Скифы. Великая Скифия

– Боги на нас рассердились и прислали нам в кару дракона. Теперь он бродит вокруг деревни и убивает всех, кто ему попадется на пути. Не дай бог, он прорвется в деревню. Поэтому ночью все сторожили стены, а днем отсыпаются. А ворота открывать никому не велено, потому что дракон иногда прикидывается человеком и таким обманом он проникает в города.

Данав спросил:

– И как же мы теперь попадем в деревню?

– Погоди, я со стены спущу лестницу, – сказал другой голос, и стражник захлопнул окошко.

Данав обернулся к спутнику:

– Сейчас нам лестницу спустят.

Спутник показал пальцем на дорогу:

– Данав, вот чего боятся здешние жители.

Данав увидел медленно идущее на двух лапах от горы огромное чудовище – у него была голова крокодила, такая огромная, что в его зубастой пасти свободно могла поместиться корова. Маленькие красные глаза злобно искали добычу.

– Что это? – спросил Данав.

– Это дракон, – сказал спутник.

Увидев двух человек у высокой глиняной стены, чудовище, опасаясь, что легкая добыча может спрятаться, пригнуло голову, зашипело и помчалось к своим жертвам.

Под тяжелыми ударами ног земля мелко дрожала.

Сражаться с таким чудовищем было бессмысленно. Прятаться было некуда. Поняв это, Данав, прижавшись к стене, закрыл глаза.

Очнулся он через две секунды от похлопывания по плечу.

Спутник проговорил:

– Ты должен убить дракона.

– Почему?

– Потому что, кроме тебя, это сделать никто не может.

– Да? Но он слишком велик и свиреп, – возразил Данав. – Не лучше ли мне убежать?

– От этого зверя ты не сможешь убежать.

– От любого зверя можно либо убежать, либо спрятаться.

– От самого себя не убежишь и не спрячешься.

– Но зачем мне его убивать?

– Потому что если ты его не убьешь, то ты погибнешь, а с тобой погибнут все, – сказал спутник.

– Я боюсь его, – сказал Данав.

– Тогда умри, – сказал спутник. – Мне жаль, что я ошибся. Я ухожу.

Под сердцем Данава шевельнулся холодный страх: он почувствовал, что если спутник уйдет, то он потеряет что-то очень важное, в чем, возможно, заключается смысл его жизни.

Это показалось страшнее, чем дракон.

– Погоди. У меня нет оружия, – проговорил Данав дрожащим голосом.

Спутник подал ему короткий бронзовый меч:

– Возьми.

Данав, приноравливаясь, покрутил в руке меч и, скептически пробормотав: «Какое слабое оружие…» – направился навстречу чудовищу.

Расстояние до дракона стремительно сокращалось. Чудовище было уже в сотне шагов от них и уже разинуло пасть, готовясь схватить легкую добычу. Из оскаленной пасти торчали зубы, размером не меньше меча, что был в руке у Данава, и ручьями текла слюна: похоже, животное было голодно.

Со стен послышались крики и стоны. То рыдали от страха наблюдавшие за происходящим жители деревни.

Они встретились в тридцати шагах от крепостной стены.

Данав ловко увернулся от разинутой пасти и ударил чудовище мечом по ноге, отчего дракон споткнулся и, упав, ударился спиной о стену. От удара полетели в стороны глиняные камни, и все окуталось пылью.

Было слышно, как громко кричали несколько сбитых со стены жителей деревни. Остальные в ужасе притаились.

Наконец пыль осела, и оказалось, что после удара чудовища обвалилась часть стены.

Данав продолжал стоять там, где стоял, расставив крепкие ноги.

Дракон поднялся и, хромая, направился к противнику: ему не верилось, что это маленькое существо было способно сбить его с ног. Однако когда он, страшно рыча и воя, приблизился к своей жертве вплотную и мотнул головой, пытаясь схватить ее своими страшными зубами, его соперник смело поднырнул под огромную голову и несколькими сильными молниеносными ударами сначала перерубил горло чудовищу, а затем и всю голову.

Кровь хлынула рекой. И Данав едва успел увернуться от тяжело рухнувшего тела чудовища и почувствовал, как задрожала земля.

Наконец Данав пришел в себя.

Он сказал:

– Дракон умер.

– Дракон пока еще жив, – сказал спутник.

– Я убил его.

– Ты еще встретишься с ним.

– Я его не боюсь.

