Лихорадка

Ванда уронила голову, словно жертва, стыдящаяся своего унижения.

– С тех пор мы почти не общались. А если вдруг и начинали о чем-то говорить, становилось ясно… – ее голос опустился до шепота, – что ненавидим друг друга.

Клэр заботливо сжала руку Ванды.

– Можете мне не верить, но неприязнь к собственному сыну-подростку абсолютно нормальное явление.

– Но ведь я еще и боюсь его! Вот что самое страшное. Я не только испытываю к нему неприязнь, но и боюсь! Когда он меня ударил, я почувствовала себя так, словно опять живу с его отцом. – Она дотронулась пальцами до губ, словно вспоминая былую рану. – Мы с Полом до сих пор ведем тяжбу. Боремся за опеку над сыном, который не любит ни его, ни меня.

Пискнул пейджер Клэр. Она просмотрела сообщение и увидела, что ее вызывает лаборатория.

– Извините, – сказала она и вышла из часовни в вестибюль, чтобы позвонить.

Трубку снял Энтони, старший лаборант.

– Доктор Эллиот, лаборатория Бангора только что прислала дополнительные данные по анализам Тейлора.

– Есть какие-нибудь положительные реакции по отдельным исследованиям?

– Боюсь, что нет. В крови не обнаружено никаких признаков алкоголя, марихуаны, опиоидов или амфетаминов. Результат отрицательный по всем наркотическим средствам, о которых вы запрашивали.

– Надо же, а я была так уверена, – произнесла она с некоторым недоумением. – Даже не знаю, что еще могло спровоцировать такое поведение. Наверняка там есть еще какое-то вещество.

– Вполне возможно, что есть. Я прогнал его кровь через наш газовый хроматограф, и время удерживания аномального пика составило одну минуту десять секунд.

– Что это значит?

– На какой-то конкретный наркотик это не указывает. Но пик есть, и это свидетельствует о том, что в его крови что-то циркулирует. Вещество может быть вполне безобидным – скажем, пищевая добавка на травах.

– И как узнать, что это?

– Нужно провести расширенный анализ. Лаборатория Бангора с этим не справится, у них нет такого оборудования. Придется забрать кровь еще раз и послать в бостонскую лабораторию. Они могут исследовать на сотни веществ одновременно.

– Давайте сделаем это.

– Понимаете, тут есть проблема. Я еще и поэтому звонил вам на пейджер. Дело в том, что я только что получил указание отменить или прекратить все тесты на наркотики. Подписано доктором Делреем.

– Что? – Она непонимающе покачала головой. – Ведь лечащий врач Тейлора – я.

– Но Делрей пишет указания, которые противоречат вашим. Так что я даже не знаю, что делать.

– Слушайте, я сейчас переговорю с его матерью и проясню ситуацию. – Она повесила трубку и снова направилась в часовню.

Еще не успев открыть дверь, она услышала злобный и резкий мужской голос.

– …Никогда не пыталась контролировать! Дура никчемная, вот ты кто! Неудивительно, что он так разболтался!

Клэр вошла в часовню.

– Что здесь происходит, Ванда?

Мужчина обернулся:

– Я отец Тейлора.

Кризисы в личных отношениях всегда обнажают самое плохое, что есть в людях, но было непохоже, что Пол Дарнелл даже в лучшие времена вызывал симпатию. Совладелец одной из крупнейших аудиторских фирм в Ту-Хиллз, он выглядел куда более стильно, чем его жена, которая, казалось, сжалась до лилипутских размеров в своем бесформенном костюме. Короткая стычка между бывшими супругами, свидетельницей которой оказалась Клэр, давала достаточно четкую картину их бывшего брака: Пол – агрессор, недовольный и требовательный. И Ванда – всегда уступающая и безропотная.

– Так что там с моим сыном и запрещенными веществами? – спросил он.

– Господин Дарнелл, я пытаюсь установить причину сегодняшних событий. Я как раз спрашивала у вашей жены…

– Тейлор не употреблял никаких таблеток. С тех пор как вы отменили риталин. – Он сделал паузу. – Кстати, он прекрасно себя чувствовал, когда принимал риталин. Я так и не понял, почему вы от него отказались.

– Я отменила этот препарат два месяца назад. А перемена в его поведении произошла совсем недавно.

– Два месяца назад у него все было хорошо.

