bannerbanner
«Мяч в игре»: Футбол в советской художественной прозе
«Мяч в игре»: Футбол в советской художественной прозе

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 4

В записи от 5 августа «Дневника Кости Рябцева» ставится проблема футбольной команды как коллектива, в котором каждый игрок ставит превыше всего общий успех, а не индивидуальный. Костя пытается спорить с капитаном команды об особенностях игры голкипера, но в конце концов подчиняется его решению, «потому что футбольная команда есть коллектив и в этом коллективе должна быть строжайшая дисциплина, иначе можно провалить всю игру»[102]. В конце 1920-х годов футбольное сообщество в СССР пришло к мысли о том, что главным в футболе является пас, командные взаимодействия. Игрок не должен бросаться в дриблинг, стремясь обвести защитников соперника и блеснуть индивидуальными игровыми навыками, если есть возможность отдать партнёру пас и найти свободную зону для открывания под очередную передачу. Провозглашался комбинационный принцип игры. Именно переход на новую тактику, по воспоминаниям известного советского футболиста П. В. Батырева, позволил сборной СССР в 1927 году после поражения от сборной Нижней Австрии со счётом 0:3 разгромить соперника в ответной игре в Лейпциге со счётом 6:1[103].

Ученики в повести Огнёва делятся на «школьников» и «союзников». Первые придерживаются старых школьных правил, вторые же проповедуют самодисциплину и нежелание подчиняться только воле педагогов, признают лишь решение школьного совета (например, они не встают, когда в класс входит преподаватель). «Союзники» играют на местной площадке в футбол:

Было очень весело, потому что во время большого перерыва мы, все «союзники», выскочили на двор и стали играть в футбол. Погода довольно тёплая, а снег утоптанный, поэтому играть было легко. А «школьники» смотрели на нас с завистью: им тоже очень хотелось играть, но по ихним, школьным, правилам футбол до весны запрещён, – на школьном дворе, по крайней мере. В другие игры можно играть, которые физкультурщик показывает, а в футбол нельзя, потому что, как говорит Зинаидища, «футбол вредно отзывается на занятиях»[104].

Деление на два лагеря нивелируется в тот момент, когда принимаются требования «союзников» об отмене обязательного вставания и приветствия. Кроме того, разрешается играть в футбол:

Согласительная комиссия с участием представителей ячейки постановила отменить обязательное здорованье и вставание. Права учкома расширены: так, например, дела, касающиеся только учеников, будут теперь разбираться только учкомом; в шкрабиловку и в школьный совет пойдут только дела, касающиеся и шкрабов и учеников. В футбол играть можно.

«Союз» кончился[105].

Приведённая запись от 14 декабря – это сюжетное решение коллизии «школьников» и «союзников», но не решение проблемы отношения к футболу учеников и «шкрабов». Дальнейшие записи отражают никуда не исчезнувшее столкновение противоположных взглядов на игру. Например, в записи от 13 января повествуется о споре, разгоревшемся между ребятами и «шкрабами». Ребята выступают против танцев, а преподаватель Елена Никитична и ученица Черная Зоя – против футбола. Первые считают, что футбол – это физкультура, вторые утверждают, что футбол представляет собой одну грубость и мальчики попросту не хотят танцевать, потому что не умеют. В отличие от танцев – «захватывающего развлечения»[106], по мнению Зинаиды Павловны, – футбол таковым зрелищем назвать нельзя. Здесь прослеживается гендерный аспект проблемы: танцы воспринимаются как женское развлечение, а футбол – как мужское[107].

Январские дебаты продолжаются в последующей записи дневника от 7 августа. Костя Рябцев всё учебное время провёл на футбольной площадке, дав перед этим обещание Зинаиде Павловне регулярно посещать занятия в летней школе. В результате герой спровоцировал конфликт с преподавателем, и в центре спора вновь оказывается футбол:

Я сказал, что теперь ещё лето, и вполне естественно больше находиться на воздухе, чем в помещении, и что вообще необходимо как можно больше заниматься физкультурой.

