Полная версия
Собрание сочинений. Том 2. Измерение вещей
(Конь слизывает сахар с ладони Анны)
Конь: Ах как вкусно! Ах как сладко!
Рябчиков: Где молоко?
Хор:
Молоко стоит в кувшинахМолоко забава козв снежных ласковых вершинахмолоко трясёт морози молочные ледяшкинаше горло больно режутАх морозы больно тяжколомят кости, после нежатот мороза гибнет зверьзапирайте крепче дверь!чтобы в скважины и щелине пробрался к нам морозмы трясёмся, мы в постелиуж и лампы нам не нужнытьма кругом во тьме доскамы стрекозыгибнем дружносвета нет. кругом тоска.Анна:
Ну садитесь пить душистыйчерный, клейкий и густойкофе ласковый, пушистыйХор:
Мы не можем, мы с тоской.Рябчиков: А где, хозяйка, чайная серебряная ложечка?
Хозяйка (все та же Анна): Ложечка растопилась. Она лежала на плите и растопилась.
Хор:
Все серебряные вещиТуго плавки туго плавкивы купите воск и клещив мелочной дорожной лавке.<1933>35. Пиеса
1 ДействиеКока Брянский: Я сегодня женюсь.
Мать: Что?
Кока Бр.: Я сегодня женюсь.
Мать: Что?
Кока Бр.: Я говорю, что сегодня женюсь.
Мать: Что ты говоришь?
Кока: Се-го-во-дня-же-нюсь!
Мать: Же? что такое же?
Кока: Же-нить-ба!
Мать: Ба? Как это ба?
Кока: Не ба, а же-нить-ба!
Мать: Как это не ба?
Кока: Ну так, не ба и всё тут!
Мать: Что?
Кока: Ну не ба. Понимаешь! Не ба!
Мать: Опять ты мне это ба. Я не знаю, зачем ба.
Кока: Тьфу ты! же да ба! Ну что такое же! Сама-то ты не понимаешь, что сказать просто же – бессмысленно.
Мать: Что ты говоришь?
Кока: Же, говорю, бессмысленно!!!
Мать: Сле?
Кока: Да что это в конце концов! Как ты умудряешься это услыхать только кусок слова, да ещё самый нелепый: сле! Почему именно сле!
Мать: Вот опять сле.
Кока Брянский душит мать.
Входит невеста Маруся.
<апрель 1933>36. «Четыре немца ели свинину и пили зеленое пиво…»
Четыре немца ели свинину и пили зелёное пиво. Немец по имени Клаус подавился куском свинины и встал из-за стола. Тогда три других немца принялись свистеть в кулаки и громко издеваться над постродавшим. Но немец Клаус быстро проглотил кусок свинины, запил его зелёным пивом и был готов к ответу. Три других немца, поиздевавшись над горлом немца Клауса, перешли теперь к его ногам и стали кричать, что ноги у немца Клауса довольно кривые. Особенно один немец по имени Михель смеялся над кривыми ногами немца Клауса. Тогда немец Клаус показал пальцем на немца Михеля и сказал, что он не видал второго человека, так глупо выговаривающего слова «кривые ноги». Немец Михель посмотрел на всех вопрошающим взглядом, а на немца Клауса посмотрел взглядом, выражающим крайнюю неприязнь. Тут немец Клаус выпил немного зелёного пива с такими мыслями в своей голове: «вот между мной и немцем Михелем начинается ссора».
Остальные два немца молча ели свинину. А немец Клаус, отпив немного пива, посмотрел на всех с видом, говорящим следующее: «Я знаю, что вы от меня хотите, но я для вас запертая шкатулка.»
<Июнь 1933>37. «Гиммелькумов смотрел на девушку…»
Гиммелькумов смотрел на девушку в противоположном окне. Но девушка в противоположном окне ни разу не посмотрела на Гиммелькумова. «Это она от застенчивости», – думал Гиммелькумов.
* * *Гиммелькумов раскрасил себе лицо зеленой тушью и подошел к окну. «Пусть думают все: какой он странный», – говорил сам себе Гиммелькумов.
* * *Кончился табак и Гиммелькумову нечего было курить. Он сосал пустую трубку, но это ещё больше увеличивало пытку. Так прошло часа два. А потом табак появился.