– Нет. Он был усталым и апатичным. К тому же тот диагноз – синдром дефицита внимания – не был подтвержден. Его диагностировать гораздо сложнее, чем, скажем, гипертонию, где все измеряется определенными параметрами.

– Доктор Помрой был уверен в диагнозе.

– К сожалению, синдром дефицита внимания превратился в своеобразную палочку-выручалочку, ведь им так легко объяснить сбои в поведении ребенка. Когда ученик не успевает в классе или становится замкнутым, родители непременно хотят найти причину. Я изначально была не согласна с диагнозом доктора Помроя. А если я сомневаюсь, то предпочитаю не сажать ребенка на лекарства.

– И смотрите, что произошло. Он совершенно отбился от рук. И это длится вот уже несколько недель.

– Откуда ты знаешь, Пол? – прервала его Ванда. – Когда ты последний раз проводил время с сыном?

Пол обернулся к бывшей жене с выражением такой ненависти на лице, что Ванда снова съежилась.

– Это ты во всем виновата, – сказал он. – Я знал, что ты с ним не справишься. Ты, как всегда, все испортила, и теперь нашему сыну грозит тюрьма!

– По крайней мере, это не я дала ему пистолет, – тихо произнесла она.

– Что?

– В школу он принес твой пистолет. Ты хотя бы заметил, что он пропал?

Пол взглянул на жену:

– Маленький сучонок! Как он мог…

– Так не пойдет! – вмешалась Клэр. – Нам сейчас нужно думать о Тейлоре. Найти объяснение его поведению.

Пол обратился к Ванде:

– Я попросил Адама Делрея заняться Тейлором. Он сейчас наверху, проводит осмотр.

Резкое заявление Пола лишило Клэр дара речи. Так вот, значит, почему Делрей стал писать указания; отныне он был лечащим врачом Тейлора. А ее только что отстранили от дел.

– Но его наблюдает доктор Эллиот! – запротестовала Ванда.

– Я знаю Адама и доверяю его мнению.

«Выходит, моему мнению он не доверяет?»

– Адам Делрей мне совсем не нравится, – сказала Ванда. – Он твой друг, а не мой.

– Совсем не обязательно, чтобы он тебе нравился.

– Если он лечит моего сына, то обязательно.

Пол издал отвратительный смешок.

– Ты по этому принципу выбираешь врача, Ванда? Ищешь, кто лучше тебе мозги запудрит?

– Я делаю так, как лучше для Тейлора!

– Да, и именно поэтому он оказался здесь.

У Клэр наконец лопнуло терпение.

– Господин Дарнелл, – одернула его она, – сейчас не время нападать на жену!

Он повернулся к Клэр, всем своим видом выражая презрение и к ней тоже.

– Бывшую жену, – поправил он. И, развернувшись, вышел из часовни.

Она обнаружила Адама Делрея на посту дежурной медсестры. Он сидел за столом и что-то писал в карте Тейлора. Хотя был уже поздний вечер, его белый халат был, как всегда, накрахмален и свеж, и Клэр на его фоне почувствовала себя мятой и неухоженной. Конфуз, который с ним сегодня случился во время приступа у Кейти Юманс, был благополучно забыт, и теперь он смотрел на Клэр с привычной раздражающей самоуверенностью.

– Я как раз собирался звонить вам на пейджер, – сообщил он. – Пол Дарнелл только что принял решение…

– Я уже беседовала с ним.

– О! Значит, вы все знаете. – Он виновато пожал плечами, словно извиняясь. – Надеюсь, вы не принимаете это близко к сердцу.

– Это решение родителей. И их право, – скрепя сердце признала она. – Но поскольку теперь за него взялись вы, я подумала, что вам следует знать: газовый хроматограф показал аномалию в крови мальчика. Я бы посоветовала вам заказать расширенный анализ.

– Не думаю, что в этом есть необходимость. – Он отложил карту и встал из-за стола. – Основные наркотики уже были исключены.

– Но все-таки необходимо установить причину аномалии.

– Пол не хочет дополнительных исследований.

Она озадаченно покачала головой:

– Не понимаю, почему он так противится.

– Думаю, он принял это решение после консультаций со своим адвокатом.

Клэр дождалась, пока он уйдет, и схватила со стола карту. Пролистала ее и остановилась на врачебном дневнике, с нарастающим отвращением вчитываясь в записи Делрея.

История болезни и физическое состояние пациента записаны.

Заключение:

1. Острый психоз вследствие резкой отмены риталина.

2. Синдром дефицита внимания.

