Координатор

– Ты и Ким одно и тоже, – из глаз Аркаши выкатилась слеза и остановилась возле ноздри, похожая на слизняка. – Если ты попал под энергетику Кима, он и тебя достанет. У него чёрная аура!

– Ким просто лысый здоровяк. А вот тебя лечить нужно, Аркаша.

Андрей взглянул на шарфик, и ему снова вспомнилось, как выбирали они его в бутике. Как радовалась Настя, что купила вещь. Свою вещь…

Этот гад словно чувствовал, что взять.

– Я не знаю, что ты испытываешь к Насте, – Андрей не смотрел на Аркашу. Ему не хотелось видеть бордовое пятно на щеке брата. – Я не знаю, что ты возомнил о себе…

– Я что не могу любить её? – воскликнул Аркаша.

– Да что ты можешь знать о любви? Ты же, как был ребёнком, так им и остался! Что ты можешь знать об уважении к женщине? Ты ненормальный, Аркаша. Слышишь меня?

Андрей ещё сильнее осознал глубину происшедшей трагедии. Всё время пока он мнил себя этаким Моисеем, водящим за собой народ, его младший брат похотливо смотрел на Анастасию. Сколько мыслей подлых, сколько мыслишек эта сволочь перебрала, валяясь вот на этом заваленном хламом диване.

– Всё, Аркаша. Если ты хотя бы на пушечный выстрел подойдёшь к Анастасии или Кате. Я сделаю тебе очень больно, – сказал Андрей. – Намного больнее, чем эта пощёчина.

– Ты же христианин? – осклабился брат. В его глазах плескалось понимание собственной подлости, – Ты же должен помогать мне. Прощать меня.

– Нет, – Андрей сглотнул тугой комок. – Я ничего тебе не должен.

– Ты должен всё прощать! – взвизгнул Аркаша. – Абсолютно всё.

Андрей вышел из комнаты брата, сжимая в руке осквернённую вещь Анастасии. В квартире плескался запах ароматических свечей. Андрей бросил взгляд в комнату матери и сразу же отвёл его.

Госпожа Елизавета смотрела на огонь свечей, отражавшихся кругляшками света вокруг пламени в зеркале большого трюмо. На лице матери был нанесён крем синеватого цвета, а на глазу лежал чайный пакетик. Андрею показалось, что лицо матери походит на лицо трупа с выдавленным глазом.

Елизавета Сергеевна наклонила голову, прощаясь со старшим сыном. Свечи дрогнули, затрепетали, как жёлтые бабочки.

Глава 13

Случалось за жизнь всякое. Бывало, что Андрей серьёзно порывал с близкими и друзьями. Потом возникало ощущение сквозняка в груди. Холод и пустота. Словно бы был припаян человек к тебе невидимой для глаз душевной диффузией, а потом раз и отодрала его судьба.

Аркаша заявился к Андрею домой уже на следующий день. На Андрее был надет яркий спортивный костюм. В руках Андрей сжимал метлу и морщился, глядя на кучу грязной смеси снега, земли и мёртвых листьев, которую смёл с дорожки в канаву.

Аркаша смотрел себе под ноги. Седые волосы растрепались и повисли с головы как верёвки. Его рваная дублёнка сделала бы честь бомжу.

Облака на небе бежали от солнца, как грабители банка от полиции. Белые снежинки в прозрачном воздухе, падали на землю и немедленно становились грязью. Земля ещё не остыла и убивала красоту снежинок своим теплом.

Прилетела стайка голубей и принялась клевать овёс, что насыпала Анастасия возле колодца. Между птицами вспыхнула драка. Мельтешили крылья. Голуби подскакивали. Андрей увидел, что одна из птиц уже не держится на лапках. Сородичи методично долбили её по темечку. Удар – клюк, клюк, клюк… Птица упала рядом с овсом.

– Придурки, – прошептал Андрей и шуганул стаю. Птицы взлетели в воздух. Андрей мстительно намёл на овёс жидкой грязи метлой и склонился над неподвижно лежащим голубем. Коснулся его пальцем.

Голубь вздрогнул, встал на лапки, побежал по дорожке, как самолёт, набирая скорость, и взмыл в воздух.

Андрей повернулся к Аркаше.

– Зачем ты пришёл? Я всё сказал тебе.

– Ты рассказал ей? – спросил Аркаша, поглаживая пальцем глазок домофона.

– Я ничего не сказал Насте, – Андрей облизнул губы. Говорить о жене с братом извращенцем было в высшей степени неприятно. – Слушай, Аркаша, я тебе сказал уже: никто о тебе здесь не думает. И никогда не думал. Лучше успокойся и занимайся своими делами.

– Ты ведь простил меня? – Аркаша зябко поёжился под дырявой дублёнкой.

– Нет, Аркаша, я хотел бы простить, но не могу.

Аркаша выглядел потерянным, злым и ничтожным.

– Ты даже не впустишь меня в дом?

– Нет.

– Ты не христианин, – сказал Аркаша. – Ты лицемер.

– Не тебе судить. Уходи, Аркаша. Я пока сдерживаюсь. Пока…

– Да что я такого сделал-то! – воскликнул в сердцах Аркаша. – Что вы меня все так ненавидите?

– Ты… – Андрей не находил слов. Мерзкие фотографии, сворованный полосатый шарфик… – Пошёл вон!

Андрей испытал изумительное чувство облегчения, когда произнёс эти слова и закрыл дверь прямо перед носом Аркаши, стоявшего перед калиткой стыдливо изогнувшимся знаком вопроса. Вот так и нужно было сделать в самый первый раз, ещё в детстве, когда мать сказала: иди и помоги брату…

Вот и всё, Аркаша. Теперь мы стали взрослыми.

Андрей не слышал удаляющихся шагов за забором. Значит, брат стоял там и ждал. Как собака, которую приютили на время, потом не может поверить, что её опять выгнали на улицу. После стольких халявных кормёжек!

Да уж, думал Андрей, не получилось бы из меня отца блудного сына. К чёртовой матери бы послал такого сыночка. Сказал бы ему, иди туда, где все деньги промотал.

Но если ты так поступаешь, тогда какой смысл креста на тебе? – задала вопрос внутренняя сущность Андрея. У неё было какое-то исключительное право звучать внутри него, возвышаясь на многие октавы над другими внутренними голосами.

Какой Смысл?

Я верю в Бога.

В Иисуса? В сына его?

Да.

Почему тогда ты брата хочешь сделать жертвой, но не себя? Открой дверь ему и пусть он войдёт.

– Я боюсь Кима, – вдруг прозвучал за дверью голос брата. – Я боюсь, что Ким убьёт меня.

Андрей молчал. Нужно съесть эту горькую пилюлю. Нужно показать характер, а потом брат научится сам решать свои проблемы.

– Андрей, ну помоги-и-и… – голос Аркаши надломился, а потом раздалось то, что мужчины меньше всего хотят слышать. Плач.

Андрея не выдержал образа, услужливо подсунутого ему воображением. Катя возвращается из школы и видит дядю Аркашу, плачущего возле их дома. Великолепно! Изумительно! Андрей ударил по металлу двери кулаком и заорал

– Заткнись и уйди от моего дома!

За забором захрустел снег. Андрей бросил метлу возле двери и вернулся в дом.

Анастасия сидела в коридоре на пуфике и внимательно смотрела на мужа. Она спросила

– Ну и какой сегодня праздник?

– Какой ещё праздник, Насть? – нахмурился Андрей .

– Такой. Что, провожая младшего брата надо бить кулаком в дверь и орать? Быть может это новый обычай?

– Всё новое – это хорошо забытое старое, – пробурчал Андрей.

– Я шарфик постирала, – сказала Анастасия медленно. – Два раза с дополнительным полосканием. Подумала – и выкинула его.

– Правильно сделала, – кивнул Андрей.

Глава 14

Примерно после двадцати трёх лет мужчина с периодичностью раз в полгода довольно серьёзно задумывается: а что я сделал полезного для окружающего мира? В таких мыслях хоть и есть невольный пафос в стиле «жизнь надо прожить так, что не было мучительно больно…» Но пафос этот сходит на нет, когда такие вопросы мужчина задаёт себе, находясь в полном одиночестве. Порой мужчина, задав вопрос, не может найти ответ. Он понимает, что очередные полгода жизни пролетели так же бесполезно, как клочок туалетной бумаги по ветру из деревенского туалета на улице.

Спасает пиво. Ещё лучше помогает водка. Наркотики тоже позволяют заглушить мысли о собственной бесполезности в рамках существования вселенной. Но это ненадолго. Нельзя же быть вечно пьяным или под кайфом?

Аркаша сжимал в руке смятую пластиковую бутылку с пивом. Так грудничок сжимает ладошками мягкую титьку матери. Аркаша хлебнул из бутылки. Пиво выдохлось, было тёплым. От него мутило живот, подташнивало, и оно горчило, как сто разжёванных таблеток анальгина. Аркаша даже посмотрел на этикетку, чтобы вспомнить о том, что это пиво. Он взлохматил седые волосы: как же не походит этот мерзкий вкус на то, что рекламируют по телевизору.

Аркаша подошёл к серванту и вспомнил вдруг, как лазили они здесь вместе с Андреем в детстве. Закрывались в ящиках, перекрикивались. Пару раз даже чуть не свалили сервант. Однажды разбили градусник и долго игрались ртутью, катая её мягкие катышки по полу. Пока не пришла мать и не наорала на обоих.

Полки серванта с одной стороны были заставлены книжками. Это были дешёвые издания фэнтэзи. На обложках красовались мускулистые викинги, а рядом коленопреклонённые белокурые полуобнажённые красавицы. На полках справа стояли видеокассеты вперемешку с дивиди дисками. Фильмы все были про войну, спецназ, ментов и бандитов.

Музыкальных дисков было всего три: две части «Зоны убойного шансона» и «Застольные песни русских мужиков для караоке». Рядом валялся микрофон. К пыльной сеточке прилипла жвачка.

В самом углу комнаты закрытый длинной спинкой продавленного кресла, на письменном столе стоял компьютер. Рядом валялись старые платы и диски – в основном игры стрелялки и эротика.

Аркаша подошёл к столу и взял кожаную визитницу. Стал перебирать визитки: генеральный директор, исполнительный директор, главный менеджер, журналист, писатель…

Он нашёл эту визитницу в парке культуры пару лет назад. Её оставил на лавочке субъект в дорогом костюме, долго пивший в одиночку. Аркаша думал сначала, что это кошелёк с долларами. Оказалась визитница. Он притащил её домой и когда наступали полугодовые вопросы самого к себе: а что я сделал для этого мира, он доставал визитницу и представлял, что все эти люди – его близкие друзья. Однажды он набрал номер какого-то директора, услышал грубый голос в трубке и немедленно положил её, устыдившись…

Я ничтожество, – подумал Аркаша, сделав очередной глоток мерзкой пивной гадости из пластиковой бутылки.

Он залез на диван с ногами и смотрел на тумбочку возле стены. Раньше там стоял телевизор, пока он не отнёс его в ломбард, чтобы выручить денег на платёж по кредиту. Волны, исходившие от телевизора, оставили отпечаток на стене. Такие же волны повсюду. Аркаша затравленно посмотрел на дверь.

Матери дома нет…

Аркаша сосредоточился на ощущениях. Он сложил ноги по-турецки и пытался войти в транс. Мои руки слабеют, мои ноги расслабляются…

– Я отказываюсь от своего брата… Я проклинаю своего брата. Я желаю жену своего брата. И я счастлив, что признаю это. Я счастлив. Белое сияние облекает мою метафизическую сущность… – шептал Аркаша.

Эти уверения себя в собственной полноценности помогали порой. Но только не сегодня! В голове обосновался шкодливый чёртик. Дьявольски смеясь, он верещал: «Конечно! Белое сияние вместо заложенного в ломбард телевизора. Метафизическая сущность материных денег, на которые живёшь уже столько лет!»

Аркаша поджал губы. Выражение лица стало обиженным и детским. Он ощутил покалывание в кончиках пальцев. Так всегда случалось с ним, перед тем как он начинал видеть что-то, что он связывал с параллельной реальностью.

Это могут видеть только избранные.

Я – избранный! – мысленно Аркаша похвалил себя. Так тоже советовали в книжках, на обложках которых всегда сияло солнце, люди улыбались, а в названии присутствовало слово «как достичь» и множество синонимов счастья.

«Да! Достигатор ты наш великий! А у твоего брата оклад в две с половиной штуки баксов. Красавица жена, дочка и дом в три этажа. И это не предел! И, знаешь что, товарищ избранный токарь – универсал с металлургического завода? Знаешь что?» – злорадствовал голосок в голове.

Аркаша поморщился. Раньше голосок бормотал что-то на периферии, но сегодня он обнаглел и орал прямо в ухо. Аркаша открыл и закрыл глаза.

В книжке, купленной недавно матерью, было сказано, что мысли, возникающие во время сеансов самогипноза, нужно не замечать. Пусть они текут, как мусор в потоке чистого сознания, – примерно так было написано там.

Ужасно, но даже эти мысли не были секретом для мерзкого голоска.

«Точно, парень! Как мусор в потоке чистого сознания жизни. Это ведь про тебя, верно?»

Аркаша взъерошил волосы. Пальцы рук и ног кололо так, будто множество иголок невидимые существа втыкали в них. Знакомые с детства вещи в комнате: сервант, диван, ковёр на стене виделись через призрачную дымку.

В такой дымке проникает в наш мир другая реальность, – говорила мать. – Это великолепный момент проникновения…

Я должен жить не здесь, – думал Аркаша, – Этот мир слишком злой, слишком меркантильный. Я из другой реальности. Я герой – там, но никто – здесь. Я – нищий Будда, я плотник из Назарета!

«Токарь из провинции! Надиванная проповедь Аркадия Великого! Слушайте соседи, как я возжелал жену брата своего и ни капли не жалею!» – бесновался голосок.

Аркаша рывками двигался по комнате. Он, то ложился на диван, то вставал и надолго замирал посредине комнаты.

Да я чувствительный человек, – думал он, и эти мысли бальзамом лились на израненное самолюбие. Я намного чувствительней, чем Андрей, чем мать…

«Такой чувствительный, что боишься всего на свете!» – прыснул со смеху голосок в его голове.

Телефон залился трелью. Аркаша вздрогнул и проглотил тугой сгусток горькой пивной слюны.

– Алло?

– Привет, Аркаша, – это был… Её голос! Внутри Аркаши что-то растянулось и разорвалось. Голова стала пустой, как сахарница сладкоежки в воскресенье. Голос Анастасии заполнил всё вокруг… – Андрея что-то долго нет. Ты не знаешь, где бы он мог быть?

Голос жены старшего брата звучал буднично. Будто звонить Аркаше было самым обычным её занятием. Помехи на линии немного изменяли её голос, делали металлическим, но Аркаше это не мешало. Он часто дышал, сердце в груди радостно билось. После некоторого раздумья он решил называть её так, как всегда мечтал: не Анастасией, не Настей, а Настюхой.

Будто он знает её как облупленную.

– Привет, Настюха! Я вообще-то звонил Андрею недавно. Узнать как дела и вообще, проверить как он без меня… – Аркаша приосанился. Он, Аркаша, теперь взрослый и умный, а все они – Ким, Андрей, кувыркающиеся в песочнице сосунки!

– И ты знаешь, где сейчас Андрей?

Аркаша сделал голос ещё грубее, ещё больше выпрямил спину.

– Нет, Настюха, понятия не имею, где ходит твой Андрюшка… Не нравится мне его поведение в последнее время. Суматошный стал какой-то, в глаза не смотрит…

«Да, да! – бесновался в голове голос чёртика. – Так ему. Оклад в две штуки баксов, перспективы на работе… А мы с его женой запросто болтаем! Вот тебе, умник! Надо жене больше внимания уделять!»

– Последнее время я стала за него беспокоиться…

Аркаша плыл в интонациях голоса Анастасии, как в лодке влюблённых, по воде залитой солнцем.

– Продолжай, Настюха. Я весь во внимании! – воскликнул Аркаша и плюхнулся в кресло. Забросил ноги на стол. Клавиатура слетела на пол и рассыпалась, матерясь буквами на клавишах. Аркаша ничего не замечал.

– Я думаю, что мой Андрюшка начал дурить, – теперь Анастасия говорила тоненьким голоском. – Он нервный какой-то стал. От него часто пахнет спиртным… И он верит во всякие небылицы, представляешь, Аркаша? Пытается оправдать свои неудачи Богом! Говорит мне нагло так, представляешь, Аркашенька? На всё воля Божья. А кто так говорит?

– Неудачники, – усмехнулся Аркаша. – Ясно понятно кто твой муженёк. Андрей с самого детства неудачник! Я вот, Настюха, вообще в бога не верю. Пошёл он этот бог, где валялся!

– Правильно. Настоящему мужчине не нужны авторитеты… Иногда я думаю, зачем я Андрюшку выбрала, а не тебя…

– О, Настюха, не руби с плеча, – благодушно усмехнулся Аркаша. – Я, может быть, поговорю с ним. Надо же хоть под старость лет воспитать человека.

– Я была бы так тебе благодарна. Это так ему нужно – разговор с настоящим мужчиной! Может быть, хоть тогда он одумается и поймёт, что миром правит не дурацкий бог на облачке, а… Настоящие самцы!

– Настоящие самцы? – усмехнулся Аркаша. – В точку, Настюха! Это как с меня срисовано!

– Самец. О, да, – прошептала Анастасия в трубку. В груди Аркаши разгорался пожар.

Пару раз голос совести принимался твердить ему: эй, это жена твоего брата, нельзя так с ней разговаривать!

Но ведь она сама мне позвонила, – оправдывался Аркаша. – Я ничего такого не собираюсь делать. Если Андрей нормально не удовлетворяет Настю…

Стоп! Прекрати! Прочь такие мысли! Прекрати это немедленно! – заорал внутренний голос так, будто его живьём резали.

Аркаша посмотрел на разбитую клавиатуру, потом на трубку в руке. Та мерзко улыбалась ему слуховыми отверстиями. Аркаша закусил губу, разжевал и съел кусочек собственной обветренной кожи. Рот наполнился кровью.

– Анастасия, ты, мы. В общем, Андрей скоро вернётся. Я думаю, вам нужно будет помириться…

– С ним? Да я с ним живу только потому что у нас общий ребёнок. Да и знаешь, что я тебе скажу?.. – заговорщицки прошептал голос Анастасии.

– Что? – Аркаша натянул провод телефона. Пальцы уже не покалывало предвестником самогипнозного дурмана! Их словно уксусом помазали и теперь кололи теми штуками, которыми врачи протыкают пальцы, когда берут кровь. Хотелось орать от боли и наслаждения.

– Катя не дочка Андрея.

– Что? – мир остановился в этот момент для Аркаши. Его продавленное и вонючее кресло, стало центром вселенной. Мироздание рухнуло и взвелось вновь, взяв за основание кресло в его комнате. Аркаша прошептал. – А чья же она дочь?

– Ты бы хотел знать, чья она? – юлила Анастасия. Голос её вибрировал от металлических интонаций.

Помехи на линии не помешают узнать страшную тайну! Тайну, достойную сериальных фэнтэзи, стоявших на полке серванта.

– Скажи мне, Настюха… – умолял Аркаша.

– Эта тайна убила бы твоего брата, – голос Анастасии вибрировал от неги, истомы. Он обволакивал Аркашу, как аура, как биополе.

– Катя – твой ребёнок. – Анастасия заплакала в трубку. – Аркашенька милый, как же я люблю тебя!

– Этого не может быть! – Аркаша смотрел на себя в отражение серванта, думая: А я всё-таки ничего. Хоть и весить стал под сотню, поседел на корню и рожа после заводской копоти сморщилась. Но это всё вторично! Бабы любят настоящих самцов. Самцам жир и грязь только добавляют мужественности.

Так вот тебе братец!

Трёхэтажный дом, машина, хорошая работа и должность на «Заводе стекла»… Всё вторично. Главное ведь не материя, а дух. Чего-чего, а этого добра у них с матерью всегда было в избытке. Духовные знания… Потёртый томик Кастанеды в туалете. Кассеты «Как открыть третий глаз» «Как развить внутреннюю силу». В карманах Аркаши всегда лежали оборванные со стендов на остановках телефоны с заголовками: «Сайентология», «Дианетика», «Помоги себе сам», «Заработай, не работая»…

– Настюха, но мы же с тобой даже не это… Ну как бы это сказать… Ведь ты жена моего брата, чёрт возьми, хоть он и неудачник, но мне порой жалко его… Ведь он сам загнал себя в такие скотские условия…

– Ты всё забыл, котёнок, – прошептала Анастасия. – Помнишь, наш совместный новый год? У нас на старой квартире?

– Ага, помню, – пробормотал Аркаша.

– Какие же мы были тогда молодые. Мы все жутко напились, и ты спал в маленькой комнате, а я пришла к тебе под утро, потому что у Андрея всегда были проблемы ниже пояса…

– О! – воскликнул Аркаша. – Я так и думал… Не зря он себе богом еврея сделал!

– Да, – мягко сказал голос Анастасии. – Да, милый, да… Мы стали с тобой одним целым. А ты, дурачок, всё и забыл.

– Теперь я вспомнил! – заорал Аркаша и выскочил из кресла. Упал монитор и погрёб под осколками кинескопа диски с «клубничкой».

Аркаша принялся бегать по квартире, разговаривать, посмеиваться со значением, позировать. Он не замечал, что провод телефона, выдранный из розетки, тащится за ним по пятам, как змея. Аркаша орал в трубку

– Я думаю, откуда во мне это тяга к тебе? Почему я хочу тебя, Настюха?! Вот значит почему! – Аркаша взвизгнул как баба, выставил руку наверх, как это делают боксёры на ринге, после победы. – Да! Я имел тебя! Красавицу жену своего ути – пути хорошенького православного братца. Тебе ведь нравилось?

– О-да-а-а… – шептала трубка. – А сейчас я хочу, чтобы ты вышел ко мне и обнял меня. Ведь я, твоя Настя, всегда предназначалась тебе. А не этому жирному тупому бесчувственному ослу. Я твоя. Возьми меня снова. Я буду исполнять все твои прихоти. Я буду делать это точно так же, как девушки на твоих любимых кассетах и дисках…

– Откуда ты это знаешь? – Только сейчас Аркаша заметил, что стоит на балконе.

Ледяной ветер пронизывал до костей и бил подзатыльники по его голове с растрёпанными седыми волосами. Босые ноги, стоящие на корке снега сводило судорогой. Пальцы побелели, ногти стали трупного цвета. Телефонная трубка выпала из рук. Провод чернел на снегу, как сброшенный хвост ящерицы.

– Нет. Это невозможно. Это… – Аркаша перегнулся через перила и увидел огромного лысого человека возле скамейки подъезда. Полы его зимнего пальто с роскошными меховыми отворотами раздувал ветер, и от этого казалось, что человек взлетит сейчас в воздух, как ворон.

Это был Ким.

Аркаша видел, как двигаются губы Кима. Ветер подхватил его шёпот и донёс к Аркаше. Слова Кима завладели всем его существом, проникли в сердце, окутали роем навозных мух душу

– Она всё слышала. Ты – идиот, Аркадий Трофимов. Все твои излияния слышала Анастасия. А сам ты разговаривал со мной! Как тебе, Аркаша, моя придумка с Катей? А, тебе бы понравилось, если бы это было правдой? А, извращенец чёртов?