* * *Гиммелькумов таращил на девушку глаза и приказывал ей мысленно повернуть голову. Однако, это не помогало. Тогда Гиммелькумов стал мысленно приказывать девушке не смотреть на него. Это тоже не помогло.
* * *Гиммелькумов искал внутреннюю идею, чтобы на всю жизнь погрузиться в не?. Приятно быть в одном пункте как бы сумасшедшим. Всюду и во всём видит такой человек свой пункт. Всё на его мельницу. Всё имеет прямое отношение к любимому пункту.
* * *Вдруг страшная жадность охватила Гиммелькумова. Но на что распространялась эта жадность, было непонятно. Гиммелькумов повторял правила о переносе слов и долго размышлял о буквах ств, которые не делятся. «Ныне я очень жадный», – говорил сам себе Гиммелькумов. Его кусала блоха, он чесался и раскладывал в уме слово «естество» для переноса с одной на другую строчку.
<1933>38. «Герасим (входя и тот час же выходя)…»
Герасим (входя и тот час же выходя)
Макаров (надсаживаясь поёт):
Я несу в руках тарелкувоздух воздух не звенит,время быстро водит стрелкуи часы возьми, взгляни<Август 1933>39. «Дорогой Никандр Андреевич…»
Дорогой Никандр Андреевич,
получил твоё письмо и сразу понял, что оно от тебя. Сначала подумал, что оно вдруг не от тебя, но как только распечатал, сразу понял, что от тебя, а то было подумал, что оно не от тебя. Я рад, что ты давно женился, потому что когда человек женится на том, на ком он хотел жениться, то значит, что он добился того, чего хотел. И я вот очень рад, что ты женился, потому что, когда человек женится на том, на ком хотел, то значит, он добился того, чего хотел. Вчера я получил твоё письмо и сразу подумал, что это письмо от тебя, но потом подумал, что кажется, что не от тебя, но распечатал и вижу – точно от тебя. Очень хорошо сделал, что написал мне. Сначала не писал, а потом вдруг написал, хотя ещё раньше, до того, как некоторое время не писал – тоже писал. Я сразу, как получил твоё письмо, сразу решил, что оно от тебя, и, потому, я очень рад, что ты уже женился. А то, если человек захотел жениться, то ему надо во что бы то ни стало жениться. Поэтому я очень рад, что ты наконец женился именно на том, на ком и хотел жениться. И очень хорошо сделал, что написал мне. Я очень обрадовался, как увидел твоё письмо, и сразу даже подумал, что оно от тебя. Правда, когда распечатывал, то мелькнула такая мысль, что оно не от тебя, но потом, всё-таки, я решил, что оно от тебя. Спасибо, что написал. Благодарю тебя за это и очень рад за тебя. Ты, может быть, не догадываешься, почему я так рад за тебя, но я тебе сразу скажу, что рад я за тебя потому, потому что ты женился, и именно на том, на ком и хотел жениться. А это, знаешь, очень хорошо жениться именно на том, на ком хочешь жениться, потому что тогда именно и добиваешься того, чего хотел. Вот именно поэтому я так рад за тебя. А также рад и тому, что ты написал мне письмо. Я ещё издали решил, что письмо от тебя, а как взял в руки, так подумал: а вдруг не от тебя? А потом думаю: да нет, конечно от тебя. Сам распечатываю письмо и в то же время думаю: от тебя или не от тебя? Ну, а как распечатал, то и вижу, что от тебя. Я очень обрадовался и решил тоже написать тебе письмо. О многом надо сказать, но буквально нет времени. Что успел, написал тебе в этом письме, а остальное потом напишу, а то сейчас совсем нет времени. Хорошо, по крайней мере, что ты написал мне письмо. Теперь я знаю, что ты уже давно женился. Я и из прежних писем знал, что ты женился, а теперь опять вижу – совершенно верно, ты женился. И я очень рад, что ты женился и написал мне письмо. Я сразу, как увидел твоё письмо, так и решил, что ты опять женился. Ну, думаю, это хорошо, что ты опять женился и написал мне об этом письмо. Напиши мне теперь, кто твоя новая жена и как это всё вышло. Передай привет твоей новой жене.
Даниил Хармс<25 сентября и октября 1933>40. Ссора
Куклов и Богадельнев сидят за столом, покрытым клеенкой, и едят суп.
