Круг земной

– Помнится, ты говорила Сигерду, что приняла меня за какого-то… песиголовца?

– А в ваших краях разве нет таких?

Родрик молча покачал головой. Желудок уже был полон, но он никак не мог остановиться. Настойку он выпил почти всю, с блаженством ощущая огненные ручейки, бегущие внутри тела.

– Они как люди, – сказала Эирлис, помолчав. – Очень высокие и головы волчьи, и руки в шерсти. Говорить не умеют, рычат, и на человека не нападут, разве только уж совсем голодны. И очень квашеную капусту любят.

– Волки – капусту? – изумился Родрик.

– Я ж сказала – они как люди. За грехи свои страдают.

– И ты сама таких видела?

– Видела. Зим двенадцать или тринадцать назад, много, не могу сосчитать, одна женщина, Бриенна, – её дом тоже за деревней стоит, – на огороде возилась, и увидела песиголовкиню. Та прямо из леса шла. Бриенна в дом забежала и под одеялом схоронилась. А песиголовкиня зашла, принюхалась – и к бочке с капустой. Они, когда капусту видят, словно с ума сходят. Залезла внутрь чуть не до пояса, и давай чавкать. Бриенна тогда топор взяла – и ей по спине. Весь Кадван тогда приходил, смотрел, дивился. И я видела.

– И ты это помнишь? Маленькая, поди, была.

– Кому маленькая, а кому – нет, – хмыкнула Эирлис. – Помнится, я тогда Пеббе во второй раз от ворот поворот дала. Хотел меня четвёртой женой сделать.

– Погоди. – Язык понемногу начал заплетаться. – Как такое может быть? Двенадцать зим назад? Сколько ж тебе лет?

Эирлис пожала плечами.

– Лет? Не знаю. – Она удручённо выставила перед собой ладони с растопыренными пальцами. – Это – десять, я знаю, и ещё немного больше знаю. Но мне много, много раз по десять.

– Что за чушь! – У Родрика шумело в голове. – Ничего не понимаю.

Девушка встрепенулась.

– Потому что тебе отдохнуть надо. – Она вскочила из-за стола. – Ложись, я тебе на топчане постелила. Как проснёшься, к преподобному пойдём, он велел к ночи прийти.

Родрик кивнул и повалился на тюфяк, показавшийся ему восхитительно мягким.

*      *      *

Темнело здесь очень быстро.

Они шли долго, дольше, чем от Кадвана до хижины. Сначала той же дорогой спустились с пригорка, но не доходя до селения Эирлис свернула в сторону: вдоль крепостной стены бежала узенькая тропка. Слева – брёвна, справа – рукотворный овражек, захламлённый ветками, прошлогодней листвой и всяческим мусором.

Родрик плёлся сзади, то и дело норовя свалиться в ров: голова зверски болела, а глотка отчаянно требовала холодного пива. Тот напиток – Эирлис назвала его «туйон», – был горьким, как полынь, и очень крепким, но пился необычайно легко, чему Родрик сейчас был уже не рад. Ноги заплетались, а язык категорически отказывался внятно произнести хотя бы один из тысячи вопросов, которые ещё недавно требовали немедленного ответа.

– Сколько я спал? – только и сумел выдавить он.

– Вечер, да ночь, да ещё полдня.

– Как это?!

– Не сердись. Сигерд велел тебе сон-травы в еду добавить, чтоб отдохнул. Да и выпил ты немало.

Крепостная стена внезапно закончилась, и они вышли на обширную поляну.

– Что это?

Шагах в пятидесяти от селения спиной к лесу стоял сруб, вросший в землю покатой крышей, с целой поленницей дров рядом. Из дыры наверху вился тёмный дымок; корчась, он рисовал причудливые узоры на лице огромной луны.

– Это – дом очищения.

– Баня, что ль?.. – Такие были едва ли не в каждой деревне, в том числе в Бреотигерне, топившиеся по-чёрному, с чугунными котлами, вмазанными в каменную кладку.

