Паутина времени

Вольфганг тихонько вздохнул и немного ссутулился. Логика в словах девушки определенно присутствовала, с ней трудно было не согласиться, да у него и самого уже мелькали такие мысли – он ведь мечтал спастись от войны, вот и спасся. Но…

– А Фридрих?.. – он глянул на собеседницу исподлобья, – Я спасен… а он? Почему?..

– Об этом надо спросить этого ребенка, темпора, – отозвался на сей раз Пашка и, решительно поднявшись на ноги, поморщился, – Хотя на кости я смотреть пока не слишком хочу, это да. Поэтому есть встречное предложение – можем подняться наверх. Я там вчера, кажется, почти нашел что-то интересное, но меня сдернул Марк, и я это потерял. Может, пойдем, глянем?

Девушка, в принципе, не имеющая ничего против того, чтобы в компании друзей изучить верхнюю часть башни, нахмурилась и решительно топнула ногой.

– Нет! У нас тут раненный и, Вольфганг, чтобы ты ни говорил – а раны осмотреть следует! Снимай мундир.

Пашка скабрезно захихикал.

– Бесстыдница! И это при живом-то брате!

– Брат мне тоже пригодится, – Тата, не поддавшись на провокацию, серьезно глянула на Марка, – Ты ведь, кажется, когда-то хотел быть врачом?

Парень, уличенный в так и не сбывшемся и, говоря откровенно, давно забытом желании, часто-часто заморгал и честно попытался придумать, как бы получше возразить, но его, судя по всему, никто не слушал.

Вольфганг, совершенно не считающий зазорным снять мундир перед красивой девушкой, тем более, когда девушка эта предлагает помощь, уже расстегивал пуговицы, а Пашка, хихикающий над ним, судя по всему, всерьез вознамерился оказывать пострадавшему помощь и, отойдя к столу с остатками вчерашнего пиршества на нем, искал там что-то, чем можно было бы продезинфицировать раны.

Марк сдался и, шагнув к пострадавшему, принялся ждать, пока он избавится от мундира, от нечего делать его изучая.

– Ты из СС? – поинтересовался он после нескольких секунд молчания. Вольф поднял на него удивленный взгляд и осторожно кивнул – в вопросе ему почудился какой-то смутный подвох.

– Это плохо?..

– Да нет, просто интересно, – парень пожал плечами, – А звездочки на плечах что значат?

Вольфганг, как раз стянувший мундир, с видимым недоумением уставился на погоны.

– Их называли не так… – растерянно пробормотал он, – Я… не знаю, как по-русски. Я – гауптштурмфюрер. Капитан, по-вашему. Добавочные линии на нашивке и петлице, и погон с двумя… – парень смущенно улыбнулся, – Не знаю, как. Фридрих по званию младше, он… по-вашему… ммм… сержант, кажется.

– Как по мне, так звездочки – они и в Африке звездочки, – безапелляционно влез в разговор Пашка и, ухмыльнувшись, добавил, – Символично, кстати. Вот тебе и пресловутые две звезды над башенкой, может, тут была офицерская ставка СС?

Вольф, судя по всему, не уловивший русского юмора, нахмурился.

– Здесь было пусто, когда мы подошли.

Тата тихонько вздохнула и, решительно махнув в сторону своего излишне болтливого друга рукой, предпочла все-таки заняться делом.

Дело же, судя по всему, предстояло действительно важное – рубаха Вольфганга была пропитана кровью значительно больше, чем его же мундир, и это уже внушало вполне обоснованные опасения. Впрочем, с другой стороны, если уж парень по сию пору не умер и даже не упал в обморок, можно было смело эти опасения отринуть и понадеяться на лучший исход.

– Рубашку тоже нужно снять, – заметила она, – Сквозь ткань до ран затруднительно добраться.

Вольфганг растерянно заморгал и неловко стиснул ворот рубахи, не решаясь ее расстегнуть.

– Но… Но, я… – он смущенно кашлянул, – У меня под рубашкой ничего нет…

Ребята недоуменно переглянулись; парни обменялись понимающими ухмылками – смущение человека, по возрасту, видимо, соответствующего им, их забавляло. Тем более, что и смущаться-то, по большому счету, было нечего.

– Ну, и что? – не поняла девушка, – Мы же должны осмотреть раны, я не знаю… в больнице тебя же не в одежде бы смотрели! Ну, или что там было во время войны – госпиталь?

Вольф неуверенно кивнул и, по-прежнему не снимая рубашки, уверенно покачал головой.