Куклов: Я принц.
Богадельнев: Ах, ты принц!
Куклов: Ну и что же из этого, что я принц?
Богадельнев: А то, что я в тебя сейчас супом плесну!
Куклов: Нет, не надо!
Богадельнев: Почему же это не надо?
Куклов: А это зачем же в меня супом плескать?
Богадельнев: А ты думаешь, ты принц, так тебя и супом облить нельзя?
Куклов: Да, я так думаю!
Богадельнев: А я думаю наоборот.
Куклов: Ты думаешь так, а я думаю так!
Богадельнев: А мне плевать на тебя!
Куклов: А у тебя нет никакого внутреннего содержания.
Богадельнев: А у тебя нос похож на корыто.
Куклов: А у тебя такое выражение лица, будто ты не знаешь, куда сесть.
Богадельнев: А у тебя веретенообразная шея!
Куклов: А ты свинья!
Богадельнев: А я вот сейчас тебе уши оторву.
Куклов: А ты свинья.
Богадельнев: Я вот тебе уши оторву!
Куклов: А ты свинья!
Богадельнев: Свинья? А ты кто же?
Куклов: А я принц.
Богадельнев: Ах ты принц!
Куклов: Ну и что же из того, что я принц?
Богадельнев: А то, что я в тебя сейчас супом плесну!
и т. д.
20 ноября 1933 года.41. «В Америке жили два американца…»
В Америке жили два американца, мистер Пик и мистер Пак. Мистер Пик служил в конторе, а мистер Пак служил в банке. Но вот однажды мистер Пик пришел в свою контору, а ему говорят: «вы у нас больше не служите». А на другой день мистеру Паку то же самое сказали в банке. И вот мистер Пик и мистер Пак остались без места. Мистер Пик пришел к мистеру Паку и сказал:
– Мистер Пак!
– Что? Что? что? что? Ты спрашиваешь: что нам делать? что нам делать! Ты спрашиваешь: что нам делать?
– Да, – сказал мистер Пик.
– Ну вот, ну вот, ну вот, ну вот! Ну вот видишь, что получилось? Вот видишь? Вот видишь, какая наша история!
– Да, – сказал мистер Пик и сел на стул, а мистер Пак принялся бегать по комнате.
– Сейчас у нас, сейчас тут у нас… Я говорю у нас тут в Соединенных штатах. Американских Соединенных штатах. В Соединенных штатах Америки, тут, у нас… ты понимаешь где?
<1933>Фома Бобров и его супруга
Комедия в 3-х частяхБабушка Боброва (раскладывает пасьянс): Ну и карта же идет. Все шиворот навыворот! Король. Ну, куда мне его сунуть? Когда нужно, ни одной пятёрки нет. Вот бы сейчас пятерку! Сейчас будет пятерка. Тьфу ты, опять король!
(Швыряет карты на стол с такой силой, что со стола падает фарфоровая вазочка и разбивается)
Бабушка: Ах! Ах! Батюшки! Вот чортовы карты! (Лезет под стол и собирает осколки) Из этого уж не склеишь. А хорошая вазочка была. Такой больше не достать. Вон ведь куда залетел! (тянется за осколком)
(В комнату входит Бобров)
Бобров: Бабушка! Что это вы под стол залезли?
Бабушка: Ну, ладно, ладно. Тебе чего надо?
Бобров: Да вот, пришел спросить: не найдется ли у вас цибика чая?
Бабушка: Ну-ка, помоги мне из-под стола вылезти.
Бобров: Вы что, уронили что-нибудь? Ах, вазочку разбили!
Бабушка (передразнивает): Ва-азочку разбили?
(Бобров помогает бабушке подняться. Но как только он ее отпустил, бабушка опять села на пол)
Бобров: Ах, опять сели!
Бабушка: Села, ну и что же?
Бобров: Разрешите помочь. (Поднимает бабушку)
Бабушка: Вот карта плохо шла. Я и так и эдак… Да ты меня за руки не тяни, а возьми под мышки. Всё, знаешь ли, король за королем. Мне пятерка нужна, а тут всё короли идут.
(Бобров отпускает бабушку, и бабушка опять садится на пол)
Ах!
Бобров: Господи! Вы опять сели.
Бабушка: Да что ты пристал: сели да сели! Чего тебе от меня нужно?
Бобров: Я пришел попросить у вас цибик чая.
Бабушка: Знаю уж. Говорил уже. Не люблю двадцать раз то же самое выслушивать. Только и знаешь: Ах, опять сели! и цибик чая. Ну, чего смотришь! Подними, говорят тебе.
Бобров (поднимая бабушку): Я уж вас, разрешите, и в кресло посажу.
Бабушка: А ты поменьше разговаривай, а лучше поднимай как следует. Я хотела тебе сказать, да чуть не забыла: ведь дверь-то у меня в спальной опять плохо запирается. Верно, ты всё кое-как сделал.
Бобров: Нет, я скобу на шурупчиках поставил.
Бабушка: А ты думаешь, я понимаю, что это за скобка да шурупчики. Меня это не касается. Мне надо, чтобы дверь запиралась.
Бобров: Она потому и не запирается, что шурупчики в древесине не сидят.
Бабушка: Ну, ладно, ладно, это уж там твое дело. Мне надо только… Ах! (опять садится на пол)
Бобров: Господи!
Бабушка: Да ты что, решил меня об пол бросать с умыслом? Издеваться решил? Ах, ты, негодяй. Ну, просто ты негодяй, и лучше уходи!
Бобров: Да я, бабушка, честное слово, хотел вас на кресло посадить.
Бабушка: Я тебе что сказала? Чтобы ты уходил вон. А ты чего не уходишь! Ну, чего же ты не уходишь? Ты слышишь? Уходи вон! Ну? Убирайся вон!
(Бобров уходит)
Бабушка: Вон! Вон! Вон! Убирайся вон! Скажите, какой мерзавец! (Поднимается с пола и садится в кресло) А жена его просто неприличная дама. Дома ходит совершенно голой и даже меня, старуху, не стесняется. Прикроет неприличное место ладонью, так и ходит. А потом этой рукой за обедом хлеб трогает. Просто смотреть противно. Думает, что уж если она молодая да красивая, так уж ей всё можно. А сама, неряха, у себя, где полагается, никогда, как следует, не вымоет. Я, говорит, люблю, чтобы от женщины женщиной пахло! Я, как она придет, так сразу баночку с одеколоном к носу. Может быть, мужчинам это приятно, а меня, уж извините, увольте от этого. Такая бесстыдница! Ходит голой без малейшего стеснения. А когда сидит, то даже ноги, как следует, не сожмет вместе, так что всё напоказ. А там у нее, ну, просто всегда мокро. Так, другой раз, и течет. Скажешь ей: ты бы хоть пошла да вымылась, а она говорит: ну, там не надо часто мыть, и возьмет, платочком просто вытерет. Это ещё хорошо, если платочком, а то и просто рукой. Только еще хуже размажет. Я никогда ей руки не подаю, у нее вечно от рук неприлично пахнет. И грудь у нее неприличная. Правда, очень красивая и упругая, но такая большая, что, по-моему, просто неприлично. Вот уж Фома жену нашел себе! Чем она его окрутила, не понимаю!
<1933>Бал
Хор:
Танцуйте, танцуйте!Гости:
Танцуем, танцуем!Хор:
Танцуйте фигуру.Гости:
Танцуем фигуру.Хор:
Откройте, откройте,откройте, откройте.Закройте, закройте,закройте, закройте.Гости:
Мы весело топчемся.Баронесса Пирогова:
Мне стало душно.Солдат Ферзев:
Хотите на веранду охладить горячее тело?Баронесса Пирогова:
Вы правы: я немножечко вспотела.Пусть ветер мне подует в рукава.Солдат Ферзев:
Смотрите: ночка какова!Der Goldberg:
Кто хочет что-нибудь особенного —то я спою не хуже Собинова.Хозяин:
Иван Антоныч, принесите плеть.Сейчас Der Goldberg будет петь.Der Goldberg (поет):
Любовь, любовьцарит всечасно…Больше петь не буду. Зачемон меня при каждом словеударяет плеткой.Мария:
Ой, смотрите, кто это к намползет на четвереньках.Хозяин:
Это Мотыльков.Мотыльков:
Да, это я. Мою природупостиг удар. Я стал скотом.Дозвольте мне воззвать к народу.Хозяин:
Ах, не сейчас.Потом Потом.Мотыльков:
Тогда я просто удаляюсь.Хозяин:
А вдруг останетесь, боюсь.Мотыльков:
Как неуместен этот страх.Уйду и с туфель сдуну прах.Хозяин:
Смотрите, он ползет обратно.Жак.