Эирлис строго на него глянула. Было забавно наблюдать на её полудетской мордашке такое выражение, будто она воспитывала младшего брата.

– А в твоих краях разве не так? Пойдём.

Родрик пожал плечами. Вил поймёт этих блаженных. Ну и ладно: если для того, чтобы очиститься от-того-не-знаю-чего, надо помыться, то он только этому рад. Его дважды вымокшая в болоте одежда смердела как дохлая лягушка, и Родрик подозревал, что от него самого запашок шёл не слаще.

Из открытой двери на него пахнуло дымом и паром. Глаза на мгновение ослепли от густого воздуха и темноты. Родрик остановился, и вовремя: прямо за порогом лежало толстое осиновое бревно. Родрик непонятливо хмыкнул.

– Ты должен переступить через него, – послышался голос. Кажется, преподобного Сигерда.

Где-то за углом, потрескивая, дышали красным угли; кроме них, других источников света не было.

– Да запросто, – буркнул Родрик.

Он наклонился (чёрная от копоти притолока была низкой), едва ли не по-собачьи перелез через осину – и в то же мгновение его схватили за руки.

– Да что за?.. – изумился он, трепыхнувшись. Но его держали крепко. Двое здоровенных с виду мужиков, голых по пояс. Духота да мокрота здесь стояли страшные. За почтенным Сигердом, выступившим из тени, виднелся котёл с булькающей водой, и широкая лавка с поперечными перекладинами.

Монах глянул через плечо Родрика.

– Ну, как?

– Он выпил всё, – послышался сзади голос Эирлис.

Старик удовлетворённо кивнул.

– Хорошо. И святое дерево ему не повредило.

– Что здесь происходит? – рявкнул Родрик.

Сигерд успокаивающе поднял ладонь.

– Не волнуйся, сын мой. Мы уже уверились в твоей человеческой сущности. Однако ж каждый, кто побывал в тёмном лесу, должен очиститься от скверны, прилепившейся к нему в мире дьяволовом, ибо она поначалу может быть незаметной, как крошечное пятнышко лишая, невзначай попавшее на кожу. Положите его.

Те два мужика подтащили Родрика к лавке, быстро и ловко притянули к перекладинам кожаными ремешками сначала его запястья, затем – лодыжки.

– Эирлис, сними с него сапоги.

– Эй, эй! – неуверенно выкрикнул Родрик.

– Тебе не причинят вреда. – Старик кивнул, и один из мужчин сорвал с Родрика одежду, не особо церемонясь: рубаха и штаны с треском лопнули по швам – и тотчас отправились в огонь, выплюнувший сноп искр. Второй подбросил в очаг несколько поленьев, и пламя радостно заурчало. Клубы густого дыма повалили в отверстие в крыше, заволокли саму парную. Тело Родрика покрылось капельками пота.

– Да возродится сила Эогабала, и расточатся враги его, – начал Сигерд, – и да бегут от лица его ненавидящие его! Как рассеивается дым, ты рассей их; как тает воск от огня, так демоны да погибнут от сил пламени и воды…

Родрик охнул от неожиданности и боли: один из тех мужиков сильно хлестнул его веником, даже не веником, а связкой прутьев, оставивших на коже мгновенно красневшие полосы.

– …Изгоняем тебя, дух всякой нечистоты, всякая сила Вилова, всякий посягатель адский враждебный, всякий легион, всякое собрание и секта диавольская, именами и добродетелями Эогабала и праматери Боанн, искоренись и беги от их имён, от душ, по образу Божию сотворенных, и в Граде Божием пребывающих. Не смеешь боле, змий хитрейший, обманывать род человеческий, преследовать и избранных богами отторгать и развеивать, как пшеницу на ветру!

Родрик дёргался и извивался, а те двое, пыхтя, без устали хлестали его розгами. Сигерд что-то плеснул в огонь, и длинные языки пламени взметнулись вверх. Отчётливо запахло полынной горечью.

«О, боги…» Сознание мутилось от боли и оглушающей жары, от проклятого туйона, от бесконечного бормотания монаха: его голос шуршал песком, накатывал волнами, громыхал, сливаясь с бульканьем воды и гулом огня в неразборчивую какофонию. Огромная тень Сигерда плясала на бревенчатой стене, переползала на низко висящие балки. Перед глазами корчились чёрные фигуры, жуткие морды скалились в лицо. И потолок, и стены были расписаны оживающими в клубах дыма изображениями тварей: стриг с лязгающими челюстями, ламий, масок, фомор и странных летающих страшилищ, походивших на огромные шали с рваной бахромой.

– …Я изгоняю тебя, нечистый дух, истинное воплощение нашего врага, призрака, весь легион, во имя истинных богов, выйди вон и беги из этого божьего существа!

Те два мужика вдруг замерли, с ожиданием глядя на преподобного. Тот, не переставая бормотать под нос, достал из складок своего необъятного одеяния крохотную склянку, откупорил её и, намочив палец, нарисовал на лбу Родрика какой-то знак, судя по ощущениям – круг с треугольником внутри. Запах был как от оливкового масла с травами.

– Он чист! – возвестил Сигерд.

Путы развязали и – Родрик не поверил такому счастью, – щёлкнув замком, сняли ошейник. Родрик уселся на лавке, потирая затёкшие запястья. Слабость накатывала волнами, но он чувствовал себя на удивление хорошо. Ни в Бриотигерне, ни где ещё в банях не использовали такие розги, просто обливались из ковшей, сидели в клубах пара – и всё.

Те двое мучителей и Эирлис между тем куда-то исчезли. Родрик исподлобья глянул на монаха.

– Что это было? – буркнул он.

– Где нечисть – там холод, – сказал Сигерд, – ибо твари Виловы несут с собой ветер леденящий и сковывают воду стынью. Огня же святого боятся, и потому по воле Отца всего сущего обречены были на вечное заточение и муки смертные в полыхающих подземельях Гленкиддираха. Но тёмной волей были сорваны цепи и разбиты крепкие оковы на железных дверях, чудища смердящие вырвались на волю, чтобы пожрать род людской, и круг замкнулся. Мир рухнул, оказавшись во власти тьмы, и лишь истинно правоверных Отец небесный уберёг от гибели, и лишь нам доверил хранить светоч истинной веры.

– То есть мир рухнул, правоверные только тут, а кругом одни твари? В лесу?

– Именно.

– Мир не рухнул, святой отец. Люди как жили, так и живут.

– Там, откуда ты пришёл?

– Да. Едят, пьют, любят баб, воспитывают детей. Как всегда. Там, по ту сторону болота.

Старик удручённо покачал головой.

– Боюсь, ты ошибаешься, сын мой. Это было давно, так давно, что только деды наших дедов, будь они живы, могли бы что-то рассказать. Ныне остались только мы. Однако же, – Сигерд посмотрел Родрику в глаза, – ты должен поведать мне о своих видениях. Я думаю, это духи предков живут в тебе, и только их сила помогла тебе выжить в подлунном мире.

Родрик пожал плечами.

– Договорились. Но – дашь на дашь.

– Что ты имеешь в виду? – изумился старик.

– Я расскажу вам, а вы – мне. Про круги, подлунный мир и прочее.

Сигерд задумался.

– Вижу, ты слишком долго блуждал во тьме. Душа твоя чиста. Я расскажу тебе. Но не сейчас – завтра, если боги позволят нам пережить эту ночь.

– Что опять такое? – Родрик едва не рассердился. – Что будет этой ночью?

– Не волнуйся. В Граде божьем ты в безопасности.

«Проклятье. Снова загадки». Кивнув, Родрик поднялся со скамьи.

– Ладно. Поглядим-увидим. Кстати: если вы заметили, мои штаны сожгли…

– Не торопись, сын мой. Ты должен ещё некоторое время оставаться здесь.

– И долго?

– Пока священный огонь не сожжёт остатки скверны. Как только угли потухнут, тебе принесут одежду. И уже сегодня вечером мы вместе вознесём молитву, чтобы они не забрали никого из нас. Ночь отделит агнцев от козлищ.

– Жду, не дождусь, – проворчал Родрик под нос.

Глава 6. Ветер

После ухода преподобного Родрик посидел ещё немного, раздумывая обо всём сразу, и, не надумав ни одного ответа на свои вопросы, улёгся на той же лавке, где его хлестали вениками. Было жарко, угли в очаге мерцали красным, догорая, а тело после проведённой экзекуции приятно ломило. Облезлые чудища на стенах и потолке тоже немного успокоились, и теперь беззлобно пялились на незваного гостя.

Проснулся он от скрипа двери. Чумазый мальчишка положил рядом с ним стопку одежды.

– Велено передать, чтоб к Божьему дому шли, – шмыгнув носом, сообщил он. – И просили поторопиться, а то уж скоро темнеть начнёт.

Родрик нарочито неспешно натянул штаны. И штаны, и рубаха были хотя и не новые, но чистые и почти не ношеные. Мальчишка беспокойно топтался у двери.

– Эй! – окликнул его Родрик. – Что это за Божий дом? Где?

– От восточных ворот всё время прямо. Сами найдёте?

Родрик кивнул.

– Ну, тогда я пойду, – выпалил мальчишка и, не дожидаясь ответа, выскользнул наружу.

Родрик затянул шнуровку на рубахе – та оказалась великоватой, с трудом натянул на распаренные ноги сапоги, вышел следом – и неприятно поёжился. После такого жаркого дня, вопреки ожиданию, на улице было холодно – настолько, что руки немедля покрылись мурашками. Тропинка от бани – «ах, да, – усмехнулся Родрик, – дóма очищения», – вела к воротам, которые он по приходу сюда и не заметил. Бревенчатый частокол здесь был двойным, высотой в три человеческих роста, с деревянными вышками по обе стороны от входа. Наверху тенями маячили стражники с копьями.

«Воюют с кем, что ль?» – задумался Родрик, и это его подозрение укрепилось, когда он оказался внутри стен Кадвана. Со всех сторон к центру селения шли люди: мамаши с хныкающими младенцами на руках и малолетками, цепляющимися за подолы, хмурые мужчины – все с оружием, непривычно тихая молодёжь – и все сосредоточенно, почти не толкаясь, спешили в одном направлении. Спешили, впрочем, не все: Родрик заметил, что многие оставались в домах, наглухо запирали двери и ставни, тушили свечи и лучины; кругом лязгали засовы и скрипело дерево.

Пару раз Родрика пихнули плечом – беззлобно, просто обгоняя, и он остановился, вжавшись спиной в каменную стену. В толпе он заметил стражников – вроде тех самых, что недавно стояли на башнях, а может, и других: в кожаных колетах и железных шишаках, с короткими копьями и мечами на боках. «Непонятно, совсем непонятно». Если на город кто-то готовится напасть, то с бабами-то ясно, но отчего стражники, как и все мужики, идут не к стенам, а наоборот?

По небу стремительно бежали тёмные облака, и луна сверкала мёртвыми глазами. Между коньков высоких крыш посвистывал ветерок, время от времени срываясь вниз и цепляясь холодными руками за плащи. Очень холодными. Родрику вдруг подумалось, что он стоит дрожа и едва не лязгая зубами. Словно на дворе конец Мокреня-месяца, и вот-вот с неба посыплются первые снежинки. Что за напасть: днём – жара, ночью – зима?

«Твари Виловы несут с собой ветер леденящий», – вдруг вспомнились Родрику слова преподобного Сигерда. Он замер, раздумывая, и решительно повернул к ближайшей сторожевой башне. На мгновение ему показалось – наверное, показалось, помяни нечистого, а он уж здесь, – что в той же стороне мелькнуло серое одеяние монаха.

Подбежав к башне, Родрик взялся за приставную лестницу, и в этот момент ему на голову чуть не сел спускающийся солдат.

– Кто здесь? – выдохнул он, и, разглядев Родрика, буркнул: – С дороги!

Родрик схватил его за плечо.

– Эй, что происходит? Куда все?

– Пусти! – откликнулся тот напополам испуганно и ворчливо. – Смерти ищешь?

Стражник попытался вырваться, но у него не получилось. Это был мешковатого вида мужичок с бегающими глазами.

– Чего хочешь, дурень? – взвизгнул он.

Родрик взглядом указал на его пояс:

– Раз такому храбрецу меч без надобности, может, мне отдашь? И вали на все четыре стороны…

Тот трепыхнулся ещё раз, но Родрик держал крепко.

– Бери, бери, – торопливо согласился мужичок. Отстегнув ремень, он бросил его на землю, рывком выдернул плащ и побежал вслед за всеми. Народа на улице уже почти не осталось.

Мельком проводив его глазами, Родрик решительно принялся карабкаться наверх.

«Надо было и плащ отобрать», – недовольно подумал он, забравшись на вышку. За последние полчаса стало ощутимо холоднее.

За стенами Кадвана не было ничего хоть сколько внушающего опасения. То же холмогорье, по которому ещё только утром Родрик с Эирлис пробирались к её хижине; та же тропинка, петляя меж валунов, терялась в темноте. Не очень далеко – по прямой не более полумили, – чёрной стеной стоял лес. Огромная луна, наполовину скрытая тучами. И – ветер. То сильный, то слабый, то порывами, но одинаково пронизывающий.

Родрик оглянулся. Селение казалось почти брошенным, только в нескольких кварталах между крыш угадывалось свечение. Один огонёк, другой. Наверное, опаздывающие спешили к тому самому божьему дому. Как Родрик догадывался, это что-то вроде храма, в котором, по всей видимости, сегодня ночью намечалось какое-то торжественное действо. Родрик в очередной раз зябко поёжился. Над головой нависала соломенная крыша, которая, похоже, худо-бедно справлялась с дождём, но площадку окружали лишь хлипкие перила, совершенно неспособные защитить от холода.

Оглядевшись ещё разок, он решил было, что ловить здесь нечего, но тут нечто привлекло его внимание. Что именно – он и сам не понял. Нечто… в лесу. Далёкий звук, похожий одновременно на рычание и хриплый вздох.

Родрик замер, прислушиваясь.

Нет… просто шум деревьев да похрустывание веток. Родрик всматривался до рези в глазах, пока, наконец, ему не начало мерещиться, что чернота леса необъяснимым образом меняет цвет до тёмно-синего и тёмно-красного. В сердцах ругнувшись, Родрик решил списать видение на состояние похмелья, протёр глаза и уже поставил ногу на ступеньку, как вдруг из частокола деревьев выползло оно.

Родрик закрыл глаза и помотал головой. Видение не исчезло. Оно было с дом размером, бесформенное, похожее на сгустившийся воздух, с мерцавшими там и сям красноватыми прожилками. Оно текло как туман, не между деревьями, а сквозь них, то сжимаясь, то вытягиваясь в змею, хотя нет, не текло, а всё же ползло гигантской многоножкой, неслышно перебирало мягкими лапами, чавкало и принюхивалось. Добрело до ручья и остановилось, урча почти недовольно. Из утробы вылез отросток, вытянулся, дотронувшись до воды, резко спрятался обратно. Чудище не видело, но чувствовало. Дёрнувшись туда-сюда, оно неспешно двинулось берегом.

Родрик судорожно сглотнул и задышал тяжело-тяжело. Кажется, всё это время он вовсе забыл о том, что надо дышать. Медуза, догадался он. Конечно, это медуза. Далеко на севере, в землях физов, что на берегу холодного моря, рассказывали о таких. Они хлипкие, полупрозрачные и ядовитые. И они живут в воде – но никто никогда не говорил, что медузы могут быть такими большими, и чтобы они ползали по земле.

Сердце колотилось быстро-быстро, и в животе сделалось плохо. Родрик уже и не помнил таких ощущений. Даже во время сражения, когда с гиканьем бросаешься на врага, и кровь бурлит в жилах – такого не бывало. Разве что давным-давно, когда они с отцом только ещё приехали в Харлех, милях в пяти от которого шумел-кряхтел древний лес, Гриммельнская чаща. Однажды он и мальчишки из деревни сбежали из дома и, дружно боясь, решили побродить среди вековых деревьев. Их тогда поймали, нагнали: отец Родрика, Харольд Оргин, тряс сына за плечи и говорил: никогда, слышишь, ты, никогда не смей ходить туда. Родрик тогда не понял, почему, но, глядючи в побелевшее от напряжения лицо отца, испытывал чувство страха.

– Ты боишься?

Родрик дёрнулся, как ошпаренный, стремительно развернулся, рывком выхватил тускло блеснувший меч. Рядом, словно не замечая направленного на него клинка, стоял преподобный Сигерд.

– Ответь, – бесцветно повторил он, – ты чувствуешь беспокойство?

Родрик шумно выдохнул.

– Ну… я бы выпил что-нибудь.

Старик удовлетворённо кивнул. Даже, кажется, улыбнулся в седую бороду. Его длинные волосы развевались на ветру.

– Я рад, что дал Эирлис уговорить себя. За тысячу зим здешний люд отвык от храбрости. Это мортох. Его оружие – страх. Даже птицы не взлетают с ветвей, когда чуют его приближение. Они коченеют, сидят и ждут, когда их съедят. Но теперь мы должны идти. Времени мало.

– Для чего мало?

– Менее чем через час наступит полная луна. И если стены Кадвана в состоянии защитить нас от мортоха, то они, увы, бессильны перед прочими порождениями тёмного бога.

Родрик стоял, не в силах оторвать взгляда от медленно ползущего слизняка. Чудище становилось то полупрозрачным, то непроницаемо чёрным, то внезапно, словно нагретая изнутри, его оболочка лопалась, покрывалась сетью алых трещин, делая его похожим на волну лавы, текущую из жерла вулкана. Страх остался, но вместе с ним внутри Родрика появилось какое-то озорное чувство, желание попробовать, что да как. Такое было, когда в горах Нордмонта он первый раз увидел огромного волосатого зверя с рогами, растущими прямо изо рта.

– Прочими? – переспросил он. – Что здесь у вас творится?

Сигерд вздохнул.

– Иногда дни бывают длинными, иногда нет. Бывает, наступает зима, а иногда лето длится долго, очень долго. Но каждый раз, когда они появляются, это происходит во время полнолуния. Я пытался найти закономерность, но, увы, человеческий разум слишком слаб, чтобы понять поступки богов. Время – это одна из божьих ипостасей, и нам не дано им управлять… Смотри! – Старик вытянул руку, указывая на лес.

Чаща зашумела, зашевелилась, деревья шатались в разные стороны, а между ними, как светляки, начали вспыхивать огоньки. Родрик не сразу уразумел, что это, а потом его взяла лёгкая оторопь. Огоньков было по двое, зелёных, красных, мертвенно- и ярко-синих. Они двигались, гасли и вспыхивали вновь, отражая лунный свет. Круглые как блюдца глаза.

Из леса выскочила дюжина странных существ, смутно различимых на фоне черноты. Вернее, Родрик был почти убеждён, что именно «из леса», настолько несуразным ему показалось их появление. Земля меж деревьев кряхтела, вспучивалась, шевелилась, и из-под корней, как из могил, раскидывая комья, высовывались худые руки, а затем показывались и тела. Впрочем, тьма опускалась настолько быстро, что Родрик списал увиденное на обман зрения. «Будь тут Гаран, он непременно принялся бы уверять, что они из-под земли вылазят», – про себя и слегка неуверенно усмехнулся он.

Если бы не вытянутые звериные морды, их можно было бы принять за тощих человекообразных существ с белёсой безволосой кожей, горбатыми телами и необычайно длинными когтистыми конечностями враскорячку, которыми они ловко цеплялись за склоны. Они тявкали по-шакальи, скалили пасти и рычали, стоило кому-то из них задеть другого. Та тварь, что бежала впереди, вдруг заметила мортоха. Стая немедленно переменила направление и, повизгивая от предвкушения добычи, ринулась к неповоротливой, а потому казавшейся беззащитной жертве.

– Они хотят напасть? – изумился Родрик.

Сигерд кивнул.

– Они сильны, быстры и кровожадны, но настолько глупы, что им неведомо чувство страха. Я б сказал, это огромные насекомые. Они видят еду во всём, что шевелится, и способны насыщаться без конца. Я один раз видел, как такая тварь лопнула как раздутый бычий пузырь – оттого, что не могла остановиться.

– И что же, – Родрик неуверенно хмыкнул, – мужчины Кадвана не могут справиться с кучкой безмозглых пауков?

– С этими – могут. Когда их не очень много. Но не с…

Старик замолчал.

Первая из – гиен? шакалов? Родрик не знал, как это назвать, – почти добежала до слизняка и, кажется, почуяла неладное, но было уже поздно. Из бесформенного тела мортоха стремительно вытянулся длинный красный язык – и у Родрика рот открылся от неожиданности. Мортох и не собирался хватать ту тварь – язык просто лизнул её бок, вырвав большой шмат мяса. Тварь громко заверещала, закрутилась на одном месте, разбрызгивая кровь, ковыляя, поползла в сторону – и на неё тут же набросились её сотоварищи. Клацая зубами, они в считанные мгновения разорвали её на куски. Мортох лениво потёк к пирующей стае, и твари, грозно порыкивая для виду, скрылись за холмом.

– О боги! – Сигерд вцепился в перила.

Справа, шагах в пятидесяти, с негромким скрипом отворились ворота, и из них вышла закутанная в чёрное фигура. Головы не было видно под капюшоном. В руках человек нёс высокий шест с треугольным навершием. Медленно, но решительно, он направился прямо к мортоху.

– Что он делает?! – негромко спросил Родрик.

Сигерд не ответил.

На соседней сторожевой башне мелькнула чья-то тень. Послышались крики, неразборчивая ругань, и ворота захлопнулись, оставив того человека в одиночестве. Видимо, подумал Родрик, всё же не все защитники покинули стены.

– Он сумасшедший?

Сигерд обречённо покачал головой.

– Это последователь Триединых богов. Эта секта ушла из Кадвана, и они построили себе дом где-то на восточных склонах.

Фигура в чёрном, держа шест как знамя, остановилась шагах в десяти от мортоха. Если бы у чудовища были глаза, Родрик поклялся бы, то оно лениво разглядывает жертву. Человек откинул назад капюшон, обнажив выбритую голову с торчащими сзади тоненькими косичками.

– Во имя истинных богов, – ветер донёс его громкий, слегка прерывающийся голос, – Аира, великого судии, и созданных им из самого себя братьев-сыновей: Инэ, властителя света и Белара, повелителя тьмы, заклинаю тебя: отправляйся…

Человек не договорил. Туман наполз на него, внутри чавкнуло, и красное брызнуло во все стороны, как будто чьи-то огромные ладони прихлопнули большого раздувшегося от крови комара.

– Проклятье… – Родрик сглотнул.

Сигерд наклонил голову, шепча под нос.