– Я… я не могу перед девушкой… Вот так…

– Боже, какой застенчивый! – Тата, на самом деле приведенная стеснительностью парня почти в восторг, красноречиво закатила глаза, – Ладно, а парням ты себя осмотреть позволишь?

Марк, который искренне надеялся обойтись без таких экспериментов, как-то сразу помрачнел и, поникнув, тихо, но тяжело вздохнул. Пашка, от медицины вообще очень далекий, растерянно заморгал и пару раз красноречиво кашлянул.

Вольфганг перевел взгляд с одного на другого из русских «докторов» и, явственно сомневаясь, еще раз кивнул. Затем перевел взгляд на девушку.

– Только отвернись… пожалуйста.

Тата, которая к немцу питала определенную слабость и вовсе ничего не имела против того, чтобы увидеть его наполовину обнаженным, выразительно фыркнула и, помахав в воздухе рукой, демонстративно направилась к книжным полкам.

– Можете считать, что меня здесь нет, мальчики!

Мальчики, все трое, переглянулись и, прореагировав кто насмешливой улыбкой, кто смешком, а кто и вздохом, все-таки решили приступить к делу.

Вольф, действуя все еще без особенного желания, ежесекундно косясь на девушку, принялся осторожно расстегивать рубаху, аккуратно освобождая раны от прилипшей к ним ткани; его добровольные помощники безропотно ждали результата.

Марк хмурился; Пашка, изначально казавшийся довольно веселым, серьезнел все больше. Тата тихо тосковала возле книжных полок, изучая корешки незнакомых фолиантов.

Немец аккуратно стянул пропитанную кровью рубашку и, почти уронив ее на пол, немного расправил плечи.

– Та-ак… – Марк закусил губу. То, что особенной помощи оказать он не сумеет, было ясно сразу – в конечном итоге, парень был самым обычным человеком, врачом так и не стал, да и необходимых приспособлений при себе отнюдь не имел. Вольфганг же был ранен на совесть.

Левая рука его была пробита пулей ниже плечевого сустава; на правом боку виднелось несколько глубоких ссадин, уже не кровоточащих, но вполне устрашающих; слева на животе прослеживались следы от ножевых ударов, да к тому же…

– У тебя ключица перебита? – Марк, хмурясь, склонил голову набок, изучая пациента пристальным взглядом, – Вольф, черт возьми… и ты говоришь – ничего страшного?? Сейчас с такими ранениями тебя бы не пустили просто так гулять, сейчас тебя упекли бы в больницу на несколько недель, если не на месяц!

– Фридриху было хуже, – упрямо отозвался немец, созерцая парня исподлобья, – У меня царапины.

– Ну да, на войне свое понятие о том, какие должны быть царапины, – Пашка покачал головой, – Как бы там ни было… что делать, я не знаю. Но хотя бы чисто символически перевязать тебя следует – я не хотел бы, чтобы случайно избежавший смерти на войне человек откинулся из-за нашего неумения!

Девушка, с преувеличенным вниманием изучающая корешки книг, а на деле прислушивающаяся к беседе за спиной, наконец, не выдержала.

– Где вы бинты-то возьмете, врачи-экспериментаторы? – вежливо осведомилась она, упрямо глядя на какой-то фолиант, стоящий на полке почему-то не ровно, а полубоком.

– Нож, рубашка – и куча бинтов готова! – Пашка кровожадно размял пальцы, опуская взгляд на рубаху Вольфганга, – Тебе же ведь ее не жалко, правда? В конце концов, она ведь уже того… изрядно порвана и потаскана.

– И дезинфекции никакой… – Марк тяжело вздохнул, – Вообще, самым разумным выходом было бы вызвать «Скорую». Или, по крайней мере, уйти отсюда и попытаться добраться до цивилизации.

Тата, картинно перелистнув страницу того самого загадочного фолианта, язвительно улыбнулась.

– Напоминаю – наши с тобой телефоны не ловят, а Пашкин сел. А если бы и не сел, у него там все равно навигатор паленый!

Немец, на сей раз слов девушки определенно не понявший, уставился на нее растерянным взглядом, честно пытаясь сообразить, о чем сейчас шла речь. Причем здесь навигатор? Вроде это не авиация, да и ребята явно не на самолете прилетели… И как навигатор может быть «паленым»?.. Или, может быть, самолет потерпел крушение, взорвался, навигатор погиб, а они… они так спокойно рассуждают об этом?? И это ему еще казалось, что они далеки от войны! Да они, похоже, хуже гестапо! С таким хладнокровием говорить о страшных происшествиях, и это слова девушки! Сумасшествие какое-то.

