Дочь капитана Гранта

Я на цыпочках вышла в коридор, вытащила из рюкзачка газовый баллончик и так же неслышно подошла к двери. Некто колотил по ней так, словно от этого зависела его жизнь. Наверное, нужно было набрать ноль два, или хотя бы посмотреть в глазок, а лучше просто пойти спать. Но я, как обычно, выбрала неправильный вариант. Крепко держа Чарльза за ошейник, повернула ручку и впустила в дом неприятности.

На пороге, пошатываясь, стоял блондин из салона в некогда респектабельном костюме. Когда он увидел меня, в его глазах промелькнуло удивление, которое через секунду сменилось неимоверным облегчением. Словно он шел ко дну, а я оказалась брошенным ему спасательным кругом. Но вместо того чтобы вломиться в мою квартиру, Дмитрий протянул руку и схватил меня за запястье. Такая уверенная днем, сейчас его ладонь слегка подрагивала и была выпачкана чем-то темным и липким. Кожевников с видимым усилием вложил мне в руку длинный прямоугольный конверт и хриплым шепотом произнес:

– Берегитесь, Шеба. Он рядом.

– Что?! – я ахнула. – Откуда вы знаете меня?

Вместо ответа он сильно толкнул меня в грудь и захлопнул дверь квартиры. Я не сумела удержаться на ногах и рухнула навзничь. Словно сквозь вату до меня доносились удаляющиеся шаги, лай собаки и какие-то хлопки.

Я с трудом поднялась сначала на четвереньки, потом на ноги. В правой половине головы перекатывалась боль. Поминутно натыкаясь на предметы интерьера, я побрела в комнату. Включать свет было страшно. Кое-как добравшись до кровати, я потрясла Юльку за плечо. Та что-то недовольно пробурчала и попыталась отвернуться к стене.

– Да проснись же ты! – чуть не плача шептала я – Юлечка, ну пожалуйста!

Не знаю, что больше подействовало: вода из стакана на тумбочке или непривычно ласковое обращение, но Трубецкая резко села и уставилась на меня.

– Лиз, ты сдурела?! Решила мне отомстить через столько лет? – она раздраженно отряхивалась.

– Вставай быстро!

Я потянула ее в ванную.

– Куда? Зачем? Господи, Лизка! – судорожно вздохнула Юлька.

Я опустила глаза на свои руки и с трудом удержалась, чтобы не завопить. Конверт, который передал мне Дмитрий, был перемазан кровью и в одном месте украшен отверстием очень похожим на след от пули.

– Лизка, что случилось?! – Юлия присела на бортик ванны.

– Подержи.

Я сунула ей конверт и пустила воду. От вида красных потеков на белом фаянсе меня внезапно затошнило. Смыв с рук кровь я, наплевав на гигиену, напилась воды прямо из-под крана и тоже устроилась на бортике.

– Это был Дмитрий. Тот из салона….Он стучал, а я открыла….он сунул мне этот конверт и убежал….А потом его кажется, убили….Ой, Юлька, – я запустила пальцы в волосы. – Что же это творится?

– На кой ты ему открывала?!

– Не знаю..

– Почему ты решила, что его убили?

– Мне показалось, что стреляли.

– Ну ты и дура! И этот Дмитрий, он что, утром юрист, а ночью почтальон? Он хоть что-нибудь тебе сказал? – Юлия пыталась придать ситуации логическую окраску.

– Ничего, – солгала я. – Ни слова. Дай гляну, что в конверте.

– Ни за что. – Трубецкая сжала бумагу. – Не надо нам чужих проблем, слышишь? Прошу тебя, Елизавета, давай обойдемся без глупостей. Выброси его и все.

– Ни за что. А если из-за этой информации человека убили?

– Я весьма сожалею, но это не наши проблемы. А если они вернутся и убьют тебя, дуру любопытную?! – рявкнула Юлька. – Он же тебя подставил. Неужели не понимаешь? Хорош гусь! Вот как дала бы сейчас по морде!

