произошел с ним спустя три недели после случая на реке. Дракон мирно дремал, по-кошачьи свернувшись клубком в корнях большого дерева. Внезапно что-то вцепилось ему в шею, а в следующее мгновение тяжелые холодные кольца принялись обвивать его тело. Лапы его прижало к туловищу, и воспользоваться своими когтями он не мог. Богардион бешено метался в холодных тисках, мотал головой изо всех сил, пытаясь освободить шею из пасти невидимого напазчика, молотил изо всех сил хвостом, пытаясь хоть как-то зацепить врага – все было тщетно, и холодные объятия смерти с каждым его движением, с каждым его выдохом сжимались все сильнее. Богардион обладал немыслимой силой для создания его размеров, но охотник, выбравший молодого дракона в качестве своей жертвы, был в разы сильнее. И вот, когда дышать ему стало уже практически невозможно, и разум его стал затуманиваться, Богардион почувствовал сильнейшее жжение в груди. Через мгновение жжение это переросло в жар, разлившийся на всю грудину и проникавший в горло и буквально раскаливший за минуту докрасна шкуру дракона. Почти сразу Богардион почувствовал, что хватка врага слабеет. Еще через минуту он почувствовал новый для себя запах – запах горелой плоти, и почти сразу же после этого кольца, обвивавшие его тело, опали, и создание выпустило его горло из своей пасти. Освободившись, Богардион резким скачком отпрыгнул подальше. Голова его закружилась от прилившего кислорода, а перед глазами заплясали темные круги. Мотнув головой, дракон отогнал их от себя и уставился на создание, еще минуту назад чуть не прикончившее его. Перед ним на земле корчился, сплетая и расплетая свои смертоносные кольца, огромного размера удав. Вся шкура его была лимонного цвета, и лишь в тех местах, где она соприкасалась с грудиной дракона, она была черного цвета, обугленная по краям и местами лопнувшая и начавшая слезать от полученных ожогов. Жар в груди Богардиона пылал по-прежнему, и он, выдохнув из ноздрей струйки дыма, с ревом бросился на своего обидчика. В несколько прыжков достигнув его головы, одним яростным рывком он оторвал ее от туловища.

Змея еще некоторое время извивалась на земле, но это больше не волновало Богардиона. Враг был повержен, жар в груди постепенно стихал. Этот урок, полученный в джунглях, молодой дракон запомнил на всю жизнь. А еще он уяснил, что внутри него зарождается какая-то мощная сила, но что это за сила, как ее использовать и как контролировать, он пока не понимал. Случай испытать ее снова представился Богардиону несколько недель спустя, когда он опять оказался не в роли охотника, а в роли жертвы.

После нападения в джунглях молодой дракон решил отправиться в горы, которые он периодически видел на горизонте возвышающимися над кронами деревьев, когда оказывался на открытом пространстве и ничто не загораживало ему обзор.

Очередной день пути клонился к закату, когда Богардион достиг предгорья. Он неспешно ковылял среди огромных валунов, когда-то скатившихся с пологих ныне утесов, и раздумывал, чем лучше заняться ему ночью: продолжить свой путь (в темноте драконы видят не хуже кошек) или устроиться под каким-нибудь валуном и вздремнуть (не потому, что он устал, а потому, что дорога изрядно ему наскучила). Вдруг позади себя наверху валуна, который он только что миновал, Богардион услышал шорох. В следующий миг его накрыла чья-то тень, что-то тяжелое обрушилось сверху ему на спину и придавило к земле, и чьи-то острые когти вцепились ему в бока, разодрав шкуру. Инстинктивно дракон вскинул голову вверх и запрокинул ее назад, ударив уже подросшими рогами нападавшего. Только это и спасло ему жизнь: его удар пришелся в самую цель, и охотник не успел вцепиться ему в шею своими острыми зубами, а вместо этого получил сильнейший удар по голове. Почувствовав, что соперник оглушен и несколько ослабил хватку, дракон резким рывком оттолкнулся от земли и выгнул спину. Начинавшие уже костенеть шипы на его шкуре на спине, наподобие шипов, которые есть у ящерицы молох, а также уже более ярко выраженный гребень, идущий от основания черепа вдоль всего позвоночника до самого кончика хвоста, впились в тело нападавшего десятками уколов, и Богардиону, тряхнув телом, удалось сбросить обидчика со спины. Моментально развернувшись в сторону нападавшего, Богардион почувствовал уже знакомый жар, разгоравшийся в груди. Нападавший на него зверь был недолго ошарашен полученным отпором и уже изготовился к новому прыжку, но, оказавшись с драконом «лицом к лицу», несколько замешкался идти в лобовую атаку. У Богардиона же тем временем появилась возможность рассмотреть наглеца.

Это был зверь с короткой шерстью темно-рыжего окраса, весь покрытый темными пятнами. Ощерившись в злобном оскале, он казал Богардиону свои острые зубы с длинными клыками, глаза горели кровавым огнем в отблесках заходящего солнца, короткие уши были плотно прижаты к плоскому черепу, из горла доносилось приглушенное рычание. Длинный пушистый хвост существа извивался, подобно змее. Большие мускулистые лапы оканчивались широкими пальцами с острыми когтями, которые Богардион уже успел отведать на себе.