И как телефон может что-нибудь «ловить»?.. И как он может «сесть»?!

– Со словами-то поосторожнее, – Марк, заметив, как смешался их подопечный, покачал головой, – Тут есть те, кто их не понимает… Извини, Вольф, мы тебе потом объясним все. Тата хотела сказать, что у нас нет связи с внешним миром, нет карты, и как покинуть это место, мы себе не представляем. Мы и сами здесь-то оказались потому, что заблудились… – он вздохнул и, махнув рукой, перевел взгляд на приятеля, – Как успехи с бинтами?

Пашка, отчаянно воюющий с плотной тканью рубахи Вольфганга при помощи столового ножа – одного из немногих дополнительных приборов на столе, – чертыхнулся и, бросив оба предмета, поморщился.

– Я сдаюсь, рубашка меня победила. Это нереально разрезать! Может, тряпочки какие-то здесь найдем?

– Я в порядке… – немец, все еще поглядывающий на загадочных русских с подозрением, предпринял новую попытку отказаться от помощи, – Не надо… Вы хотели узнать, что наверху? Вы теряете время…

– Времени у нас вагон… – отстраненно отозвалась девушка, на сей раз и в самом деле вчитавшаяся в книгу, увидевшая в ней что-то, чего никак не ожидала, – Можем терять до бесконечности… А ты не можешь ходить с ранами нараспашку. Слушай, Вольф, – она внезапно повернулась, в упор взирая на моментально смутившегося этим и попытавшегося дотянуться до мундира молодого человека, – Ты говорил что-то о костях… Тот проклятый ребенок, кости… что он с ними делал?

Парень, от растерянности даже выронивший только, было, поднятый мундир, уставился на нее откровенно недоумевающим взглядом и пару раз потрясенно моргнул.

– Ich verstehe nicht… – он мотнул головой, – Извини… Я не понимаю. Что значит – делал?.. Он сидел среди них, как… прятался, скрывался! Что он должен был делать?..

– Даже не знаю, – Тата задумчиво сдула с глаз челку и опять обратила взгляд к книге, – Может, он из них трон смастерить пытался?

Молодые люди, втроем ничего не понимающие, медленно переглянулись, затем вновь устремили взгляды на нее.

– Ты о чем?.. – Марк, хмурясь, шагнул ближе к сестре, – Ты что, что-то нашла?

Девушка не стала спорить.

– Ага, – легко отозвалась она, – Симпатичную книжку «Опасные создания, не вошедшие в прошлый том».

– Прошлый том чего? – не понял Пашка, и Тата недовольно от него отмахнулась. Вдаваться в такие подробности ей сейчас не хотелось.

– В прошлый том про этих созданий! Здесь сразу же, на первой странице начинается длинная статья о… – она выдержала паузу, обвела собеседников значительным взглядом и негромко закончила, – Темпорах.

Вольфганг, забывая про собственные раны, забывая, что наполовину обнажен, вскочил на ноги, глядя на новую знакомую с изумлением и страхом одновременно. До сей поры он, похоже, еще надеялся, что странное слово, услышанное из уст того ребенка, можно считать чем-то… нереальным, чем-то ошибочным, но теперь!..

– Что?!

– Да-да, – девушка воодушевленно кивнула, – И, судя по всему, тот ребенок был каким-то еще зародышем темпора, потому как обычно они выглядят все-таки постарше. Хотя детьми, наверное, тоже бывают, конечно. Кстати, версия с ребенком, который решил просто поиграться, вполне правдоподобна, Паш, одно очко в твою пользу.

Пашка, безусловно, польщенный таким неожиданным признанием его правоты, озадаченно моргнул и, переглянувшись с другом, нахмурился. Немец, замерший перед ними, тоже определенно ничего не понимал, подсказки было ждать неоткуда, а Тата, по-видимому, хотела подольше сохранить интригу.

– Можно более подробно сейчас? – ее брат, вежливо кашлянув, чуть приподнял брови, – Все, что ты говоришь, безусловно, очень интересно, но пока что все, что ты делаешь – это пугаешь Вольфа. Мы же ничего не понимаем.

Девушка тяжело, обреченно вздохнула и, хладнокровно усевшись прямо на пол, скрестила ноги по-турецки, принимаясь рассказывать. Вольфганга такая ее поза несколько смутила, но тот факт, что новая знакомая носит все-таки штаны, а не юбку, несколько примирил его с действительностью.