Не в состоянии твердо держаться на ногах, Клэр осела на ближайший стул; ее подташнивало. Так вот на чем они собирались строить линию защиты! Мальчик, мол, не отвечал за свои поступки. Во всем виновата Клэр, которая отменила прием риталина, тем самым спровоцировав психический срыв. Мол, виновата одна она. «В результате я окажусь в суде».

Вот почему Пол так не хотел, чтобы в крови его сына нашли следы какого-либо наркотика. Это могло бы снять вину с Клэр.

В волнении она снова пролистала карту на начало и прочитала указания Делрея.

«Отменить полный анализ крови на наркотики и токсины.

Все последующие вопросы и отчеты лаборатории направлять лично мне. Доктор Эллиот лечащим врачом больше не является».

Резко захлопнув карту, она почувствовала, что тошнота усиливается. Теперь на кон была поставлена не только жизнь Тейлора, но и ее практика, ее репутация.

Клэр вспомнила первое правило «перестраховочной медицины»: прикрыть свою задницу. Суда можно избежать, только если докажешь, что не совершал врачебной ошибки. Если подкрепишь свой диагноз данными лабораторных исследований.

Ей нужно было получить образец крови Тейлора. У нее оставался последний шанс добыть его; к завтрашнему дню в крови не останется никаких следов наркотических веществ, и исследовать будет нечего.

Она направилась в подсобку и, открыв нужный ящик, достала шприц для забора крови, спиртовые тампоны и три пробирки с красными крышками. Ее сердце бешено колотилось, когда она шла по коридору к палате Тейлора. Мальчик уже не был ее пациентом, и она не имела права делать это, но ей необходимо было выяснить, какой наркотик, если он все-таки был, циркулировал в его крови.

Дежурный полицейский, стоявший у дверей палаты, приветственно кивнул ей.

– Мне нужно взять кровь на анализ, – сказала она. – Вы не придержите его руку?

Он не слишком обрадовался этой перспективе, но зашел в палату следом за ней.

«Быстро бери кровь и убирайся отсюда». Дрожащими руками она затянула резиновый жгут и сняла колпачок с иглы. «Быстрее, пока тебя не застукали». Она протерла руку Тейлора спиртом, и он тут же злобно заорал, пытаясь освободиться от цепкой хватки полицейского. У Клэр учащенно забилось сердце, когда она проколола кожу и почувствовала едва заметный, долгожданный толчок, сопровождавший проникновение иглы в вену. «Быстрее, быстрее!» Она заполнила одну пробирку, сунула ее в карман халата, затем опустошила шприц в следующую. Оросив ее темной кровью.

– Я не могу его удержать, – заявил охранник, сражаясь с мальчишкой, который продолжал взбрыкивать и ругаться.

– Я заканчиваю.

– Он пытается укусить меня!

– Держите его! – рявкнула она, чувствуя, что почти оглохла от пронзительных воплей мальчика. Наполняя третью пробирку, она наблюдала за тем, как туда стекает кровь. «Еще немного. Давай же! Давай!»

– Что здесь происходит, черт возьми?

Клэр подняла голову, от неожиданности позволив игле выскользнуть из вены. Кровь из ранки капнула на простыню. Молниеносно сняв жгут, Клэр приложила к руке мальчика марлевый тампон. Пылая от стыда, она обернулась к стоявшим в дверях Полу Дарнеллу и Адаму Делрею – оба смотрели на нее с недоверием. За их спинами, тоже глядя на нее, стояли две медсестры.

– Она пришла взять у него кровь, – пояснил охранник. – Мальчишка расшумелся.

– Доктор Эллиот не должна здесь находиться, – заявил Пол. – Разве вы не в курсе последних распоряжений?

– Каких распоряжений?

– Теперь я лечащий врач мальчика, – резко бросил Делрей. – Доктор Эллиот не имеет права даже заходить сюда.

Полицейский смерил Клэр взглядом, в котором безошибочно читалась злоба. «Ты меня подставила».

Пол вытянул руку:

– Дайте мне пробирки с кровью, доктор Эллиот.

Она покачала головой:

– Я должна исследовать причину аномалии. Она может повлиять на ход лечения вашего сына.

– Он больше не ваш пациент! Отдайте мне пробирки.

Она с трудом сглотнула:

– Извините, господин Дарнелл. Но я не могу.