– Бойся самого себя… потому что в самом себе ты несешь свою гибель.

Глава 7

Данав, не успев ничего сказать, почувствовал, как кто-то сильно тряс его за плечо. Он открыл глаза и увидел склонившегося над ним Трояна. Лицо Трояна было встревожено.

– Просыпайся, Данав! – громким шепотом кричал Троян.

А Данав после чудного сна никак не мог прийти в себя. Наконец стряхнул с себя наваждение.

– Что случилось?

Троян присел рядом и тихо сообщил:

– Мы слышали шум на дороге. Я послал подпасков выяснить, что там происходит. Людей они там не увидели, но на дороге множество конных следов. Не меньше сотни всадников проехало. Быстро шли. Словно за ними гнались.

Данав встал и рассудил:

– Дорога большая – тракт, всяк по ней может ехать. Если бы им было дело до нас, то они по следам на дороге завернули бы сюда. Но они проехали мимо. Значит, пошли по своим делам.

Троян покачал головой и с намеком напомнил:

– Однако тракт идет из Загорья.

– Они нас не тронули, а какие дела у прохожих, нас не касается, – сказал Данав, вспоминая слова Вадита об осторожности. Он взглянул из-под ладони на солнце и проговорил: – Пора гнать стадо на пастбище. Выгоняй скотину на дорогу.

Троян махнул рукой, и подпаски засуетились, выгоняя стадо из ущелья.

Вскоре стадо шло по дороге.

Пока шли, Данава беспокоило дурное предчувствие. Троян обратил внимание на его хмурое лицо и, замедлив шаг, поравнялся с ним.

– Ты чем-то обеспокоен? – спросил Троян.

– Как ты думаешь, загорцы успели захватить пастбище? – поинтересовался Данав.

– Ты думаешь, что они шли на наше пастбище? – спросил Троян.

– Нет, эти в Градо шли.

– Ты так думаешь?

– Уверен. Следов животных не было на дороге.

– Ну да. Отчего же ты так беспокоишься?

– В прошлом год загорцы уже пытались опередить нас. В этом году они могут постараться прийти пораньше, чтобы занять пастбище раньше нас.

– Вряд ли, – возразил Троян. – В горах еще вчера снег лежал. Не погонят же они скотину на снег?

– Не погонят, – согласился Данав.

Немного помолчал и проговорил:

– Странный сон мне приснился – будто я сражался с драконом.

Троян покачал головой:

– Не иначе, боги предупреждение посылают.

– Наверно. Только понять сон не могу.

– Волхва Рознега спроси.

– Неплохо бы, – проговорил Данав. – Но он остался в деревне, а я здесь.

– И чем же твое сражение закончилось? – спросил Троян.

– Я убил дракона.

Троян повеселел:

– Ну видишь – боги говорят, что удача на твоей стороне.

– Боги говорят, что дракон все еще жив.

– Но он же был мертв?

– Наверно. Но что бы это все значило?

– Предположим, дракон – это знак загорцев, – проговорил Троян. – Однако ты убил дракона, лилась кровь. И чем это закончится? Между тем староста просил, чтобы столкновение с загорцами, если произойдет, обошлось без крови, так как это может помешать переговорам с загорцами.

– Это так, – кивнул головой Данав. – Но вообще-то видеть кровь во сне значит скоро встретиться с родней.

– Какая у тебя родня? – удивился Троян. – Разве у тебя есть родня?

– Ну, дядька Вадит. Ну… – Данав наморщил лоб.

– И все! Не ломай голову, – поставил точку на потугах Данава вспомнить родню Троян. – Все твои родичи в нашей деревне. Нет у тебя больше родни. А кто были, те давно умерли.

– Не с мертвыми же я встречусь? – Данав нахмурился. – У мертвых-то нет крови. Значит, кровь во сне – встреча с живыми.

– И с кем же тогда? – спросил Троян.

– Не знаю, – сказал Данав. – Тогда сон врет.

– Сны не врут, – сказал Троян. – Рознега надо спросить, что означает твой сон.

– Как же спросить волхва, если он остался в деревне? – проворчал Данав и махнул рукой. – Ну и ладно. Пусть будет, как будет. Чего гадать: встречу, тогда и узнаю, что у меня за родня появилась.

Троян хохотнул.

– Ну, если твоя неизвестная родня молода и красива…

– Глупости! Не о том ты думаешь, – сказал Данав и вернулся к главному. – Меня больше волнует, что делать нам, если загорцы захватили пастбище?

