Участковый. Ментовские байки. Повести и рассказы. Книга первая

Какой же у меня предусмотрительный внештатник! Идёт на съёмки, а в карман, на всякий случай, кладёт орудие пытки. Он садится пьянице на спину, и, прижав пьяного лбом к полу, вдруг резко бьёт ладонями рук по ушам.

– Окстись, горилла!

Барановский осекается и более не орёт, осознав, что сегодня по любому уже не удастся избежать «обезьянника».

Дежурный Минаев удивлён моему звонку из квартиры Барановских по поводу мелкого хулиганства:

– …Да знаю я эту семейку. Но ты-то там как оказался? У тебя ж совершенно другая задача!.. Ты в эту минуту должен изымать самогонный аппарат для телевидения. Сапожкин и Шестаков в конторе… я проинструктирован, чтобы, в случае чего, подстраховать…

– Записывай адрес и направляй «воронка», – говорю и кладу трубку.

Пока прибывает наряд милиции, составляю на Барановского протокол по мелкому хулиганству, опрашиваю хозяйку, своего внештатника и пишу рапорт. Затем мы уже спешно передаём из рук на руки утреннего бытового хулигана Николая Барановского прибывшему наряду милиции и покидаем квартиру.

– Слушай, – задумчиво озвучивает оригинальную мысль напарник. – Вот вы называете алконавтами алкашей, но, по-моему, это несправедливо.

– С чего это вдруг? Это, всё-таки, милицейская практика!

– Да, это я понимаю. Но я, когда скручиваю, допустим, алкаша, чувствую, что это я в скафандре, я на важном задании. Меня отправили, словно, на другую планету. Вот мы идём на задание. На первую алкоточку. Изъять аппарат. А есть ещё вторая. Прикинь, вот мы должны доставить на землю важные инопланетные агрегаты…

– Ты что, это всерьёз, что ли?.. Хотя, ты, конечно, совершенно прав! Вот сейчас возьмём аппарат, и попрём на глазах у всего света через весь микрорайон…

– Семён, сколько на твоих командирских? – спрашивает меня внештатный сотрудник Сидоров по дороге на первую алкоточку.

Год как я награждён именными часами, так руководство Главка оценило меня на поприще борьбы с пьянством и алкоголизмом. Десять алкоголиков и одну алкоголичку лично в течение одного календарного года я направил в лечебно-трудовой профилакторий по решению народного суда. Мой внештатный сотрудник знал историю моих наградных и каждый раз, встречаясь со мной, обязательно интересовался временем.

– Смотри!

Мы останавливаемся, выставляю левую руку вперед, Геннадий может и посмотреть на них, и прикоснуться к ним, а также и прочитать надпись прямо на циферблате: «От руководства Главного Управления внутренних дел Мосгорисполкома». Общественник, поддерживая кисть моей руки, не первый раз читает вслух надпись, а затем философски изрекает:

– Ну, что ж… уже девять ноль пять, и более часа мы потратили на пьяницу Барановского. Если бы просто вызвали наряд, милиционеры бы сами с ним разобрались.

Я помалкиваю.

Сидоров отпускает мою руку и продолжает:

– К одиннадцати приедет телевидение. Что будет, если до этого мы не успеем конфисковать самогонный аппарат? Нет, допустим, что конфисковать аппарат мы успеем. На соблюдение всех формальностей, как опрос соседей, изъятие самогона и вызова «воронка» уйдёт полтора часа. Получается, времени у нас в обрез! Телевизионщики станут ждать? Как бы ни так!

Сидоров смотрит на меня, я для него большой авторитет – как, никак «министр» участка с тридцатью тысячами человеками населения! И обладаю, по его разумению, неограниченными властными полномочиями над народом. Могу остановить человека, и, сделав ему внушение, и составить протокол, и наложить штраф, и возбудить уголовное дело, и доставить виновного в суд – на самую скамью подсудимых. У внештатного сотрудника таких полномочий не было, нет и быть не может, и он, если мечтает об этом, тогда плохо спит по ночам. Ему может сниться, что он милиционер и ведёт беспощадную войну с алкашами, тунеядцами и судимыми, постоянно предавая виновных справедливому народному суду…

– Обождут, ничего с ними не случится… Им тоже требуется свое время… Пока выберут место для съёмок, пока развернут свои машины с осветительными приборами…

– А где определят площадку для съёмок, как думаешь?.. А кто им покажет место?.. А жаль, если не успею переодеться в костюм, и тогда меня заснимут в робе.

– Позвонил, что ли, в Чувашию?

– В том-то и дело! Ждут!

Напоминаю, что организатор мероприятия сам начальник милиции, не подведёт:

– Сапожкин и Шестаков уже в конторе. Они и встретят телевизионщиков, не сомневайся. И к месту съёмок проведут, и опорный покажут, – разъясняю диспозицию помощнику. – А теперь вернёмся к нашим баранам… мы уже на подходе к твоей «точке». Давай-ка ещё раз по кругу: «точка» надежная?..

– Обижаешь! Вчера, как разошлись, подежурил за столиком, где подъездники забивают «козла», и трое, один за другим, без проблем купили у Сивухиных самогону. Один из них – местный, из тридцать третьего дома, подходил и предлагал выпить. Считаю, никаких неожиданностей не предвидится.

Снимаю болтающуюся на плече рацию, отключаю её и прячу под пиджак. Выйти на связь с дежурным, запросить помощь не составит и минуты.

Не доходя до двенадцатиэтажки, расходимся в разные стороны. Сидоров сворачивает налево, я иду направо. Ему по времени к алкоподъезду чуть ближе, мне же не к спеху; в лифт Геннадий должен войти первым и подняться на девятый этаж, и лишь после этого я тоже вызываю лифт и поднимаюсь к самогонщикам. Итак, подождать за углом, у кабины лифта, как только щёлкнет дверной замок, немедля вверх и вломиться в квартиру. Тут Геннадий на подмоге, удерживает открытой входную дверь, а далее всё по отработанной классической схеме. Представиться хозяевам: мол, старший участковый инспектор… и посуровей так фамилию – Полищук, мол, с ним шутки плохи! Всем стоять, где стоят! И предъявить свое незаменимое оружие – красное милицейское удостоверение!.. Вот такая ошеломляющая процедура вторжения на неприкосновенную частную территорию – в квартиру жильца. Потом останется малое: достать рацию, выйти на связь с дежурным Минаевым – назвать адрес с запросом помощи. Даже самый отъявленный самогонщик не станет бросаться на участкового, чтобы гнать взашей представителя власти. Не пустить в квартиру он может, а выгнать вон – кишка тонка. Главное для меня, мента, попасть в квартиру законным способом, не взламывая дверей! Кой-какой положительный опыт по ликвидации самогонных точек у мента Полищука за пять лет накопился!

К примеру, о самом простом способе войти в квартиру в вечернее время, знает каждый милиционер. Надо всего-то отключить хозяевам свет, щёлкнув в электрощитке тумблером. И стать сбоку от дверного глазка или возле лифта…

За Сидоровым закрылась дверь подъезда. Надо подтянуться и мне. Ускоряю шаг, внимательно осматривая всё и всех попадающих в поле зрения вокруг. Вроде, всё чисто. В большом девятиподъездном доме изредка хлопают входные двери, выпуская во двор на прогулку сонных собачников с младшими братьями на поводках. Суббота, день выходной. После трудовой недели народ только-только просыпается.

Кабина лифта остановилась на девятом этаже. Пора и мне туда. Вызываю лифт вниз. И пока он спускается на первый этаж, ещё раз, мысленно прокручиваю ситуацию. У меня всего несколько секунд. Как только щёлкнет замок открывающейся входной двери, молниеносно заваливаюсь в квартиру, как солдат в траншею врага. Однажды, очень матёрый самогонщик все-таки закрыл дверь перед моим носом, но защёлка замка ещё не сработала, и со всей силы я навалился на супостата. Дверь подалась, чуток приоткрылась, я подставил ботинок и затем плечом добавил так, что мой матёрый дядя в полтора центнера весом отступил, с уважением впуская меня в зловонные хоромы. Плечо болело в тот раз больше месяца. Всякое бывает с самогонщиками, народец этот не из трусливых… Поначалу пытаются тебя ублажить, затем купить, и в конце концов, намекают на большие связи в милиции, в суде и в прокуратуре – дескать, советуем вам, участковый инспектор, с нами не связываться, не тех, де, экспроприируете!.. Но оказавшись на скамье подсудимых, честно признают себя виновными и согласными со штрафом и конфискацией самогонного аппарата и сивушного неочищеного самогона…

Лифт останавливается на девятом этаже. Выхожу из кабины и едва успеваю сделать несколько шагов по направлению к заветной двери «золотых самогонщиков» – братьев Ивана да Виктора. Моему взору открывается весьма неприглядная картина. Внештатник Сидоров пятится задом, еле держась на ногах. В закрывающейся квартире мелькает злорадное, обросшее чёрной щетиной, лицо одного из двух братьев. Сидоров вот-вот плюхнется на бетонный пол. Подхватываю его сзади. Одной рукой он держится за нос, он расквашен и начинает обильно кровоточить. «Хорошо, что ещё не в свадебном костюме!» – мельком думаю про себя. По-шустрому сопровождаю внештатника к лифту, нажимаю кнопку вызова, кабина распахивается, и мы оказываемся внутри.

– Гена, запрокидывай голову кверху! Эх, холодной воды бы сейчас! А ещё лучше – льда, а?

Он кивает.

– Да только где ж его взять?!

Суечусь в лифте возле товарища, а чем тут поможешь? Но он, молодчина, стойко переносит боль, не издав ни стона. Лифт, наконец, останавливается, и мы, не солоно хлебавши, выходим из подъезда.

– За нами, я убежден, оттуда наблюдают, – говорю, намекая на окна. – Нельзя нам засветиться, – говорю Сидорову и тяну за собой, молчаливого и униженного, на узкую асфальтовую полоску возле самой стены дома под окнами первых этажей.

Смекаю, что в соседнем доме на первом этаже проживает знакомый гаишник. Решительно и быстро двигаемся к нему.

Гена, видно, хочет что-то сказать:

– Молчи, обсудим ситуацию после. Сейчас нам бы льда! Обещаю: этого коварства братьев я на тормозах не спущу! Подведём их под статью «спекуляция».

– Но не сегодня, да? – чувствую, выговаривает Сидоров мне.

– Ничего, не сегодня, так завтра. Дайте только срок!..

– Да какие за это срока?! Я-то – гражданский!

– Да, был бы ты по форме, не отвертелись бы.

– А сейчас что, отвертятся?

Разочаровывать Сидорова мне не хотелось.

– Вот и пришли!

На счастье, сотрудник дорожно-постовой Рысев оказался дома, хотя, казалось, долго жму кнопку звонка. Открывается первая дверь тамбура.

– Привет, Виктор! Окажи-ка нам срочную помощь!.. Тащи давай лёд!.. Мы на задании… Это мой внештатник Геннадий… В соседнем доме, на алкоточке нам только что дали в нос.

– Да вижу! Чего толпитесь? Проходите в коридор. Я мигом…

Гаишник пулей улетает на кухню, откуда доносится шкворчание зажариваемой рыбы. Слышны только обрывки его разговора с женой. Виктор несёт Сидорову кусочки льда, отковырнутые из стенок морозильника, завёрнутые в чистую белую тряпку; тут же пригождается и небольшое полотенце, обильно смоченное холодной водой.

– Что у вас за задание такое?

– В свадебных костюмах сняться на телевидении.

– Шутники! Ладно, моё дело кровь остановить… Но если надо – пойду с вами брать точку! Мстить будете?

– Нет, не сегодня.

– Спасибо, друг! – говорит Сидоров.

– Да чего там!.. Могу предложить жареной рыбы, позавтракаете с нами?

– Будешь? – спрашиваю Сидорова.

Он отрицательно мотает головой.

Итак, всё должно было идти по утвержденному плану. Сидорову открыли дверь, он зашёл в квартиру, попросил продать пол-литра самогона. Вместо него он получил в нос прямо на лестничной площадке. Отчего же Сидоров даже не успевает среагировать? Вывод однозначен: его вычислили. Элементарно узнали! Но если так, он в гражданском платье, имеет право с утра опохмелиться… Нет, слишком часто мы всюду показываемся вместе. Сидоров проживает тут же, в соседнем доме, и я не раз бывал у него, в результате бесчисленное количество раз мы прошлись и у алкоподьезда. А признать Сидорова – пустяки, стоит ему только кому посмотреть в глаза… Косоглазие!

Конечно, во всём я винил одного себя. Не смог предвидеть такой существенной мелочи! Ладно, Сивухины, продавайте пока своё пойло, но стану дневать и ночевать на участке, пока с вами не поквитаюсь за товарища!

Я уже мечтал, как ловлю нескольких новых покупателей, опрашиваю их в конторе и слышу в их признании фамилию Сивухиных. Затем я неожиданно заявляюсь к братьям с участковым Кондрашовым, отключаю свет и жду возле двери, пока они не откроют её, ибо без электричества завод встает. «И оформим мы вас, братья-кролики, сперва за мелкое хулиганство, подержим до утра в «предвариловке», а поутру я сам лично отвезу вас в наш справедливый народный суд. Со всем вашим скарбом! Вот бы когда я согласился, чтобы меня сняли на Первом канале, и о моём подвиге узнали на родном Полесье! И уж я продемонстрировал бы, как вы, Сивухины, бросаете в самогон таблетки аспирина, чтобы у местных алкашей лучше деревенели их мозги! Можно было бы пригласить в ассистентки бывшую артистку театра и кино Нино, у которой на самогонщиков тоже вырос большой зуб.

– Ну, всё, брат, спасибо, ещё раз низкий поклон жене.

– Простите, братцы, – она не вышла из кухни, стесняется, вы застали нас чуть не в неглиже.

– Ничего! Главное – лёд!

– А остальное скрупится-смелется! – пытается пошутить Сидоров.

– Вы точно не на задание? А то ведь я сейчас, мигом!..

– Сказано же – ждёт телевидение! Строго двоих!

– Ну, ладно… Как-нибудь позвоните, что там у вас да как?..

– Договорились!

За нами закрывается дверь, тает запах жареной рыбы с луком («Эх! Сейчас бы под рюмочку!..»), и мы удаляемся.

Глава 3

Вино и кино

Медленно движемся с Сидоровым ко второй алкогольной точке, выявленной мною недавно в двадцать восьмом доме. Ни я, ни поникший было духом, но уже пришедший в себя от прямого удара в нос, Геннадий вслух больше не вспоминаем о телевидении. Мои «командирские» показывают десять двадцать пять. Приедет телевидение к нам в Братеево или не приедет – оба делаем вид, что нам теперь по барабану. Разве что причины такого отношения к известности теперь у каждого свои, особые. У меня задание, а у помощника – помятый вид, и родные в Чувашии, видя такое, могут составить не верное представление о борющейся с самогоноварением Москве… Самогонный аппарат у братьев Сивухиных мы не конфисковали. На алкоточке Сидорова травмировали, разбив ему нос: узнав в глазок подсадную утку, устроили ей сюрприз, как только её нос оказался в досягаемости кулака – тут же и пострадал.

Дорогой, извиняюсь перед Сидоровым:

– Я тебе коньяк поставлю, точно!

– Опять то когда ж будет! А я бы сейчас от стакана не отказался.

– Вот возьмём товар, имеешь право подлечиться.

Он обрывает:

– Нет, я сам хорош! Со своим косоглазием лезу прямо в малину, которую гоняю! Это ты прости меня, Сеня!

– Да чего прости?! Лопухнулся я! Жаль только, что это не гарантирует от дальнейших ошибок. Сколько ещё от меня пострадает невинных!

– Надеюсь, это репетиция перед интервью. Наказания без вины не бывает…

– Не забудь сказать это корреспонденту!

Мы посмеялись.

– Ладно, никто не виноват. Это судьба!

На душе у меня полегчало. Проанализировав неудавшуюся попытку, мы с боевым настроем подошли к дому, где круглосуточно и с большим размахом работала вторая самогонная точка на моём участке. Направляемся сначала прямиком в квартиру грузинки Нино, жившей над точкой этажом выше.

Нажимаю на звонок: два коротких и один длинный – условленный сигнал, это важно: к Нино частенько, перепутав квартиры, наведываются за самогоном. Она встречает таких гостей крепким словом и железной трубой от пылесоса. Под горячую руку не так давно едва не огрела меня самого. Это до знакомства. На счастье, тогда я был в форме. Теперь Нино моё доверенное лицо, осведомитель, и я могу зайти к ней пошептаться в любое время суток, когда разрешит её муж-сценарист. Правда, для этого с мужем ещё надо было познакомиться лично.

Нино открывает дверь, она в хорошем настроении. В нарядном платье грузинка не кажется такой дородной. Приветливо улыбается:

– Здравствуйте! Заходите, сейчас познакомлю с мужем.

– Спасибо. Непременно!.. Это, вот, мой внештатный сотрудник Геннадий Сидоров, прошу доверять, как и мне!

– Вано! Иди, дорогой, к нам! У нас гости!

В коридор выходит худенький и небольшого роста хозяин.

– Вано, это наш участковый, он не в форме, потому что хочет снять меня на телевидение, я тебе говорила…

– Полищук, Семён Александрович, ваш участковый, – говорю я и вынимаю визитку. – Это вам. А это…

– Я слышал, что Гена – ваш помощник. Что у него с лицом?

– Глаз у меня косит, – выручает меня Геннадий, – а с лицом то, что на задании мы ввязались в серьёзную драку.

Приветливая улыбка сползла с лица хозяина квартиры.

– Я так думаю… Кто поднял руку на внештатного участкового милиционера, он не прав! Если ты покажешь мне этого нехорошего человека, я поговорю с ним, как мужчина с мужчиной. Не смотри на меня, что я метр с кепкой. Мы с тобой, товарищ Сидоров, имеем свой недостаток, но мы его компенсируем! Вот, я маленький – да удаленький, в юности занимался каратэ. Могу прыгнуть выше собственного роста. Вот моя Нино! Она вам расскажет, как я защищал свою любовь!

– Хорошо, но в другой раз! Две недели назад я пообещал вашей хозяйке, что ликвидирую алкоточку у ваших соседей. Операция началась, её название «Останкино».

– Останкино, почему?

– Вано, ай! Я же говорила тебе!

– Хорошо, что от нас требуется? – спросил грузин.

– Пусть ваша Нино встанет у окна… Надеюсь, она знает всех соседей, проживающих в вашем подъезде?

– Не волнуйтесь! Чужого человека распознать мы сможем, – отвечал Вано за Нино. Алкашей за самогоном в нашем подъезде Нино учует хоть за версту! А мне что делать?

– Дайте Сидорову льда, ты не против, Гена?

– Мне бы сейчас стакан самогона! – сказал Геннадий.

– Самогона у нас нет. А настоящее грузинское вино вас ждёт!

Сладковатый бражный запах тут же шибанул в нос, едва я заглянул за сантехнический шкаф. В квартире нижнего этажа варился самогон. Сам я, выросший в деревне, знал в этом толк. Да и родители мои, вырастившие большой сад, могли бы поспорить с Вано и Нино, у кого вино лучше! В Москве же за пять лет мною было изъято у самогонщиков более десятка аппаратов разного калибра, в том числе весьма оригинальных конструкций, тут уж москвичи обгоняли деревенских, – даже и с датчиками давления и дистанционным пультом управления.

– Сейчас я вам налью по стаканчику, работе нисколько не помешает! – говорит Вано. У Сидорова покатился кадык. Я соглашаюсь:

– Ну, если по маленькому…

Вдруг нас прервал голос Нино:

– Идут! Смотрите! Ну же, быстрей!.. – Нино вычислила забулдыгу, жаждущего выпить немедленно у подъезда. – Этого можно будет взять сразу с поличным, как только выйдет на улицу. Будет пить из горла!

– И мне бы хоть глоток, не помешало бы, – вдруг говорит Геннадий.

– Не накаркай. Судьба, брат, дело такое! А у нас ещё съемки!

– А хоть вина?

– Знать, не судьба!

Благодарим хозяев и не спеша спускаемся по лестнице этажом ниже. Слышим, как останавливается лифт. Выйдя, клиент алкоточки направился к цеху, мысленно потирая руки и натурально глотая слюну. Представляю, как сердце его радостно бьётся, и мне слегка неудобно, что предстоит разрушить намечавшееся счастье этого человека. Но Родина ждала телепередачи, и я дал команду:

– Гена, пошли!

Лишь чуточку приоткрыв лестничную дверь, мы уже услышали, как покупатель дважды позвонил. Ему открыли, впуская вовнутрь. Там его должны были обслужить минуты за две.

В этом доме, к счастью, нет тамбуров со своим набором квартир. На лестничной площадке расположены всего четыре двери, общая дверь, у лифта, не имеет замка, нам на руку. Мы свободно проходим к нужной квартире.

Вот щёлкает дверной замок. Мужика выпускают. Внутри хозяйка. Завидя у входа Геннадия, а сзади меня, стоящего в очереди за её «медовухой», сипловатым голосом приглашает и нас:

– Проходите. Да оба сразу!

Мы благодарим и проходим в коридор. Хозяйка закрывает за нами дверь и начинает с Сидорова, с разбитым носом и опухшим лицом. На этот раз его внешние приметы работают безотказно на хороший результат.

– Тебе сколько, милок?

– Поллитрушечку бы, – вежливо отвечает Геннадий. И суёт в руку женщины деньги.

Самогонщица, лет пятидесяти, со шрамом на лице, припадая на одну ногу, уходит за товаром на кухню. В квартире стоит ароматный бражный духан вперемешку с резким запахом будто только что откупоренного бидона свежего самогона. Тёртая, видать, баба, была одна в квартире, никого не боялась.

«Вот я сейчас суну тебе под нос удостоверение!» – отчего-то с отместкой говорю я себе, будто тут была точка «братьев Ивана да Виктора». Но в сравнении, мне вдруг становится её жалко. Но рефлекс срабатывает, и как только женщина оказывается на кухне, шепчу Сидорову:

– Забираешь товар и тут же уходишь. Дожидаешься у подъезда нашего «воронка» и проводишь сюда милиционеров. Затем пригласишь Нино или Вано, и ещё одного жильца с другой квартиры, как понятых. Всё, давай действуй, а с ней я тут сам…

Закрыв за Сидоровым дверь, инвалид-самогонщица обращается ко мне:

– Давай деньги, сколько тебе?

Достав из кармана пиджака милицейское удостоверение, сую хозяйке против глаз. Чем она удивлённей, тем вежливей говорю:

– Пожалуй, возьму много… или всё, оптом. Пожалуйста, без лишнего шума.