Она воинственно махнула пластмассовым ковшиком, из которого я обычно поливала цветы.

– Стыдись, – я отобрала ковшик. – Об умерших или хорошо, или ничего. Давай сюда конверт.

– Лизка, ты точно своей смертью не умрешь, – констатировала Трубецкая.

– Может, и не умру, – я пожала плечами и вскрыла конверт. Внутри сиротливо лежали фотография девять на двенадцать и листок бумаги сложенный вчетверо. – Негусто.

– Ну и чего? – любопытный нос Трубецкой тут же возник рядом. – Из-за таких мелочей уже убивают? Все, фотки с корпоратива в печать сдавать не пойду.

– Не паясничай, – поморщилась я и повертела снимок в руках. – Где-то здесь зарыта собака. И мы выясним где. Только вначале надо проверить не оставил ли ныне покойный ненужных следов у моих дверей.

IV

Пятна крови обнаружились и на входной двери, и на полу, и кое-где на перилах.

«Мы все это ни за что не вымоем. Что-то да пропустим.» пронеслось в моей голове. «Не приведи Господь, кто-нибудь из соседей появится, и нам конец.»

Однако ни одну из этих мыслей я озвучивать не стала. Передала Юлии тряпку и шепотом произнесла:

– Значит, так. Я вытираю кровь с плитки и перил до выхода из подъезда, а ты смываешь с двери.

– Лизка, это называется «уничтожать улики». – Трубецкая мертвой хваткой вцепилась в мое запястье.– Может все-таки полицию вызовем? Скажем, кто-то ломится в нашу дверь и нам страшно. Пусть приезжают и разбираются.

– А потом они найдут труп, сверят время смерти с нашим звонком и поймут, что никуда ломиться данный гражданин уже не мог. И вуаля, мы под подозрением и у полиции, и у тех, кто его убил.

– На кой ты ему открывала?! – снова вопросила Трубецкая. – Ладно, моем. Будем надеяться, твои соседи спят сном праведников, и никто ничего не заметит.

– На моей площадке слева – хакер, ему кроме компьютеров ничего не интересно, а справа – слепая и глухая бабушка. Главное, чтобы с первого или третьего никого не принесло.

То, что я делала сейчас? было против всех моих убеждений. Я должна была вызвать полицию, должна была отдать им конверт и рассказать все, что знаю. Но я не могла позволить, чтобы потенциально опасная для Семьи информация попала в органы правопорядка.

Ликвидировав кровавую цепочку на полу и перилах, я вернулась на свой этаж. Юлька постаралась на славу, дверь буквально сверкала. Отобрав у новоиспеченного Мойдодыра тряпку, я выскочила на улицу, добежала до открытого канализационного коллектора, непроходящей головной боли управляющей компании нашего дома, и отправила туда улику. Ну, теперь, кажется все.

*****

– Лиз, мы влипли, – заметила Трубецкая, когда мы устроились за кухонным столом с чашками кофе.

– Как будто в первый раз, – фыркнула я.

– В такую историю, в первый, – мрачно произнесла Юлия. – Не хочу тебя огорчать, но если тот юрист действительно убит, конверт нужно отдать полиции.

– Что же такого особенного в этом фото? – я положила прямоугольничек перед собой. – Почему он так стремился его спасти?

– Его или этот план? – Юлия развернула листок и нахмурилась. – Бред какой-то. Дай взгляну на фото. – Трубецкая придвинула снимок к себе. – На бандитов они не похожи. Слишком благообразные. Фото старое, даже бумага пожелтела. Посмотри, у этого вместо лица теперь дыра от пули. – Юлия перевернула фотографию и хмыкнула: – А вот это уже интереснее. Лиз, послушай. «Все, что сделал предъявитель сего, сделано во благо Звезды и по моему приказу. Ему вершить суд и править моей империей. Ата… н.» – с выражением прочла Трубецкая.

– Какой еще Атан? – я выхватила у подруги фото и перечитала надпись. – Не Атан, а атаман. Ничего себе!

– Просто прелесть! – Юля хмыкнула. – Все это бред, Лизка. Какой-то идиот написал эту чушь……

– Да, а другой взял и умер с ней практически у меня под дверью, – я отхлебнула кофе. – А перед смертью попросил меня быть осторожной.

– Елизавета Юрьевна, вы путаетесь в показаниях, – Юлька поправила на носу воображаемые очки. – Ты, кажется, говорила, что он не произнес ни слова.

– Перестань, а? – я поморщилась. – И что будем с этим делать?

– А давай предъявим, – вдохновенно предложила Трубецкая. – Представь только, Елизавета Орлова, пан-атаман Грициан Таврический. Юлия Трубецкая – адъютант ее превосходительства. Как звучит! ОУЙ. – Потирая затылок, подруга переместилась к окну. —Не хочешь, как хочешь. А если серьезно, мое мнение такое: вот печка, вот спички, и нет проблемы.

– Нет, жечь его мы не будем. Я еду в Москву на пару недель. Возьму с собой.

– Нет! – Юлька подпрыгнула на месте. – Я не позволю тебе губить свою молодую жизнь.

– А твоя задача выяснить все, что можно и нельзя про труп, который завтра найдут в наших окрестностях.

Несколько секунд мы прожигали друг друга злыми взглядами, а потом Трубецкая повертела пальцем у виска и ушла из кухни.

Я осталась допивать кофе. В голове вертелась очередная дурацкая мысль, что творческие люди обычно становятся знамениты после своей смерти.

V

Утром я выпроводила Трубецкую на разведку, а сама стала собирать вещи. Напряженную деятельность прервал длинный звонок в дверь. У меня внезапно похолодело в груди, а колени стали ватными. Вот сейчас открою дверь, а мне в лоб посмотрит дуло пистолета, и я так и не узнаю, в чем собственно было дело. Однако, на пороге оказался всего лишь молоденький полицейский. Парень порылся в папочке и осведомился:

– Орлова Елизавета Юрьевна? Оперуполномоченный Васильев.

– Чем могу помочь, товарищ сержант?

– Вам повестка. Распишитесь, – он сунул мне в руки дешевую шариковую ручку и разлинованный листок.

– Повестка? А почему? Что случилось?

– Вячеслав Дмитриевич ждет вас для личного разговора. Всего хорошего, Елизавета Юрьевна.

Сунув ручку обратно в планшет, Васильев принялся названивать в соседнюю квартиру.

Я захлопнула дверь и прислонилась спиной к холодной поверхности. Значит, юрист Дмитрий Кожевников все же мертв. До того, как оперуполномоченный Сергей Васильев появился на пороге, я про себя надеялась, что все обойдется, и ночные приключения на поверку окажутся чьей-то глупой шуткой. Не обошлось.

«Берегитесь, Шеба».

Беречься, но кого?

«Он рядом».

Кто он? И почему именно сейчас?

Мои размышления прервал телефон. На другом конце провода была взволнованная Трубецкая.

– Уже в курсе? – вместо приветствия поинтересовалась она.

– Чего именно? – я потерла лоб рукой и поспешила порадовать подругу. – Мне уже повестку принесли.

– Повестка – это ерунда. Обычное дело, – отмахнулась Юлька. – По Леркиным данным, какая-то страдающая бессонницей бабушка ночью заметила выбегавшего из подъезда мужика. В ходе допроса она десять раз называла разные подъезды и дома. Оперов отправили обходить квартиры. Ну а тебя, дядя Слава персонально жаждет предостеречь от желания сунуть нос не в свои дела.

– А кто убитый уже выяснили? – поинтересовалась я.

– Пока нет. Я, как понимаешь, не горю желанием сотрудничать со следствием. Отпечатков в базе нет. Документов нет. Убит выстрелом в лицо, с близкого расстояния.

– Можно без подробностей? – взмолилась я.

– Нельзя. Может быть, ты проникнешься ситуацией, – холодно заметила Юлия. – Не хочу, однажды явившись на опознание, увидеть на прозекторском столе тебя.

– Это все?

– Нет, не все. В вещах убитого нашли листок бумаги с тремя именами, написанными ручкой. Майкл, Алекс и Шеба.

– Интересно, – одними губами повторила я.

– Что? Лиз, ты пропадаешь.

– Связь плохая, – прокашлялась я. – Ладно, Юль, я пойду, мне еще вещи укладывать.

– Вот дурында, – выругалась на том конце провода Трубецкая. – Отдай дяде Славе конверт, или я о нем случайно проболтаюсь.

Вместо ответа я повесила трубку

*****

Родное отделение полиции встречало невыносимой духотой и полумраком узкого коридора, где в рамках подготовки к визиту высокого начальства, двое электриков обновляли списанные лампочки, а завхоз Семен Иванович пытался вернуть к жизни давно почившую в бозе сплит-систему. Им мешало рабочее перемещение стражей закона, на которых электрики роняли инструмент, а завхоз матерился, как пьяный сапожник, стоило приблизиться к его стремянке ближе, чем на полметра. Следователи и опера в долгу не оставались. Пассатижи летели в небеса, а Семен Ивановича вместе со сплит-системой посылали на всем известный овощ.

На меня господа полицейские бросали взгляды полные неприязни, и дружно недоумевали, почему я еще не в наручниках, хотя уже под конвоем. Еще немного и развели бы костер, но прикомандированный следить, чтобы я чего-нибудь не сотворила, Сережа Васильев принял на себя волну народного гнева и быстро погнал меня к кабинету в конце коридора.

Я даже не успела вежливо постучать. Опер открыл массивную дубовую дверь, украшенную табличкой с надписью «Полковник Студенов В. А.», и втолкнул меня внутрь.

– Добрый день, – поздоровалась я со спиной своего крестного. – Дядя Слава, а за что меня так?

– Сядь, – не оборачиваясь, велел полковник. Было что-то такое в его голосе, от чего я сразу послушалась. – Юлия тебе звонила. Что знаешь?

– Ничего.

– Не ври. – Студенов отошел от окна, сел за стол и внимательно посмотрел на меня. – Васильев мне сказал, что ты вещи собираешь. Куда собралась?

– В Москву, на пару недель.

– Что так спешно?

– Семья. Ты ведь не будешь меня задерживать?

– Семья? – крестный покачал головой. – Что ж, по крайней мере, я буду спокоен. Они за тобой присмотрят.

– Дядя Слава,

– Нет.

– Я еще спросить не успела.

– Что бы ты ни спросила, нет. Ладно, – полковник кивнул. – Так значит, ночью ты ничего не видела и не слышала?

– Не слышала и не видела. А что случилось?

Крестный проигнорировал мой вопрос и задал свой:

– В твоем грандиозном разоблачении коррупционеров принимал участие Дмитрий Кожевников?

– Нет.– Тут мне даже врать не пришлось. – А кто это?

– Это безвременно почивший в бозе в районе твоего дома юрист из «Стеллы». И мои ретивые подчиненные уже пытаются связать твои громкие разоблачения с его смертью.

– Здесь нет никакой связи.

– Надеюсь. – Вячеслав Анатольевич тяжело вздохнул. – Раньше чем через месяц, не возвращайся. Нижайший поклон Павлу и Маргарите.

Я вышла из кабинета и покачала головой в ответ на немой вопрос во взгляде Васильева.

– Нет, товарищ сержант. Я все еще свободна. Не проводите меня до проходной?