– Зараза! – рыкнул Троян и щелкнул бичом на отставшую корову.

Та пару шагов пробежала рысью и снова побрела, едва переставляя ноги.

– Шалава блудливая, так и норовит отбиться от стада. Треснуть бы ее между рогами, чтобы копыта протянула, да на мясо.

– Это Вадитова корова, – сказал Данав.

– Какая досада, – сказал Троян. – Со старостой нельзя ссориться.

Данав вздохнул:

– И в самом деле – досада. И драться нельзя, и отступать нельзя. Отступить – отдать пастбище. Отдадим пастбище, где скот пасти будем?

– И в самом деле – настоящий тупик, – согласился Троян.

– Вот скоро подойдем к пастбищу, а я не знаю, что делать, – проговорил Данав.

– Надо послать вперед мальчишку. Пусть посмотрит: свободно ли пастбище? – сказал Троян. – После этого и думать будем.

– Верно, – сказал Данав, и, положив два пальца на губы, свистнул. К нему тут же подбежал один из подпасков.

– Беги вперед стада, – приказал Данав, – посмотри – свободно ли пастбище.

– Если там кто-либо есть, беги назад со всех ног, – поддакнул Троян.

Мальчишка кинулся вперед, обгоняя коров. Под его ногами поднялся призрачный пыльный след.

– Пока он бегает, придержи немного стадо, – сказал Данав Трояну, и тот быстро пошел назад.

Вскоре подпасок вернулся и доложил, что пастбище свободно, и Данав почувствовал, что с его сердца словно камень упал.

Глава 8

Чудесная летняя ночь. Прозрачная чернота прибита к ночному небосклону мириадами хрустальных точек. Звезд так много, что и сосчитать невозможно. Но это только подчеркивает невообразимую бесконечность вселенной, ощущение ничтожества перед которой превращает у человека сердце в кусок льда.

В бесконечности одиноким маяком светит далекая луна. Луна янтарным светом освещает землю и прокладывает серебристый путь по темной поверхности моря.

Лунная дорожка робко искрится. Слышатся тихие всплески. То морские животные, повинуясь древним инстинктам, поднимались из черных морских глубин и тянулись к огням. К огням манящим, словно мечта. К огням, к которым они никогда не смогут прикоснуться.

На лунной дорожке без движения застыла одинокая ладья.

Ладья большая – не меньше двадцати шагов в длину и пять-шесть в ширину. Судно построено из дубовых досок и обшито встык. Щели между досками законопачены паклей и смолой. Поверху палуба. Борта возвышаются над водой почти на человеческий рост. В бортах проемы для того, чтобы выставлять наружу весла и грести, если понадобится.

Ладья длинна и широка, но осадку имеет совсем небольшую – не больше полутора метров. Опытный человек легко догадывается, что корабль предназначен для плавания не столько по морю, сколько по рекам.

В те времена корабли не делились на торговые и военные. Купец был воином, а воин купцом. А при удобном случае грабили встречного. Так что одни и те же корабли и грузы возили, и в бой ходили.

Поэтому команда на кораблях набиралась с полусотню человек, а то и больше. Входили в нее и воины, и гребцы, и слуги, и женщины. Однако в случае опасности все брались за оружие и оборонялись.

В трюмах имелось место даже для пары лошадей и мелкого скота.

На этой ладье было пять воинов старшей дружины, десяток младшей и гребцы. Гребцы, когда не были заняты на веслах или в работах по управлению кораблем, исполняли обязанности слуг.

Не было на корабле и лошадей – посуху не собирались ездить. И тем более не было скота.

На мачте обвис парус. Его не убрали, ожидая уловить первый же ветер, чтобы двинуться дальше.

В лунном свете на парусе виден знак солнца – круг с огромным коловоротом. По знаку солнца легко было догадаться, что корабль пришел с севера, с заснеженных холодных просторов, где выше всего на свете ценится свет и тепло.

Народ северян немногочисленный и жил селами на берегах рек и озер. Кроме северян, на огромных лесных пространствах от морей на западе до горной гряды на востоке мало кого можно было встретить. Слишком суровы были здешние места – старики еще рассказывали сказки, что когда-то эту землю покрывали огромные глыбы льда, вершины которых царапали само небо. Поэтому северяне долгое время жили в спокойствии.