– Это насилие! – Пол развернулся ко всем присутствовавшим в палате, и его лицо побагровело от ярости. – Именно так это называется! Она напала на моего сына с иглой! У нее нет никакого права на это! – Он посмотрел на Клэр. – Отныне с вами будет общаться мой адвокат.

– Пол, – вмешался Делрей, выступая в роли миротворца, – я уверен, доктор Эллиот не хочет осложнять себе жизнь. – Он повернулся к ней и попытался ее урезонить. – Хватит, Клэр. Все это напоминает балаган. Отдайте мне пробирки.

Она взглянула на две пробирки, которые держала в руке; стоят ли они того, чтобы ее обвинили в насилии. Чтобы ее лишили привилегий, которыми она пользовалась в больнице. Она чувствовала, что на нее устремлены взгляды всех присутствующих, они наблюдали за ней и даже наслаждались ее унижением.

Она молча отдала пробирки с кровью.

Делрей взял их с видом триумфатора. Потом, обернувшись к охраннику, строго заявил:

– Мальчик – мой пациент. Ясно?

– Яснее некуда, доктор Делрей.

Никто не сказал ни слова, когда Клэр выходила из палаты, но она знала, что все взгляды направлены на нее. Глядя прямо перед собой, она свернула за угол и нажала на кнопку лифта. Только когда двери кабинки закрылись, она позволила себе запустить руку в карман халата.

Третья пробирка с кровью по-прежнему была там.

Она спустилась на лифте в лабораторию и увидела Энтони, сидевшего за рабочим столом в окружении ящиков со склянками.

– У меня есть образец крови мальчика, – сообщила она.

– Для анализа на наркотики?

– Да. Я сама заполню запрос.

– Бланки вон на той полке.

Она взяла формуляр и нахмурилась, прочитав в шапке: «Лаборатории Энсон».

– У нас что, новая лаборатория? Никогда прежде не видела этих бланков.

Энтони поднял взгляд от жужжавшей центрифуги.

– Мы начали работать с «Энсон» несколько недель назад. Больница заключила с ними договор на выполнение комплексных химических и радиоиммунологических анализов.

– Зачем?

– Думаю, все дело в расценках.

Она бегло просмотрела бланк и отметила пункт: «газовая хроматография/масс-спектрометрия; полный анализ на наркотики и токсины». В графе примечаний, в нижней части бланка, она записала: «Мальчик, четырнадцать лет, с очевидным наркотическим психозом и агрессией. Этот анализ исключительно для моих личных исследований. Результаты направить персонально мне». И поставила свою подпись.

Ной открыл дверь на стук и увидел в темноте Амелию. У нее на виске белела повязка, и было понятно, что улыбаться ей больно. При всех стараниях ей удалось лишь слегка приподнять уголки губ.

Ее неожиданный визит застал его врасплох, и он даже не мог сообразить, что сказать, поэтому просто глазел на нее, тупо, как крестьянин, который встретился лицом к лицу с королевской особой.

– Это тебе, – сказала она и протянула ему маленький сверток в коричневой бумаге. – Извини, не нашла красивой упаковки.

Он взял сверток, не отрывая взгляда от лица девочки.

– Ты в порядке?

– Да, вполне. Ты, наверное, слышал, что госпожа Горацио… – Она запнулась, сглатывая слезы.

Он кивнул:

– Мне мама сказала.

Амелия тронула повязку на своем лице. Он снова увидел, как блеснули в ее глазах слезы.

– Я видела твою маму. В неотложной помощи. Она была так добра ко мне… – Амелия обернулась в темноту, как будто проверяла, не следят ли за ней. – Мне пора…

– Тебя кто-нибудь привез сюда?

– Я пришла пешком.

– Пешком? В темноте?

– Здесь недалеко. Я живу на том берегу озера, прямо за пристанью. – Она отошла от двери, слегка тряхнув светлыми волосами. – Увидимся в школе.

– Постой, Амелия! – Он перевел взгляд на сверток, который держал в руке. – Зачем это?

– Это тебе в благодарность. За то, что ты сегодня сделал. – Она отступила еще на шаг, почти растворившись в темноте.

– Амелия!

– Да.

Ной молчал, не зная, что сказать. Тишину нарушал лишь шорох опавших листьев, ковром устилавших лужайку перед домом. Амелия стояла у самой кромки светового пятна, вырывавшегося из открытой двери, и бледный овал ее лица тонул в ночи.

– Может быть, ты зайдешь? – спросил он.

К его удивлению, она, казалось, задумалась над приглашением. Некоторое время поколебалась между светом и тенью, решая, уйти или остаться. Девочка снова оглянулась, словно испрашивая чьего-то разрешения. Потом кивнула.

Ной с ужасом подумал о том, какой беспорядок царит в гостиной. Мама побыла дома всего пару часов, чтобы успокоить его и приготовить ужин. Потом опять помчалась в больницу проведать Тейлора. В комнате так никто и не прибрался, и вещи валялись там, куда их бросил Ной, вернувшись из школы, – рюкзак на диване, фуфайка на журнальном столике, грязные кроссовки возле камина. Он решил пригласить Амелию не в гостиную, а на кухню.

Они уселись за стол, не глядя друг на друга, – представители разных биологических видов, пытающиеся найти общий язык.

Зазвонил телефон, и она подняла взгляд:

– Ты разве не возьмешь трубку?

– Не-а. Это опять какой-нибудь репортер. Они трезвонят весь вечер, с тех пор как я вернулся из школы.

Звонок принял автоответчик, и, как предсказывал Ной, женский голос проговорил:

– Это Дамарис Хорн из «Уикли информер». Я бы очень, очень хотела побеседовать с Ноем Эллиотом, если это возможно, о его удивительном героизме, проявленном сегодня в школе. Вся страна жаждет узнать об этом, Ной. Я остановилась в гостинице «Озерная» и могла бы предложить вам финансовую компенсацию за потраченное на интервью время, если вас это заинтересует…

– Она хочет заплатить тебе за беседу? – спросила Амелия.

– Бред, правда? Мама говорит, что именно поэтому не следует говорить с этой дамой.

– Но ведь люди хотят узнать об этом. О том, что ты сделал.

«А что я сделал?»

Он пожал плечами, испытывая смущение от незаслуженной похвалы, и прежде всего от похвалы Амелии. Он молча вслушивался в монолог журналистки. Автоответчик пропищал после окончания записи, и на кухне снова воцарилась тишина.

– Теперь можешь открыть. Если хочешь, – предложила Амелия.

Он посмотрел на подарок. Предмет был завернут в обычную коричневую бумагу, однако Ной все равно вскрывал упаковку аккуратно, стараясь не порвать ее. Было бы невежливо драть бумагу на глазах у девушки. Он бережно отклеил скотч и развернул обертку.

Карманный нож не впечатлял ни размерами, ни внешним видом. Ной заметил царапины на рукоятке и догадался, что он уже не новый. Амелия дарила ему нож, которым уже кто-то пользовался.

– Ух ты! – сумел-таки выдавить он с некоторым энтузиазмом. – Какой хороший.

– Он принадлежал моему папе, – сказала она и тихо добавила: – Моему настоящему папе.

Ной поднял взгляд, когда до него дошел смысл ее слов.

– Джек – мой отчим. – Амелия произнесла последнее слово с заметным отвращением.

– Выходит, Джей-Ди и Эдди…

– Они мне не родные братья. Это дети Джека.

– Знаешь, а я, пожалуй, догадывался. Они совсем на тебя не похожи.

– Слава богу.

Ной рассмеялся:

– Да, я бы тоже не хотел такого родственного сходства.

– Мне не разрешают даже говорить о папе, потому что Джека это бесит. Он не выносит, когда ему напоминают о том, что до него у мамы кто-то был. Но я хочу, чтобы люди знали о моем отце. Я хочу, чтобы все знали, что Джек не имеет ко мне никакого отношения.

Он бережно вложил нож в ее руку.

– Я не могу принять этот подарок, Амелия.

– А я хочу, чтобы ты его принял.

– Он слишком много значит для тебя, ведь он принадлежал папе.

– Поэтому я и хочу, чтобы он был у тебя. – Она тронула повязку на голове, словно напоминая о том, что она перед ним в долгу. – Ты единственный, кто не испугался и что-то сделал. Единственный, кто не сбежал.

Он не посмел сделать унизительное признание: «Я хотел бежать, но от страха даже не мог двинуться с места».

Она бросила взгляд на кухонные часы. Испуг промелькнул на ее лице, и она решительно встала из-за стола.

– Я и не знала, что уже так поздно.

Он проводил ее до двери. Амелия едва ступила за порог, как вдруг мощный свет фар прорезал гущу деревьев. Она повернула голову на свет и, казалось, оцепенела, когда к дому с ревом подкатил пикап.