– Как ты это сделал, Ким? – Аркашу била дрожь. По щекам ползли слёзы. Всё, всё было ложью! От начала и до конца.

– Я думаю, теперь Андрей убьёт тебя, – уверенно сказал Ким. – И правильно сделает. Такому ничтожеству как ты нет прощения. Я отказываюсь делать из тебя нормального человека, Аркадий Трофимов! Ты бесполезен сейчас и безнадёжен в перспективе. Может быть, ты сделаешь это сам?

– Ах, ты сволочь, Ким, – Аркаша посмотрел на телефонную трубку в снегу и заплакал.

– Убей себя сам. Помоги себе сам. Убей себя сам. Помоги себе сам… Убей себя сам…

– Заткнись, Ким!!! – заорал Аркаша.

Он встал на колени. Вдруг что-то важное возникло в мозгу. Это нужно было исторгнуть из себя, поведать всем, поведать миру, чтобы больше так не делали. Чтобы не могли делать это. Потому что это пришло через него и обожгло его, и убило. Это нужно было остановить…

Аркаша выпрыгнул с балкона. Телефонная трубка зацепилась за ногу и летела вместе с ним. Из неё раздавались какие-то звуки или это был просто ветер…

Глава 15

Сложно не роптать на Бога, когда погибают близкие и родные…

Андрей отпросился с работы, когда узнал о гибели Аркаши, и мчался за рулём «Дэу». На перекрёстках он выныривал на поверхность реальности, смотрел в зеркало заднего вида и спрашивал мысленно у своего отражения: неужели это началось?

Что началось?

Да то самое, от которого каждый день просишь защиты у Бога. Избавь меня Господи от ноши, которую я не смогу вынести. Христиане говорят, что Бог не даёт испытаний, которые человек не может перенести. Но иногда, кажется, что или у людей огромный запас прочности, или Господь забылся и «грузит» людей по полной.

Настя, Катя, мать, Аркаша и сам Андрей, казалось, теперь проявились на плёнке жизни и стали видны чему-то злому, что до поры до времени отступало перед его молитвами. Бог не сомневался во мне до поры до времени, – думал Андрей, – А когда я возненавидел брата… Когда не смог его простить и обрёк на самоубийство. Господь отвернулся от меня в гневе.

Не это ли самый тяжкий грех? Быть Каином, а думать, что ты Авель?

Нет. Нет. Нет!

Аркаша бы не жил вечно. Скорее рано, чем поздно такая, как у него безалаберная жизнь оборвалась бы. Андрей почти не сомневался, что Аркаша, когда прыгал с балкона, был уверен, что это не навсегда, что это временно. Что приземлившись на землю, он встанет, отряхнётся и пойдёт дальше… Ещё и посмеётся вместе с соседями над своим полётом.

Андрей всегда думал, что члены его семьи будут жить если не вечно, то хотя бы лет до семидесяти. Все. По максимуму.

И откуда же это ощущение избранности? – поинтересовался внутренний голос. – Чем вы, Трофимовы, заслужили такое право?

Да потому что я каждый день молился Богу, разговаривал с ним, как с близким человеком, – думал Андрей. – Все мои мысли у Бога, как на ладони. На вот, смотри, Господи!

Аркаша – самоубийца, – дошло вдруг до Андрея. – Брат стал тем, для кого закрыты врата Царствия Небесного. Бомж в Царстве Небесном. Деклассированный элемент в мире ангелов.

Андрей остановил машину возле дома матери. Возле подъезда стояли люди, показывали руками на палисадник, потом наверх, на балкон матери на шестом этаже и, словно сговорившись, покачивали головами. Было что-то автоматическое в движениях людей. Генетическая память, что ли срабатывала? Когда рядом покойник, нужно смотреть и двигаться вот так и вот так…