А Зин-Пална возразила, что это нужно делать организованно и что, раз дал обещание, нельзя его нарушать. Кроме того, по её мнению, футбол вовсе не физкультура, а очень вредная игра, которую можно сравнить с курением или с пьянством. Она так затягивает человека, что его и не оттащишь от футбола, и этому пример – я.

Я в ответ стал доказывать, что футбол воспитывает коллективное чувство и всесторонне развивает организм, но Зин-Пална сейчас же сказала, что видит результаты как раз обратные, а именно: раз я не являюсь на занятия своего коллектива из-за футбола, так какие же коллективные чувства футбол воспитывает.

В общем, было очень неприятно, и из-за футбола придётся вести борьбу.

Я несколько времени слонялся по школе и уже собрался уходить, как вдруг меня зовёт Сильва, и мы с ней засели в аудитории и начали разговаривать. Я рассказал ей насчёт футбола и Зин-Палны, и Сильва сказала, что, по её мнению, Зин-Пална права и что ребята слишком увлекаются футболом[108].

Противоположное отношение к игре в мяч обнаруживается в повести Носова, написанной практически четверть века спустя. В пятой главе произведения приводится диалог учеников 4-го класса с учительницей Ольгой Николаевной, посвящённый правильному распорядку дня школьника. В отличие от Зинаиды Павловны из повести Огнёва, Ольга Николаевна придерживается положительного мнения о футболе как способе отдохнуть:

– Очень хороший отдых – игра в футбол, – сказала Ольга Николаевна, – только не надо, конечно, играть весь день. Если поиграешь часок, то очень хорошо отдохнёшь и учиться будешь лучше[109].

Для четвероклассника Вити Малеева, главного героя произведения Носова, изменить распорядок дня становится очень тяжёлой задачей. Он пытается бороться со своими недостатками, но в первый же день после назидательного разговора с Ольгой Николаевной идёт играть в футбол, перед тем как делать домашнее задание:

Я твёрдо решил играть не больше чем полтора часа, от силы – два, но, как только я попал на футбольное поле, у меня всё из головы вылетело, и я очнулся, когда уже совсем наступил вечер. Уроки я опять стал делать поздно, когда голова уже плохо соображала, и дал сам себе обещание, что на следующий день не буду так долго играть. Но на следующий день повторилась та же история[110].

Футбол становится искушением для юных учеников, средством испытания воли. Игра, во-первых, способствует осознанию ребятами своей безвольности и слабого характера, а во-вторых, предстаёт как дурная привычка. Такова функция футбола в повести Носова. Если у Огнёва вопрос об отношении к футбольной игре остаётся нерешённым вплоть до конца произведения (проблема лишь ставится, но не решается), то у Носова этот вопрос решается: игра – хорошее средство проведения досуга, однако прежде необходимо сделать дело. Так и происходит в финале повести Носова: Витя и Костя исправляют неудовлетворительные оценки и переходят в пятый класс с одними пятёрками. Героям удается побороть свои недостатки.

В значительной степени оценка футбола в детской повести изменилась в связи с общими процессами, произошедшими в СССР. Огнёв, учитель по профессии, сформировался ещё до революции и, вероятно, сам не был уверен, полезна или нет новая игра, популярность которой у школьников была уже вполне очевидна. Во времена Носова достижения советского футбола (и их изображение в искусстве, например, Кассилем) получили не только массовое, но и официальное признание. Поэтому проблема переместилась с оценки самой игры на оценку психологических качеств её участников.

1.4. Краткие выводы

Таким образом, отношение к футбольной игре в первой половине XX века было крайне неоднородным и отличалось широкой палитрой мнений. Футбол как одно из популярнейших явлений спорта оказывался предметом противостояния представителей разных поколений, гендерных споров, социальной борьбы, эстетической полемики, конфликта разных педагогических систем.

Разнообразие суждений о футболе и спорте в целом, их общественная и культурная значимость отражались в художественных произведениях множества авторов и способствовали возникновению ряда литературных образов героевфутболистов, которые пополняют и обновляют галерею персонажей советской литературы, новых мотивов и сюжетных моделей в повествовательной прозе. Рассмотрев основные мысли о футболе в мемуарах, а также в произведениях детской литературы, мы можем перейти к анализу системы художественных образов в прозаических текстах первой половины XX столетия, содержащих эти новые типы и сюжетные положения.

Глава 2. Ключевые образы футболистов в советской прозе первой половины XX века

2.1. Вратарь

Массовая популярность футбола обусловливает факт отражения этой игры в литературных произведениях. Спорт входит в мир художественной литературы, тем самым расширяя её рамки: «За экстенсификацией художественного пространства и времени стояло представление о расширении обстоятельств, в которых отныне существует человек, о раздвижении его личного опыта и той сферы действительности, которая воздействует на формирование его характера»[111].

Из всех футбольных амплуа в советской прозе первой половины XX века наиболее часто встречаются вратарь и нападающий. Спортивная дуэль игроков этих амплуа воспроизводила метафорически ситуацию военного сражения или психологического столкновения. На это обратил внимание ещё в конце XIX века Е. М. Дементьев, автор книги «Английские игры на открытом воздухе», опубликованной в 1891 году. Говоря о футболе, он отмечал: «В настоящее время прежняя дикая игра превратилась в своего рода науку: это игра с атаками, ошибками, обходами, с застрельщиками и с резервами, одним словом, война со своею стратегией и тактикой»[112] (курсив наш. – П. Ю.). «Никакой другой спорт в то время не способен был так моделировать ситуацию борьбы, схватки, как это делал футбол»[113], – писал о 1920-х годах М. П. Сушков. В противостоянии футболистов голкипер оказывается положительным персонажем, а форвард – отрицательным. По словам М. О’Махоуни, голкипер «становится главным символическим защитником советского государства»[114]. Футбольные ворота также обладают в данной системе координат особыми характеристиками. Вот как их описывает Б. М. Раевский в повести «Мяч в игре»: «Бело-чёрные полосатые штанги ворот недаром похожи на суровые пограничные столбы. Да, это последний рубеж, перед которым мяч обязательно должен быть остановлен»[115].

Следует отметить, что вратарь далеко не сразу стал центральным по амплуа персонажем в советском футболе и на первых порах заметно уступал полевым амплуа, особенно форварду. Первый вратарь сборной СССР Н. Е. Соколов вспоминал: «Тогда, на заре русского футбола, в ворота ставили того, кто был мало пригоден для игры в поле. Роль вратаря мы, ребята, не уважали»[116]. «В ворота шёл слабейший»[117], – писал В. П. Бутусов. Функция вратаря как стража, «главного защитника»[118], героически защищающего последний рубеж обороны своей команды, была по-настоящему осознана на стыке 1920–1930-х годов. Об особом романтическом ореоле, которым окружён вратарь, писал В. В. Набоков, игравший в юности в футбол как раз на позиции голкипера:

В его одинокости и независимости есть что-то байроническое. На знаменитого голкипера, идущего по улице, глазеют дети и девушки. Он соперничает с матадором и с гонщиком в загадочном обаянии. Он носит собственную форму; его вольного образца свитер, фуражка, толстозабинтованные колени, перчатки, торчащие из заднего кармана трусиков, резко отделяют его от десяти остальных одинаково-полосатых членов команды. Он белая ворона, он железная маска, он последний защитник[119].

Спортивные успехи советской сборной (победы в международных матчах против команд Финляндии, Швеции, Норвегии, Турции, Германии, Нижней Австрии, Венгрии), безусловно, способствовали всё бо́льшей популяризации футбола в государстве. Кроме того, на усиливающийся интерес к игре и, в частности, к фигуре голкипера повлияли художественные произведения советских писателей. Первым прозаическим текстом, в котором возникает образ вратаря, является роман Ю. К. Олеши «Зависть», опубликованный в журнале «Красная новь» в 1927 году.

Прежде чем перейти к аналитической части нашего исследования, предварительно оговорим, что произведения, где явно противопоставлены голкипер и форвард, рассматриваются в подглавке «Вратарь», а тексты, где фигурирует только нападающий, – в подглавке «Нападающий». Вратарь и нападающий неразрывны в своём единстве на поле, их борьба формирует интригу как в реальном футбольном матче, так и в художественной литературе. В такой своеобразной диалектике взаимоотношений ведущих действующих лиц, на наш взгляд, и содержится ключ к пониманию поэтики большинства произведений на тему футбола. Кроме того, тексты только с героями-нападающими отличаются тем, что в них отсутствуют герои-вратари. Вот ещё одна причина, по которой мы разводим произведения на две группы.

2.1.1. Зарождение концепции «вратарь – защитник нации» в художественной литературе. Образ Володи Макарова в романе Ю. К. Олеши «Зависть»

А. П. Старостин, представитель знаменитой футбольной семьи, писал, что «“Зависть” явилась первым художественным произведением, в котором писатель затронул спортивную тему, в частности футбол, давно уже завладевший сердцами мальчишек»[120]. Приведённая цитата требует уточнения. Старостин имеет в виду первое описание футбольного матча как такового, так как первым писателем, затронувшим спортивную тему, Олеша, конечно же, не был. Достаточно вспомнить рассказ А. С. Бухова «Путь к здоровью», написанный ещё в 1915 году. Героиня пытается заняться оздоровлением молодого человека, представленного увальнем и неврастеником, не имеющим никакого желания заниматься спортом. Уже здесь упоминается игра в футбол. В том же 1915 году была написана повесть Л. А. Чарской «Генеральская дочка», в которой возникает образ воспитанницы пансиона Сони Аладьиной, увлекающейся спортом:

Она делала гимнастику утром и вечером, проводила большую часть своего времени на свежем воздухе, за партией тенниса или в лодке, иногда играла с дачными соседями-мальчуганами в футбол, приводя этим в ужас почтенную директрису пансиона, или «выжимала» пуды при помощи тяжёлых гирь[121].

В середине 1920-х годов в советскую художественную прозу вливаются новые спортивные реалии и, как следствие, новые метафоры и сравнения. Они возникают спонтанно у разных авторов. В частности, в одной из глав повести Б. А. Лавренёва «Крушение Республики Итль» (1925), опубликованной за два года до появления «Зависти» Олеши, движение одного из героев, грузного Антония Баста, уподобляется движению футбольного мяча: «Вдруг над скопищем прижатых друг к другу человеческих голов появилось нечто шарообразное с привязанным к нему жёлтым чемоданом и покатилось по головам, как футбольный мяч по полю. Это Антоний Баст в последнем отчаянии стремился опередить сограждан»[122]. Перемещение персонажа сравнивается с движением спортивного снаряда[123]. Известен также пример из рассказа Б. А. Губера «Мертвецы» (1927), в котором глобус используется в качестве футбольного мяча: «К выбеленной мелом голландке придвинута поношенная фисгармония. Рядом – стеклянный шкафчик-горка (библиотека), а на нём глобус из папье-маше, с проломленным боком: как-то по пьяной лавочке задумали шаром земным играть в футбол»[124]. В поэзию футбол вливается ещё раньше. А. А. Акмальдинова, О. А. Лекманов и М. И. Свердлов приводят в качестве первого стихотворного текста, в котором описывается игра в мяч, «Сквозной ветер» Саши Чёрного. Это стихотворение датировано 1910 годом[125].