– Итак. Здесь, в этой книге, имеется очень большая и длинная статья или заметка о темпорах, которую целиком я, конечно, не прочитала, – Тата быстро улыбнулась, – Но и того, что успела выхватить, вполне достаточно. Значит, темпоры сами по себе, в общем и целом, существа не злые. Они не хотят причинять вред, они просто жаждут жить в покое и, иногда – в развлечении. Но и то, развлекаться они начинают, если их потревожить. Темпоры появляются на свет крайне редко, производят их, как правило, другие темпоры, которые, оставив потомство, умирают. Точнее, «прекращают существование», «останавливают свое время» – так написано это здесь. Насколько я поняла, это продиктовано тем, что темпоров не может и не должно быть слишком много, они могут жить бессчетное множество лет и, фактически, рождением ребенка знаменуют конец своей жизни и своей миссии в ней. Про миссию здесь довольно смутно… – девушка глубоко вздохнула, опуская взгляд на книгу, – Темпор – существо, которое способно буквально «играть» со временем. Но не с общечеловеческим, не в глобальном смысле – темпоры могут перемещать временной отрезок относительно конкретного человека или места. Ну, или перемещать во времени человека. Если говорить о нашей ситуации – ребенок не мог изменить все время мира и закончить войну раньше срока, но он вполне способен был перенести одного солдата на несколько десятков лет вперед… Не знаю, почему.

– Потом разберемся, – Марк сдвинул брови, серьезнея на глазах, – Дальше.

– Дальше… – его сестра поморщилась, – Перемещая людей по времени, они не всегда заботятся об их сохранности и, в случае чего, подпитывают себя той энергией, что человек теряет… погибая. Известно, что от погибших остаются кости, много костей, и темпор мастерит себе из них трон, восседая на нем и наслаждаясь своим могуществом; что он свято заботится о сохранности этих костей и не позволяет никому проявлять непочтения к ним. Если же непочтение все-таки будет проявлено – он может наказать. Бывали случаи, когда темпоры запирали неугодных им где-то в темнице безвременья, и подпитывали свою жизнь их жизненными силами. До тех пор, пока люди не иссыхали до состояния скелетов и не становились остовом трона… – девушку передернуло, и она поспешила оставить неприятную тему, – Так вот, они могут также изменять течение времени в каком-то одном, отдельно взятом месте. То есть, например, как говорил Вольф – они подошли к башне и звуки войны исчезли. Потому что здесь, во владениях темпора, войны не было, он запретил ее… Хотя, наверное, это произошло поздно, – Тата тяжело вздохнула, – Новорожденные темпоры могут долго дремать, прежде, чем начнут развиваться, и развитие их, как правило, стимулирует какое-то очень мощное событие, или чувство. Например, страх или внезапная радость, хотя второе маловероятно. Если принять версию с темпором за правду, то, наверное, можно предположить, что его пробудила ото сна война… – рассказчица неловко пожала плечами, – Этот замок ведь был разрушен, может быть, сюда попал снаряд, ребенок напугался и начал расти. Темпоры развиваются не так, как люди, временем для самих себя они тоже могут вертеть, как захотят, поэтому никогда нельзя предсказать, каким ты увидишь темпора в следующий раз. Понять, что в округе завелся темпор, можно, конечно, по странным событиям, связанным со временем и… по часам. Говорят, что, если рядом темпор, песок в песочных часах никогда не кончается. В любых песочных часах. Не знаю точно, как это выглядит на практике, но тут так написано… – Тата виновато развела руки в стороны, – Ну… в общем, все. Если что-то еще есть, то до этого я не дочитала. Скажете, бред?..

Пашка потер подбородок и, глубоко вздохнув, очень мрачно кивнул. Признать рассказ бредом ему хотелось безмерно, так и чесался язык весело воскликнуть, что подруга спятила от переживаний, раз верит в такую чушь, но… было что-то, что мешало так поступить.

– Бред-то бредом, – задумчиво вымолвил он, переводя взгляд с одного из своих ошарашенных друзей на другого, не исключая и Вольфганга, – Но… вы помните, я сказал, что нашел кое-что интересное наверху, а Марк меня сдернул? – он дождался несинхронных кивков и, мрачнея все больше, уставился в пол, – Там была комната с камином. И на камине стояли песочные часы.

