Как дура с намытой шеей

Светлана Кошуба

Как дура с намытой шеей

КАК ДУРА С НАМЫТОЙ ШЕЕЙ

Они познакомились на международном конгрессе много лет назад.

Как-то, из моря новых лиц и имен, он – весьма интересный одинокий мужчина из Израиля – выделил её. Пару знаков особого внимания, пару пристрастных комплиментов, пару прогулок при луне. Разъехались с телефонами друг друга… Начался многолетний телефонно – интернетный роман.

– Ты должна приехать и научить меня семейной жизни,

– твердил он уже не в первый раз.

О, учить мы любим! – подумалось ей. Нас хлебом не корми, только дай возможность кого-то поучить. А тут ученик сам напрашивается на поучения.

– Я ведь был женат всего пару месяцев.

– И какая же стерва не оценила такого прекрасного человека!

– Мы потом решим, где будем жить: тут или там. Ну? Я высылаю билеты… на 3 недели.

И… она рискнула.

Пару недель усиленной диеты… Как энциклопедию по уходу за засидевшимся женихом, она брала с собой наставления подруги Наташки:

– Тебя губят твои сильно закрученные мозги и распирающее чувство юмора. Рот – закрой, уши – открой. Дай возможность мужику возле тебя развернуться: поумничать, почувствовать себя хозяином, – наставляла ее мудрая Наташка.

– Я воль, мэм! – отвечала наша героиня. Наташкиному опыту она доверяла.

Взлет-посадка. Раннее утро.

Его опоздание скрасил со вкусом подобранный букет роз. На новенькой Ауди они проехали по сказочному городку, утопающему в зелени. 5-тикомнатная квартира с двумя ванными и туалетами! Еще бы! 16 лет работы в мэрии Иерусалима! Все очень аккуратно типично по-израильски: мраморные полы, шикарная терраса, минимум мебели.

– Можно я не буду снимать пока туфли? – спросила она, поскольку обувь всегда подбирала, как важнейшую часть туалета и чувствовала себя без каблука, ну, просто ниже уровня моря (тем более, что в квартире не было ни одного ковра или паркета, которые можно бы было испортить каблуками).

– Нет, все же сними,– ответил ее жених и поставил перед ней тапочки 43 размера.

– Потом достанешь свои. Я надеюсь, ты их привезла? Удивившись столь «светскому» приему, нехотя,

она повиновалась, сразу же почувствовав, как ее наряд в этих тапочках тут же превратился в наряд Золушки ДО её встречи с Волшебницей.

Они стали накрывать стол к праздничному завтраку. Она взялась помогать ему. И вдруг услышала:

– А ты помидоры помыла мылом?

– Мылом?! – Пауза. – А что, у вас арабские террористы опрыскивают помидоры цианистым калием? (О, боже, закрой рот, вспомнила она наставления Наташки!)

-Так делала моя мама. Так она научила меня. Счастливая еврейская мама! – подумала она.

-Надо полагать, ты стол протерла с мылом? – прозвучал следующий вопрос.

Да что же тебя так на этом мыле зациклило! – подумала она. – Молчать! Без комментариев! – с трудом приказала она себе, но чувство юмора уже перло из нее бесконтрольно:

– А что, ты неделю не был дома? Или у тебя тут дизентерия?

– Не иронизируй. Моя мама была лучшей хозяйкой в округе.

Что-то ей эта утренняя прелюдия-разминка «на троих» переставала нравиться…

«Семья -это бесконечные жертвы» – вспомнила она наставления подруги и представила себе бедную маму, попавшую во время эвакуации в дикий узбекский кишлак, где кишели вши и тиф, и которая так и не смогла перестроить себя за столько послевоенных лет к условиям новой жизни. «Будь снисходительна к ее памяти», – приказала она себе, – а заодно и к его сыновним чувствам… «Молодец!» – похвалила она себя и села, наконец-то, к столу. Но неожиданно последовало новое указание:

– Придвинь стул ближе к столу, чтобы крошки не сыпались на пол.

И лично придвинул ее стул к столу. Ее чувство юмора еще не успело сработать, как раздалась целая серия следующих указаний:

– Придвинь к себе ближе тарелку, чтобы крошки не сыпались на стол! – Ага, то было на пол, а теперь уже на стол! Теперь в ребра упирался и стол, и тарелка, которую, вообще-то видно почти не было. Она находилась где-то вне зоны видимости под ее мощным бюстом, который просто возлегал на тарелке. Продезинфицированные помидоры имели шанс вообще в рот не попасть.

– Смотри, не залезь своей ложечкой в кофе. И уже через полминуты нужно было быть внимательной, чтобы не залезть этой чертовой ложечкой в сахар!

– Смотри, не облокотись на стену, а то сотрешь мне побелку! Смотри, не задень кабель.

И так далее и тому подобное…

Она досчитала до трех, набрала воздух и, стараясь быть очень спокойной, речитативом произнесла:

– Вообще-то, если тебе не изменяет память, я приехала не из Конго, а из европейской и оччччень цивилизованной страны – Германии, – осмелела она.

Закончив завтракать, он неожиданно согнулся в 3 погибели, наслюнявил указательный палец и стал налеплять на него, как на клей, с пола крошки, все-таки просочившиеся туда, но исключительно возле его места. Возле нее этим крошкам даже и не было шансов проскользнуть вниз. Где крошки может быть и были, так это в ее декольте.

Тем не менее, как истинная еврейская невеста с 2-хлетним стажем мытья посуды в немецком ресторане, после завтрака она взялась помыть посуду. И зря… его голова уже зловеще зависла над ее плечом.

Руки стали подрагивать.

– Как ты моешь посуду!?– взревел он.

– А как? Так моют посуду у нас в Германии.

– Вот у себя в Германии и будешь так мыть, а у нас моют по-другому! – негодовал он, вырвав со злостью тряпочку из ее рук и демонстрируя перед ней метод мытья посуды времен маминой эвакуации, как некое ноу-хау израильской технологии! – Поняла? – и вернул ей тряпочку.

«Ага, так вот почему он был женат всего пару месяцев!

Какая же женщина потерпит этот      терроризм! Этот диагноз у нас в Германии называют «Контроль Фрик» или по-русски я бы перевела его как «Партия наш рулевой».

А с чего это я решила, – подумала она, – что этот «Врожденный холостяк» позволит кому-то нарушить его пространство, его собственное!».

Тем не менее, домыв посуду «его способом», она встала перед дилеммой: а какой же тря-почкой мыть раковину? Перед нею лежали две: от посуды и от стола. Ну, как Вы думаете, какой? Ага, фигушки Вам! Она рискнула одной из них, ведь те только что лежали в раковине.

Но сзади снова раздался возмущенный рев:

– Что ты делаешь!? Какой тряпочкой ты моешь раковину!? – В подтексте звучало: «дура!» – А какой? – затравленно промямлила она.– Второй, что ли?

– Нет! Нет! У меня есть для этого… ха-ха-ха, – благодушно и иронично похихикивал он, – Фокус-покус! третья тряпочка!!! – победоносно уже визжал он.

– Но тут ее не было…– пыталась она защитить себя.

– Пра – виль –но!!! Потому что я мою раковину раз в 3-4 дня!

– А я после каждого мытья посуды,– решила заступитья она за себя.

– Вот и мой у себя в Германии после каждого. И в чужой монастырь не лезь со своим уставом!

Протирая покрытие возле раковины, она подняла кофеварку и чайник и, вероятно, немного изменила дислокацию этих предметов. Но незамедлительно услышала:

– Поставь как было,– прокомментировал он ее движения голосом Левитана, сообщающего сводки военных действий.

Ей с такой тоской захотелось домой на Родину, в родную Германию, где все друзья считают ее чудной хозяйкой… А она – дура!!– везла ему рецепты излюбленных ее гостями блюд! Да кому они здесь нужны! Двум хозяйкам на кухне не бывать!

«Боже, так это еще только завтрак! А как же пережить еще обед и ужин, а главное- ночь!

И еще… 3 недели!» Она его уже ненавидела. Но к обеду она уже знала, как нужно подвинуть стул и тарелку, как нужно мыть посуду и какой тряпочкой, что мыть с мылом и без.

Настроение господина Макаренко заметно улучшилось. Он был весьма и весьма доволен (не способной ученицей, конечно, а своим педагогическим талантом, позволившим новобранцу-новобранке так быстро усвоить его уроки!) Поэтому… после обеда была предложена развлекательная программа. И они поехали… на кладбище к маме…

К ночи он стал расслабляться от претензий. Его глазки замаслились нетерпеливым ожиданием, подхалимажем и лестью, а она прокручивала в голове тысячу причин для того, чтобы как-то перебраться в зал на диванчик. Но голос Наташки неумолимо чревовещал в ней:

«А ты думала наши мужья лучше!? Да семейная жизнь – это каждодневный компромисс и подстраивание во имя семьи! Вперед! На мины!». Как жертвенный агнец, принесенный на алтарь семьи, она поволокла себя из кухни, помыв, конечно же, вечернюю посуду «его способом», в спальню, где он настраивал видеомагнитофон, и взяла в руки намечавшийся фильм.

– В этом доме, прежде чем взять что-то в руки, спрашивают разрешения,– указал он ей менторским тоном, но увидев ее реакцию полного шока, тут же принялся извиняться:

– Ну, прости, прости, пожалуйста. Я такой зануда, я знаю. А ты не молчи. Ты дай мне отпор. Я хамлю, борзею, а ты поставь меня на место! – и примирительно ее чмокнул. Но тут же, как вспомнив что-то, выпалил:

– А ты руки помыла? – спросил он, пристраиваясь, чтобы в очередной раз ее чмокнуть.

– Зачем? Я же в моющем средстве мыла только что посуду…

– Вот именно, посуду,– радостно и совершенно миролюбиво подхватил он.

«Ну? Думай, думай, рассуждай», – звучал его подтекст.

– А сейчас будешь прикасаться уже к… ну, к кому? К… мужчине. – Звучал совершенно безобидный голос воспитателя детского сада, подталкивающего детишек к правильному ответу.

Она молча смерила его убийственным взглядом и ушла в ванную принимать свой ежевечерний душ… Выходить не хотелось. Но что-то же нужно было предпринимать!? – И решение было принято.

Она мученически выволокла себя из ванной.

– Я утром уеду,– выдавила она, принятое там решение. Он бросился на колени, обнимал ее ноги и молил:

– Я знаю, ты можешь меня ненавидеть. Ну, прости меня. Я знаю, что могу замучить любую бабу! Не уезжай! Я буду стараться!

«Ты будешь!!!» -иронично пронеслось в ее голове. Но прощать не хотелось. А мужчины с чистыми руками не хотелось вообще. Почему-то возникла тюремная ассоциация: «С чистой совестью!» и, непременно, со словами «на свободу!»

Ночь ушла на мольбы, сопли, извинения и раскаяния.

– Ну, что, что ты струхнула? Не уезжай! Мы с тобой через пару деньков так притремся друг к другу, мы будем такой чудной парой! Да через три недели я бы был уже, как шелковый!

(Ты бы был! Читай: ты была бы уже, как шелковая.) Но ее уже трудно было остановить.

Провожая ее в аэропорту, он был внимателен, тактичен и произнес свой самый главный, припасенный только для нее, аргумент отчаяния:

– Я тебя так приблизил, как никого! Ты единственная женщина, которую я повез на кладбище к маме! Наверное, это было жестоко с ее стороны, но она все же решилась ему ответить:

– Я думаю, что другим твоим женщинам повезло больше, чем мне. Их ты, наверное, водил есть в ресторан, а кладбище в программе заменял на театр.

Так, как дура с намытой шеей, вернулась она домой, где все были так счастливы ее видеть.

И закатила пир! Стол ломился от яств! (А помидоры, помидоры-то не нужно было мыть с мылом!)

Какое же это счастье быть одной!!!

АМЕРИКАНСКИЙ ЖЕНИХ

Как-то в моей квартире раздался звонок. Моя сердобольная подруга из Америки, страшно переживающая, что я такая умница-разумница, красавица и пр. и пр. («Такое добро пропадает!» – и одна), дала мой номер телефона своему американскому знакомому. У моей приятельницы, не обремененной особыми принципами, своеобразный подход к подбору кадров: если у мужчины в портмоне больше 100 долларов, то его уже можно рассматривать как кандидата в женихи.

Кандидат оказался выпускником Киевского театрального училища по специальности режиссер массовых мероприятий. И это, знаете ли, очень, как-то, было заметно. Массовик-затейник пер из него изо всех дыр. Так, он звонил, например, задавал вопросы мне, но отвечал на них сам и, знаете ли, так пространно, с анекдотами и прибаутками. Например: «Ну, как дела?» – Я только открывала рот, чтобы рассказать, как же у меня дела, но шансов рассказать о них у меня просто не было. «Небось делаешь то-то или то-то?» – И тут шла серия анекдотов на тему «Чем занимаются обычно женщины». Потом, отталкиваясь от этой мысли, делалась связка: «Знаю я вас, женщин».

И шла новая волна прибауток и шуток про дебильных женщин. Так, «поговорив» с массовиком-затейником минут 30, ничего не узнав о нем, ничего не рассказав о себе, мы прощались, опять- таки с серией анекдотов на тему «Прощание». Он напоминал мне конферансье, которому нужно было развлечь публику, пока опаздывающая звезда выбирается из пробки.

Но ему почему-то показалось, что мы все же родственные души. И он сообщил мне, что приезжает в Германию и берет на неделю для нас путевки в Испанию. Я в шоке. Советуюсь со своей взрослой дочерью.

– Мама, папу не вернешь, надо подумать о себе. Надо в жизни что-то менять.

– Но он столько говорит. Меня уже сейчас раздражает этот словесный понос

– Мужчина стесняется и от стеснения молотит, что попало. Привыкнет – станет меньше говорить. Перевоспитаешь, в конце концов.

И я… согласилась. Но мое условие: свою часть поездки я оплачиваю сама.

Он должен приехать в обед, переночевать у меня, а утром мы едем поездом в Гамбург. Оттуда начинается наше автобусное путешествие в Испанию. Встречаю его на вокзале. Выходит из вагона донкихотовского роста и худобы ковбойская шляпа в ковбойских сапожках на каблучках… Он, не знающий ни единого слова по-немецки, а по-английски говорящий, как советский пятиклассник, вываливается из вагона, окруженный молодежной компанией. Прощаясь, чисто по-американски, со всеми обнимается, братается, всех похлопывает по плечу, говоря каждому «окей?» и «йес?» (Почему-то с вопросительной интонацией…). Очень театрально и пышно поприветствовал меня. И тут же представил меня всей компании, как свою невесту.

– А кто это? – спросила я.

– Да, в поезде познакомились.

– А на каком же языке вы общались?

– Руками, ногами, мимикой. Театр-великая сила!

Я была в полной растерянности: как мне его оценить? – Чудоковатый балабол?

По дороге к машине я встретила приятельницу, которая, приостановившись на минутку, успела мне на ухо шепнуть: «Какой красавец!». А я что-то этого даже и не заметила. Ну, хорошо, раз он так нравится женщинам, поищем в нем что-нибудь еще приятное.