Что же касается создания героев-футболистов в советской прозе, то в этом аспекте Олеша действительно стал первопроходцем. О «Зависти» существует обширная критическая и научная литература, в которой уделяется значительное внимание и образу юного футболиста Володи Макарова, и его противостоянию Николаю Кавалерову, от лица которого написана первая часть романа. Мы не ставим своей задачей дать очередную интерпретацию этого чрезвычайно сложного и противоречивого текста, не стремимся выявить авторскую позицию, которая крайне затемнена и нуждается в особом исследовании. В этой работе нас интересуют три аспекта. Во-первых, восприятие современниками, занимавшими разные позиции по отношению к роли спорта в жизни, образа Володи Макарова как футболиста и как представителя молодого поколения, нового типа советских людей. Во-вторых, анализ сцены футбольного состязания как вставной новеллы, принципиально значимой для дальнейшего развития в советской литературе спортивной темы. В-третьих, принципы изображения Олешей образов футболистов, их взаимоотношений и хода игры вне общей концепции романа в плане отношения автора и его современников к спорту. Соотнесение всего этого с художественным миром романа «Зависть» и системой его идей требует отдельного подробного исследования и выходит за рамки настоящей работы.

Вратарь Володя Макаров является представителем нового поколения советских людей. Проблема создания нового человека была одним из наиболее актуальных и дискуссионных вопросов в СССР в 1920–1930-е годы. Отражение этой проблемы в романе подметил нарком просвещения СССР А. В. Луначарский: «Показать нового человека – какая несомненно огромная задача! С большой свежестью она выполнена, например, в “Зависти” Олеши, где автор поставил проблему о тонко организованном человеке старого мира, который испытывает муки смешанного восторга и ненависти, амальгамирующихся в зависти к новому человеку»[126]. Едва ли не каждый обращавшийся в последующие десятилетия к проблемам творчества Олеши отмечал специфику образа Володи Макарова как представителя новой генерации. Однако факт увлечения героя футболом в сознании критиков и литературоведов не укладывался в парадигму фигуры нового человека. Олеша предугадал невероятную популярность спорта в СССР, именно поэтому в вопросе освещения футбола как нового феномена культуры роман произвел положительное впечатление на подростков, увлекающихся спортом, а также наперебой обсуждался в кругах футболистов. «“Затаенность гордых мечтаний” – вот струнка, которую автор задел в душе молодых спортсменов совсем ещё молодой Советской Республики»[127]. Если использовать формулировку Ю. М. Лотмана, спорт – это одна из систем, «кодовая природа которых не известна аудитории до начала художественного восприятия»[128]. С введением спорта в художественный текст происходит тот же процесс, что и при публикации новаторского литературного произведения. Сначала текст порождает «эстетику противопоставления»[129] и отрицания, но затем проходит время, публикуются другие тексты, и наступает «эстетика отождествления»[130], пора признания. История спортивной темы в советской литературе оправдывает этот закон: через 10 лет после публикации «Зависти» был издан роман Л. А. Кассиля «Вратарь Республики», затмивший собой все остальные тексты, в которых так или иначе ведётся речь о футболе. Советская критика, упрекнув Кассиля во многих недостатках, единогласно признала, что писателю великолепно удались описания футбола. Не случайно впоследствии Кассиля нарекут «поэтом популярнейшей игры»[131].

Осмысление современниками образа юного футболиста из романа «Зависть» всё время выходило во внелитературную сферу, за рамки текста, выстроенного исходя из авторского замысла. Последний мало интересовал критику. Володя Макаров вырос в типическую фигуру внелитературного плана. О нём говорили не как о вымышленном, а как о реальном или потенциально возможном лице, на примере которого обосновывались эстетические и общественные предпочтения участников полемики. Общим местом в работах, посвящённых этому герою «Зависти», оказывается неприятие физиологической составляющей его образа, а также акцент на бесчувственности героя по отношению к окружающему миру. Вот один из упрёков в сторону автора «Зависти»:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

О’Махоуни М. Спорт в СССР: физическая культура – визуальная культура. М., 2010. С. 11.

