Сказочное невезение

– Так что я такое натворил в прошлой жизни? – спрашивал я снова и снова.

Дядя Альфред на это только качал головой.

– Не знаю, чего ты там натворил, Кон. Это ведомо одним лишь Властителям Кармы. Может, ты был непорядочным полицейским, или судьей-взяточником, или трусливым солдатом, а может, и вовсе предателем – кто ж знает! А я знаю одно: либо ты не сделал чего-то, что должен был сделать, либо сделал что-то, чего делать был не должен. А посему судьба твоя будет исполнена всяческих бед.

И дядя быстро уходил, бормоча под нос:

– Если только, конечно, мы не найдем какого способа загладить эту твою вину.

Мне после этих разговоров всегда делалось донельзя скверно. А кроме того, после них обязательно случалось что-нибудь плохое. Один раз я поскользнулся на Столовом утесе – а залез я к тому времени уже довольно высоко – и ободрал себе всю физиономию. В другой раз упал с лестницы и вывихнул ногу, а еще в другой раз порезался на кухне – весь лук залил кровью, – но самое мерзкое заключалось в том, что каждый раз я думал: так мне и надо! Это расплата за какое-то преступление в прошлой жизни. И я чувствовал себя страшно виноватым, пока царапины, вывих или порез не заживали. Тогда я вспоминал слова Антеи о том, что она не верит во все эти прошлые жизни, и мне делалось лучше.

– А ты не можешь выяснить, кем я был и что натворил? – спросил я как-то раз у дяди Альфреда, после того, как получил от директрисы выговор за то, что вся моя одежда мне мала. Она написала об этом записку и велела передать ее родителям, но я ее выбросил, потому что мама только что начала писать новую книгу, да и вообще, я считал, что заслуживаю все эти неприятности. – Если бы я знал, я бы попробовал с этим что-нибудь сделать.

– Говоря до свирепости откровенно, – сказал дядя, – должен тебе сообщить, что изменить Рок можно, только когда выяснишь, что к чему. Но я попробую разобраться. Попробую, Кон.

Он стал проводить с этой целью какие-то опыты у себя в кабинете, но, кажется, толку из них не вышло.

Примерно через год после отъезда Антеи я как-то раз очень разозлился на Дейзи Болджер за то, что она не позволила мне просмотреть новую книжку про Питера Дженкинса. Я сказал ей, что дядя мне это разрешает, но она только твердила:

– А ну поставь на место! Истреплешь, а мне потом попадет.

– Шла бы ты уже работать в эту фарфоровую лавку, – сказал я под конец.

Она сердито вскинула голову:

– Много ты понимаешь! Мне это сто лет не нужно. Там же скучно, как я не знаю где! Я придумала это только затем, чтобы выколотить из твоего дядюшки нормальное жалованье, – кстати, он все равно не платит мне и половину того, что мог бы себе позволить.

– А по-моему, платит, – сказал я. – Потому что вечно брюзжит, как дорого ты ему обходишься.

– Это потому, что он скупердяй, а не потому, что у него денег нет, – ответила Дейзи. – Да он будет побогаче этого графа из Столлери. Этот магазин – просто золотое дно.

– Да что ты! – удивился я.

– Я же сижу за кассой. Так что я знаю, – сказала Дейзи. – Мы находимся в самой живописной части города, так что все туристы – наши, что зимой, что летом. Не веришь – спроси мисс Сайлекс. Она ведет счета.

Меня это так удивило, что я перестал сердиться, а заодно забыл про книгу о Питере Дженкинсе. А Дейзи, видимо, только того и было нужно. Она вообще была хитрющая. Впрочем, поверить ей я ну никак не мог, ведь дядя Альфред постоянно переживал из-за денег. Тогда я стал пересчитывать посетителей.

И Дейзи оказалась права. Столчестер знаменит своими достопримечательностями: тут вам и исторические здания, и горы вокруг. Летом к нам приезжают осмотреть город, поиграть в казино, полазать по горам. Зимой – покататься на лыжах. Но из-за того, что город расположен довольно высоко, летом у нас бывает дождь и туман, а зимой снега иногда маловато, или он слишком мягкий, или, наоборот, метель – и вот в такие-то дни туристы набиваются в магазин буквально сотнями. И скупают все, от словарей, чтобы проще было разгадывать кроссворды, до заумных книжек по философии, детективов, биографий, приключенческих и кулинарных книг. Некоторые даже хватают заодно и мамины книжки. За несколько месяцев я убедился, что у дяди Альфреда действительно золотое дно.

– На что же он все это тратит? – спросил я у Дейзи.

– А кто же его знает, – фыркнула она. – Этот его кабинет стоит немало. Кроме того, он всегда покупает самый дорогой выдержанный портвейн для кружка волшебников. И одежда у него вся ручной работы.

В это я тоже поначалу не поверил. А потом сообразил, что один из волшебников, который каждую среду приходит к дяде Альфреду на заседания кружка, – это мистер Хокинс, портной, причем зачастую он приходит пораньше и с целыми тюками одежды. А кроме того, я много раз помогал относить наверх старые пыльные бутылки с портвейном. Правда, мне и в голову не приходило, что портвейн – дорогая штука. Мне было сильно не по душе, что Дейзи оказалась настолько наблюдательнее, чем я. Впрочем, она и правда была хитрющая.

Вы и представить себе не можете, с каким искусством она добивалась прибавки к жалованью. Иногда у нее уходило на это недели по две – десять дней на вздохи, ворчание и рассказы о том, как она перетруждается и как плохо живет, потом день на разговоры о том, как милая дама из фарфоровой лавки сказала, что возьмет ее на работу хоть завтра, только приди. В конце она заявляла: «Ну, всё! Я увольняюсь!» И каждый раз это срабатывало.

Я наконец сообразил: дядя Альфред просто терпеть не может, когда от него кто-то уходит. Наверное, поэтому он и позволил Антее учиться в Соборной школе: чтобы она оставалась дома и делала в нем что-то полезное.

Я не мог припугнуть его тем, что уйду, – пока не мог. В нашей стране полагается ходить в школу, пока тебе не стукнет двенадцать. Впрочем, подумал я, можно припугнуть их тем, что я больше не буду готовить. Хотя, если подумать, – нашел чем припугнуть.

В первый раз я действовал даже медленнее, чем Дейзи. Недели две вздыхал и рассказывал, как жутко мне надоела готовка.

Наконец мама даже сказала:

– Да уж, Конрад, тебя послушать – можно подумать, что тебя эксплуатируют.

Мне только того и надо было. Я вскипел и заклокотал и выпалил с большим чувством:

– Да, вы меня эксплуатируете! Вот именно! Не буду я больше готовить, никогда и ни за что!

Дальше все пошло еще глаже. Дядя Альфред тут же утянул меня к себе в кабинет и стал увещевать:

– Видишь ли, говоря до свирепости откровенно, Кон, мама твоя ни черта не смыслит в готовке, а уж я и подавно. При этом нам ведь нужно что-то есть, верно? Ну давай же, скажи, что ты передумал.

Я огляделся – кругом странные заковыристые стеклянные штуковины и всякая блестящая аппаратура – и подумал, сколько все это должно стоить.

– Нет, – сказал я мрачно. – Пусть кто-нибудь делает это за деньги.

Дядя сморщился. Чуть не передернулся от этой мысли.

– А допустим, я предложу тебе небольшое вознаграждение за твои кулинарные услуги? – сказал он увещевающим тоном. – Ну, что бы ты хотел?

Я заставил его немного меня поуговаривать. Потом вздохнул и попросил велосипед. Дядя согласился мгновенно. Когда велосипед прибыл, оказалось, что он не ахти, – дядя сподобился только на подержанный, однако начало было положено. Я освоил методику.

Когда пришла зима, я повторил все снова. Дважды я отказывался готовить. После первого раза дядя начал регулярно выдавать мне карманные деньги, а после второго я получил собственные лыжи. Весной я попробовал еще раз и разжился конструктором. Летом мне удалось заполучить почти все, что мне требовалось. Осенью я даже вытряс из дяди Альфреда хороший фотоаппарат. Я знал, что веду себя расчетливо и коварно, ничем не лучше Дейзи, – но при этом я видел, что у всех моих друзей по школе есть и лыжи, и карманные деньги, причем они считали это чем-то само собой разумеющимся, никому из них не приходилось взамен заниматься готовкой; а еще я сказал себе, что это Рок сделал меня таким скверным, а раз уж так, почему бы не попользоваться.

Прекратил я этим заниматься, когда мне исполнилось двенадцать лет. Не потому, что исправился. Просто это было частью большого плана. Дело в том, что после двенадцати человек волен бросить школу, и я прекрасно знал, что дядя Альфред наверняка об этом подумал. Собственно, можно учиться и дальше, в Старшей школе, но только если за тебя заплатят. А если нет – иди ищи работу. Все мои друзья собирались в Старшую школу, в основном – в Соборную, где раньше училась Антея, а самые лучшие друзья – в Стольскую гимназию. Мне она казалась очень похожей на школу, описанную в книгах про Питера Дженкинса. Стоила она подороже других, но место, судя по всему, было отличное, а самое главное – там обучали волшебству. Я же твердо решил, что выучусь волшебству, как и мои друзья. Причем выучиться мне хотелось поскорее. А как же иначе, если живешь в доме, где минимум раз в неделю лестница заполняется непонятными запахами и странным жужжанием повседневных заклинаний, – это дядя Альфред берется за дело. А еще Дейзи Болджер сказала мне, что дядя Альфред и сам учился в Стольской гимназии. Я так никогда и не узнал, где эта девица выведывала подобные вещи.

Зная дядю Альфреда, я подозревал, что он попытается просто засадить меня дома. Возможно, даже уволит Дейзи и заставит меня вкалывать в магазине. А потому план мой был таков: в конце последней школьной четверти я пригрожу бросить готовку, а в качестве вознаграждения потребую оплатить мою учебу в Стольской гимназии. Не сработает – скажу, что уйду из дому и найду себе работу на равнине, а потом добавлю, что, если он отдаст меня в Соборную школу, я, так и быть, останусь.

План этот я составил, сидя в своей комнате и таращась на Столлери, мерцающий среди гор. Глядя на Столлери, я всегда начинал мечтать о странных, удивительных вещах, которых пока в моей жизни не было. А еще я думал, что Антея, видимо, вот так же сидела в своей комнате и так же строила планы, – вот только из ее бывшей комнаты Столлери не видно. Мама, кстати, с тех пор устроила там склад старых рукописей.

Надо сказать, что о Столлери тогда писали все газеты. Старый граф Рудольф внезапно скончался. Посетители в нашем магазине шушукались, что на самом-то деле он был еще довольно молод, да ведь только болезни на возраст не смотрят, верно?

– Его свели в могилу до срока, – объяснила мне миссис Потс. – Помяни мое слово. А новому графу, говорят, всего-то двадцать один. А сестре его и того меньше. Придется им поскорее обзавестись семьями, чтобы продолжить свой род. Она наверняка их заставит.

Дейзи была сама не своя до всяких свадеб. Она стала повсюду разыскивать какой-нибудь журнал с портретами нового графа Роберта и его сестры леди Фелиции. Но нашла только газету с объявлением о помолвке графа Роберта и леди Мэри Огворт.

– Всего-то несколько строк, – возмутилась она. – И вообще никаких фотографий.

– И не найдет Дейзи никаких фотографий, – сказала мне миссис Потс. – Уж эти в Столлери не любят шумихи. И прекрасно знают, как держать газетчиков на расстоянии. Я слышала, что их земли обнесены электрическим забором, а изнутри вдоль него бегают свирепые псы. Очень она не любит, чтобы кто-то совал к ней нос.

– Кто это – она? – спросил я.

Миссис Потс ответила не сразу; она стояла на коленях на лестнице, ко мне спиной.

– Мастику передай, – скомандовала она. – Спасибо. Она, – продолжала миссис Потс, медленно втирая мастику, причем казалось, что ей это страшно нравится, – это старая графиня. Избавилась от мужа – затравила и затеребила его до смерти, так люди говорят, – а теперь не хочет, чтобы кто-то видел, как она обрабатывает нового графа. Люди говорят, что он и сейчас-то уже у нее под каблуком, бедняжка, а дальше будет только хуже. Она хочет прибрать к рукам всю власть и все деньги. Выдаст теперь его за девицу, которую сама же и выбрала, а потом будет помыкать ими обоими.

– Ну и жуть, – сказал я, надеясь на продолжение рассказа.

– Вот именно, – подтвердила миссис Потс. – Она, кстати, раньше была актрисой. Соблазнила старого графа, вскидывая ножки в кордебалете, – так люди говорят. И еще…

Увы, тут сверху буквально скатился дядя Альфред и опрокинул ведро с водой, отчего у миссис Потс немедленно разыгрались нервы. Подбить ее на новые сплетни о Столлери мне так и не удалось. Я подумал: опять Рок чинит мне препятствия. Впрочем, кое-что еще я вытянул из самого дяди Альфреда.

Лицо у него так и перекосилось от тревоги, и он сказал:

– Слышал, что там творится в Столлери? А дальше будет только хуже. Имен называть не стану, но кое-кто хочет совсем все прибрать к рукам. Боюсь, нас ждут новые перемены, Кон.

Дядя так разволновался, что обзвонил членов своего кружка волшебников, и они устроили экстренное заседание во вторник – дело неслыханное. После этого они стали встречаться и по вторникам, и по средам, поэтому мне приходилось каждую неделю затаскивать наверх двойную порцию пыльных бутылок с портвейном.

Недели эти так себе и тянулись, пока наконец не настал тот зловещий день, когда директриса выдала всем ученикам класса формуляры выпускников.

– Отнесете домой, родителям или опекунам, – пояснила она. – Скажете, что если они не планируют вашего дальнейшего обучения, пусть поставят подпись в графе «А». Если хотят, чтобы вы обучались в Старшей школе, пусть поставят подпись в графе «Б». Подписать формуляр они должны сегодня же. И чтобы завтра все принесли подписанные бумаги обратно.

Я отнес формуляр домой, настроившись на коварные происки и отчаянную борьбу. В дом я проник через задний двор и отправился прямо наверх, к маме. План мой состоял в том, чтобы заставить ее поставить подпись в графе «Б» еще до того, как дядя Альфред вообще узнает о существовании формуляра.

– Что это? – спросила мама рассеянно, когда я положил желтый лист бумаги перед пишущей машинкой.

– Формуляр выпускника, – объяснил я. – Если ты хочешь, чтобы я учился дальше, поставь подпись в графе «Б».

Она рассеянно откинула назад волосы:

– Но я не могу, Конрад, тебе ведь уже нашли работу. И надо же где – в Столлери. Должна сказать, что очень в тебе разочарована.

Я почувствовал, что из-под ног у меня, будто ковер, вытягивают весь мир.

– Столлери! – произнес я.

– Ну, ты ведь вроде именно об этом просил дядю, – произнесла мама.

А потом взяла формуляр и подписалась в графе «А» своим именем по мужу: «Ф. Тесдиник».

– Вот, Конрад, – сказала она. – А теперь я умываю руки.

Глава третья

Я стоял столбом. Ощущение было, что все меня предали. Я не знал, что думать, что делать. А когда пришел в себя, оказалось, что я лечу по лестнице вниз с формуляром наголо. Я ворвался в магазин – дядя Альфред стоял за кассой – и в ярости замахал формуляром у него перед физиономией.

– Что еще за чушь ты придумал? – заорал я чуть ли не во весь голос.

Многие покупатели оторвались от книг и уставились на меня. Дядя Альфред глянул на них, моргнул мне, а потом сказал Дейзи:

– Побудешь тут минутку? – выскочил из-за кассы и схватил меня за рукав. – Пойдем в кабинет, я тебе все объясню.

Он, можно сказать, выволок меня из магазина. В свободной руке я по-прежнему держал формуляр и размахивал им, а еще я, кажется, продолжал орать.

– Что ты мне объяснишь? – вопил я, пока он тащил меня вверх по лестнице. – Да как ты можешь? Ты не имеешь права!

Когда мы оказались у кабинета, дядя Альфред втолкнул меня внутрь – там стоял густой запах недавнего волшебства – и с грохотом захлопнул за нами дверь. Потом поправил на носу очки, которые я ему скособочил. Он пыхтел и, судя по виду, разволновался пуще обычного, вот только мне было решительно наплевать. Я открыл рот, чтобы заорать на него снова.

– Стой, Кон, не надо, – серьезным голосом произнес дядя Альфред. – Я тебя очень прошу. Я делаю для тебя все, что в моих силах. Честное слово. Все дело в твоем Роке, в этой твоей несчастной дурной карме.

– Да она-то тут при чем? – выпалил я.

– При всем, – ответил дядя. – Я уж и таким гаданием пробовал, и этаким, и всё к одному: дела даже хуже, чем я думал. Если ты не исправишь этот свой грех из прошлой жизни – причем прямо сейчас, – то не пройдет и года, как ты умрешь страшной и мучительной смертью.

– Что? – воскликнул я. – Я тебе не верю!

– Это правда, – настаивал дядя. – Властители Кармы просто уничтожат тебя, чтобы ты начал все заново в следующем воплощении. Они, знаешь ли, ребята суровые. Впрочем, я не жду, что ты вот так просто мне поверишь. Приходи-ка ты сегодня вечером к нам на заседание кружка волшебников и послушай, что скажут другие. Они тебя не знают, я им ничего о тебе не рассказывал, но готов побиться об заклад, что карму твою они вычислят сразу. Говоря до свирепости откровенно, она висит над тобой, прямо как черная туча, Кон.

Мне сделалось жутко. Во рту пересохло, по желудку пошли какие-то противные волны.

– Но, – начал я и обнаружил, что голос мой сел до шепота, – но это-то тут при чем?

Я попытался снова махнуть формуляром, но он лишь слегка колыхнулся. Рука моя совсем ослабела.

– Лучше бы ты с этим сначала пришел ко мне, – сказал дядя. – Я бы тебе все объяснил. Понимаешь ли, я выяснил, в чем состоит твой грех. В предыдущей твоей жизни Властители Кармы потребовали, чтобы ты кое с кем разделался. А ты не разделался. Струсил и отпустил его живым. А теперь этот человек родился снова и в нынешней жизни продолжает творить зло…

– Но я не понимаю… – начал было я.

Дядя остановил меня взмахом руки. Рука при этом дрожала. Он и вообще весь трясся от волнения.

– Дай мне закончить, Кон. Дай мне сказать все. С тех пор как я выяснил, в чем корни твоего Рока, я прибегал к всевозможным гаданиям, чтобы определить, кто же этот человек, с которым ты не разделался. Это оказалось очень непросто – ты и без меня знаешь, как эти чародеи из Столлери мешают нам творить заклятия, – но тем не менее я почти уверен в ответе. Это кто-то из обитателей Столлери.

– В смысле, новый граф? – спросил я.

– Не знаю, – ответил дядя. – Кто-то из них. Кто-то там в Столлери обладает великой мощью и творит злые дела, и обликом он в точности схож с тем человеком, кого ты должен был прикончить в прошлой жизни. Вот и все, что мне удалось выяснить, Кон. С другой стороны, все не так плохо. Мы же знаем, где его или ее искать. Вот почему я устроил так, чтобы тебя взяли в Столлери на работу.

– А на какую работу? – спросил я.

– Лакеем, – ответил дядя Альфред. – Собственно, работа тебе знакомая. Их тамошний управляющий или дворецкий зовется мистер Амос; он решил в ближайшее время нанять нескольких выпускников школы, чтобы подготовить прислугу для нового графа. Сразу после окончания последней четверти он вызовет всех вас на собеседование. И возьмет именно тебя, Кон, вот за это можешь не волноваться. Я наложу на тебя капитальное заклятие, выбора у него, почитай, не будет. Так что на предмет того, получишь ли ты эту работу, можешь не переживать. А как получишь, ты окажешься в самой гуще событий: будешь чистить сапоги и бегать по поручениям – и у тебя появится целая пропасть возможностей отыскать человека, повинного в этой твоей страшной карме…

«Чистить сапоги!» – ужаснулся я про себя и едва не расплакался. Дядя продолжал говорить – встревоженно, настойчиво, но я уже ничего не слышал. И дело было даже не в том, что мой тщательно продуманный план рухнул. А скорее в том, что я внезапно понял, для чего этот план был мне нужен на самом деле. До того я и сам себе в этом не сознавался, а теперь вдруг понял – понял с невероятной отчетливостью, – что хотел стать таким же, как Антея, сбежать из магазина, сбежать из Столчестера, уехать в какое-нибудь совсем другое место и чего-нибудь там добиться. Чего именно – я пока даже и не загадывал, но тут вдруг полезли варианты: стать летчиком-асом, или прославленным хирургом, или знаменитым ученым, а лучше всего – выучиться на самого великого волшебника в мире.

Это было как заглядывать в замочную скважину двери, которую только что с грохотом захлопнули прямо перед моим носом. Будь у меня нормальное образование, я мог бы заняться целой кучей интересных вещей. А вместо этого придется всю жизнь чистить сапоги.

– Не хочу я! – вырвалось у меня. – Я хочу учиться в Стольской гимназии!

– Все, что я тебе говорил, ты пропустил мимо ушей, – возмутился дядя Альфред. – Сначала, Кон, ты должен разобраться с этим своим Злым Роком. Не разберешься – еще до конца года умрешь в страшных мучениях. Как попадешь в Столлери, выясни, кто этот негодяй, и разделайся с ним или с ней, а уж дальше что хочешь, то и делай. Уж после этого я определю тебя в Стольскую гимназию в мгновение ока! Можешь не сомневаться.

– Честное слово? – уточнил я.

– Честное слово, – ответил дядя.

Мне показалось, что та самая дверь тихонечко приотворилась снова. Да, нужно перешагнуть через неудобный порог, который называется «Дурная Карма, Злой Рок», но я уж как-нибудь перешагну. Я услышал собственный долгий облегченный выдох.

– Ну ладно, – сказала.

Дядя Альфред похлопал меня по плечу:

– Вот и молодец. Я знал, что ты все поймешь правильно. Но я вовсе не жду, что ты поверишь мне на слово. Приходи сегодня на заседание кружка волшебников, послушай, что там скажут. Ну как, оклемался?

Вроде бы да. Так что я кивнул.

– Можно, тогда я вернусь в магазин? – попросил дядя. – А то у Дейзи пока опыта маловато.

Я снова кивнул. Впрочем, когда он выпихнул меня обратно на лестницу, в голову мне пришла еще одна мысль:

– А кто же будет готовить, если я уеду? – спросил я.

Странно, что я не сразу об этом подумал.

– На этот счет не переживай, – сказал дядя. – Мы наймем в кухарки маму Дейзи. Дейзи постоянно рассказывает, как она отлично готовит.

Я добрел до своей комнаты и уставился на Столлери, который поблескивал из своей расселины между горами. Мозг мой напоминал человека, мечущегося в темноте среди уймы столов и шкафов с острыми углами. Вот и я то и дело натыкался на какой-нибудь угол. Никакого тебе высшего образования, если откажешься чистить сапоги в Столлери, – это был первый угол. Властители Кармы уничтожат тебя за ненадобностью – второй. Там, за одним из сияющих окон, сидит существо настолько злобное, что с ним необходимо расправиться, – это был еще один угол, и расправиться с ним мне предстоит теперь, потому что в предыдущей жизни я дал в этом плане слабину. А после этого я впилился в самый острый угол. Если я этого не сделаю, я сам погибну. Так что выбор прост: либо оно, либо я.

Либо оно, либо я, повторял я про себя. Оно либо я.

Эти слова все крутились у меня в голове, пока я вечером помогал дяде Альфреду затаскивать бутылки с портвейном к нему в кабинет. В дверь входить пришлось спиной вперед, потому что в каждой руке у меня было по две штуки.

– Чтоб я провалился, – произнес кто-то позади меня. – Какая жуткая карма!

Не успел я повернуться, как другой голос добавил:

– Дорогой Альфред, ведомо ли вам, что над вашим племянником тяготеет самый что ни на есть Злой Рок?

Все волшебники из кружка уже были на месте, я как-то умудрился проморгать их появление. Двое курили сигары, наполняя кабинет густым синим дымом, отчего комната вроде как поменяла и форму, и размер. Вместо обычного верстака, пробирок и всяких приборов в ней стояли кругом удобные кресла, рядом с каждым – небольшой столик. А в центре имелся стол побольше, нагруженный бутылками, бокалами и несколькими графинами.

Сидевших в креслах я по большей части знал, по крайней мере – в лицо. Так, густое красное вино себе в бокал наливал мистер Сейли, мэр Столчестера и владелец кузницы на другом конце города. Он передал графин мистеру Джонсону, хозяину мотелей и лыжных подъемников. Сидевший с ним рядом мистер Придди был директором казино. Одну из сигар курил мистер Хокинс, портной, а другую – мистер Феллиш, собственник «Столчестерского вестника». Мистер Гудвин, сидевший дальше, был владельцем большой сети местных магазинов. Как зовут еще двоих, я точно сказать не мог, зато знал, что долговязому принадлежит вся земля в округе, а толстопузому – все автобусы и трамваи. Тут же был и мистер Лодер, мясник, – он помогал дяде Альфреду раскупоривать бутылки и аккуратно переливать портвейн в графины. Густой ореховый запах портвейна перебивал запах сигар.

У всех у них были почтенные и проницательные лица, на всех была дорогая одежда, отчего мне стало еще более неловко выдерживать их встревоженные взгляды. Мэр Сейли отхлебнул вина и слегка покачал головой:

– Недолго ему осталось, если не предпринять срочных действий, – сказал он. – Но в чем причина? Кто-нибудь может сказать?

– По всему судя, в чем-то… нет, в ком-то, с кем он должен был разделаться в предыдущей жизни, – сказал мистер Хокинс, портной.