Алтынай

Остальные сидели, не поднимая глаз. Всё семейство было в сборе.

– Проходи, садись, – отец Алтынай протянул руку в сторону скамейки возле стола.

Саша разулся и осмотрелся, ища тапочки. Тетушка Рая поспешно достала из-под шкафчика тапочки и молча протянула их Саше. Он прошел и сел к столу. Громко тикали настенные часы, билась об оконное стекло муха.

Алтынай сидела в левом углу, судорожно сцепив пальцы в кулак. Ее бледное лицо было опущено вниз.

Надир сидел рядом с отцом и равнодушно смотрел в сторону. Тишина стала непереносимой!

– Ну что же, Саша, говори, раз пришел, – и Кенесбек повернулся к дочери: – Выйди-ка, Алтынай, пока мы тут побеседуем!

– Нет! – твердо сказал Саша. – Извините, ата, пусть она слушает! Речь будет о ней.

– Ну хорошо! – нахмурился Кенесбек. – Может, это и к лучшему.

Он выжидающе посмотрел на Сашу.

Саша положил руки на стол и сцепил пальцы. От внутреннего напряжения на его лице стала проступать бледность.

– Ата! Я люблю вашу дочь, – он твердо посмотрел в глаза Кенесбеку. – Надеюсь, что она тоже любит меня. Я прошу у вас, – он посмотрел сначала на тетушку Раю, потом снова на отца Алтынай, – отдать ее мне в жены!

Краем глаза Саша увидел, как Алтынай сильно покраснела.

Кенесбек внимательно посмотрел на него.

– Значит, ты пришел свататься? – он криво усмехнулся. – А что же без соблюдения обычаев? И вот с этим? – он показал на синяк Саши. – Где твоя семья?

Саша почувствовал издевку в его словах.

– Ата! Вы знаете, что мой отец давно умер, – спокойно ответил он. – А мама решила не идти со мной, учитывая сложившуюся… э-э… ситуацию! Она считает, что лучше будет, если говорить будут только мужчины. В нашей семье, кроме меня, мужчин больше нет. Так что вам придется обсуждать этот вопрос со мной.

– Ну хорошо! – вздохнул Кенесбек.

Он встал, подошел к окну и стал смотреть на улицу. Потом повернулся к Саше.

– Я скажу тебе нет! – и, чуть помолчав, повысил голос: – Твердое нет!

Боковым зрением Саша увидел, как Алтынай еще ниже опустила голову.

– И объясню, почему! – Кенесбек вернулся и снова сел за стол. – Алтынай у меня одна дочь. Так захотел Аллах, – он поднял глаза вверх. – И она воспитывалась как настоящая казашка. У нее все наши обычаи в крови, – он чуть помолчал. – Почитание отца с матерью, уважение к старшим, к своему роду. К нашим негласным законам и обычаям. Сейчас эти обычаи разрушаются. Особенно в городе! А ты знаешь, что происходит с народом, когда разрушаются его обычаи и законы? Недавно в городе трое молодых подонков, то ли пьяных, то ли обкуренных, избили пожилого человека, когда он сделал им замечание. Они били его лежачего. Ногами. И они, и этот пожилой человек были казахами! Когда такое было?

Саша невольно посмотрел на Надира. Тот медленно стал заливаться краской.

– В ауле их бы забили насмерть камнями. А их родителей вышвырнули бы из аула в степь, на погибель. А тут – мелкое хулиганство и 15 суток. Человека же не убили! Вот и получается; внешне они казахи, а внутренне – какие-то выродки! Я не хочу сказать, что в этом виноваты только русские. Но вы принесли на нашу землю пьянство, мат, пренебрежение к старости, хамство и обман. Поэтому я не хочу, чтобы у моей дочери был русский муж.

– Я украинец, – тихо возразил Саша.

– Да какая разница, – с досадой махнул рукой отец Алтынай. – Все вы одной веры. Вернее, ее видимости: на Рождество и на Пасху. А в остальное время вам на вашу веру наплевать! Вы живете на нашей земле как временщики, – Кенесбек провел ладонями по своему лицу. – О Алла бисмилла!

Все подавленно молчали.

– А теперь лично о тебе. Когда я встречал вашу пьяную компанию в поселке, у меня сердце кровью обливалось. Я представлял себе, как Алтынай тащит пьяного мужа домой через весь поселок.

Настала очередь краснеть Саше. Его лицо горело.

– А мои внуки? – продолжал бить наотмашь Кенесбек. – Кем они вырастут возле пьяного отца?

Саша попытался возразить, но Кенесбек выставил ладонь вперед:

– Обожди! Я еще не закончил. Что моя дочь получит, выйдя за тебя замуж? Твои 100 тысяч тенге в месяц? Это всё, на что ты способен? Что ваша семья будет кушать, когда она родит и будет вынуждена сидеть дома с ребенком? Да! У твоей мамы домик, огород, скотина. Всё, что она заработала с мужем за всю жизнь. Но твоих денег не хватит не только на вашу жизнь, но и на поддержание того, что есть. Ни один уважающий себя отец не отдаст свою дочь в такую нищету! Я обосновал свой отказ? – Кенесбек опять встал и подошел к окну.

Все молчали, подавленные нарисованной картиной. Оглушительно жужжала муха.

– Что-то еще нужно? Или и так всё понятно? – повернулся он к Саше.

– Более чем! – глухо проговорил Саша. – Но позвольте и мне сказать!

Отец Алтынай кивнул: мол, давай, оправдывайся.

Часы пробили час дня.

– По поводу земли и моего народа, – начал Саша. – Мы живем не на вашей земле. Мы живем на своей земле. В этой земле лежат уже три поколения моей семьи. Мои прабабушка и прадедушка пришли на эти земли, когда здесь была только степь. Вместе с ними пришли люди со всех концов страны – тогда СССР. Даже из Ленинграда. Нужно было построить в этой степи железнодорожный узел. А к нему поселок. В котором мы все сейчас живем. Ваш род зимой уходил на юг со своими табунами овец и лошадей. Потому что зимой здесь была смерть. Минус 40, снег и бураны. Вы уходили от этой зимы. Я не осуждаю вас за это. Вы спасали свой народ от гибели. Но в это же время мои предки рыли в земле норы, которые назывались землянками, и продолжали строить эту проклятую железнодорожную станцию. Я извиняюсь за пафос, но по-другому не передать, что тогда творилось на этом месте, где мы с вами сейчас сидим. Людей не могли похоронить неделями, потому что нельзя было вырыть могилу. Ее надо было выдолбить в промерзшей земле. Теперь в этом поселке живете вы и ваши родственники. Вам не надо никуда уезжать зимой. Посмотрите на ваши мавзолеи и на наши кладбища. Ваших могил намного меньше, чем наших. Не потому, что вы меньше умирали. Вас просто здесь не было каждые почти полгода. И так по всему северному Казахстану. Спросите своих аксакалов, что они помнят об этих местах в то время? Голая степь, ковыль, и всё! Сейчас города, дороги, в том числе и наша железная дорога, заводы, электростанции и прочее. Всё это построили те самые люди, о которых вы сейчас говорили без всякого уважения. Сами бы вы ничего не построили. У вас не было на это денег, инженеров, ученых, рабочих и просто понимания, что нужно делать.

Саша замолчал от острого желания закурить.

– Да! Вы справедливо говорили о хамстве, пьянстве и прочем. Каждая нация болеет своим болезнями. На то есть свои причины, не будем об этом. И, как любая болезнь, это лечится. У вас тоже не всё благополучно. Иначе вы бы не убивали друг друга за женщин, воду, пастбища, овец и лошадей. Причем с жестокостью, которой бы позавидовали воины Чингисхана. И эти трое подонков били лежачего не из-за того, что рядом жили русские, а из-за того, что их мамы и папы не заложили в них те самые обычаи, о которых вы говорили.

Теперь обо мне! Смерть Андрея поставила точку в наших пьянках. Это была наша общая ошибка. Страшная! Андрей заплатил за это своей жизнью.

О моей работе и моей зарплате могу сказать, что вы правы на все сто. Я это понимаю и буду делать всё, чтобы Алтынай и мои дети жили не хуже других. Звучит неубедительно, но другого мне сказать нечего, – Саша встал. – Спасибо, ата, что честно высказали свое мнение. Прошу прощения у вас и вашей жены, если я чем-то вас обидел, это не преднамеренно. У меня к вам маленькая просьба: пусть Алтынай выйдет со мной во двор, мне нужно с ней поговорить. Всего пять минут! – поспешно сказал он, глядя на нахмурившееся лицо Кенесбека. – За пять минут ничего не изменится.

Тот кивнул головой, разрешая дочери выйти.

Уже на пороге он остановил Сашу:

– А почему Алтынай? У вас ведь в школе было много красивых девушек. И русских, и украинок, и других.

Саша немного подумал и повернулся к нему:

– Не знаю, ата! Это вопрос куда-то наверх, – он поднял глаза к потолку. – Или вашему Аллаху, или нашему Богу. Они там определяют, кому с кем жить и как продлевать свой род.

Саша повернулся и вышел. Улица встретила его ослепительным светом и птичьим гомоном.

Через пять минут из дома вышла Алтынай. Она шла по дорожке, не поднимая глаз. Не доходя метр до Саши, она остановилась и схватилась за поперечную планку забора. Глаз на него она так и не подняла.

Они постояли немного молча.

– Алтынай! – тихо произнес Саша и протянул к ней руку.

Она как-то беспомощно посмотрела на него и резко отодвинулась. Саша с тоской понял по этому движению, что она приняла решение. И какое это решение, он тоже понял. О чём-либо спрашивать ее не было никакого смысла.

– Прости меня, Алтынай, что тебе пришлось пройти тяжелое испытание, – он перевел дыхание. – Но мне нужно было знать твое решение. Не их. А твое!

Он замолчал и стал смотреть на ее лицо.

Она по-прежнему не поднимала глаз, только ее руки продолжали судорожно сжимать планку забора. Ее ноги стали подкашиваться.

Стукнула дверь дома. На пороге в нерешительности застыла тетушка Рая.

– Подойдите, пожалуйста к нам, – попросил ее Саша. – Алтынай не очень хорошо себя чувствует! Мы уже закончили.

Та подошла и обняла дочь.

– Я хочу вам сказать, – медленно произнес Саша, – что вы очень хорошо воспитали свою дочь! Нет, нет, – вскинул он ладони вверх, увидев недоверчивый взгляд женщины. – Я это говорю совершенно искренне, без иронии.

Они повернулись и пошли в дом. Саша смотрел им вслед. Уже возле порога Алтынай по-детски заплакала и уткнулась лицом в плечо матери.

Та что-то ласково стала ей говорить по-казахски. Потом хлопнула дверь.

Всё!

Саша понял, что именно в эту минуту и в этом самом месте судьба развела их жизни в разные стороны.

* * *

Ноги сами привели Сашу на их любимое с Алтынай место в степи.

Он лег на траву и стал смотреть в небо. Там так же на огромной высоте кружил беркут. Возле уха жужжал шмель, что-то шуршало в траве. Голова была пустая. Мыслей не было никаких.

Потом, мысленно, он стал загибать пальцы на правой руке: «В октябре прошлого года ушел Андрей, спустя пару недель – Игорь, позавчера – Куаныш, час назад – Алтынай».

Какой-то злой рок висел над их компанией!

«Что же осталось? – Саша стал загибать пальцы на левой руке. – Мама – раз, Олег – два. И?.. Всё!»

Его замутило.

«Да!.. Еще степь!»

О степи он думал, как о живом существе. Как-то, сидя в автобусе, возвращаясь из города домой, Саша думал, глядя на пейзаж за окном. Там была плоская равнина рыжего цвета, с островками зелени. Не за что глазом зацепиться!

Саша видел уже, будучи в армии, горы, покрытые блестящим снегом, море с его вечным шумом набегающих на берег волн, леса с тенистой прохладой. Всё это сильно впечатляло! Всё было огромным, вечным, завораживающим и… не получало никакого отклика в его душе!

«Ну что в ней такого? – недоумевал он, глядя на степь. – Пустота! Плоская земля внизу, купол неба сверху и ветер. Всё! Может, загадка кроется именно в этом открытом пространстве? – лениво думал он. – Недаром оно дает душе ощущение простора. А может, какая-нибудь особая энергия беспрепятственно пронизывает это пространство своими волнами, вызывая в душе беспричинный восторг? И когда эти волны проходят через человека, они зажигают в его душе какую-то лампочку, как в фонарике».

Он не мог всего этого понять. Как бы то ни было, но Саша разговаривал со степью, как с живым существом.

«Посмотреть со стороны, – думал Саша, – так это какой-то дурдом! Сидит человек и что-то бормочет, глядя в степь».

Он опять лег в своем новеньком костюме на траву и стал смотреть ввысь. Постепенно какое-то новое чувство стало им овладевать. Какая-то смесь тоски, пустоты, ненужности своего существования. Раньше такого чувства Саша не испытывал.

Он еще не знал, что это новое чувство называется одиночеством!

Ему вдруг непреодолимо захотелось вернуться в прошлое. Туда, где они с Алтынай лежали на этом самом месте после школьного бала. Туда, где не было ее родителей, где не было его сватовства, Серика с его калымом, ночной драки, разговора с Куанышем. Туда, где у него, лежащего рядом с Алтынай, в душе было ощущение беспредельного счастья.

На него навалилось чувство огромной усталости. Саша сам не заметил, как уснул.

Сначала он почувствовал, как задрожала земля. Он испугано вскочил и увидел, как с юга в степи появилась черная полоса. Она стремительно увеличивалась в размере, и Саша понял, что это конница. Сзади нее висело плотное облако пыли. Оно стало быстро закрывать солнце. Раздался дикий вой, переходящий в боевой клич.

«Это же боевая конница среднего жуза!» – похолодел Саша.

Конница увеличила скорость с флангов и, образовав полукруг, понеслась на него. Он уже отчетливо видел лица воинов. Многие были одеты в кожаные чапаны с металлической защитой. У некоторых на головах были металлические шлемы с конскими хвостами. У других – малахаи, подбитые лисьим мехом. У всех за спинами торчали луки, по бокам висели колчаны со стрелами и кривые сабли.

– Алга!..[1] – пронесся по степи дикий вопль.

До Саши осталось метров пятьдесят. Он уже видел оскаленные в бешенстве лица воинов, пену, летящую с губ лошадей. Впереди этой лавы клубком катился ужас!

Над головами всадников вдруг возникла темная туча и стремительно понеслась в сторону Саши.

«Стрелы!» – словно молнией пронзило его.

Он резко повернул голову влево, потом вправо. Спрятаться было совершенно некуда. Вокруг была ровная, без единого бугорочка земля.

– Саша-а-а! – вдруг услышал он истошный женский крик.

Он ошеломленно обернулся и увидел, что к нему бежит Алтынай. Она летела, раскинув руки, как раненая птица. Почему-то она была одета в школьное платье.

– Стой! – в ужасе закричал Саша. – Назад! Алтынай, беги!!!

С глухим стуком стрелы стали пробивать его тело. Боли он почему-то не чувствовал! Одна стрела впилась ему в горло.

– Алтынай, беги! – уже прохрипел он, пытаясь выдернуть стрелу из горла.

Саша попытался сделать несколько шагов в сторону Алтынай, но ноги у него не двигались.

В этот момент слева и справа от него пронеслись всадники с оскаленными зубами. Его обдало лошадиным потом, пылью и злобой. Над головой сверкнула сабля.

В последний миг Саша увидел, как лава обошла его с двух сторон и понеслась в сторону Алтынай. От лавы отделился крупный воин, одетый в боевой кафтан и шлем с конским хвостом. Он догнал бегущую Алтынай, наклонился над ней, легко, как перышко, подхватил и кинул поперек седла.

Раздался оглушительный свист, и конница стремительно умчалась вдаль. Почти мгновенно осела пыль, земля перестала дрожать, снова запели жаворонки.

Саша проснулся потный от страха. Сердце тяжелым молотом билось в горле. Он вскочил. Перед ним лежала пустая степь, солнце уже зацепилось за горизонт.

Алтынай в степи не было. Она исчезла!

Глава 16

Прошло почти две недели после Сашиного сватовства. В поселке немного посудачили о том, что семья Атымбаевых выкатила арбуз Саше Чекранову. Конечно, никакой арбуз родители Алтынай не выкатывали. Да и нет у казахов такого обычая. Но некоторые особо рьяные кумушки возмущенно всплескивали руками: как же, стали титульной нацией! Теперь к казахам и на сивой кобыле не подъедешь!

Потом всё стихло, и жизнь в поселке покатилась по накатанной колее.

Саша иногда вспоминал, как в тот вечер мать встретила его встревоженным взглядом. Она не стала ни о чём расспрашивать; и так всё было видно по его лицу. Саша тогда подошел к зеркалу. На него смотрело лицо с мертвыми глазами. Да и в следующие дни мать молчала, понимая, что сейчас выспрашивать, как прошло сватовство, – всё равно что сунуть горячий утюг в открытую рану.

Саша равнодушно ходил на работу. Так же равнодушно слушал Степкины хохмы. Ленка что-то пыталась сказать, но, глядя на Сашу, благоразумно замолкала и исчезала из цеха.

В конце недели мать попросила его отвезти посылочку сестре – с вареньем, курятиной, грибочками.

– Съезди в город, Саша, – сказала она, глядя почему-то в сторону. – Тебе полезно сейчас сменить обстановку. Прямо завтра и поезжай! Три дня погуляешь по городу. Ничего с твоей работой не случится!

Она быстренько сунула ему посылку и убежала в огород. Саша договорился с начальником цеха и уехал.

Он с удовольствием гулял по городу. Кустанай стал преображаться. Вместо красивого кинотеатра «Кустанай», который безжалостно снесли какие-то крутые бизнесмены из Алматы, возник торгово-развлекательный центр «Поиск». Центральную улицу, бывшую Ленина, а теперь Аль-Фараби, выложили красивой брусчаткой. Здание городского акимата украсили современным фасадом. Все дорожки и аллеи городского центрального парка также выложили красивой плиткой, поставили скамейки, фонари.

Бывшее здание обкома партии тоже облагородили. На нем появилась вывеска «Университет». От прилегающей к университету площади уходила вдаль широкая аллея с бассейном и фонтанами посередине.

Бывший кинотеатр «40 лет Казахстана» стал развлекательным центром. В нем разместили игровые автоматы и карточные столы, о чем свидетельствовала богато оформленная вывеска «Казино».

Новый строй начал давать свои плоды. По улицам бегали новенькие автобусы, везде звучала музыка, резвились нарядно одетые дети. Начали строить набережную реки Тобол. Город явно стал выздоравливать после уныния и безнадеги девяностых годов.

Саша искренне радовался этим изменениям и с горечью думал, что Степной так и спит возле своей железнодорожной станции и не известно, когда проснется. И проснется ли вообще? Может, его постигнет судьба тех многих деревень и поселков, в одночасье ставших не нужными ни республике, ни людям, ни времени. Они потихоньку умирали, покрываясь, как язвами, разрушенными, брошенными домами. С ними потихоньку умирали и люди, отдавшие свою жизнь этим деревням и поселкам.

Степной тоже может умереть. Конечно, не весь. Железнодорожную станцию нужно содержать. Но Степной строился в советское время. И тогда об экономической целесообразности большого поселка никто не думал. Люди просто съезжались сюда из окружающих деревень, убегая от опостылевших колхозов, и строились в Степном. А вся огромная страна обеспечивала этот поселок всем необходимым: вокзал, школа, больница, Дом культуры, магазины, дороги, электроснабжение и прочее. Хотя для функционирования железнодорожного узла вполне было достаточно поселочка в пару тысяч жителей, а не десять тысяч, как это было в пятидесятые годы прошлого столетия. Но кто тогда думал о таких вещах?

Саша вернулся в воскресенье вечером. Мать подробно расспросила его про сестру, про жизнь в городе. При этом часто отводила глаза в сторону, но Саша не придал этому значения.

Утром на работе обычно вечно искрящий юмором Степка встретил его пытливым взглядом.

– Что, Степка? Случилось что-нибудь в цеху? – спросил Саша.

– Ничего не случилось, – тот сунул сигарету в рот. – Что тут может случиться? – потом помялся и добавил: – А ты что, ничего не знаешь?

– А что я должен знать? – в свою очередь спросил Саша.

– Ну как же? – Степка широко раскрыл глаза. – Алтынай-то с Сериком… Ну это… Свадьба была в эти выходные! Человек двести было. Съехались со всех аулов. Сейчас они, говорят, уехали в свадебное путешествие. То ли в Астану, то ли за границу, точно не знаю, – он затянулся сигаретой.

Саша боковым зрением увидел, как в цех впорхнула Ленка и застыла на пороге.

– Да? – Саша задумчиво посмотрел на кончик сигареты. – Ну что же, – равнодушно сказал он. – Как говорится, совет да любовь!

Весь день вокруг Саши ходили, как возле больного. Даже Степаныч, начальник цеха, распекал за что-то Степку вполголоса, что не могло прежде присниться и в дурном сне. Обычно от таких распеканий дрожали стекла.

Уже ночью, глядя в потолок, Саша стал оценивать свое состояние.

Он поразился своему равнодушию в ответ на эту новость.

«Хотя какая это новость? – лениво думал он. Видимо, его мозг включил защитную реакцию на крушение жизненных планов. – Ну, давай без эмоций! – Саша сел и потянулся за сигаретой. – Какое крушение? Ну ушла любимая девушка к другому! Ну и что? Да таких случаев пруд пруди! Какая-то Алтынай Атымбаева вышла замуж за какого-то Серика Юзбашева. И что? Мир рухнул? Как-то ведь все эти брошенные, как ненужный хлам, половинки нашли свою судьбу с другими половинками. Просто надо принять случившееся как жизненный зигзаг, от которого никто не застрахован. Нужно взять себя за шиворот и начать всё сначала», – уже засыпая, думал он. Только бы вытащить эту занозу, которая вонзилась в его сердце вместе со словами Степки…

* * *

В эту ночь ему приснился сон. В этом сне была Алтынай, но не на первом плане. На первом плане была Лиза. Их неосуществившаяся мечта. Их дочь. Саша сидел на берегу Убагана, в тени деревьев. На берегу реки были разбросаны редкие рощицы – любимые места отдыха сельчан.

Солнце лупило беспощадно, но Сашу это не беспокоило: деревья давали густую тень, и от реки несло прохладой. Он смотрел на спокойное течение реки и наслаждался тишиной.

Боковым зрением он уловил какое-то движение на поляне. Саша повернул голову. На поляне стояла девочка примерно трех лет. Она была одета в яркое цветное платье. Густые черные волосы были повязаны белой ленточкой.

Девочка стояла сначала неподвижно, глядя на него чуть раскосыми глазами, потом ее отвлекли бабочки, и она, радостно засмеявшись, принялась ловить их руками. Потом она с любопытством посмотрела на стайку птиц, облепивших высокий тополь, потом снова стала смотреть на Сашу.

Он огляделся вокруг. Кроме него никаких взрослых рядом не было.

«Странно! – подумал он. – Откуда тут может быть ребенок? Причем совершенно один».

Он встал и подошел к девочке. Однако расстояние между ними не уменьшилось. Саша сделал еще несколько шагов в сторону девочки и остановился. Ничего не изменилось! Девочка стояла так же шагах в десяти, как и прежде.

– А где твои мама и папа? – спросил Саша. – Почему ты одна?

– Почему одна? – ответила девочка. – Ты же со мной!

– Ну я же чужой дядя! – сказал Саша.

Девочка рассмеялась:

– Почему ты говоришь, что ты чужой дядя? Ты же мой папа!

У Саши побежали мурашки по коже.

– Ну хорошо! – сказал он. – Пусть я твой папа. Но где твоя мама? И как ее зовут?

Она удивленно посмотрела на него и присела, чтобы понюхать цветок.

– Ее зовут Алтынай, и она сейчас должна подойти. Но он сказал, что это зависит от тебя. И она может не прийти сюда, а уйдет к другому папе.

– Кто он? – помертвевшими губами спросил Саша.

– Как кто? – снова удивилась девочка. – Мой ангел! Он еще сказал, что я ваша дочка. Твоя и Алтынай! Но я должна себя хорошо вести, иначе я не смогу попасть к вам, на землю.

– Так тебя Лизой зовут? – еле разжал губы Саша.

– Какой ты смешной, папа! – она потянулась к большому цветку. Ее рука прошла сквозь стебель, не встретив сопротивления. – Ты же сам сказал маме, что меня нужно назвать Лизой! Ой! – воскликнула она и погналась за большой, красивой бабочкой. – Как у вас на земле красиво! – она с восхищением обвела вокруг себя руками. – А там что такое движется? – показала она рукой в сторону Убагана.

– Вода! – сказал Саша. – Это называется река.

– Я хочу посмотреть! – она уже пошла в сторону реки, как вдруг резко остановилась и посмотрела вверх. – Ой! У меня кончилось время! Он зовет меня к себе. Значит, мама не придет, – она опустила голову. – Папа, попроси, пожалуйста, маму. Пусть она не идет к другому папе! Он не хочет девочку! Он хочет мальчика! А тогда я не попаду на землю. Как же у вас тут красиво! – она еще раз восхищенно огляделась вокруг. – Да, папа! – почти прошептала она. – Ангел сказал, что ты больше ни с кем не будешь счастлив, – и, уже полупрозрачная, спросила: – А что такое «ни с кем не будешь счастлив»?

Сильный порыв ветра качнул верхушки деревьев. Лиза исчезла.

* * *

Саша стоял и молча смотрел в окно. Было только пять утра. На востоке начинало алеть небо. Первый раз в жизни он видел такое утро: абсолютно пустое, ни ветерка, ни пения птиц, ни шороха листьев. Бессмысленное утро!

Прошла неделя. Саша так же, на автомате, продолжал ходить на работу. Однозначно отвечал на вопросы Олега, Степки, Ленки и других собеседников. Степаныч старался лишний раз не донимать его своими требованиями. Саша молча помогал матери по хозяйству.

Единственное, что изменилось, так это то, что он снова стал слышать пение птиц. До этого все звуки доносились до него как сквозь вату.

Глава 17

Однажды вечером мать убрала посуду после ужина и села напротив Саши. Он, конечно, видел, что она ходит поникшая, с расстроенным лицом. Ему было жалко ее, но пока никаких слов для ее утешения он не находил.