2

Там же. С. 21.

3

См. об этом подробнее: Хмельницкая И. Б. Столичный досуг в начале XX века. Петербург и Москва: автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 2004.

4

Есенин К. С. Московский футбол. М., 1974. С. 29.

5

Курсы воспитательниц и руководительниц физического воспитания при Санкт-Петербургской биологической лаборатории, прообраз современных высших учебных заведений физической культуры, были основаны 14 сентября 1896 года.

6

Тарасенко М. Физическая культура и здоровье // Вестник физической культуры. Харьков. 1922. № 2. С. 4.

7

О’Махоуни М. Указ. соч. С. 14.

8

См. об этом подробнее: Брагинский Д. Ю. Спорт в жизни и творчестве Шостаковича: автореф. дис. … канд. искусствоведения. СПб., 2008.

9

Вересаев В. В. Исанка // Вересаев В. В. Собрание сочинений: в 5 т. Т. 4. М., 1961. С. 198.

10

Там же.

11

Лукосяк Ю. П. Футбол. Первые шаги. 1860–1923. СПб., 1998. С. 10.

12

Биязи Н. Н. Записки старого спортсмена. М., 1966. С. 32–33.

13

[Неизвестный автор]. От редакции // Спортивная неделя. Пг. 1915. № 1. 11 янв. С. 1.

14

См. об этом подробнее: Саволайн А. В. В дни войны // Спортивная неделя. Пг. 1915. № 2. 18 янв. С. 1.

15

Г. Война и спорт // Спортивная неделя. Пг. 1915. № 6. 15 февр. С. 1.

16

Акмальдинова А. А., Лекманов О. А., Свердлов М. И. «Ликует форвард на бегу…». Футбол в русской и советской поэзии 1910–1950 годов. М., 2016.

17

Поволяев В. Постоянство. Несколько штрихов к портрету Анатолия Голубева // Голубев А. Д. Собрание сочинений: в 5 т. Т. 5. М., 2019. С. 474.

18

Винокуров В. И., Шурделин Б. Ф. Наша с тобой «Звезда». Чьи сыновья: роман и повесть. М., 1989. С. 283.

19

Абрамов С. Не только цифры // Эстафета: Литературный сборник. М., 1984. С. 126.

20

Руднев В. П. Метафизика футбола // Логос. 1999. № 8. С. 60–67.

21

Куляпин А. И., Скубач О. А. О сухих вратарях с подмоченной репутацией // Куляпин А. И., Скубач О. А. Мифология советской повседневности в литературе и культуре сталинской эпохи. М., 2013. С. 185–192.

22

Руднев В. П. Метафизика футбола. С. 61.

23

Там же. С. 62.

24

Синявский А. Д. Суд идёт // Синявский А. Д. Собрание сочинений: в 2 т. Т. 1. М., 1992. С. 256.

25

Подковырин Ю. В. Футбол как предмет изображения в художественной литературе // Феномен игры в художественном творчестве, культуре и языке. Томск, 2009. С. 11–17.

26

Там же. С. 12.

27

Там же (курсив Ю. В. Подковырина. – П. Ю.).

28

Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

29

Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе XX века. М., 1993.

30

Лотман Ю. М. Структура художественного текста // Лотман Ю. М. Об искусстве. СПб., 1998.

31

Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. М., 2001.

32

Успенский Б. А. Поэтика композиции. СПб., 2000.

33

Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.

34

Хёйзинга Й. Человек играющий: статьи по истории культуры. М., 2003.

35

Яусс Х.-Р. История литературы как провокация литературоведения // Новое литературное обозрение. 1995. № 12. С. 34–84.

36

Бахтин М. М. Ответ на вопрос редакции «Нового мира» // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. С. 329.

37

Футбол в детской художественной литературе: биобиблиографический указатель / сост. Т. А. Синкевич. СПб, 2015.

На страницу:
3 из 4