Нас ждала машина моего крутого зятя. Дочь тоже там. Познакомились. Сели в машину. И тут гость выдает:

– Сегодня вечером я приглашаю вас всех в ресторан. Кушать будете все, что захотите, – я плачу!

Да-да. Он так и сказал. Именно: «кушать» и с пафосом: «я плачу!».

Мой зять с усмешкой искоса посмотрел на меня. Его взгляд говорил: «Это что за такое чудо ковбойское приехало, пытающееся удивить меня бесплатным ужином!?».

Дома он стал вынимать подарки, купленные явно по доллару в киоске аэропорта. Но каждый подарок облекался такой вступительной речью, так сладко продавался! Так конферансье подает публике провинциального баяниста, подсунутого ему филармонией, в совместном концерте со звездой союзной величины. Например, полиэтиленовую скатерку, сворачиваемую с мизинчик, но зато с американским флагом, гарнировал речугой о дружбе народов и анекдотцем на эту тему. А моему сыну двенадцати лет, 10 сантиметровый сувенирный самолетик, как для детей до 3 лет- литой, чтобы они не проглотили детали. (Если бы он был внимательным в телефонных разговорах со мной, то у него бы отложилось в памяти, что мой сын играет в сборной города по хоккею, а собирает сборные модели самолетов, выписывая иногда их даже из той же Америки).

«Будущему летчику-испытателю, открывателю новых миров!!! Тра-та-та!!! Закрой глаза!». Но надо отдать ему должное, поскольку в Америке он работал ювелиром, он привез мне в подарок…бриллиантовое золотое кольцо, правда, подержанное. Оно было преподнесено с такой же помпой и таким же фейерверком, как и все остальное.

Я пыталась отказаться от такого дорогого подарка. Дорогой подарок как-то обязывает ко многому.

Но…пора было ехать – по его приглашению – в ресторан. Подъехал зять с дочерью. Поехали в ресторанный район. Но, к сожалению, неожиданно полил, как из ведра, страшный дождь, и мы ткнулись в первую попавшуюся дверь. Это оказалась дверь китайского ресторана. Но деваться было некуда- за окном стоял стеной ливень.

Он театральным жестом – щелкая пальцами – стал подзывать официантов, чего в Германии, с ее демократией, никто и не мыслит себе позволить. Что-то кричал им вдогонку. Выбегал из-за стола, обнимал бедных коротышек, похлопывал их по плечу, делал с ними сэлфи в обнимку. За столом так громко кричал, что на нас стали неодобрительно оборачиваться соседи. Каждые пять минут он приговаривал: «Кушайте, кушайте». Напоследок он собрал всех официантов и демонстративно стал им раздавать каждому по десятке чаевых. Немцы ошалело смотрели на гульбон заезжего русского купчишку, желающего пустить пыль в глаза. Я была готова провалиться под стол, было просто неудобно перед крутым зятем. Я не представляла себя рядом с таким суетливым и помпезным человеком. Мне хотелось видеть рядом с собой мужчину с большим достоинством, чем у этой прыгающей обезьяны. Дочь поглаживала меня по локотку, приговаривая: «Ничего – ничего, все утрясется».

Возвращаясь домой, по дороге, я все ломала голову: как же нам расположиться на ночлег? Я – тургеневская барышня. Меня очень трудно уложить мужику в постель. Ему очень надо потрудиться для этого. Меня можно очаровать интеллектом, знаниями, воспитанием, судьбой, в конце концов. Но купить Меня невозможно.      Никакими суммами.

Деньгометание меня отвращает, вызывает раздражение. Чего он и добился – колхоз «Путь Ильича»! Но вопрос решился сам собой:

– Знаешь, может быть ты мне сегодня постелила бы в зале? Я перед приездом к тебе заехал в Австрию к другу и там с ним попал в аварию. Мы стукнулись с другой машиной. У меня поэтому так поясница болит. Мне бы отлежаться и отоспаться сегодня.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.