Открылась водительская дверца, и из машины вышел Джек Рейд – хилый, тщедушный человечек с хмурым лицом.

– Садись в машину, Амелия, – бросил он.

– Джек, откуда ты…

– Эдди сказал мне, где тебя искать.

– Но я уже собиралась идти домой.

– Садись в машину сейчас же.

Она тут же замолчала и послушно скользнула на пассажирское сиденье.

Ее отчим уже садился за руль, но вдруг встретился взглядом с Ноем.

– Она не гуляет с парнями, – сказал он. – Ты должен знать об этом.

– Она зашла на минутку, – злобно ответил Ной. – Что в этом такого?

– Ничего такого, парень, просто моя дочь – это запретная зона. – Рейд забрался в кабину и хлопнул дверцей.

– Да она тебе даже не дочь! – закричал Ной; он знал, что его не услышат за ревом надрывающегося мотора.

Когда пикап сделал круг, выруливая со двора, Ной в последний раз увидел профиль Амелии в пассажирском окне и ее испуганный взгляд, устремленный в лобовое стекло.

6

Первые снежинки, кружась между голыми ветвями деревьев, припорошили место раскопок. Люси Оверлок посмотрела на небо и сказала:

– Этот снег, надеюсь, ненадолго? Он должен прекратиться, иначе он нам все испортит.

– Да он уже тает, – обнадежил ее Линкольн.

Ему, столько лет прожившему в лесах, достаточно было втянуть ноздрями воздух, чтобы угадать, что снег скоро кончится. Эти хлопья были всего лишь осторожным шепотом, предупреждением о том, что зима не за горами. Снег ему не досаждал; Линкольн спокойно воспринимал все неудобства, связанные со снегопадами, когда приходилось и дорогу лопатой чистить, и машину откапывать из-под завалов, и ночи коротать без электричества из-за обрыва проводов. Вот только темноту он не любил. А зимой слишком рано темнело. Дневной свет уже угасал, и деревья черными косыми полосами выделялись на фоне неба.

– На сегодня, пожалуй, хватит, – решила Люси. – Упакуем тут все и будем надеяться, что до завтра сугробы вырасти не успеют.

Теперь, когда кости уже не представляли интереса для полиции, Люси и ее помощники из числа студентов-дипломников приняли на себя ответственность за сохранность раскопок. Двое студентов затянули рабочую зону брезентом, закрепив его колышками. Тщетная предосторожность – какой-нибудь лесной мародер, например енот, мог одним махом сорвать брезент.

– Когда вы здесь закончите? – спросил Линкольн.

– Мне бы хотелось провести здесь несколько недель, – ответила Люси. – Но раз погода портится, надо поторопиться. Первые серьезные заморозки – и придется ждать следующего сезона.

За деревьями промелькнули огни фар. Линкольн увидел, что во двор Рейчел Соркин заезжает еще одна машина.

Он поспешил через лес к дому. За последние несколько дней лужайка перед домом Рейчел превратилась в автостоянку. Рядом с автомобилем Линкольна примостились джип Люси Оверлок и старенькая «хонда», по-видимому принадлежавшая какому-то студенту.

А чуть дальше, прямо под деревьями, припарковался еще один автомобиль – темно-синий «вольво». Узнав его, Келли приблизился со стороны водительской дверцы.

Стекло немного опустилось.

– Линкольн, – приветствовал его женский голос.

– Добрый вечер, судья Китинг.

– Есть время поговорить?

Линкольн услышал, как щелкнул автоматический замок на дверях. Он обошел автомобиль и сел на пассажирское сиденье. Некоторое время их окружала тишина.

– Что-нибудь еще обнаружили? – поинтересовалась она.

Судья смотрела прямо перед собой, словно выглядывая что-то среди деревьев. В темном салоне автомобиля ее морщин почти не было видно, и она выглядела куда моложе своих шестидесяти шести лет. Моложе и мягче.

– Там было всего два скелета, – сказал Линкольн.

– Оба детские?

– Да. Доктор Оверлок считает, что возраст примерно девять-десять лет.

– Смерть не естественная?

– Нет. Обе смерти насильственные.

Последовала долгая пауза.

– И когда это случилось?

– Это не так-то легко определить. Придется поработать с теми предметами, которые нашли вместе с останками. Они откопали несколько пуговиц, ручку гроба. Доктор Оверлок полагает, что, возможно, это часть семейного кладбища.

Она задумчиво молчала. Следующий вопрос прозвучал тихо и осторожно: