Дженнифер Морг

Чарльз Стросс

Дженнифер Морг

Charles Stross

THE JENNIFER MORGUE

Copyright © 2006 by Charles Stross

© Ефрем Лихтенштейн, перевод, 2020

© Василий Половцев, иллюстрация, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Благодарности

Ни одна книга не пишется в пустоте, и эта – не исключение.

Я бы хотел поблагодарить моих издателей, Марти Гальперна из «Golden Gryphon» и Джинджье Букэнан из «Ace», а также моего агента, Кейтлин Бласделл, – все они помогли этой книге появиться на свет.

Еще я хотел бы поблагодарить сотни своих бета-ридеров – без всякого порядка: Саймона Брэдшоу, Дэна Риттера, Николаса Уайта, Элизабет Бир, Брукса Мозеса, Майка Скотта, Джека Фойя, Луну Блэк, Гарри Пейна, Андреса Блэка, Маркуса Роуленда, Кена Маклауда, Питера Холло, Эндрю Уилсона, Стефана Пирсона, Гэвина Инглиса, Джейка Дейтона, Джона Скальци, Энтони Квирка, Джейн Макки, Ханну Райаниеми, Эндрю Фергюсона, Мартина Пейджа, Роберта Снеддона и Стива Стерлинга.

Также я хочу сказать спасибо Хью Хэнкоку, который благородно помог мне продраться через канон Бондианы.

Пролог: Дженнифер

25 августа 1975 года, координаты 165°W, 30°N.

Ребята из группы А и группы Б уже пять недель сидят на попе ровно посреди океана. И не только они: еще вся команда от капитана до последнего помощника кока и агенты из ЦРУ. Но остальным хоть иногда находилось какое-то дело.

Команде нужно заниматься судном – нечестивым неповоротливым чудищем: 66 000 тонн разведывательного корабля для добычи полезных ископаемых в глубоководных районах, на постройку которого ушли четыреста миллионов долларов и семь лет. Ребята из ЦРУ подозрительно косятся на русский траулер, который болтается где-то на горизонте. А техасские бурильщики уже несколько дней не покладая рук трудятся на гидростабилизированной платформе, складывая одну за другой шестифутовые стальные трубы в бурильную штангу и спуская ее в глубины Тихого океана.

Но вот группам А и Б несколько недель было совершенно нечем заняться – разве что смазывать и проверять огромную махину, которая покачивалась в шахте посреди корабля, а потом нервно бить баклуши, пока бур спускал ее в непроглядную тьму.

А теперь, когда «Клементина» почти достигла цели, приближается шторм.

– Хреновая погода, – ворчит Милгрэм.

– За выражениями следи, – бросает педант Дюк. – Ничего страшного…

Милгрэм расправляет бумагу – последнюю сводку из метеоцентра на палубе С, где Стэн и Гилмер склонились над зелеными экранами радаров и телексом из Сан-Диего.

– По прогнозам, в ближайшие сорок восемь часов будет девять баллов. Вероятность – от шестидесяти и выше. Это слишком, Дюк. Колеса не удержат нас на месте и при шести. Потеряем штангу.

Юнец по имени Стив подходит ближе:

– В Шпик-Сити уже сообщили?

Ребята из Лэнгли засели в трейлере на палубе Е за герметичным люком. Все ее теперь называют Шпик-Сити.

– Не-а, – беспечно качает головой Дюк. – Во-первых, ничего еще не произошло. Во-вторых, мы всего в сорока фатомах от точки ноль.

Он щелкает пальцами в сторону нескольких любопытных голов, которые повернулись в его сторону от экранов камер:

– Давайте, парни! За работу!

«Клементина» – гигантский, более 200 футов в длину, захват на конце бурильной штанги – весит около 3000 тонн. Громоздкий подъемник выкрашен в серый: это помогает противостоять коррозии. По бокам торчит по пять стальных ножек, и это делает его издали похожим на скелет омара. Или скорее на гигантский капкан, который медленно опускается в глубину рундука Дейви Джонса, чтобы схватить и поднять нечто со дна моря.

Дюк царствует в инженерном отсеке, сидя на своем троне в центре помещения. Одна стена завешана инструментами, с другой стороны – иллюминаторы с видом на шахту в центре корабля. Через дверь в этой стене можно выйти на металлический мостик в пятидесяти футах над шахтой.

Здесь, в инженерном отсеке, шум гидравлических стабилизаторов не такой оглушительный: просто механический скрежет и дрожь, которую все чувствуют через подошвы ботинок, зато убийственный грохот приглушен до терпимого уровня. Буровая вышка у них над головой спускает бесконечную череду труб в центр шахты со скоростью шесть футов в минуту – день за днем. Стив пытается не смотреть в иллюминатор на трубы, потому что этот процесс оказывает гипнотический эффект: они уже много часов мерно уходят в воду, спуская захват к самому дну океана.

Судно намного больше, чем захват, который болтается под ним на конце пятикилометровой стальной трубы, но во всем зависит от него. Эта труба – громадный маятник, и пока захват медленно опускается среди глубоководных течений, кораблю приходится отчаянно маневрировать, чтобы оставаться над ним. Высокие купола на мостике впитывают данные с флотских спутников и передают их автоматической системе стабилизации, которая управляет кормовыми и носовыми двигателями и цилиндрическими компенсаторами, на которых держится подъемник. На поверхности корабль кажется спокойным, будто лебедь, но под водой неистово борется с течениями.

Всё: вложенные четыреста миллионов, десять лет секретных операций Компании – зависит от того, что произойдет в ближайшие несколько часов. Когда захват достигнет дна.

Стив снова поворачивается к экрану. Очередное чудо техники: база захвата оснащена камерами и прожекторами, вакуумными трубками, способными работать в бездонных глубинах. Но его камера сбоит, по экрану волнами пробегают помехи: давление, многие тонны на квадратный дюйм, ломает водонепроницаемые кабели, по которым идут питание и сигнал.

– Вот дерьмо, – ворчит он. – Так мы ее никогда не увидим, если только…

Он замолкает. Из-за соседнего стола поднимается Норм и указывает на что-то на своем экране. На другом конце комнаты раздаются возбужденные возгласы. Стив щурится, глядя на свой экран, и среди помех видит прямоугольную тень.

– Матерь Божья…

Под потолком трещит громкоговоритель:

– Команде «Клементины»: К-129 на экранах два и пять, расстояние примерно пятьдесят футов, направление два-два-пять. Полная готовность, точная подстройка двигателей.

Свершилось – они нашли то, что искали.

В Шпик-Сити атмосфера напряженная, но триумфальная.

– Есть! – объявляет Купер и самодовольно ухмыляется остроносому бритту, который сидит в своем мятом костюме и курит «Кэмел» без фильтра, чем открыто нарушает корабельные правила пожарной безопасности. – Мы это сделали!

– Поживем – увидим, – бормочет бритт, тушит сигарету и качает головой. – Добраться до места – это только полдела.

Мерф обиженно косится на него:

– Ты чего?

– Вы взялись за объект, который находится глубже тысячи метров, что является грубым нарушением четвертой статьи, – сообщает бритт. – Я нахожусь здесь как нейтральный наблюдатель в соответствии с частью второй…

– Да в задницу тебя с твоим нейтралитетом, тебе просто завидно, потому что вашим парням не хватило духу отстоять свои права…

Купер становится между ними, прежде чем опять вспыхнет ссора:

– Успокойтесь. Мерф, свяжись с мостиком, нужно проверить, не заинтересовались ли нами коммуняки. Они заметят, что мы перестали опускать штангу. Джеймс…

Он замолкает. Морщится. Кличка бритта совершенно прозрачна, а для агента ЦРУ даже оскорбительна. Купер в который раз думает: «Зачем он так назвался?»

– Давай-ка прогуляемся к шахте и посмотрим, что они нашли.

– Хорошо, – говорит бритт и встает, разгибается, как проволочный жук, в своем неладно скроенном сером костюме; щека у него подергивается, но выражение лица ледяное. – После вас.

Они выходят из отсека, и Купер закрывает дверь. Судно «Гломар Эксплорер» огромное – больше ударного авианосца, больше даже линкора класса «Айова», – но трапы и переходы здесь представляют собой тесный серый лабиринт, увитый разноцветными трубами и патрубками, удачно расположенными точно на такой высоте, чтобы было удобно биться головой и лодыжками. Качки нет, но корабль слегка дрожит, поскольку его удерживают на месте двигатели SKS (новая технология, на нее ушла значительная часть денег, потраченных на постройку судна).

Они спускаются на шесть пролетов, проходят по другому коридору и минуют переборку, а потом Купер видит люк, ведущий в шахту на уровне пятидесятифутовых мостков. И, как обычно, у него перехватывает дыхание. Шахта внутри корабля около 200 футов в длину и 75 в ширину, внизу – спокойная черная вода в окружении лесов и кранов подъемника. Гигантские стыковочные стойки полностью вытянуты под водой по обе стороны колодца. Штанга пронзает сердце шахты как черное стальное копье, направленное ко дну океана. Автоматический трубный ключ и система управления штангой замолкли: захват достиг цели. Скоро, если все пойдет хорошо, подъемник начнет вытягивать штангу, старательно разбирая сотни труб и складывая их на палубу корабля, пока наконец «Клементина» – известная также как подводная бурильная установка ГБД-1 – не вынырнет из холодных вод, крепко сжимая найденное сокровище. Но пока что в шахте царит мир и покой, а поверхность воды портят только маслянистые пятна.

Инженерный отсек, наоборот, гудит точно улей, так что никто не замечает, как Купер и британский шпион входят и глядят на экран через плечо главного оператора.

– Десять влево, шесть вверх, – говорит кто-то.

– Похоже на люк, – замечает другой.

На экране плывут странные серые тени.

– Свет направьте сюда…

Все на миг замолкают.

– Плохо дело, – говорит один из инженеров, жилистый парень из Нью-Мексико, которого, как кажется Куперу, зовут Норм. На большом центральном экране видна плоскость, выступающая из серой трясины донных наслоений. В ней чернеет прямоугольный провал, а из цилиндра, который лежит поперек него, торчит что-то белое. Цилиндр похож на рукав. Вдруг Купер понимает, что видит: открытый люк в обшивке подводной лодки, из которого наполовину высунулся скелет мертвого матроса.

– Видно, бедолаги попытались уйти вплавь, когда поняли, что торпедный отсек затопило, – говорит голос из глубины комнаты.

Купер оглядывается. Это Дейвис, который даже в гражданском все равно умудряется выглядеть как морской офицер.

– Наверное, это и спасло корпус: выходной люк уже был открыт; когда лодка опустилась ниже расчетной глубины, она была полностью затоплена.

Глядя на экран, Купер ежится. «Почти Флеба», – думает он и пытается выудить из памяти остальные стихотворные строчки.

– А что с ударными повреждениями? – деловито спрашивает Дюк. – Мне нужно понять, получится у нас что-то или нет.

Снова суета. Камера резко поворачивается, чтобы показать всю длину субмарины проекта 629А. Вода на такой глубине очень чистая, и прожектора безжалостно выхватывают обломки – от распахнутого люка в башне до громадной прорехи в корпусе со стороны торпедного отсека. Подлодка лежит на боку, будто отдыхает, и непривычный глаз Купера не видит в ней особых повреждений. Перед башней темнеет открытый люк побольше.

– А это что? – спрашивает он, указывая пальцем.

– Похоже, вторая пусковая шахта открыта, – отвечает Стив.

Лодки проекта 629А стратегические, они оснащены баллистическими ракетами, но это ранняя модель, дизель-электрическая. Она несла только три ядерные ракеты, а перед запуском ей нужно было всплыть.

– Надеюсь, она не вертелась, пока шла на дно: если птичка вывалилась, она могла приземлиться где угодно.

– Где угодно… – повторяет Купер и моргает.

– Ладно, давайте ее прихватим! – приказывает Дюк, который, видимо, пришел к собственным выводам в отношении находки. – Приближается шторм, давайте ее поднимать!

На следующие полчаса отсек превращается в сумасшедший дом: инженеры и операторы склоняются над своими панелями и бубнят что-то в микрофоны. Никто из них такого прежде не делал – то есть не выводил захват весом в три тысячи тонн на позицию над затопленной подлодкой на глубине трех миль под угрозой приближающегося шторма. Моряки на советском шпионском траулере на горизонте, кажется, сумели убедить своих кураторов в Москве, что они опять перепились антифриза, рассказывая про диковинные капиталистические устройства, которые пытаются украсть затопленную красную подлодку.

Напряжение в отсеке растет. Купер смотрит через плечо Стиву, а парень отчаянно крутит ручку управления, волшебным образом удерживая в пределах обзора камер огромный механический захват, чтобы операторы смогли расположить его клешни рядом с корпусом. Наконец – пора.

– Готовность спустить пресс-цилиндры, – объявляет Дюк.

– Спускаем.

Десять баллонов на захвате выпускают серебристые потоки пузырьков: пистоны входят в пазы под давлением столба воды высотой в три мили, так что клешни плотно обхватывают корпус подлодки. Они взрывают придонные отложения, и на некоторое время экраны застилает сероватое облако. Стрелки приборов медленно вращаются, показывая положение клешней.

– На четных два-шесть и нечетных один-семь полный порядок. Частично на девятой и восьмой, ничего на десятой.

Воздух звенит от напряжения. Семь зажимов обхватили корпус подлодки на совесть, еще два, кажется, вот-вот выпустят добычу. Последний, судя по всему, не сработал. Дюк смотрит на Купера:

– Ваше слово.

– Сможете ее поднять? – спрашивает Купер.

– Думаю, да, – сосредоточенно отвечает Дюк. – Посмотрим, когда вытащим ее из грязи.

– Давай сходим наверх, – предлагает Купер, и Дюк кивает.

Капитан может сказать да или нет, и его слово – последнее. Это его корабль пострадает в случае неправильного решения. Через пять минут они получают ответ.

– Поднимайте, – говорит капитан не терпящим возражений тоном. – Мы здесь именно за этим.

Он поднялся на мостик из-за приближающегося шторма и близости других кораблей – на горизонте только что возник второй русский траулер, но решимости его это не поколебало.

– Ладно, за работу.

Через пять минут легкая дрожь покрывает рябью поверхность воды на дне колодца. «Клементина» сбросила балласт, раскидав по дну океана около подводной лодки тысячи тонн свинца. На камерах виден только серый морок. Затем за иллюминатором инженерного отсека приходит в движение подъемник, а буровая штанга медленно движется вверх.

– Двигатели на полный! – ревет Дюк.

Штанга поднимается из ледяных глубин все быстрее и быстрее, с нее потоком стекает вода.

– Что на тензометрах?

Данные с измерителей на огромных клешнях высвечиваются на панели зелеными цифрами: каждая клешня держит около 500 тонн подлодки, не считая воды в ней. Снаружи слышен громкий механический визг, потом пол подается под ногами, и приходит вибрация, которую Купер чувствует через подошвы своих оксфордов, – буровая команда запустила машины на полную, поскольку вес захвата вырос. Судно, которое в один миг получило дополнительно тысячи тонн груза, уходит глубже в воды Тихого океана.

– Теперь доволен? – спрашивает Купер, оборачиваясь, чтобы ухмыльнуться бритту, который, будто чего-то ожидая, пристально смотрит на один из экранов. – Да?

– Еще немного времени у нас есть, – говорит остроносый англичанин.

– Немного времени…

– Пока мы не узнаем, получилось у вас или нет.

– Ты обкурился, мужик? Ясное дело, что все у нас получилось!

С верхней палубы материализовался, как бостонский призрак ирландца, Мерф, который теперь решил сорваться на бритта (а тот как раз настолько похож на выпускника английской частной школы, что просто просится в жертвы Кровавого воскресенья, не говоря уж о том, что от него на милю разит госслужбой).

– Смотрите! Подлодка! Подводный захват! Поднимается со скоростью шесть футов в минуту! И после рекламной паузы в одиннадцать смотрите фильм! – издевательским тоном цедит Мерф. – Что комми могут сделать, чтобы нас остановить? Начать Третью мировую? Да они даже не знают, что мы тут делаем, – они место, где их лодка затонула, знают с точностью плюс-минус двести миль!

– Меня беспокоят не коммунисты, – говорит бритт и косится на Купера. – А вас?..

– Я думаю, – неуверенно качает головой тот, – у нас все получится. Подлодка цела, повреждений нет, а у нас…

– Вот черт, – говорит Стив.

Он указывает на изображение с центральной камеры в навигационном блоке захвата, направленной на серо-коричневое дно, укрытое теперь неторопливыми клубами марева, которое подняли за собой подводная лодка и сброшенный балласт. Оно бы уже должно медленно оседать обратно на подводные дюны. Но в глубине что-то движется, с неестественной скоростью извивается в воде. Купер смотрит на экран.

– Что за…

– Позвольте напомнить вам четвертую статью договора, – говорит бритт. – Запрещается под угрозой уничтожения сооружение любых конструкций постоянного или временного свойства на глубине ниже километра относительно уровня моря. Запрещается перемещать любые конструкции с глубоководной равнины – под той же угрозой. Мы нарушаем: по закону они имеют право делать все, что пожелают.

– Но мы же только забираем мусор…

– Вероятно, им так не кажется.

Тонкие ростки, чуть более темные, чем серый фон, поднимаются из мутной мглы неподалеку от места, где лежала К-129. Они покачиваются и дрожат, как гигантские ламинарии, но они куда толще водорослей – и целеустремленнее. Будто слепой слон ощупывает коробку хоботом. Есть что-то жуткое в том, как они выпрыскиваются из отверстий на дне, поднимаются рывками, словно они в большей степени жидкость, чем твердое вещество.

– Дьявол, – шепчет Купер и бьет правым кулаком в раскрытую левую ладонь. – Дьявол!

– Следи за выражениями, – включается Дюк. – Барри, как быстро мы можем ее поднимать? Стив, попробуй навестись на эти штуки. Я хочу замерить их скорость.

Барри энергично мотает головой:

– Из подъемника больше не выжать, босс. Снаружи уже четыре балла, а у нас слишком большой вес. Можем довести, наверное, до десяти футов в минуту, но, если жать дальше, можем разорвать штангу и потерять «Клементину».

Купер вздрагивает. Захват все равно всплывет, даже если порвется штанга, но вынести его может куда угодно. Например, прямо под киль судна, которое не предназначено к тому, чтобы его таранили снизу три тысячи тонн железа, которые мчатся из глубин со скоростью в двадцать узлов.

– Так рисковать нельзя, – решает Дюк. – Продолжай поднимать с текущей скоростью.

Следующий час они молча наблюдают, как захват поднимается со дна, продолжая сжимать бесценный краденый груз.

Слепые ростки тянутся из глубин – прямо к линзе нижней камеры, через которую на них с тревогой смотрят инженеры и шпионы. Захват уже поднялся на четыреста футов над океанским дном, но вместо плоской серой равнины внизу возник зловещий лес цепких щупалец. Они быстро вытягиваются, тянутся к украденной подлодке.

– Стабилизацию, – приказывает Дюк. – Дьявол! Я сказал, держать стабилизацию!

Весь корабль дрожит, вибрация в палубе такая, что зубы стучат, перегруженный металл уже не скрипит, а визжит. В инженерном отсеке стоит острый запах горячей смазки. На платформе с цепных барабанов сыплются сорванные головки болтов, а шестидесятифутовые трубы уже просто летят в кучу, вместо того чтобы аккуратно укладываться, – это явный признак отчаяния, потому что они изготовлены из специального сплава и стоят по шестьдесят тысяч долларов за штуку. Штангу вытягивают почти вдвое быстрее, чем опускали, вода в шахте пенится и бурлит от потоков, которые льются с холодных труб. Но никто сейчас не может сказать, успеют ли они вытащить захват на поверхность прежде, чем его нагонят серые щупальца.

– Четвертая статья, – сухо говорит бритт.

– Сука, – шипит Купер, не сводя глаз с экрана. – Она наша!

– Они, кажется, не согласны. Хотите с ними поспорить?

– Бросить парочку глубинных бомб… – бормочет Купер, тоскливо глядя на буровую штангу.

– Они тебя отымеют, сынок, – резко перебивает англичанин. – Не ты первый об этом подумал. Там в иле столько газового гидрата метана, что хватит на прадедушку всех пузырей, который пойдет точно нам под киль и затянет на дно, как мошку в рот жабе.

– Я знаю, – мотает головой Купер.

Столько труда! Это возмутительно, унизительно, невыносимо – будто видишь, как запускаемая на Луну ракета взрывается прямо на старте.

– Но… Сукины дети. – Он снова бьет себя по ладони. – Она должна быть нашей!

– Мы уже взаимодействовали с ними в прошлом, пока все не пошло коту под хвост. На Ведьминой Яме, в договорной зоне в Данвиче. Вы могли нас спросить. – Британский агент складывает руки на груди. – Могли спросить хоть у своего разведуправления ВМС. Но нет. Вам же нужно было проявить инициативу и смекалку!

– Твою мать. Вы бы нам сказали даже не пробовать. А так…

– А так вы учитесь на своих ошибках.

– Твою мать.

Захвату оставалось три тысячи футов до поверхности, когда щупальца наконец его нагнали.

Остальное, как говорится, удел истории.

1: Рамона Рандом

Если достаточно долго работаешь в Прачечной, в конце концов привыкаешь к мелким унижениям, проверкам перерасхода скрепок, омерзительному кофе в столовой и бесконечной, неизбежной бюрократии. Твое эстетическое чувство отмирает, и ты уже не замечаешь потрескавшейся салатовой краски и тошнотворно-бежевых перегородок между офисными кабинками. Но вот великие унижения всегда приходят внезапно, они-то и могут тебя погубить.

Я уже почти пять лет работаю в Прачечной и временами погружаюсь в умудренный цинизм, «плавали, знаем» – обычно именно в эти моменты на меня бросают что-то унизительное, постыдное или опасное. И хорошо, если не все три пункта сразу.

– Вы мне предлагаете ехать… на этом?! – взвизгиваю я, обращаясь к женщине за столом в конторе по прокату автомобилей.

– Сэр, эта квитанция выдана вашим работодателем, в ней указано…

Она брюнетка: высокая, худая, вежливая и очень немецкая, как школьная училка, так что сразу хочется проверить, вдруг у тебя ширинка расстегнута.

– Вот – Смарт Форту. С… с компрессором. Очень хорошая машина. Если хотите, можно заменить с доплатой.

Заменить. На «Мерседес SI90», за… всего-то двести евро в день. Просто обалденно – если бы только не за мой счет.

– Как отсюда доехать до Дармштадта? – спрашиваю я, пытаясь как-то спасти положение.

(Чертов отдел логистики. Чертовы бюджетные авиарейсы, которые никогда не летят туда, куда тебе нужно. Чертова погода. Чертово совещание в Германии. Чертова «экономия бюджетных средств».) Женщина снова пугает меня идеальной работой своего дантиста:

– Я бы поехала на поезде «Интерсити». Но ваша квитанция возврату не подлежит, – говорит она и вежливо указывает на бумажку: – А теперь, пожалуйста, посмотрите в камеру, нужно пройти биометрическую регистрацию.

Через пятнадцать минут я уже скорчился за рулем двухместной машинки такого размера, что ее, наверное, можно было бы засунуть сюрпризом в пакет кукурузных хлопьев. Смарт – неимоверно очаровательная и юркая малютка, выдает примерно семьдесят миль на галлон бензина и потому является идеальным вариантом, чтобы шнырять по городу. Только я не собираюсь шнырять по городу. Я еду по автобану со скоростью около ста пятидесяти километров в час, а в спину мне какой-то шутник стреляет из пушки «мерседесами» и «порше». А я сижу за рулем разогнанной детской коляски. Я даже включил противотуманки в надежде, что это убедит других водителей не превращать меня в украшение на капоте, но реактивная струя от каждой обгоняющей меня менеджерской колесницы того и гляди сбросит нас со смартом в кювет. И это все без учета сербских дальнобойщиков, ошалевших от счастья ехать по дороге, которую не разбомбили, а потом не починили по самой дешевой цене.

Когда я не сжимаюсь в комок от холодного ужаса, я тихо ругаюсь себе под нос. Это все Энглтон виноват! Это он меня послал на это дурацкое заседание объединенного комитета, так что с него и спрос. Следом за его гипотетической и явно мифологической родней до седьмого колена я витиевато проклинаю дурацкую погоду, дурацкий учебный график Мо и все остальное, что мне приходит в голову. Это позволяет чем-то занять тот клочок мозга, который не волнует сейчас непосредственно обеспечение моего выживания, – всего лишь крохотный клочок, потому что, когда тебе приходится ехать на смарте по трассе, где скорость всех остальных проще описать числом Маха, приходится быть очень внимательным.

Спустя примерно две трети пути до Дармштадта движение становится потише, и я позволяю себе с облегчением вздохнуть. Это ошибка: передышка короткая. Вот я еду по вроде бы пустой дороге, покачиваюсь из стороны в сторону на городской подвеске смарта, а у меня под ягодицами надрывается моторчик размером с фен – а вот вдруг вся приборная панель у меня сверкает, как фотовспышка.

Я дергаюсь так, что чуть не пробиваю головой тонкую пластиковую крышу. Сзади распахнулись очи Преисподней – два прожектора, ослепительных, будто посадочные огни заблудившегося Боинга-747. Кто бы ни сидел за рулем, он явно вдавил тормоз так, что колодки наверняка дымятся. Я слышу рев, а потом плоский спортивный «ауди» вихляет и пролетает мимо так близко, что чуть не задевает меня боком. Блондинка за рулем гневно машет мне рукой. По крайней мере мне кажется, что это блондинка. Уверенности нет, потому что все вокруг серое, сердце у меня норовит выскочить из груди, а сам я отчаянно цепляюсь за руль, чтобы мой пластиковый скейт не перевернулся. Миг спустя она уже скрылась впереди, вернувшись на правую полосу передо мной и врубив форсаж. Клянусь, я вижу, как алые искры летят из двух могучих выхлопных труб, прежде чем она растворяется вдали, захватив с собой примерно десять лет моей жизни.