
Полная версия
Исчезновение Летучей рыбы

Марина Тишанская
Исчезновение Летучей рыбы
Вопрос, что делать с командой «Метеора», поставил МАК1 в тупик.
С одной стороны, экипаж корабля проявил беспримерное мужество и стойкость при выполнении спасательной операции. Герои, вне всякого сомнения, достойны награды.
С другой стороны, имело место нарушение приказа и летной дисциплины.
А с третьей – кого спасали-то?
***
Корабли, прибывающие на Луну, регистрировались и учитывались очень строго. Еще при подлете следовало сообщить о своем приближении, траектории, месте назначения и т.д., и т.п. Сообщение о прибытии автоматически регистрировалось в информационной базе орбитальной станции, станция подтверждала получение рапорта, и корабль мог следовать дальше. После этого требовалось информировать о своем прибытии базу на Луне. Те суда, для которых Луна не была конечным пунктом назначения, следовали дальше или приземлялись в транзитной зоне, в секторе, назначаемом автодиспетчером. Тех, кто собирался остаться на спутнике больше, чем на сутки, полагалось регистрировать дополнительно.
***
Андрей Никитич любил чай. Он пил его во всякую свободную минуту и не терпел, чтобы ему мешали. Служба на окололунной станции приучила его к одиночеству. Когда целый день следишь за показаниями приборов, в полной тишине звучат лишь сигналы оповещения о прибытии или старте, когда не с кем словом перекинуться, просто необходимо иметь увлечение. У Андрея Никитича питье чая превращалось в чайную церемонию. Не японскую или китайскую, в его собственную. Он запирал дверь в дежурку, чтобы случайный посетитель не нарушил священный ритуал. Впрочем, за все годы службы ни один посетитель в дежурке не появлялся, так что затворничество было лишь символом, который позволял Андрею Никитичу чувствовать себя защищенным от постороннего вторжения.
Сначала маленький столик, специально выписанный для этого с базы, раскладывался и устанавливался в центре дежурки. Столик накрывался белой скатертью, вышитой алыми розами и лиловыми ирисами еще прабабушкой Андрея Никитича. Скатерть провалялась в сундуке не один десяток лет и местами пожелтела, но в глазах Андрея Никитича это было не недостатком, а, скорее, достоинством. Сверху на скатерть укладывалась кружевная салфетка из обычного пластиката, призванная защитить семейную реликвию от возможных пятен. Затем на столике появлялись банки с вареньем трех сортов и медом. Мед Андрей Никитич предпочитал липовый. Чайная пара из настоящего фарфора, тонкая и почти прозрачная, дополнялась серебряной чайной ложечкой. Затем на столе появлялись кусковой сахар и печенье, синтезированное по собственному рецепту Андрея Никитича.
После этого наступало время чая. Чайный лист, как не странно, был самый обычный. Большой запас разных сортов время от времени привозили на Луну пилоты, знавшие об увлечении диспетчера. Выбор сорта для конкретного чаепития занимал минут двадцать и диктовался неведомыми струнами в душе Андрея Никитича. Согрев простой белый фаянсовый чайник, Андрей Никитич засыпал в него заварку – греться, и при этом сетовал, что достать настоящий фарфор под стать чайной паре пока не удалось.
Во время подготовки к чаепитию Андрей Никитич приборы из поля зрения не выпускал. Не то, чтобы он следил за шкалами и датчиками, но его натренированный глаз заметил бы любое отклонение. А уши фиксировали каждый сигнал, сопровождавший передвижения космических кораблей. И то сказать, все делала автоматика. Андрей Никитич лишь наблюдал за происходящим, чтобы вмешаться в экстренной ситуации. Правда, он должен был учитывать корабли, следующие на Луну. Те суда, что оставались на спутнике для ремонта, выгрузки, передачи научного материала в лунные хранилища, кроме обычной автоматической регистрации должны были фиксироваться в электронном журнале. Делалось это потому, что количество кораблей на Луне строго ограничивалось распоряжением МАК. И для контроля за выполнением этого распоряжения Андрей Никитич при прибытии такого корабля нажимал кнопку регистрации.