….Остаток дня, я не знала, куда себя деть, мучилась дурными предчувствиями, зачем-то поругалась с Трубецкой, тут же помирилась, а в девятнадцать ноль-ноль села в поезд, который через восемь часов должен был доставить меня в лучший город земли.

VI

Атмосферу, которая царила в конференц-зале холдинга ЗАО «СтеллА» даже с большой натяжкой нельзя было назвать дружеской. Вокруг стола из красного дерева, украшенного тонкой резьбой, собрались пятеро из шестерых ныне здравствующих акционеров компании. Они обменивались волчьими взглядами и ничего не значащими фразами, и с нетерпением ждали прибытия шестого, дабы обрушить на него всеобщий гнев за длительное ожидание и хоть как-то разрядить обстановку.

Александр Климов бросил взгляд на часы и, сложив руки на груди, возвел глаза к потолку. Похоже, он зря два часа разглагольствовал на тему, как важна для них эта встреча. Князь согласно кивал и не возражал. Алекс тогда внутренне возликовал, начисто позабыв, что данная личность вообще никогда не унижается до споров, предпочитая пустопорожней болтовне активные действия. Вопрос только, в каком направлении он собрался действовать? Кого будет поддерживать, когда Атаман мертв?

– Ну, хватит, – словно в ответ на его мысли хлопнул ладонью по столу предполагаемый наследник контрольного пакета акций, родной сын создателя их звездной империи Марк Антонович Павлов. – Сколько можно ждать? Александр, может быть, ты дашь нам разумные объяснения отсутствия Кирилла Андреевича?

Климов, преодолевая желание покрутить головой и пожать плечами, невозмутимо произнес:

– Пробки.

– Пусть пересядет на вертолет. – язвительно бросил Павлов.

– Это неуважение ко всем нам, господа. – вальяжно произнес полный лысоватый мужчина, откидывая крышку портсигара.– Предлагаю начинать без него. С общего разрешения.

– Прекратите, Константин Сергеевич. – поморщился Марк. – Вы тоже нечасто баловали нас своим присутствием. До смерти моего отца. И никто не упрекал вас в неуважении к собранию акционеров.

Дальнейшему обмену любезностями помешало долгожданное появление Кирилла Андреевича Донского.

– Добрый вечер, господа. Прошу прощения, что заставил себя ждать. Непредвиденные обстоятельства. – Князь, не обращая внимания на злые взгляды присутствующих, обогнул стол и сел в свободное кресло. – Начнем, Марк Антонович?

– Начнем. Господа, я смею напомнить, что мы собрались здесь по довольно прозаичному поводу, – жестом призывая всех к молчанию, произнес Павлов. – Завещание отца.

– Как я понимаю, Атаман сыграл с нами последнюю шутку. – протянул коренастый блондин с пышными усами цвета спелой пшеницы. – Он умудрился составить юридически правомерное завещание, не указав имени наследника. У кого его снимок, тот получает все.

– Ты прав, Сергей Петрович. – Марк кивнул. – Отец, напоследок, поразвлекся, как мог.

– Он хотел, чтобы «СтеллУ» получил самый достойный. – уточнил последний из присутствующих – высокий худой брюнет- Петр Михайлович Белымов. – Намечается большая игра, джентльмены. По правилам, завещанным нам отцом-основателем….

– Я устал от игр в стиле девяностых, Петр Михайлович, – поморщившись, произнес Алекс. – Будем вырывать фото друг у друга из глотки, пока в живых не останется кто-то один?

– Я согласен с Климовым, – кивнул Павлов. – Не думаю, чтобы отец хотел такого. Он ценил в людях ум.

– Скорее Атаман вообразил себя древним правителем, с которым в загробный мир отправлялись лучшие воины и женщины. – ухмыльнулся Константин. – В отличие от тебя, Марк, он знал толк в смертельных играх. Ты не так похож на него, как хотелось бы. И при всем моем уважении, – последние слова вызвали скептическую улыбку на лице Павлова, на которую Стрельцов не соизволил обратить внимания, – я не уверен в том, что ты или твоя внучка должным образом смогут обеспечить судьбу нашей империи.

Марк с трудом удерживал на лице безразличное выражение. Да, Атаман не уважал своего сына, равно как и свою внучку, считая первого заурядным ботаником, который не способен на решительные действия, а вторую пустоголовой дурочкой. Он обеспечил им достойное будущее, даже по-своему любил, но в решении всех деловых вопросов полагался на Князя. И как бы Павлову не хотелось это признавать, тот никогда не подводил. Марк тихо ненавидел молодого конкурента, но вместе с тем, доверял ему больше чем кому-либо в подлунном мире.

– Я думаю, Петр Михайлович прав, игра должна быть в стиле Атамана, – напряженную тишину нарушил бархатный голос Кирилла. – Что касается Марка Антоновича, господин Стрельцов, вы, как всегда, не располагаете достоверной информацией и можете сделать неверные выводы.

Стрельцов стиснул зубы так, что на скулах выступили желваки. Этот человек без прошлого, которому Атаман почти сразу же выделил двадцать пять процентов своего пакета акций, не уставал напоминать о том, что ему никогда не подняться до звёзд. Со своими пятнадцатью процентами капитала, не составить даже блокирующего пакета. Как же сейчас Стрельцову не хватало проклятого снимка, дающего право на акции Атамана.

– Я всегда ценил Марка, Кирилл Андреевич, – с неохотой пошел на попятную Константин. – И лишь напомнил ему о том, как важно быть достойным такого отца, как наш почитаемый Атаман.

– Я осознаю, какая это ответственность, – скривил губы Павлов.

Его, как обычно, раздирали противоречивые чувства. С одной стороны он был искренне благодарен Кириллу за поддержку, а с другой ненавидел себя за то, что даже с акциями отца, вряд ли сможет обойтись без его помощи.

– Что ж, играем в стиле Атамана. Первый, кто предъявляет собранию фото, получает его акции. Вне зависимости от того каким путем в его руках окажется снимок. Мы не станем вмешивать в свои внутренние дела органы правопорядка.

Конференц-зал понемногу опустел. Никогда Марк не чувствовал себя настолько раздавленным. Что будет, если фото предъявит Стрелец? Кто тогда позаботится об Але?

– Если ты готов сам лечь в гроб и заколотить изнутри крышку, я договорюсь об аренде катафалка и лошадок с плюмажем на головах, – прозвучал над ухом язвительный голос Князя.

– Да что ты понимаешь? – вскинулся Павлов. – «СтеллА» моя! Отец должен был завещать ее мне, а не устраивать этот цирк. Эти стервятники растащат компанию…

– Да и съедят твою бедную внучку, – поддержал Кирилл. – Марк, за пять лет знакомства, я наизусть выучил твой репертуар. Не желаешь как-то воспрепятствовать наступлению этих траурных событий?

– Как? – Павлов отрешенно покачал головой. – Взять в руки автомат и расстрелять оппонентов? Константин прав, я стар и не создан для этого мира. Я лишь хочу счастья для внучки…..

– С Никитой Стрельцовым она будет жить, как у Христа за пазухой, – язвительно заметил Кирилл. – Как твоя дочь с Константином.

В лицо Марка словно плеснуло обжигающей волной. Он сам не помнил, как вскочил с кресла и, вцепившись в края пиджака, Донского заорал:

– Не тронь Лару, слышишь?! Не смей!

В следующий момент Павлов шлепнулся обратно в кресло, а Кирилл спокойно продолжил:

– Теперь серьезно. О затее твоего папеньки я знал еще за месяц до его смерти, более того, это была моя идея. Фото должен был предъявить ты, а Стрелец и прочие благополучно перегрызть друг другу глотки. Но, к глубокому сожалению, я ошибся в выборе актера для исполнения финальной части пьесы. – Князь криво усмехнулся. – Я не учел, что Кожевников мог испытывать к твоей внучке глубокую симпатию и решил, что я имею личные мотивы в этом деле.

– Его убили по твоему приказу?

– Я дураков не убиваю. Тем более влюбленных. – поморщился Кирилл. – Итог неутешительный -Дмитрий мертв, фото при нем нет.

– А если фото нашла местная полиция? И оно, так или иначе, попадет в руки Стрельцова?

– Нет, – в разговор вступил доселе безучастно сидящий Климов. – В вещах Дмитрия фотографии не было. Нашли только листок со списком имен. Одно мое. Два других Майкл и Шеба. Вам это о чем-нибудь говорит, Марк Антонович?

Марк недоуменно покачал головой.

– Может быть, Аля знает.

– Есть одна зацепка, – продолжил Донской. – Дмитрий звонил мне и произнес «Семья».

– Семья? – Александр приподнял брови. – Чья семья? Нет, Князь, не может быть.

– Кожевников последние полгода совмещал работу в «Стелле» с юридической помощью организации Пауля Кройстеда.

– Этого еще не хватало. Семья…

– Что это за мафиозный клан? – насмешливо осведомился Марк.

– Павел Робертович Ройстед и его помощница Маргарита Александровна Болотова тридцать лет назад начали работать с одаренными детьми, – отстраненно излагал Климов. – Отбирали сирот в возрасте от восьми до тринадцати лет, по им одним понятным критериям. Эти дети попадали в закрытую школу-интернат, откуда в восемнадцать лет выпускались настоящие самородки. Мальчики, в большинстве своем, шли в военные училища. Девочки, в основном, творческие личности. Каждая со своим уникальным талантом. Методикой господина Кройстеда заинтересовались в верхах, но ничего необычного не выявили. Была даже весьма неприятная история с похищением нескольких воспитанниц, но дело рассыпалось, толком не начавшись. Достоверно известно только то, что дети у Ройстеда и Болотовой необычные, невероятно привязанные друг к другу и к приемным родителям, и что трогать их не стоит. Опасно для здоровья. Неужели нам придется требовать от Павла Ройстеда нашу законную собственность?

– Надеюсь, что требовать не придется. Завтра вечером я встречаюсь с посредником. Возможно, удастся решить все миром, – подвел черту Кирилл. – А ты, Марк Антонович, займись своей внучкой. Может быть, и от нее услышишь что-нибудь интересное.

Когда Павлов покинул конференц-зал, Климов произнес:

– Не лез бы ты в Семью, Князь. Черт знает, чем они там на самом деле занимаются. Не хватает еще, чтобы тебе мозги промыли и, не приведи Господь, в правление пробились.

– Будем плакать, когда будут бить, – пожал плечами Кирилл и вышел.

VII

Я бесцельно брела по сосновому лесу, окружавшему дом Семьи. Тропинок, подобных этой, было проложено ровно десять. На протяжении всего маршрута расставлены лавочки и урны. На деревьях младшие братья и сестры развесили кормушки для птиц и белок.

После приезда и вселения в квартиру одного из моих братьев, который сейчас воевал на Ближнем Востоке, мне сразу пришлось ехать в Подмосковье.

Дядя, мрачный, как никогда, озвучил необходимое количество конечного продукта и вышел, дабы не мешать процессу. Он никогда не смотрел, как я работаю, не просил записать пропорции. В юности это казалось мне странным, но потом я поняла, что дядя был прав. Слишком соблазнительным было такое знание. Мало кто мог выдержать искушение.

Что же случилось? Никогда не видела дядюшку Пауля таким. Никогда не было такого, чтобы тетушка Маргарита не встретила приехавшего члена Семьи. Даже стены дома дышали безысходной тоской. Когда я закончила, то настолько прониклась общим настроением, что убралась из дома на прогулку.