Но ничего не бывает вечным. В последние годы в земли северян откуда-то с востока, из-за старой каменной гряды, стали вторгаться чужие.

Северяне люди простые и добрые, а земли их так просторны, что хватило бы в ней места и для пришельцев.

Однако пришельцы, ожесточенные тем, что их согнали с родных мест обитания, не захотели жить в мире с хозяевами. Все лето они нападали на села северян и в злобе убивали без разбора всех: и мужчин, и женщин, и детей.

После нескольких вооруженных столкновений северянам удалось прогнать врага. Но было понятно, что рано или поздно пришельцы вернутся. Вернутся большими силами. И каждый раз их будет приходить все больше и больше. В конце концов их придет столько, что северяне либо умрут, либо вынуждены будут покинуть родные места.

Осенью было созвано вече, на котором заговорили о необходимости искать помощь.

Закон природы суров – каждый сам за себя. Помощь чужого всегда чревата тем, что оказавший помощь тебе сегодня-завтра может превратиться в твоего угнетателя. Поэтому предложение обратиться за помощью на сторону вызвало справедливое опасение у многих. В завязавшемся споре кто-то вспомнил старое предание о том, что где-то на юге живет народ, родственный по крови, по языку и обычаям.

Это уже был другой разговор. В результате было решено послать на юг посла с отрядом, который должен был найти легендарное племя и уговорить его помочь северянам.

Послом идти уговорили Тана.

Тан среднего роста. Коренастый. Лицо светлое, с розовым оттенком. Левую щеку пересекает шрам – в драке на мечах часто страдает лицо. Тан перевалил на пятый десяток лет, и в длинные волосы, остриженные в кружок, пробралась серебристая седина.

Сорок лет – немало для мужчины. Немногие доживают до этого возраста. Но Тан все еще жив и крепок – не всякий молодой человек и сейчас может сравниться с ним в силе.

Тан очень рассудительный. Семь раз отмерит, один раз отрежет. Иногда казалось, что он слишком осторожен, нерешителен и даже слаб духом. Но, рассудив, старейшины пришли к выводу, что именно такой человек и нужен для такого поручения.

Было еще одно обстоятельство, которое склонило выбор в его пользу: Тан не имел семьи – жена его умерла, а детей у них не было.

Старейшины рассудили, что одинокому человеку, которого не отягощают мысли о жене и детях, легче блуждать по чужбине.

Но когда об этом решении сказали Тану, тот не захотел уходить из родных мест. И не потому, что боялся опасного путешествия – ведь идти придется по землям, на которых живут враждебные племена, – а потому, что, устав от бурной молодости, он мечтал о тихой жизни, о детях. В его возрасте давно пора иметь детей. Чем больше человек проживает лет, тем стремительнее несется время. И с каждым годом надежда на то, чтобы завести детей, уменьшается. Понимая это, Тан подыскивал себе новую жену, способную родить ему детей.

Поэтому он не хотел тратить время на путешествие, которое точно продлится не один год.

Его уговорили, обратившись к совести, к долгу перед племенем и в придачу пообещав дать ему в жены любую девицу, которую он пожелает.

Конечно, для этого надо было еще возвратиться из опасного предприятия. Однако так как вопрос стоял о выживании родного племени, то Тан не стал сильно упираться и дал согласие.

За зиму собралась дружина. Был построен новый корабль. И как только с рек сошел лед, отряд по главе с Таном пошел на юг.

По рекам они прошли благополучно – сначала речная дорога шла такими дремучими лесами, что человека встретить было непросто, а те, которые встречались, были одинокими охотниками или рыбаками.

В лесной чащобе страшно встретиться со зверем – зверь не видел человека и не боялся его, а потому мог напасть. Но дружина шла по реке, ночевала на реке, а когда приставала на отдых к берегу, то старались выбирать светлые поляны, которых зверь избегал.

Но в конце концов лесные чащобы закончились, и река потекла по степи. Здесь стал опасен человек – по степи ходили дикие кочевники, для которых разбой на реках и дорогах считался обычным делом.

Крепкая собралась под началом Тана дружина, но дикари бродили многочисленными ордами и старались нападать из-за засад, используя презренное оружие, которым они били издалека, – луки и стрелы.

Однако и степи Тан миновал благополучно. Наверно, потому, что весной кочевникам не до разбоя – скот приносит приплод, и оставлять в это время стада без присмотра было бы опрометчиво.

