Тёплый хлеб

К. Г. Паустовский

Тёплый хлеб

© Паустовский К. Г., насл., 2020

© Сазонов А. П., ил. насл., 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2020

* * *

Тёплый хлеб

Когда́ кавалери́сты проходи́ли че́рез дере́вню Бережки́, неме́цкий снаря́д разорва́лся на око́лице и ра́нил в но́гу вороно́го коня́. Команди́р оста́вил ра́неного коня́ в дере́вне, а отря́д ушёл да́льше, пыля́ и позва́нивая удила́ми, – ушёл, закати́лся за ро́щи, за холмы́, где ве́тер кача́л спе́лую рожь.

Коня́ взял к себе́ ме́льник Панкра́т. Ме́льница давно́ не рабо́тала, но мучна́я пыль наве́ки въе́лась в Панкра́та. Она́ лежа́ла се́рой ко́ркой на его́ ва́тнике и карту́зе. И́з-под карту́за посма́тривали на всех бы́стрые глаза́ ме́льника. Панкра́т был ско́рый на рабо́ту, серди́тый стари́к, и ребя́та счита́ли его́ колдуно́м.

Панкра́т вы́лечил коня́. Конь оста́лся при ме́льнице и терпели́во вози́л гли́ну, наво́з и же́рди – помога́л Панкра́ту чини́ть плоти́ну.

Панкра́ту тру́дно бы́ло прокорми́ть коня́, и конь на́чал ходи́ть по двора́м побира́ться. Постои́т, пофы́ркает, постучи́т мо́рдой в кали́тку, и, гляди́шь, ему́ вы́несут свеко́льной ботвы́, и́ли чёрствого хле́ба, и́ли, случа́лось да́же, сла́дкую морко́вку. По дере́вне говори́ли, что конь ниче́й, а верне́е, обще́ственный, и ка́ждый счита́л свое́й обя́занностью его́ покорми́ть. К тому́ же конь – ра́неный, пострада́л от врага́.

Жил в Бережка́х со свое́й ба́бкой ма́льчик Фи́лька по про́звищу Ну Тебя́. Фи́лька был молчали́вый, недове́рчивый, и люби́мым его́ выраже́нием бы́ло: «Да ну́ тебя!» Предлага́л ли ему́ сосе́дский мальчи́шка походи́ть на ходу́лях и́ли поиска́ть позелене́вшие патро́ны, Фи́лька отвеча́л серди́тым ба́сом: «Да ну тебя́! Ищи́ сам!» Когда́ ба́бка выгова́ривала ему́ за нела́сковость, Фи́лька отвора́чивался и бормота́л: «Да ну тебя́! Надое́ла!»

Зима́ в э́тот год стоя́ла тёплая. В во́здухе висе́л дым. Снег выпада́л и то́тчас та́ял. Мо́крые воро́ны сади́лись на печны́е тру́бы, что́бы обсо́хнуть, толка́лись, ка́ркали друг на друга́. О́коло ме́льничного лотка́ вода́ не замерза́ла, а стоя́ла чёрная, ти́хая, и в ней кружи́лись льди́нки.

Панкра́т почини́л к тому́ вре́мени ме́льницу и собира́лся моло́ть хлеб, – хозя́йки жа́ловались, что мука́ конча́ется, оста́лось у ка́ждой на два-три дня, а зерно́ лежи́т немо́лотое.

В оди́н из таки́х тёплых се́рых дней ра́неный конь постуча́л мо́рдой в кали́тку к Фи́лькиной ба́бке. Ба́бки не́ было до́ма, а Фи́лька сиде́л за столо́м и жева́л кусо́к хле́ба, кру́то посы́панный со́лью.

Фи́лька не́хотя встал, вы́шел за кали́тку. Конь переступи́л с ноги́ на́ ногу и потяну́лся к хле́бу. «Да ну́ тебя! Дья́вол!» – кри́кнул Фи́лька и нао́тмашь уда́рил коня́ по губа́м. Конь отшатну́лся, замота́л голово́й, а Фи́лька заки́нул хлеб далеко́ в ры́хлый снег и закрича́л:

– На вас не напасёшься, на христара́дников! Вон твой хлеб! Иди́, копа́й его́ мо́рдой и́з-под сне́га! Иди́, копа́й!

И вот по́сле э́того злора́дного о́крика и случи́лись в Бережка́х те удиви́тельные дела́, о каки́х и сейча́с лю́ди говоря́т, пока́чивая голова́ми, потому́ что са́ми не зна́ют, бы́ло ли э́то и́ли ничего́ тако́го не́ было.

Слеза́ скати́лась у коня́ из глаз. Конь заржа́л жа́лобно, протя́жно, взмахну́л хвосто́м, и то́тчас в го́лых дере́вьях, в и́згородях и печны́х тру́бах завы́л, засвисте́л пронзи́тельный ве́тер, вздул снег, запороши́л Фи́льке го́рло. Фи́лька бро́сился обра́тно в дом, но ника́к не мог найти́ крыльца́ – так уже́ мело́ круго́м и хлеста́ло в глаза́. Лете́ла по́ ветру мёрзлая соло́ма с крыш, лома́лись скворе́чни, хло́пали ото́рванные ста́вни. И всё вы́ше взвива́лись столбы́ сне́жной пы́ли с окре́стных поле́й, несли́сь на дере́вню, шурша́, крутя́сь, перегоня́я друг друга́.

Фи́лька вскочи́л, наконе́ц, в и́збу, припёр дверь, сказа́л: «Да ну́ тебя!» – и прислу́шался. Реве́ла, обезу́мев, мете́ль, но сквозь её рёв Фи́лька слы́шал то́нкий и коро́ткий свист – так свисти́т ко́нский хвост, когда́ рассе́рженный конь бьёт им себя́ по бока́м.

Мете́ль начала́ затиха́ть к ве́черу, и то́лько тогда́ смогла́ добра́ться к себе́ в избу́ от сосе́дки Фи́лькина ба́бка. А к но́чи не́бо зазелене́ло, как лёд, звёзды примёрзли к небе́сному сво́ду, и колю́чий моро́з прошёл по дере́вне. Никто́ его́ не ви́дел, но ка́ждый слы́шал скрип его́ ва́ленок по твёрдому сне́гу, слы́шал, как моро́з, озору́я, сти́скивал то́лстые брёвна в сте́нах, и они́ треща́ли и ло́пались.

Ба́бка, пла́ча, сказа́ла Фи́льке, что наверняка́ уже́ замёрзли коло́дцы и тепе́рь их ждёт немину́чая смерть. Воды́ нет, мука́ у всех вы́шла, а ме́льница рабо́тать тепе́рь не смо́жет, потому́ что река́ засты́ла до са́мого дна.

Фи́лька то́же запла́кал от стра́ха, когда́ мы́ши на́чали выбега́ть из по́дпола и хорони́ться под пе́чкой в соло́ме, где ещё остава́лось немно́го тепла́. «Да ну́ вас! Прокля́тые!» – крича́л он на мыше́й, но мы́ши всё ле́зли из по́дпола. Фи́лька забра́лся на печь, укры́лся тулу́пчиком, весь тря́сся и слу́шал причита́ния ба́бки.

– Сто лет наза́д упа́л на на́шу окру́гу тако́й же лю́тый моро́з, – говори́ла ба́бка. – Заморо́зил коло́дцы, поби́л птиц, вы́сушил до ко́рня леса́ и сады́. Де́сять лет по́сле того́ не цвели́ ни дере́вья, ни тра́вы. Семена́ в земле́ пожу́хли и пропа́ли. Го́лая стоя́ла на́ша земля́. Обега́л её стороно́й вся́кий зверь – боя́лся пусты́ни.

– Отчего́ же стря́сся тот моро́з? – спроси́л Фи́лька.

– От зло́бы людско́й, – отве́тила ба́бка. – Шёл че́рез на́шу дере́вню ста́рый солда́т, попроси́л в избе́ хле́ба, а хозя́ин, злой мужи́к, за́спанный, крикли́вый, возьми́ и дай одну́ то́лько чёрствую ко́рку. И то не дал в ру́ки, а швырну́л на́ пол и говори́т: «Вот тебе́! Жуй!» – «Мне хлеб с по́лу подня́ть невозмо́жно, – говори́т солда́т. – У меня́ вме́сто ноги́ деревя́шка». – «А но́гу куда́ дева́л?» – спра́шивает мужи́к. «Утеря́л я но́гу на Балка́нских гора́х в туре́цкой бата́лии», – отвеча́ет солда́т. «Ничего́. Раз дю́же голо́дный – поды́мешь, – засмея́лся мужи́к. – Тут тебе́ камерди́неров не́ту». Солда́т покряхте́л, изловчи́лся, подня́л ко́рку и ви́дит – э́то не хлеб, а одна́ зелёная пле́сень. Оди́н яд! Тогда́ солда́т вы́шел на двор, сви́стнул – и враз сорвала́сь мете́ль, пурга́, бу́ря закружи́ла дере́вню, кры́ши посрыва́ла, а пото́м уда́рил лю́тый моро́з. И мужи́к тот по́мер.

– Отчего́ же он по́мер? – хри́пло спроси́л Фи́лька.

– От охлажде́ния се́рдца, – отве́тила ба́бка, помолча́ла и доба́вила: – Знать, и ны́нче завёлся в Бережка́х дурно́й челове́к, оби́дчик, и сотвори́л зло́е де́ло. Оттого́ и моро́з.

– Чего́ ж тепе́рь де́лать, ба́бка? – спроси́л Фи́лька и́з-под тулу́па. – Неу́жто помира́ть?

– Заче́м помира́ть? Наде́яться на́до.

– На что?

– На то, что попра́вит дурно́й челове́к своё злоде́йство.

– А как его́ испра́вить? – спроси́л, всхли́пывая, Фи́лька.

– А об э́том Панкра́т зна́ет, ме́льник. Он стари́к хи́трый, учёный. Его́ спроси́ть на́до. Да неу́жто в таку́ю сту́жу до ме́льницы добежи́шь? Сра́зу кровь остано́вится.

– Да ну́ его, Панкра́та! – сказа́л Фи́лька и зати́х.

Но́чью он слез с печи́. Ба́бка спала́, си́дя на ла́вке. За о́кнами во́здух был си́ний, густо́й, стра́шный. В чи́стом не́бе над осокоря́ми стоя́ла луна́, у́бранная, как неве́ста, ро́зовыми венца́ми.

Фи́лька запахну́л тулу́пчик, вы́скочил на у́лицу и побежа́л к ме́льнице. Снег пел под нога́ми, бу́дто арте́ль весёлых пи́льщиков пили́ла под ко́рень берёзовую ро́щу за реко́й. Каза́лось, во́здух замёрз и ме́жду землёй и луно́й оста́лась одна́ пустота́ – жгу́чая и така́я я́сная, что е́сли бы подняло́ пыли́нку на киломе́тр от земли́, то и её бы́ло бы ви́дно и она́ свети́лась бы и мерца́ла, как ма́ленькая звезда́.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.