Не дожидаясь следующей атаки, Богардион сам перешел в наступление. Сделав резкий выпад вперед, он попытался схватить зверя зубами. Но зверь оказался проворнее, чем мог ожидать Богардион, и успел отскочить в сторону, в следующий же миг молниеносной серией ударов передней лапой располосовав дракону морду под самым глазом. Но и дракон сумел преподнести ему «сюрприз»: ударом хвоста он отбросил зверя на камни. Раздался глухой звук удара и хруст ломающихся ребер. Зверь издал жалобный писк и сполз по валуну на землю. В ярости борьбы Богардион рванулся к нему и, раскрыв пасть, обдал его жаром из печи своих легких. Вскочив на ноги, зверь бросился бежать со всем доступным ему проворством. Богардион попытался преследовать его, но зверь быстро ушел в отрыв и скрылся в сгущающихся сумерках.

Еще долго Богардион не мог усмирить жар, распалившийся в его груди гораздо сильнее предыдущего раза, и около часа бродил кругами среди валунов, выдыхая струи дыма и пара из своих ноздрей.

Несколько месяцев Богардион провел в горах, после чего спустился обратно в предгорье и обосновался у озера. Весь недостаток скудного рациона, полученного им в горах, он с лихвой компенсировал на раздольях бурлившего жизнью приозерного края. Уроки и опыт, полученные им в первые месяцы пребывания на острове, он усвоил хорошо. Он научился правильно оценивать свои размеры относительно живых и неживых предметов окружавшего его мира, соизмерять свои силы и силы выбранной им жертвы на охоте, определил свое место в пищевой цепи острова. Он избегал встречи с крокодилами, жившими на реке, стал гораздо осторожнее в своих передвижениях по острову и в выборе места для сна, стал гораздо искуснее на охоте, хотя не брезговал и падалью. И он рос, крепнул и развивался.

Следующий значительный скачок в его развитии и становлении в качестве дракона произошел на третий год его пребывания на острове, и связан он был тоже с очень стрессовой для него ситуацией.

Богардион, доросший уже до размеров молодого буйвола, перестал особо опасаться приходить на водопой напиться. Он видел, что крокодилы, как правило, не атакуют крупных животных, и размеры Богардиона уже позволяли ему надеяться на то, что и его они побоятся атаковать. Несомненно, осторожность он проявлял по-прежнему, но стал гораздо увереннее в себе и даже немного самонадеян. Атак огромных змей и других хищников, населявших остров, он уже не боялся, поскольку среди хищных животных, здесь обитавших, в силе и размерах конкурировать с ним могли теперь только крокодилы, изредка среди которых встречались настоящие гиганты.

И вот в один ясный изнуряюще жаркий день, покинув свое прохладное укрытие под сенью тропического леса, Богардион вышел к реке напиться. Постояв с пару минут на берегу, принюхавшись и приглядевшись, он не заметил никаких признаков опасности и спокойно вошел в воду. Лишь только он склонился к воде, чтобы попить, из-под водной глади слева от него вырвался громадный крокодил с разинутой пастью, готовый перекусить шею молодого дракона пополам. Лишь отточенная за годы жизни в джунглях реакция и быстрота мышц, удесятеренные мощнейшим выбросом адреналина, не дали Богардиону погибнуть. Он метнулся в сторону, в груди его тут же вспыхнул позабытый уже драконом жар. В тот же миг что-то с чавканьем отделилось с обеих сторон от тела молодого дракона. К его собственному удивлению, это были крылья, которые до этого он считал обычными кожистыми складками на бесполезной рудиментной третьей паре лап, которой он даже и двигать-то особо не мог. Взмах крыльев пустил волну по воде и позволил Богардиону оторваться от земли, уклонившись тем самым от атаки. Жар внутри него тем временем заполонил всю грудину, легкие его буквально разрывались. Не в силах больше это выносить, дракон со свистом выдохнул. Струя пламени, вырвавшаяся у него из глотки, обдала пролетавшего мимо него в прыжке крокодила, с шипением плюхнувшегося в воду.

Сделав еще пару взмахов, Богардион неуклюже приземлился на траву невдалеке от кромки воды. Крокодил больше не показывался, и лишь удаляющаяся от берега рябь еще некоторое время тревожила поверхность воды. Ошарашенный не меньше, наверное, самого нападавшего, Богардион осторожно сложил крылья. Потом снова их расправил. Потом снова сложил. Очень необычное и приятное чувство!

Не менее приятным оказалось и выдыхать огонь. Разлившийся вначале в груди жар теперь уже не мучил его, а лишь приятно согревал теплившимся внутри огоньком.

Осознав столь неожиданно открывшиеся для него новые навыки и только догадываясь о том, какие они могут открыть для него возможности, Богардион решил немедля отправиться в предгорье, чтобы на более подходящей местности попрактиковать навыки полета и выдыхания огня.

Каждый день Богардион практиковался без устали.

Поначалу он учился просто взлетать на валуны. Иногда у него получалось, иногда нет. Тогда он начинал злиться и разжигать огонь в груди, после чего обдавал струей пламени неприступный камень. С каждым днем у него получалось все лучше и лучше и одно, и другое.

Когда он смог безошибочно взлетать и садиться на валуны, он стал учиться перелетать с одного камня на другой. Вскоре он смог преодолевать расстояние сразу в несколько валунов и подниматься в воздух на несколько десятков метров. Огонь внутри себя он тоже научился хорошо контролировать: самостоятельно распалять и унимать жар, а также контролировать напор и количество выдыхаемого пламени. И с каждым днем вершины гор манили его к себе все настойчивее.