***
Антосевич ждал «Летучую рыбу», как манну небесную. У него горела диссертация. Объявив духовную эволюцию естественным законом развития гуманоидных цивилизаций, он мог подтвердить свою теорию, только сославшись на результаты раскопок на Феофионе. Земные цивилизации принадлежали к одному корню, имели сходные биологические и даже исторические пути развития. А феофионцы представляли собой совершенно иную расу, и развитие взглядов этой расы на ценность человеческой жизни, на цели и пути развития цивилизации единственно могли помочь Антосевичу доказать свою правоту.
Через месяц диссертация должна была быть готова и передана рецензенту. А материалы раскопок еще надо было систематизировать, вписать в основной материал. Конечно, главное Антосевич уже знал из отчетов экспедиции, но важные нюансы, которые сделали бы его работу убедительной и, без ложной скромности, уникальной, должны были прилететь на «Летучей рыбе».
Антосевич следил за приближением корабля с нетерпением влюбленного. Он надоел диспетчерам всех станций на трассе Феофиона – Луна. И когда корабль вынырнул из гиперпространства в нескольких днях пути от Солнечной системы, он потерял контроль над собой.
Пройдя карантин на орбите вокруг Урана, «Летучая рыба» должна была через трое суток объявиться в окрестностях Луны. Поскольку корабль планировалось оставить на Луне для разгрузки и сортировки бесценных находок, Антосевич заранее забронировал себе место в гостинице, время НТ- перехода, и теперь ждал только сообщения о посадке.
Но трое суток прошли, журнал прибытия окололунной станции появление корабля не подтвердил. Прошли еще два дня, а о «Летучей рыбе» вестей не поступало. Антосевич запросил Луну-главную, но и там ему никто помочь не смог.
Наконец терпение несчастного ученого лопнуло. Он обратился в МАК, и тут «Летучую рыбу» начали искать.
***
Иван посмотрел на приборы и чертыхнулся. Пробка растянулась на десятки миллионов километров. Каждый интервал был занят космолетом. Надо спешить, но во вновь образованную область просачивания не попадешь, не пройдя область тысяча пятьдесят восемь дробь семнадцать.
Лопатин работал в Службе спасения Лунного космодрома уже много лет, но такое задание получил впервые. В этот раз он летел спасать своего лучшего друга Ваську Гаврилова.
Можно, конечно, свернуть на пару градусов, долететь до ОП восемьсот сорок шесть бис, но это будет означать изменение курса, которое строго карается космической государственной инспекцией. Лопатина уже лишали на два месяца права пилотирования космолета. Из-за этого он не попал на свадьбу к Феде на Феофиону, поскольку начался скандал, разборки, и ему было предписано оставаться на Гее. Кроме того, галочку в летном удостоверении зарабатывать не хотелось, лучше бы не нарушать. Но ведь дорога каждая секунда!
Провисеть в пробке можно было долго. Чтобы узнать свои перспективы, Иван подключился к общекоммуникационной волне – ОКВ, надеясь, что кто-нибудь из товарищей по несчастью, находящийся вблизи от искомой ОП, расскажет, что там случилось, и когда пробка рассосется. Главное – услышать нужные сведения среди массы ненужных.
– Ген, ну что, транспортируешься к нам с Ксюшей в понедельник? – послышался чей-то четкий голос.
– Не, Леха, у меня видеосеанс в школе. Мой оболтус во время урока по астронавтике бороздил на космороликах просторы Парка астероидов. Ему пару влепили, а меня на гиперсвязь в понедельник учитель вызывает, – ответили на вопрос с соседнего корабля, – а после связи буду воспитывать ребенка.
– А что, у твоего отпрыска живой учитель есть?
– Нет, учитель – биоробот, но от этого не легче.
– Представляешь, Лен, – ворвался в разговор девичий голосок, – он перед полетом мне предложение сделал. Говорит, у него есть разрешение на рождение ребенка.
– Да ты что, Катюша, вот повезло тебе, – завистливо ответила другая девушка, – зачем же ты полетела? Сослалась бы на скорую свадьбу и осталась на Марсе.
– Что ты, Ленка, у меня же курсовая по пятому закону Огородникова. А как я его на Марсе проверю?
Иван послушал ОКВ еще немного, зевнул и выключил связь. Про причины пробки, как назло, никто не разговаривал.