***

Марк шумно сглотнул, разрушая воцарившуюся в библиотеке тишину, зябко повел плечами и, пытаясь не допустить паники ни в своей душе, ни в душах друзей, осторожно кашлянул.

– Значит, я резюмирую. Мы заблудились в лесу, торчим в полуразрушенном строении, не зная, как выбраться; с нами немецкий солдат Второй мировой, раненный, которого мы не знаем, как лечить и, до кучи, какой-то невнятный монстр. Который может отправить нас всех к черту на рога исключительно по своему желанию. Так?

Девушка, внимательно выслушав его, нахмурилась и отрицательно покачала головой. С ее точки зрения, брат все-таки несколько преувеличивал масштабы проблемы.

– Не совсем. Во-первых, темпор здесь нигде не называется монстром – они, судя по всему, выглядят вполне как люди, да и потомство от людей производят. Во-вторых, если его не трогать – он нас тоже не тронет. Поэтому я предлагаю собраться и по-тихому свалить куда-нибудь подальше… Лучше мы в лесу будем блуждать, чем тут.

Пашка, в целом, не возражающий против такого расклада, задумчиво почесал подбородок и, окинув элегическим взглядом большой стол с остатками вчерашнего пиршества, вздохнул.

– А еду мы откуда возьмем?.. Кстати, – его внезапно осенило, – Так это что… выходит, это этот темпор нас накормить решил?? Мда, ребят, по-моему, мы все-таки попали… – парень ощутимо сник, – Если он знает, что мы голодны, если покормил нас – он уже начал с нами играть, и что делать…

– Не паниковать, – Вольфганг, на удивление сохраняющий способность мыслить здраво, да и вообще ведущий себя довольно спокойно, нахмурился и принялся все-таки натягивать вновь подобранный с пола мундир, – Уйти я отсюда не могу – где-то здесь должен быть Фридрих, я не хочу бросать его. Может быть… в самом деле, если мы не тронем этого ребенка…

Пашка красноречиво закатил глаза, всплескивая руками и раздраженно поправил хвостик.

– Вольф, мы-то его не трогаем! Это он к нам прицепился – еда среди давно заброшенной библиотеки явно дело его рук, и я клянусь, что тот же самый подсвечник видел на лестнице, а теперь…

– Паш, – Тата укоризненно погрозила приятелю пальцем, – Ты заговариваешься. И, по-моему, паникуешь. В конце концов, ребята, мы же взрослые люди, почему мы должны верить в бредни из старой книжки? Может, у всего этого есть вполне рациональное объяснение, может, все не так уж… фантастично?

Немец, старательно застегивающий мундир, быстро глянул на брата девушки и, тонко улыбнувшись, покачал головой. С его точки зрения, Тата была настроена как-то чересчур уж оптимистично или, может быть, прагматично, что в любом случае вряд ли соответствовало ситуации.

– Но ведь я здесь, – негромко произнес он, – Здесь… хотя должен был оставаться в сорок третьем году. Может быть, должен был умереть там. Разве можно объяснить то, что я оказался в этом времени как-то иначе? И тот ребенок! – парень не дал собеседнице ответить, сдвигая брови, – Я ведь видел его, видел, как сейчас вижу тебя! Тот ребенок, кости… Фридрих… – он вдруг содрогнулся и на мгновение умолк. Когда же возобновил речь, голос его дрожал.

– Фридрих… подходя к ребенку, он… он оттолкнул несколько костей… Ты говоришь, они не терпят неуважения к ним?..

Вновь воцарилось молчание. Мысль немца была ясна всем, и ужасала всех в не меньшей степени, чем его самого, но подтверждать или опровергать ее никто пока не спешил. Пашка поежился, отступая назад и глядя на книгу в руках девушки с почти суеверным ужасом. Марк, хмурясь, обнял себя руками. Тата, избегая прямого ответа, опустила взгляд к книжным страницам.

– Здесь так написано, – негромко, почти виновато произнесла она, – Сказано… Что они не терпят непочтительного отношения к костям, из которых сложен их трон. Но ведь тогда трона еще никакого не было!

– А сейчас он есть? – Пашка нервно хихикнул, опуская взгляд вниз и очень явственно пытаясь увидеть, что происходит под полом, – То есть, мы тут ходим, разговариваем, а где-то там, глубоко внизу, на троне из костей сидит страшный темпор, прикидывающийся маленьким мальчиком? Ребят, вот честно – я не трус. Но я предлагаю по-хорошему отсюда удрать, чтобы больше не тревожить бедного ребенка и не провоцировать его.