Мария, будьте аккуратна.Мария:
Я вам запачкала пиджак.Жак:
Ну не беда!Мария:
Мой милый Жак.Жак:
Я предан вам за вашу ласку.Мария:
Ах, сядьте тут и расскажите сказку.Жак:
Был гром, и небо темно-буро.Вдруг выстрел – хлоп! – из Порт-Артура.На пароходе суета,матросы лезут в лодку,а лодка офицерами по горло занята.Матросы пьют в испуге дико водку,кто рубит мачту, кто без крика тонет,кто с переломанной ногой лежит и стонет.Уже вода раскрыла двери,а люди просто озверели.Волну прижав к своей груди,тонул матрос и говорил: «Приди, приди»,не то волне, не то кому-тои бил ногами воду круто.Его сосет уже пучина,холодная вода ласкает,но все вперед плывет мужчинаи милую волну из рук не выпускает.«Приди, приди», – кому-то кличет,кому-то яростно лопочет,кому-то ласково лепечет,зовет кого-то и хохочет.<1933>44. Скасска
Жил-был один человек, звали его Семёнов.
Пошел однажды Семёнов гулять и потерял носовой платок.
Семёнов начал искать носовой платок и потерял шапку.
Начал искать шапку и потерял куртку. Начал куртку искать и потерял сапоги.
– Ну, – сказал Семёнов, – этак все растеряешь. Пойду лучше домой.
Пошел Семёнов домой и заблудился.
– Нет, – сказал Семёнов, – лучше я сяду и посижу.
Сел Семёнов на камушек и заснул.
<1933>45. «Воронин (вбегая)…»
Воронин (вбегая):
Остановка истории!Люди бегут по улице!На Неве стреляют из пушек!Степанов (подскакивая на стуле):
Которое сегодня число?Воронин:
Девятнадцатое марта!Степанов (падая на пол):
Проспал! Проспал!<1933>46. «Мы жили в двух комнатах. Мой приятель…»
Мы жили в двух комнатах. Мой приятель занимал комнату поменьше, я-же занимал довольно большую комнату, в три окна. Целые дни моего приятеля не было дома, и он возвращался в свою комнату, только чтобы переночевать. Я же почти всё время сидел в своей комнате, и если выходил, то либо на почту, либо купить себе что нибудь к обеду. В добавок я заполучил сухой плеврит, и это ещё больше удерживало меня на месте.
Я люблю быть один. Но вот прошёл месяц и мне моё одиночество надоело. Книга не развлекала меня, а садясь за стол, я часто просиживал по долгу, не написав ни строчки. Я опять брался за книгу, а бумага оставалась чистой. Да ещё это болезненное состояние! Одним словом, я начал скучать.
Город, в котором я жил это время, мне совершенно не нравился. Он стоял на горе и всюду открывались открыточные виды. Эти виды мне так опротивили, что я даже рад был сидеть дома. Да собственно кроме почты, рынка и магазина, мне и ходить то было некуда.
И так я сидел дома как затворник.
Были дни, когда я ничего не ел. Тогда я старался создать себе радостное настроение. Я ложился на кровать и начинал улыбаться. Я улыбался по двадцати минут зараз, но потом улыбка переходила в зевоту. Это было очень неприятно. Я приоткрывал рот настолько, что бы только улыбнуться, а он открывался шире и я зевал. Я начинал мечтать.
Я видел перед собой глиняный кувшин с молоком и куски свежего хлеба. А сам я сижу за столом и быстро пишу. На столе, на стульях и на кровати лежат листы исписанной бумаги. А я пишу дальше, подмигиваю и улыбаюсь своим мыслям. И как приятно, что рядом хлеб, и молоко и ореховая шкатулочка с табаком!
Я открыл окно и смотрел в сад. У самого дома росли жёлтые и лиловые цветы. Дальше рос табак и стоял большой военный каштан. А там начинался фруктовый сад.
Было очень тихо и только под горой пели поезда.