Рассуждая логически, катастрофа с «Летучей рыбой» произошла на оживленном участке трассы, между орбитами Нептуна или даже Урана и Марсом. Все области просачивания на этом отрезке были давно обнаружены, изучены и занесены в лоции. Конечно, какая-нибудь кротовина могла начать расти, но это вряд ли осталось бы незамеченным. С другой стороны, если что-то со связью, то сам корабль должен был попасть в поле зрения многочисленных космических станций или летящих по трассе кораблей. А его не видел буквально никто. Если предположить, что у них вышли из строя генераторы гиперполя, тогда они продолжают двигаться по инерции с той же скоростью и в том направлении, которые были у них в момент аварии.
Ребят с «Летучей рыбы» каждую секунду относит на немыслимое расстояние неизвестно куда. Если бы у них работала автоматика, он бы знал, по крайней мере, их траекторию. Но связь молчала. Кто только проверял их космолет до полета? На Луне проверка проводилась автоматически, но, не доверяя автоматике, механики повторяли ее сами. Пока это себя не оправдывало, автоматика всегда оказывалась права. До случая с «Летучей рыбой». Что могло случиться с системой связи на корабле, Лопатин не знал. В этом лучше разобрался бы Гаврилов, но он был как раз на «Летучей рыбе». Механиком Лопатину дали молоденькую девочку, только что с институтской скамьи, Варю Ветрову. Где уж такой крохе разобраться в возможных причинах пропажи космического корабля? Штурманом летел Роман Селиверстов. Лопатин плохо его знал. Сообразит ли он, куда делась «Летучая рыба», вычислит ли возможный курс пропавшего корабля, кто его знает. Хорошо хоть, вторым пилотом взяли Качана. Петька – человек надежный, не подведет.
Да, Гаврилов на «Летучей рыбе», и он ничего не смог сделать, не сумел устранить поломку, даже наладить связь. Что же там произошло? Это должно быть что-то ужасное, раз даже Васька не смог…
Если случилось самое страшное, как он посмотрит в глаза Танечке? Ребята собирались пожениться в июне. Лопатин вспомнил огромные голубые глаза Танечки Клименко, еле сдерживавшей слезы перед Васькиным отлетом. Она даже на полгода не могла отпустить Гаврилова в полет. Нет, надо спасти Ваську во что бы то ни стало!
В этот момент запищала аппаратура. Гея требовала связи.
– Прием, Лопатин слушает, – отозвался Иван.
– Вань, это Никонов. Слушай, есть новости про «Летучую рыбу».
– Нашли?!
– Нет, Ванька, не нашли. Но есть предположения. Я сейчас был в МАКе на совещании. Зафиксирован сигнал гиперсвязи с Занозы. Ребят могло затянуть на нее. Начальство приказывает тебе лечь в дрейф на безопасном расстоянии от Занозы и локализовать сигнал с помощью зондов. Подключи Качана, он в этом деле мастер.
– А может, попытаться сесть?
– Даже не думай. Вылетишь с работы в лучшем случае. Локализуй сигнал и возвращайся. Это официальное задание командования.
– Слушаюсь.
– Так-то. Ну, пока, до связи.
Неужели Никонов не понимает, что ребята могут погибнуть?! Каждая минута дорога. Если после локализации сигнала возвращаться на Гею, ждать снаряжения спецборта, пройдут недели. Танечка никогда не простит ему гибели Васьки Гаврилова. Но принимать решение один он не имеет права. Команда должна знать, на что идет.
Свинство! Что могло опытных пилота и механика, Березкина и Гаврилова, заставить сесть на Занозе? Орбита непостоянная, поверхность жуткая. А если их затянуло, значит, двигатели неисправны. Березкин – мастер, на честном слове корабль сажает. Кислорода только у них на аварийное пребывание на Занозе не хватит. Но раз подают сигналы, значит, живы. Или жив кто-то один. Об этом не хотелось думать.
– Петька, – Лопатин включил внутреннюю связь, – дуй сюда, и остальных позови.
Через пару минут в каюту вошли Варя и Роман. Варя смахивала с губ крошки печенья, Роман зевал. Понятно, им пока нечего делать по своему профилю работ. Вслед за ними ввалился веселый Петька с бумажной книжкой старинного писателя Марка Твена в руке. Бумажные книги были Петькиной слабостью. На Гее он всегда за ними охотился и часто находил в различных архивах.