По-настоящему же Тан задумался, когда река закончилась и корабли вышли в море.

До сих пор направление движения было ясно, реки вели Тана и его дружину на юг. По древним преданиям, когда мир охватили междоусобные войны, именно на юг ушли единокровные племена.

Прошло два месяца, а на берегах рек Тан не нашел тех, о ком говорили старики. Наконец дошли и до моря. Возник вопрос: куда плыть дальше?

Посовещавшись с дружиной, – в дружине народ подобрался отчаянный, небоязливый, – Тан решил плыть дальше: в конце концов и у моря должен быть конец.

Но время шло, а все не было видно ни берегов, ни встречных кораблей; и не у кого было спросить о местных странах и народах.

На седьмой день плавания по морю ладья попала в штиль. Полдня команда гребла веслами. Но к вечеру кормчий Квашка сказал, что так как солнце садится в туман, то примета обещает завтрашний день ветреным, и Тан велел всем отдыхать.

Все ушли спать в трюм. Наверху остались только трое. Дозорный, сидя у мачты, держал ночную вахту. Кормчий Квашка улегся дремать на своем месте – на помосте, где лежал конец длинного рулевого весла. Тут ему чудился небольшой прохладный сквозняк.

Тан постелил овчинный полушубок на носу ладьи, украшенной деревянной волчьей головой на длинной шее. Ему не спалось, и он, прислонившись спиной к борту, смотрел на звезды.

Летняя ночь проходит быстро. Вроде и не успело стемнеть, а серебристая дорожка на воде налилась мутным молоком и стала таять. Потянуло холодом.

Почувствовав холод, Тан сел и накинул на плечи овчинный полушубок, на котором расположился.

Тут и с кормы пришел Квашка.

Квашка здоровенный парень. Рыжий – широкое лицо усеяно веснушками. Водянистые глаза навыкате, глупые. Вид заспанный – к волосам прилипла соломина.

Тан недовольно покосился на него.

– Ты чего рулило оставил без присмотра?

– А куда оно денется – я его привязал, – сказал Квашка и широко зевнул.

– Не выспался, что ли? – проговорил Тан.

– Не, еще надо бы поспать, – хлопнул ржавыми ресницами Квашка.

– Тебе бы все дрыхнуть. Знаю я вас, молодежь, – пробурчал Тан.

– Так днем так наработаешься, что… – лениво отбрехивался Квашка.

Тан перебил его:

– Мы семь дней шли под парусом – какая работа? Только и делай, что дрыхни. Рожи еще не опухли?

– Не-а, – сказал, растянув толстые губы в наглую улыбку, Квашка.

– А чего не спишь? – спросил Тан.

– Замерз. Странные тут места – днем жара такая, что кажется, что сваришься живьем, а по ночам холод лютый, – сказал Квашка. – Ищу чем-либо укрыться.

– Ну так чего пришел сюда? Спустился бы под палубу, там зимние вещи сложены, – сказал Тан.

– Лень идти, – сказал Квашка. – Все равно сейчас солнце из-за горизонта поднимется и снова жарко станет, и тогда все снова придется относить вниз.

– Ну тогда жди, когда солнце встанет, – холодно сказал Тан. Ему не хотелось дальше разговаривать с Квашкой, и он, отвернувшись, замолчал.

Квашка пошарил рукой под лавкой и вытащил оттуда какую-то дерюжку и набросил ее на плечи.

Тану показалось, что парус едва заметно шевельнулся.

– Кажется, ветер поднимается, – проговорил Тан.

Квашка бросил беглый взгляд на море.

– Не, это тебе показалось.

– А я говорю, что не показалось! – раздраженно сказал Тан. – Ты бы лучше поднял людей.

– Зачем? – спросил Квашка.

– Затем, что налетит ветер и перевернет корабль! – передразнил Тан.

Квашка ему не нравился. Квашка числился в младшей части дружины, но гонору проявлял с избытком, на все у него находилось свое мнение, и он его излагал безо всякого стеснения при первой же возможности. Тан считал, что Квашка не проявляет должного уважения к старшим, и жалел, что взял его в дружину.

Квашка опять бросил взгляд в море и проговорил:

– Там, впереди, какой-то огонь виднеется…

– Какой может быть огонь в море…

– Похоже на лодку. Я на нее уж смотрю, смотрю.

Тан поднялся.

– Балбес рыжий, так чего же ты молчишь?

– