Успеть до полудня

Что мне не нравилось, так это стоять сейчас перед лишенным жизни человеком и, сцепив зубы, удерживать себя от побега. Если кто думает, что погружаться в мир другого сознания просто, приятно пропускать через свое тело его мысли, чувства, телесные ощущения, он не был на моем месте. Эти процессы сложно назвать приятными, желанными и тем более их сложно охарактеризовать "любимой работой". И, все-таки, здесь нужна моя помощь, и я постараюсь уделить столько внимания, сколько могу.

Осторожно взяв в руки кость, осмотрела ее со всей тщательностью, понюхала. Все, как и рассказал Ламото: следов повреждений нет, обработана химией. Я бы даже предположила, что благодаря химическому составу мы и имеем такую чистую кость, например, кислота могла разъесть ткани, не повредив костную структуру. В целом, под действием кислоты могли разложиться и остальные кости скелета, а эта по каким-то причинам уцелела. И вот вопрос: тело ребенка само попало в эту кислую среду или ему помогли. Если второе, то это уже преступление. В первом же варианте мы имеем дело с трагическим несчастным случаем.

Сжимая в руках со всей деликатностью останки чужого тела, я попробовала прислушаться к своим ощущениям. Слушала, вращала кость, снова слушала – ничего. Раздражающая пустота. И чем дольше я пыталась увидеть хоть что-нибудь, тем сильнее раздражалась. Дискомфорт доставляли мельтешащие туда-сюда безопасники, шепотки, искоса поглядывающих на меня оборотней, криво надетые носки, собравшиеся гармошкой под пяткой…

Перчатки на руках и те бесили!

Осознав это, я положила улику в бокс, сорвала перчатки, поправила носки и выдохнула. Вдохнула и снова выдохнула. Стало легче, но этого было мало, поэтому я продолжила дышать, все глубже, все шире, все медленнее. И когда мое настроение стало гладью утреннего озера, что чистым зеркалом встречает румяный рассвет, снова взялась за дело.

Новый комплект перчаток, и кость в руках.

Я прикрыла глаза, тем самым отстраняясь от мельтешащих перед глазами посторонних образов. Нашла точку опоры внутри себя и сосредоточила все внимание на ней – это позволило отгородиться от окружающих шумов. Они не исчезли совсем, но уже не звучали так ярко, отдельно, лишь фоновый далекий-далекий гул. Постепенно во внутренней тишине осталась только я, и тогда мое сознание подсветило человеческую кость, позволяя подойти к ней, стать ближе, чтобы ощутить ее, чтобы почувствовать.

Было тепло. Нет, сама кость, конечно, была холодной, но от нее исходило тепло. Лучистый смех. Озорное настроение. Ее хозяйка любила шутить и улыбаться. Еще она любила быструю езду на велосипеде и бег истинной сущностью по лесу. Скольжение между столетними исполинами, пружинистая земля, послушная давлению лап, ароматы пряных трав, нагретой солнцем листвы и коры деревьев, жужжание насекомых. Ее зверю очень нравилась такая жизнь…

Она была оборотнем. Молодой волчицей.

Ей было девять.

Вирейского слизня тебе в уши!

Тяжело дыша, я открыла глаза. Долго смотрела злым взглядом вникуда, пытаясь справиться с накрывшими лавиной эмоциями. Не знаю, что произошло, но эта девочка точно любила жизнь. И не хотела умирать. Смерть вообще была вне зоны ее интересов. К сожалению, за нее выбор был сделан преступником, теперь я уже точно знала, что о несчастном случае здесь и речи не шло.

Заметив мое состояние, подошел один из патрульных. Я продиктовала под запись все, что почувствовала и увидела. Сам момент гибели оказался мне не доступен. Время смерти и точных данных по девочке я назвать тоже не смогла. Поэтому дело, конечно, завели, но вот раскрыть его было пока не под силу. Висяк, как есть висяк…

Отпустили меня ближе к обеду. Все, что могла я сделала, и последний час лишь болталась среди безопасников ночной смены, доставая их вопросами по результатам анализа баз данных относительно моих запросов. Подвижек по-прежнему не было, и выявленная марка автомобиля тоже ничем не помогла. На острове такие машины не регистрировались, на континенте же их было сорок шесть штук, и ни одна не принадлежала тигру.

Засада!..

Вторую половину дня я провела в мастерской старшего Матори. Перебирали двигатель и проверяли ходовую пикапа господина Йокашими. Работали споро, в четыре руки, без лишних разговоров и эмоциональных всплесков.

– Вурдалакову жену тебе в полюбовницы, да чтоб он вас застукал и по косточкам перебрал! – выдал мастер Матори, и я оценила всю коварность и грандиозность его ругательства.

С признанием об отсутствии эмоциональных всплесков я, кажется, поспешила. Старший Матори был горазд на выдумки и особо виртуозно использовал их в ругательствах. От него я их и понабралась за несколько лет близкого знакомства.

Старый оборотень мне вообще нравился, даже не смотря на то, что ворчал много, по делу и без него. Не пугал меня и внешний вид мастера: его лицо пересекал неаккуратно сросшийся шрам – травма, полученная им в детстве, ещё до первого оборота, и потому оставшаяся без должного восстановления. Сейчас, получи он подобное ранение, через неделю бы и следа не осталось, регенерация сработала бы на отлично. А в детском возрасте оборотни уязвимы, как обычные люди. Моя регенерация, к примеру, до сих пор сбоит. Она быстрее, чем у людей, но медленнее, чем у тигров. С оборотнями других звериных сущностей я не сравнивала, возможности не преставлялось.

Плохо знакомые со старшим Матори могли посчитать его грозным, ворчливым и излишне суровым, но я-то знала, что все это маска, за которой живет добрейшая душа. Именно мастер Матори терпеливо возился со мной, вытаскивая ворох заноз из самого многострадательного для любопытного подростка места – из носа, когда я пробороздила им по грубому дощечатому настилу, убегая от двух разъяренных оборотней: а не надо было подглядывать за тем, чем занимается уединившаяся парочка в период полной луны. И именно мастер помогал мне разобраться с инженерно-техническими проектами, которые я защищала в колледже. Именно он первым поддержал меня, когда в общине пошла волна недовольств тем, что альфа Игуро к спорным ситуациям стал привлекать меня для выяснения большего количества деталей, неявных или намеренно утаиваемых членами конфликта. И смотря на старшего Матори, я видела именно такого его. Доброго, надежного, бережного.

– Дохлый карбюратор! – раздалось надо мной, и в стену полетел разводной ключ.

– Эммм… Мастер? – ну раз он себя так ведет, пусть сам и объясняет причины всего этого.

– Хренастер! – зло рыкнул Матори и прошагал до стены за брошенным ранее ключом.

– Это комплимент вам или самообличение? – сильно удивлюсь, если второй вариант, подобного за ним за все время нашего знакомства не водилось ни разу.

– Это признание за господином Йокашими неумелого обращения с автомобилем, Катька, – выдал оборотень и закурил. Да-да, большинство оборотней терпеть не могло запаха табака и сигаретного дыма. Большинство, но не мастер Матори. Этот курил много и со вкусом. А главное с чувством абсолютного удовлетворения своего права на личный выбор.

– Господин Йокашими умело обращается с закусочными, видимо, этого ему достаточно, – вести такие, ни к чему не обязывающие, разговоры нам было обоюдоприятно.

– Девочка, не смеши мои клыки. Умело господин Йокашими только ставит подпись на важных бумажках. Обо всем остальном заботиться госпожа Йокашими. Вот уж в чьих цепких руках не забалуешь, – и, насвистывая, оборотень снова залез под капот по самую… пусть будет талию.

Через несколько часов мы закончили все работы, сдали реанимированный автомобиль счастливому господину Йокашими, который так спешил отвезти домой уставшую за день госпожу Йокашими, что забыл в мастерской пару пакетов с готовой едой. Когда нам удалось дозвониться до него, еду презентовали нам в знак особой благодарности за оперативную работу. И с чистой совестью я сытно поужинала в кругу семьи старшего Матори.

Вечерней тренировки с альфой Игуро снова не было: он всё ещё был в отъезде. Дем тоже покинул общину, поэтому и с ним не получилось встретиться. Я зашла к безопасникам, но и они ничего нового не сообщили. О пропаже девочки подходящего возраста по-прежнему никто не заявлял. Мужчину с именем Торэши в базах общин острова и континента выявить не удалось. Я попросила ещё раз перепроверить информацию по серебристому автомобилю, может, всё-таки, мы пропустили машину, принадлежащую тигру, компании тигра или взятую напрокат тигром. Безопасники одарили меня такими говорящими взглядами, что стало и без слов понятно, как я им дорога и как ценно их время, которое я за просто так у них отнимаю. И мне стало почти стыдно, и я даже открыла рот, чтобы извиниться… Но тут же его закрыла, потому как вспомнила маленькую девочку на желтом велосипеде, а также девочку, чьи останки нашли сегодня утром. Их жизни стоят того, чтобы проверять и перепроверять поступающую информацию. И если одного ребенка уже не спасти, то за жизнь второго ещё можно и нужно было бороться.

Глава 7

На следующий день я проснулась, как в лихорадке. Меня знобило, бросало то в жар, то в холод. Сильно болело плечо, тюкало, будто нарывала рана. Да и трясло меня, скорее всего, тоже из-за плеча. Дойдя до ванной, я внимательно осмотрела себя. Верхняя часть плеча была воспалённой, красноватые отметины, как следы от уколов только без проколов кожи, вспухли и пульсировали болью. Измерила температуру – ошметок вурдалака, высокая!

Закинувшись жаропонижающим, положив холодный компресс на кожу, а на себя натянув футболку и теплую рубашку, я пошла в ближайший медпункт. Меня пошатывало, накатывала слабость, тошнота, головокружение, слезились глаза. Вот это я попала!.. Да я и вспомнить-то не могла, когда подобным образом болела. Может, я – и не полноценный оборотень, но иммунная система работала у меня прекрасно.

Врачебный осмотр показал, что я полностью здорова. Надо сказать, что пока я ждала своей очереди, мне действительно полегчало. Просто отпустило, и все. Вспухшие следы на плече док осмотрел. Предположил, что это укус насекомого, но следов проколов не нашел. К завершению осмотра исчезло не только плохое самочувствие, но и покраснения на коже.

Мы с доком – господином Гаирэшем – были знакомы давно, с самого первого дня моего проживания в стае, поэтому я свободно завалила его вопросами относительно того, что это со мной сейчас такое было.

– Если бы я знал, Катиро, – пожал плечами док. – Хотя, знаешь, одно допущение я все же сделаю, – мои глаза внимательно уставились на него. – Помнишь историю с братьями Саттураши? Когда Эирико пробовал откромсать себе палец ножом для нарезки хлеба, а Карико это почувствовал. У него тогда ещё на коже красная вздувшаяся полоса была, которая прошла в течение часа, после того, как мелкого Саттураши обезвредили.

В подтверждение наличия подобных воспоминаний я кивнула, внимательно следя за мыслями дока.

– Ну так вот… Могу предложить, что сейчас мы наблюдаем у тебя нечто подобное. Возможно, есть кто-то, с кем ты соединяешься не только сознанием, эмоциями, но и телесно, поэтому и чувствуешь физически то, что происходит с тем, другим. Ты просто зеркало, на котором отражается состояние твоего информатора.

– Какое интересное слово-то Вы подобрали, – задумчиво подхватила я мысль дока.

– Да вот как есть. Связь, скорее всего, односторонняя. Ты получаешь информацию без возможности обратной передачи сигнала. Значит, тот, кого ты считываешь, – информатор… Ну или донор, если тебе такая терминология больше нравится, – ухмыльнулся доктор Гаирэш.

– Уж лучше информатор. С донором ассоциации все больше кровавые, – и в притворном ужасе я показательно содрогнулась.

А уже направившись одеваться, я услышала:

– С кем ты сейчас работаешь, Катиро?

– Есть несколько приходящих образов. Девочка семи лет. Мне кажется, она попала в беду. Альфа Игуро в курсе, дал мне допуск к службе безопасности. Ищем любую информацию. Пока по нулям.

Ещё мне снятся странные сны. И жуткий мужчина… Вот он не только снится. Его образ иногда перебивает или, даже правильнее будет сказать, вклинивается в мои живые погружения.

– Это как? – удивленно приподняв брови, задал вопрос док. Его взгляд был серьезным и внимательным. Его эмоции были чистыми, в них сквозило любопытство. Похожее чувство я испытывала в зоопарке, когда с интересом и некоторым даже восторженным ужасом смотрела, как огромный питон потребляет весьма упитанного кабана. Змея последовательно заглатывала вполне себе живого вепря, лишь слегка оглушенного и придушенного. А для дока я, похоже, представляю собой тоже некую зверушку из зоопарка – занятное зрелище, которое приятно поисследовать.