– Ребята, дело такое, – начал Лопатин, – Экипаж «Летучей рыбы», возможно, находится на Занозе. От нее зафиксирован повторяющийся сигнал гиперсвязи. Надо их найти.
– Ну, хорошо, – отозвался Роман, – мы за тем и посланы в экспедицию.
– Все не так просто, – Лопатин начинал волноваться, – начальство приказало найти источник сигналов с помощью зондов и вернуться на базу.
– Это и так понятно, – не унимался Селиверстов.
– Понятно другое. Ребята на «Рыбе» могут погибнуть, если их срочно не эвакуировать. У них нет достаточного запаса не только провизии, но даже кислорода. Я предлагаю выйти на орбиту вокруг Занозы, локализовать положение передатчика, а затем произвести посадку и спасти Ваську с Михаилом.
– Кто ж тебе разрешит садиться? – удивился Роман.
– Ты прав. Никто мне не разрешает. Более того, в случае неудачи может сильно влететь, вплоть до увольнения в запас.
– Это если будет кого увольнять, – прошептала Варя.
– Сам знаешь, орбита Занозы нестабильна. Она может ухнуть в черную дыру в любой момент. Ты считаешь, шансы спасти всех и самим не погибнуть есть? – спросил Качан.
– Конечно, Петька, шансы есть. Фифти – фифти. Мы – опытные специалисты. Если сработать четко, все будет в порядке, – Лопатин кривил душой. Если Занозу втянет в кротовину, никакой специалист не поможет. Это означает верную гибель спасательного отряда.
– Тогда я за посадку, – решительно сказал Петька и подвинулся к Ивану.
– А я против, – возразил Роман, – надо выполнять задание командования. Начальству виднее. Мы можем погибнуть.
– А если бы ты был там, на Занозе? – спросил его Качан, – что бы ты предложил?
– Ну, я, слава Богу, здесь. И хочу остаться штурманом, а не веселить народ в «Космическом волке» баснями про полеты. И, тем более, не лежать на Занозе мертвым.
– Решаем большинством голосов, – твердо сказал Иван, – Варя, ты за кого?
– Если есть шанс, то надо спасать ребят, – тихо, но твердо ответила Варя.
– Извини, Роман, нас трое против тебя. Будем садиться. Мы с Петром за штурвалом, на тебе приборы. Запустим зонды, определим район посадки, и вперед.
– Понял, – недовольно сказал Роман, – сам будешь моей матери похоронку читать. А если живы останемся, будешь в МАКе оправдываться, чтобы меня не уволили.
– Согласен, – весело сказал Лопатин, – Петька, готовься. Роман, за тобой траектория торможения.
– А я? – обиженно спросила Варя.
– Проверь бот, – посоветовал ей Иван, – ты понадобишься, когда садиться будем.
***
Заноза вращалась не вокруг звезды, она находилась на неустойчивой орбите, центром которой была черная дыра, предположительно «дикая» кротовина. Это означало, что движение через нее, даже если не закончится немедленной гибелью, вынесет корабль в неизвестное пространство и время, пути из которых назад не будет. С другой стороны, соваться тигру в пасть и не требовалось, так как сигнал шел с поверхности планеты.
Качан вывел зонды на предполагаемый источник сигнала виртуозно, но ни один из трех аппаратов следов «Летучей рыбы» не обнаружил. Это ставило Лопатина в тупик. Если кто-то подает сигнал, значит, этот кто-то жив. А как это возможно, если от корабля не осталось даже обломков?
Кротовина ЛМ-615 была известна давно и располагалась возле самых напряженных транспортных путей. Чем руководствовался МАК, прокладывая маршруты, неизвестно. Но вела она себя достаточно спокойно, и никаких происшествий до сих пор не происходило. Пожалуй, исчезновение «Летучей рыбы» было первым случаем такого рода, вину за который можно было возложить на эту кротовину. По-видимому, когда произошла поломка, притяжение кротовины изменило курс корабля.
Занозой планету назвали за то, что, с одной стороны, она торчала на самом проходе, в непосредственной близости от устья черной дыры.
С другой стороны, рельеф поверхности, хорошо известный по снимкам с многочисленных зондов и по данным автоматов – разведчиков, вполне соответствовал данному кем-то названию. Естественно, что ни один космолетчик в здравом уме и трезвой памяти садиться бы на Занозу не стал.
Локализованный при облете планеты сигнал носил периодический характер, и легко можно было вообразить себе кого-нибудь из команды, хоть того же Гаврилова, собравшего из подручных средств передатчик гиперполя и подающего сигнал определенной частоты, чтобы привлечь внимание пролетающих мимо кораблей. Ребята понимали, что их обязательно будут искать, и должны были хоть как-то сообщить о себе. С другой стороны, почему тот же Гаврилов не воспользовался азбукой Морзе?
Это наводило на неприятные мысли. Либо единственный человек, который мог общаться подобным образом, без сознания, либо его уже нет в живых. На «Рыбе» могли быть пассажиры. А значит, пользуется собранным Гавриловым передатчиком кто-то совершенно неподготовленный. Но Лопатину не хотелось углубляться в такие мрачные размышления. Он считал, что все прояснится на месте. Мало ли как складываются обстоятельства? Иной раз кажется, что все ужасно и хуже некуда, а посмотришь – можно и выкарабкаться. Так что в данном случае неукротимый оптимизм играл на руку как самому Лопатину, так и тем, кого он надеялся спасти.
Обязанности Иван распределил заранее. Поскольку Качана пришлось оставить на корабле, чтобы было кому выручать их самих, если вдруг возникнет такая необходимость, то наблюдать за системами жизнеобеспечения он поставил Селиверстова. Девчонку, которую он про себя называл Кнопкой, Лопатин определил наблюдать за поверхностью планеты. Конечно, существуют регистраторы, возможность постоянного мониторинга, но только человек способен заметить что-то, выпадающее из обычного ряда случайностей и в конечном счете могущее оказаться самым главным. Кнопка отнеслась к поручению очень серьезно. Неудивительно, что она первая и заметила всплески света в той области поверхности, которую определили зонды. Странная дымка не позволяла четко видеть происходящее на планете. И все же это мог быть только тот самый сигнал, подаваемый кем-то из ребят с «Летучей рыбы». Лопатин не знал точно, сколько человек было на судне. Ответить на этот вопрос могла только база, которую по понятным причинам запрашивать не стоило.
Бот делал уже второй круг над районом поисков, а подходящего места для посадки все не было. Лопатин спешил. Он понимал, что времени осталось совсем немного. Если сигнал действительно подают ребята, значит, у них все совсем плохо.
Планета ощетинилась острыми иглами, возникшими в результате сочетания тектонической деятельности и чудовищного притяжения черной дыры. Поверхность Лопатину решительно не нравилась. Сзади угрюмо сопел Селиверстов. Девчонка сжалась на своем месте в комочек и терпеливо молчала. Качан только тяжело вздыхал, и его вздохи в наушниках казались Лопатину громом приближающейся грозы.
– Петя, не пыхти. Твой выход еще впереди. Вот застрянем на колючке, полетишь нас выручать.
– Типун тебе на язык, – обиженно пробормотал Качан. Он боялся оторвать глаза от приборов, утверждавших, что пока у группы Лопатина все хорошо.
Обратного пути уже не было. Да Лопатин бы и не повернул. Он понимал, что это их единственный шанс выручить ребят. Выбрать среди этих иголок площадку было делом непростым. Садиться, конечно, приходилось вручную. Лопатин углядел маленький островок среди оскаленных зубов Занозы и осторожно направил туда бот. Приземлились почти без происшествий. Судя по телеобзору, пострадал правый борт, бот плотно заклинился между двумя грядами обломанных игл. Взлетать придется на малой тяге, но об этом можно подумать потом. Сели – и ладно.
Все понимали, что пора идти. Судя по всему, ребята еще живы. По крайней мере, хоть кто-то. Лопатин прикинул, что может понадобиться им в первую очередь. Медицинский блок, гравитационная платформа – если она вообще будет действовать в этих условиях, запас кислорода. Вот и все, но и это немало. Ведь идти придется по очень и очень пересеченной местности.
Сидеть в боте, конечно, придется Варе. А они с Селиверстовым с максимальной скоростью двинутся к источнику сигнала.
Однако решение Лопатина вызвало неожиданные возражения. Варя, как и все механики, по второй профессии была врачом, а кроме того, мечтала ступить на неизведанную планету. И тут Лопатин дал слабину. Глядя в умоляющие глаза девушки, он согласился идти с ней. Селиверстов не возражал.