Марк, по-видимому, искренне заинтересованный этими словами, немного склонил голову набок, вглядываясь в друга.

– То есть, по-твоему, мы его провоцируем? Любопытно, чем же?

– Кормить нас заставляем, – буркнула Тата и, тяжело вздохнув, перелистнула страницу книги, – Что делать-то будем?

Вольфганг едва заметно поморщился, с небольшим трудом скрещивая руки на груди.

– Я не могу уйти отсюда. Я должен найти Фридриха, если для этого придется снова спуститься в подвал… если придется заставить этого проклятого ребенка… – он скрипнул зубами, не продолжая.

Марк неодобрительно покачал головой.

– А он просто возьмет и отправит тебя обратно в прошлое, в твой проклятый сорок третий… Вольф, я, конечно, все понимаю, честно. Но, говоря откровенно, потерять тебя мы уже как-то не готовы.

– Это уж точно, – буркнула девушка, смутно пытаясь что-нибудь прочитать, дабы обнаружить какую-то надежду, найти что-то, могущее помочь им, но постоянно отвлекаясь, – Да и в подвал меня как-то вот совсем не тянет. Может, сходим наверх, посмотрим на те часы? – она подняла взгляд, робко оглядывая собеседников, – Вдруг мы ошиблись, вдруг там песок уже давно кончился, а мы тут напрасно паникуем…

– И тебе не страшно? – Пашка подозрительно прищурился, – Совсем-совсем не боишься убедиться, увидеть что-то… загадочное?

Тата выразительно фыркнула и, захлопнув книгу, решительно поднялась с пола.

– Я куда больше боюсь сидеть здесь, ничего не зная и не понимая, строя какие-то догадки и пугая себя еще больше. Лучше уже определиться однозначно, понять все и сразу. Пошли! Паша, ты покажешь дорогу.

Парень, не слишком воодушевленный такой перспективой, несколько сник и безрадостно кивнул. Самому ему идти наверх и убеждаться в подозрениях как раз не очень хотелось, но, вместе с тем, он не мог и не признать правоту подруги – запугивать самих себя, томясь в неизвестности, было делом весьма неблагодарным.

– А что мы будем делать, если убедимся, что это и в самом деле темпор? – Вольфганг, предпочитающий в основном слушать, а не говорить, осторожно кашлянул, шагая вперед, – Как вернуть… как спасти моего друга?

– Сначала убедимся, а потом будем решать, – Марк резко махнул рукой, будто разрубая воздух, – Все, баста. Идем наверх. И да, Вольф… – он неожиданно улыбнулся и мягко хлопнул немца по плечу, – Фридриха мы не бросим. Знаю, в твое время к русским вы относились иначе, но, клянусь…

– Марк, – солдат улыбнулся в ответ и покачал головой, – Я не сомневаюсь, что вы не бросите ни меня, ни его. Вы хорошие люди, я вижу это… Просто не хочу, чтобы вы пострадали из-за меня. Если у темпора и есть недовольство кем-то – то это я, а не вы. Хотя я костей не трогал…

– Разберемся, – Пашка, всецело поддерживая друга в благородном порыве оказать помощь немцу, и к тому же вдохновленный перспективой пока не спускаться в подвал, решительно кивнул, – А теперь за мной! Тут главное – подняться, потому что лестница не слишком ровная, да и валяется на ней черти что… Раненный, не споткнись.

Раненный усмехнулся, легко склоняя голову – к поведению новых друзей он уже начинал привыкать, и с каждым мигом ловил себя на том, что все больше и больше привязывается к ним.

– Хорошо, – отозвался он и, глубоко вздохнув, аккуратно поправил мундир, пытаясь не подать виду, как неприятно грубая ткань касается еще не слишком хорошо затянувшихся ран.

– Кстати, тот факт, что ты так скоропостижно выучил русский тоже явно можно отнести к заслугам темпора, – заметила девушка, одергивая собственную футболку и уже направляясь вместе с друзьями к выходу из библиотеки. Вольфганг с живым интересом воззрился на нее.

– Как связаны время и язык?

– Непосредственно, – отозвался вместо сестры Марк, – На изучение языка требуется время, тем более, что русский считается сложным. Тебе же удалось за одну ночь, поспав на учебнике, выучить его настолько, что ты свободно общаешься с нами. Тата права – это заслуга темпора.

Немец, этой перспективой совершенно не воодушевленный, глубоко вздохнул и, опустив плечи, мимолетно поморщился.