"Я – отрада для его научного интереса", – с некоторой горечью признала я про себя, а вслух постаралась дать ответ на его вопрос:

– А так… Касаюсь предмета, просматриваю эмоции, чувства, мысли лиц, которые с ним контактировали. Иду ещё глубже в их сознание, пытаясь буквально влезть в их шкуры, стать ими, прожить в их телах интересующие меня моменты жизни, и тут, бац, голос этого мужика, его отвратительные ручищи на моем теле и ощущение бесконечного падения в бездну. Полная беспомощность и отчаяние. И ещё что-то похожее на неизбежность… Или смирение… Жуткое сочетание эмоций и ощущений.

– А следы на коже в местах касания об этого "жуткого мужика" ты замечала? – подмигнув и намеренно исказив речь, чтобы разрядить обстановку, спросил док и пододвинул ко мне чашку горячего и сладкого чая.

– Не смотрела, – даже и не догадывалась о том, что хорошо бы посмотреть.

– Посмотри, – назидательно изрек светило медицины нашей общины. А когда я допила свой чай, подражая великим проповедникам, громко провозгласил:

– Встань и иди, дочь моя.

Я встала и пошла.

Ушла, правда, недалеко. Только вышла из здания медпункта попала в лапы Ламото. Этот слизняк вновь попробовал их распустить в мою сторону, за что и получил удар по… самолюбию. Шипя и отплевываясь, Ламото приходил в себя, а я оттирала с кожи следы его прикосновений.

– Отребье, сломаю ноги и вырву руки, будешь их распускать, – держась за… самолюбие, размеры которого совсем не впечатляли, цедил сквозь зубы тигр.

– Не подавись собственным ядом, Суи. Ты первый начал, – осторожно обошла его и продолжила движение в сторону мастерской старшего Матори: работу ведь никто не отменял.

– У нас труп, – рявкнул саблезубый так, что обернулись все в округе. Заметив лишнее внимание, тигр как будто даже смутился. Сказала бы, что это смущение, если бы не была уверена, что конкретно этому оборотню такое чувство не знакомо.

– Ты перепутал дни, Ламото. Это было вчера, – делаю вид, что все происходящее меня никак не касается, и лишь ускоряю шаг. Впереди спасением маячит вывеска "Кофейных радостей" – заведения госпожи Суетоби, пускай к кофе я дышу ровно, но прямо сейчас я готова любить его всей собой, лишь бы только избежать внимания червяка Суи.

– Не лезь в дела старших, Отребье! Если я сказал труп, значит, труп. И ко вчерашней находке он не имеет никакого отношения, – в этом месте я остановилась, повернулась и поинтересовалась:

– И кто у вас труп? – чуть было не вырвалось: "И кто из вас труп?", но язык удалось вовремя прикусить.

– Юная тигрица, – нахмурившись, произнес Ламото, а мне поплохело.

– И насколько юная? – да, это я сиплю, а как иначе, когда тревога схватила за горло и не позволяет выдохнуть.

– Информация уточняется, – оборотень отвел взгляд и продолжил: – Вроде как, смерть свежая. Документов при себе нет. Подходит под описание твоей потеряшки: цвет волос, оранжевые кроссовки на ногах. Тело час назад достали из реки рыбаки, везут на континент. Нас попросили подъехать. Если мы выдвинемся сейчас, успеем на ближайший паром.

– Мы? – я в шоке, но это его "мы" отловила мгновенно. Никаких совместных "мы" с Ламото я не рассматривала, ни в каких сочетаниях.

– Мы, Отребье, – уже полностью успокоившись и вернув себе высокомерно-отстраненный вид, проговорил тигр. – Альфы нет, чтобы сопроводить тебя на континент. Тадеуш со вчерашнего дня отсутствует. Безопасники которые сутки на ногах, у них и без тебя забот хватает. Сообщение передали мне, попросили доставить тебя на опознание и вернуть в стаю, желательно, к вечеру. Поэтому шевелись, Катиро, скоро отправление парома, – и Ламото бодро зашагал в сторону стоянки автомобилей. – И раз уж все умыли лапы, то теперь мне с тобой весь день мучится.

– Угу, – пробормотала злая я, устремляясь вслед за тигром, – это ещё кому с кем придется мучится!..

***

Желтый пролив растянул свои мутные воды на многие километры. Как в длину, так и в ширину. Мы только отплыли с острова, и противоположного берега пока не было видно. И ещё примерно с час пути на горизонте будет одна водная гладь. Лишь потом медленно из тумана расстояния начнет проступать скалистый берег, густо заросший кустарником кшуэ. Ещё чуть позже проявятся очертания Киоташи – ближайшего портового города континента – с его высотными застройками, зелёными парками и множеством площадок для гольфа. Последнее – прихоть местных жителей. Практически каждая третья семья в Киоташи играет в гольф, а каждая пятая – содержит и обслуживает площадки для гольфа.

Лично меня сейчас гольф волновал в последнюю очередь, а вот от тревоги относительно предстоящей встречи уже подташнивало: а вдруг там, по другую сторону пролива, на холодном бетоне портовой набережной действительно лежит моя девочка? Та папина "славная кошечка", чьи волосы пахнут карамелью; та, которая любит взмывать вверх и падать вниз в бережных руках своего отца; та, которой нравятся яркие кроссовки и велосипеды, нравятся цветные плетения из нитей и зеленые атласные ленты на руле.

И я всерьез ее считала уже своей. Я столько про нее знаю, благодаря нашей связи. Ее эмоции, ее предпочтения, ее ощущения… На последней мысли я дернулась – так вот кого я отражаю телом! Ну конечно! Это не мне было плохо с утра, это не меня бросало то в жар, то в холод, и это не у меня на плече воспалились следы то ли от уколов, то ли от укусов! Это все происходило с ней!..

А потом весьма быстро затихло.

Вурдалаков день! Как там Ламото сказал? "Вроде как, смерть свежая… Тело час назад достали из реки рыбаки, везут на континент".

О Великая Степь!

Бросив взгляд на часы, поняла, что около трёх часов назад я проснулась от тяжелого физического состояния, потом я была у дока Гаирэша, и симптомы прошли. Прошли, потому что девочке стало лучше? Или потому что её жизнь оборвалась, а вместе с ней прекратилась и наша связь?

Может быть и так, и так. По времени подходят оба варианта. Тревога внутри меня начала усиливаться. Дышать стало труднее, в груди одновременно и пекло, и будто каменело – нарастала обжигающая тяжесть. Ладони вспотели. Удушливая волна поднялась от живота и полезла скользким слизнем вверх, накрыв меня с головой, оглушив, практически полностью лишив возможности дышать.

Так… Так… Это состояние я уже проходила. Дальше мне никак нельзя. Я отказываюсь возвращаться в то состояние бессильного скулежа и беспомощности перед нарастающим ужасом. Как говорил психотерапевт, панические атаки поддаются регулированию, было бы желание клиента. Я желаю! Я очень желаю никогда больше не возвращаться в свое прошлое! А потому важно перестать мыслями питать страхи и начинать создавать опоры. Пора перестать зацикленно пережевывать тревожащие факты. Необходимо искать и другие возможные благоприятные исходы.

Мое состояние вообще может быть никак не связано с состоянием девочки. Раз!

Девочка может быть действительно больна, но о ней есть кому позаботиться, и он сделал это, оттого ей и полегчало. А значит, симптомы ушли и у меня. Два!

Девочка могла уснуть, вырубиться, потеряв сознание, другие, более худшие варианты я рассматривать отказываюсь. Три!

Девочке может быть до сих пор плохо, но сама наша связь временно ослабла или прекратилась вовсе. Я же ее не все время чувствую, а короткими периодами. Четыре!

Вирейского слизня тебе в двигатель! Да сколько же еще плыть?! И есть ли какая-то свежая информация по ситуации в порту Киоташи?

С этими вопросами я решила обратиться к Ламото. Он, как только мы зашли на паром, занял место у противоположного борта судна и лишь изредка поглядывал на меня. Сейчас его внимание было занято тремя милыми тигрицами, откровенно флиртующими с младшим бэтой. Что ж, их понять было можно, если не знать о паршивом нутре тигра.

Я осторожно подошла к увлеченно болтающим оборотням и, дождавшись, когда Ламото переведет свой взгляд на меня, задала интересующий вопрос:

– Есть ли уточненная информация по найденной… – здесь я замялась, не зная, как мягче выразиться в присутствии непосвящённых, – … девушке?

– Не, – вальяжно откинулся на бортик тигр, – до посадки на паром мне не звонили. А сейчас связи нет, здесь обычно телефон не ловит.

– А сколько нам ещё плыть? – да, на континенте я ни разу не была, это моя первая поездка. И терпение во мне на исходе, нервы и так натянуты в дрожащие струны.

– Ещё минут сорок, – и, заскучав со мной, бета снова переключился на молодых тигриц.

***

Паром высадил нас у серой гранитной набережной. За время плавания испортилась погода, и теперь свинцовые тучи вместе с унылым камнем давили тяжелым грузом на мои плечи. С того места, где мы вышли, не было видно зелени парков и кучерявых полей для гольфа. Только холодная сталь зданий и бездушное стекло, многократно отражающее сейчас графитовое небо в росчерках неоновых молний. Дождя ещё не было, но громовые раскаты в облаках, сопряженные с отдаленным рокотом улиц шумного города, все больше накаляли пространство, и ощущение неминуемого ненастья становилось плотнее, осязаемее.

Пассажиры парома, сойдя на берег, направились к стоянке транспорта и линиям поездов, что стальными лентами расходились от порта. Одни ныряли под землю, другие стелились вдоль парков и домов, увозя рабочих в промышленные районы Киоташи. А третьи и вовсе взмывали вверх, чтобы в воздушном пространстве парить над Киэдо – бизнес-центром города.

Ламото вышел из общего потока пассажиров и повернул в противоположную от него сторону, ближе к докам. Я – за ним.

Группу из десяти оборотней мы разглядели издалека. Двое служащих патруля в серых форменных костюмах, двое сотрудников службы безопасности порта – эти были в синем. Рыбаки стояли отдельной группой, тесно прижавшись друг к другу. Все в жёлтых непромокаемых комбинезонах и фирменных кепках.

Накрытая черной тканью у их ног лежала девушка. Ламото, заметив направление моего взгляда, чуть выступил вперёд, перекрыв тем самым обзор. От него сейчас веяло сочувствием и тревогой. Но не за себя…

За меня?!

Это он меня сейчас оберегает что ли?

Мое недоверие было абсолютно уместно. И все же… Возможно, не смотря ни на что, и в Суи Ламото есть отзывчивость и желание заботиться о близких. От этой мысли стало тепло. Хорошо, когда случай небезнадежен. Когда и во тьме рождается свет. Хотя случается, что и во свете рождается тьма…

"Иди к папочке, девочка!.. Ты моя!"

Свело живот. Сдавило грудь. И, чтобы не застонать, я так сжала челюсти, что загудели десны и заломило виски.

Едкий образ настойчиво жалил нутро, стрелял токами, и меня передергивало. Ламото это заметил, переместился, еще больше закрывая ожидающую группу. Он решил, что меня так лихорадит из-за погибшей? Есть гораздо более жуткие вещи, но ему я этого объяснять не собиралась. Теперь передо мной была только спина тигра. Я двигалась за ним, след в след, загоняя так глубоко, как могла, все ненужные сейчас переживания.

Подойдя к патрулю, Ламото представился, показал свои документы, махнул рукой на меня и кивнул на убитую.

То, что девушка убита, я уже знала. Чувствовала. Задушена. Перед этим, кажется, жестоко избита. Я ощущала, как ломались ее кости, как она жалобно плакала от боли, звала маму, но никак не могла остановить происходящее. Боль то нарастала, то отступала, но лишь затем, чтобы прийти вновь и ударить по ней еще сильнее. Чудовищные терзания…

Из задумчивости меня вывел Ламото. Кажется, уже не в первый раз он тряс меня за плечо. В месте, где касались его жилистые пальцы, изрядно болело. Посмотрела на тигра, перевела взгляд на патрульного, он был медведем. Последний сказал, слегка нахмурившись: "Пройдемте", и мы прошли.

Я села возле девушки. Простынь по-прежнему скрывала ее от меня, но сейчас это было даже на руку. В лицо я ее все равно не узнаю, а новые детали будут лишь отвлекать. Все, что могу, – это настроиться на нашу связь, слиться с сознанием тигрицы, стать проводником ее ощущений и эмоций. Поэтому, закрыв глаза, я успокоила свое дыхание, через него расслабила и тело. Отрешенно почувствовала, как происходящее вокруг меня постепенно меркнет: концертный зал, взгляды устремлены на сцену, и общий свет медленно тает, погружая во тьму все лишнее, оставляя на виду лишь важное. Гаснут огни рядов балкона, бель-этажа, амфитеатра, затихает в темном безмолвии партер. И все внимание сосредоточено светом софитов на главной сцене, что дрожит предвкушением встречи со мной. Ощутив цель, я отпустила сознание.