Иван нес баллоны и медблок. Несмотря на компактность и малую силу тяжести, это было непросто. Приходилось все время лавировать между острыми скальными выступами, один бок которых тонул в чернильной темноте, а второй слепил глаза. Даже с защитным фильтром глаза быстро устали, ведь шагать приходилось по каменной осыпи, а это, как известно, не пластобетон. Варя старалась не отставать. Ей досталась платформа. Платформу можно было пустить на малую тягу и просто толкать перед собой. Но девушка водрузила ее себе на голову и несла, как африканские женщины – кувшин с водой. Конечно, в скафандре высшей защиты ее походка была лишена того изящества, которым отличались дочери пустыни. Зато не разряжались батареи. На любой планете их можно было запросто подзарядить, только не на Занозе. Эта мелкая планетка не имела своего магнитного поля. Да и вращалась не вокруг звезды, а вокруг черной дыры. Свет, заливающий «солнечную» сторону, исходил от засасываемых в дыру частиц, светящийся ореол которых обрамлял устье на последнем рубеже, дальше которого уже ничего не было видно. Впрочем, это все можно было наблюдать, только находясь в пространстве. С поверхности свечение выглядело заревом. Насколько велика энергия излучения, Лопатин не представлял. Соответственно, подзарядка батарей была под вопросом.
Отсутствие магнитного поля создавало и другие трудности. Для того, чтобы не сбиться с курса, приходилось раз в пятнадцать минут запрашивать направление у Селиверстова. Приемник самого Лопатина был достаточно слаб и мог помочь только тогда, когда до источника излучения оставалось бы совсем немного.
Иван шагал ровно, не спеша, но и не снижая скорости. Варя старалась не отставать. Они смотрели только под ноги, хотя Заноза оказалась очень красивой. Их путь напоминал сон. Острые каменные столбы и пики, словно сказочный лес, переливались всеми цветами радуги. Перед глазами скользили золотые «дождинки» – возможно, это были мельчайшие наэлектризованные пылинки, хаотично сталкивающиеся друг с другом, образующие то яркие скопления, то бегущие струйки, то «водовороты». От этого постоянного сияния рябило в глазах.
Они прошли уже больше половины пути, когда Варя неожиданно вскрикнула. Лопатин обернулся. Девушка стояла в странной позе, крепко вцепившись в платформу. Подойдя к ней, Иван заметил, что правая нога у нее застряла между крупным плоским образованием и торчащей кверху метровой иглой.
Вскоре стало понятно, что дела обстоят еще хуже, чем он думал. Освободить ступню из западни хоть не сразу, но удалось. Однако неестественный угол, под которым выгнулась Варина нога, предполагал, как минимум, вывих. Идти она не могла.
Проклиная все на свете, Лопатин осторожно потрогал Варино колено. Прощупать через скафандр он, конечно, ничего не мог, но девушка вскрикнула. От бессилья Иван зарычал. Теперь придется грузить девчонку на платформу и транспортировать к боту. Самой ей не дойти. А до ребят осталось не больше полутора километров…
Не везет, так не везет. Баллоны и медблок Иван осторожно устроил между тремя близко расположенными иглами, прикрепив сверху к одной из них аварийный сигнальный фонарь, чтобы найти оборудование после транспортировки девушки на бот.
– Цепляйся за меня, залезай на платформу, – скомандовал он.
– Зачем? – удивилась Варя.
– Будем возвращаться, – хмуро буркнул Иван.
– Нет, этого делать нельзя, – возразила девушка.
– А что ты предлагаешь? – спросил Лопатин.
– Идите, выручайте ребят. Я тут подожду. А на обратном пути вы меня захватите, – спокойно ответила Варя.
– Да как же я тебя, малолетку, брошу одну на неизвестной планете? Ты думаешь, что говоришь?! – возмутился Лопатин.
– Я не малолетка, а механик межпланетных кораблей и врач, к тому же, – в голосе девушки послышались непривычные металлические нотки.
– Потом будешь гонор показывать. Сейчас не до этого. Залезай, – устало перебил ее Иван.
– Никуда я залезать не буду. Сказано, идите дальше без меня, значит, идите, – твердо сказала Варя, – я специально подготовленный спасатель межпланетного уровня. Я прекрасно могу обойтись без вашей заботы. Вы только теряете время.