Совру, если скажу, что меня, представителя власти, она сильно испугалась. Она не упала в обморок и не онемела от страха. Я таких навидался. И всего этого от неё также не ждал.

Провожу необходимые процессуальные действия: первое – по изъятию самогонного аппарата, и второе – по изъятию его продукта. Входная дверь остаётся всё время настежь открытой, пропустив в себя приехавший по моему вызову наряд милиции из трёх человек, соседей-понятых во главе с грозной и вполне удовлетворенной Нино. Она была нарядно одета, и, видно, не понимала только, когда её начнут снимать для телевидения. Прямо в незапертую квартиру мимоходом забрели два алкаша, жаждущих опохмелиться до наступления обеда. Побывал здесь и мой непосредственный начальник майор Шестаков.

Сидя за столом в просторной комнате, составляю акт добровольной выдачи самогонного аппарата гражданкой Мамыриной. Шестаков, склонившись над столом, тихонько напоминает мне о главной повестке сегодняшнего дня:

– Семён, телевизионщики уже полчаса, как на месте.

Я оглянулся, Нино и след простыл, всё время бывшая рядом, она, вероятно, уже снималась в кино. Оказывается, автомобили из телецентра уже расположились во дворе дома номер тридцать четыре, между первым и вторым корпусами.

– Там с ними Сапожкин. Он их предупредил, что ты сейчас изымаешь аппарат. Эту процедуру нужно проводить без спешки и суеты, а это требует соблюдения норм соцзаконности. Съёмочная группа готова ждать сколько потребуется. Как тут закончишь, шумни по рации дежурному Минаеву: «Ну, работу закончил, следую в опорный». Мы услышим и предупредим всех телевизионщиков. Ну, всё, удачи, Семён… Да, чуть не забыл спросить: твой внештатник Сидоров с кем-то подрался? Чего он тут?..

– Да его только что со мной избили на первой алкоточке.

– Так что, не будь этой запасной, телевизионщикам нужно было давать отбой?! Ну, вы герои!.. В понедельник напишешь рапорт, буду ходатайствовать перед руководством управления о материальном поощрении Сидорова.

Впервые я пожалел, что тоже не получил в нос. Хотя… на кой мне вторые именные часы? – сказал я себе, когда Шестаков уходил.

– Ну, не буду больше мешать. Действуй!

Шестаков тоже проваливается в открытую настежь дверь. Рядом с ней, в коридоре, на страже интересов нашего трудового дела стоит на «боевом посту» мой внештатный сотрудник с весьма презентабельным видом. Он, как солдат кремлёвского полка в Александровском саду у Вечного огня. Рядом у его ног – двухведёрный, из нержавеющей стали, блестящий самогонный аппарат. И полнёхонькие, стоящие в два ряда, одиннадцать трёхлитровых банок со свежайшим самогоном. Мне кажется, он глотает слюну.

Хороший у меня начальник, майор Шестаков. Простой, требовательный, но и никогда не обидит почём зря. За подчиненных, если заслуживают защиты, встанет грудью и перед самым высоким начальством. У меня не было и нет таких качеств, как у Шестакова, но, слава Богу, они у него были и, значит, было с кого брать пример. Сколько всего у «министра» участка начальников, мне хотелось порассуждать подробней, но теперь я был очень занят всеми процедурами соблюдения социалистической законности – составлял акт изъятия и фиксации объяснений от понятых и свидетелей.

Под занавес я вручаю гражданке Мамыриной повестку о явке её в понедельник, к девяти ноль-ноль утра в отделение милиции. Объясняю, что её ждёт суд и справедливое, – только без обид, – наказание. Да, достаточно большой денежный штраф с конфискацией самогонного аппарата и продукции его выработки, а именно, тридцать пять литров того, что имеет совершенно определённые параметры и свойства – цвет, запах и крепость самогона.