Сегодня я ничего не мог делать. Я ходил по комнате, потом садился за стол, но вскоре вставал и пересаживался на кресло качалку. Я брал книгу, но тотчас же отбрасывал её и принемался опять ходить по комнате.
Мне вдруг казалось, что я забыл что то, какой то случай или важное слово.
Я мучительно вспоминал это слово и мне даже начинало казаться, что это слово начиналось на букву М. Ах нет! совсем не на М, а на Р.
Разум? радость? рама? ремень? Или: Мысль? Мука? Материя?
Нет, конечно на букву Р, если это только слово!
Я варил себе кофе и пел слова на букву Р. О, сколько слов соченил я на эту букву! Может быть, среди них было и то, но я не узнал его, я принял его за такое же, как и все другие. А может быть, того слова и не было.
<1932–1933>1934
47. Американский рассказ
В Американский суд была подана жалоба сторожем скотобойни, буд-то ему какой-то парень сломал руку. Судья вызвал этого парня и спросил: «Ты сломал сторожу руку?» Парень сказал: «нет я не ломал ему руки». А сторож сказал: «как же ты не ломал мне руки! Ведь я из за тебя же сломал руку!» Тогда судья спросил: «Как-же было дело?» Оказалось, что дело было так:
Молодой здоровый парень забрался на скотобойню, срезал с коровьего вымяни сиську, вставил её себе в прорешку штанов и так идёт.
Сторож увидал парня, вылупил глаза и говорит: «Да ты смотри, как ты идёшь!»
А парень достал нож и говорит: «Эх, всё равно!», отрезал ножом сиську и бросил её в сторону.
Сторож упал и сломал себе руку.
<Январь 1934>48. «Миронов завернул в одеяло часы…»
Миронов завернул в одеяло часы и понёс их в керосинную лавку. По дороге Миронов встретил Головлёва. Головлёв при виде Миронова спрятался за папиросную будку. «Что вы тут стоите?» – начал приставать к нему папиросник. Чтобы отвязаться, Головлёв купил у папиросника мундштук и коробку зубного порошка. Миронов видел всё это, на чём, собственно говоря, рассказ и заканчивается.
20 августа <1934>49. «Андрей Иванович плюнул в чашку с водой…»
Андрей Иванович плюнул в чашку с водой. Вода сразу почернела. Андрей Иванович сощурил глаза и пристально посмотрел в чашку. Вода была очень черна. У Андрей Ивановича забилось сердце.
В это время проснулась собака Андрея Семёновича. Андрей Семёнович подошел к окну и задумался.
Вдруг что-то большое и темное пронеслось мимо лица Андрея Ивановича и вылетело в окно. Это вылетела собака Андрея Ивановича и понеслась как ворона на крышу противоположного дома. Андрей Иванович сел на корточки и завыл.
В комнату вбежал товарищ Попугаев.
– Что с вами? Вы больны? – спросил товарищ Попугаев.
Андрей Иванович молчал и тер лицо руками.
Товарищ Попугаев заглянул в чашку, стоявшую на столе.
– Что это тут у Вас налито? – спросил он Андрея Ивановича.
– Не знаю, – сказал Андрей Иванович.
Попугаев мгновенно исчез. Собака опять влетела в окно, легла на свое прежнее место и заснула.
Андрей Иванович подошел к столу и вылил из чашки почерневшую воду. И на душе у Андрея Ивановича стало светло.
21 августа <1934>50. «Как известно, у Безименского очень тупое рыло…»
Как известно, у Безименского очень тупое рыло.
Вот однажды, Безименский стукнулся своим рылом о табурет.
После этого рыло поэта Безименского пришло в полную негодность.
<30 августа 1934>51. «Ольга Форш подошла к Алексею Толстому…»
Ольга Форш подошла к Алексею Толстому и что-то сделала.
Алексей Толстой тоже что-то сделал.
Тут Константин Федин и Валентин Стенич выскочили на двор и принялись разыскивать подходящий камень. Камня они не нашли, но нашли лопату. Этой лопатой Константин Федин съездил Ольге Форш по морде.
Тогда Алексей Толстой разделся голым и, выйдя на Фонтанку, стал ржать по-лошадиному. Все говорили: «Вот ржет крупный современный писатель.» И никто Алексея Толстого не тронул.
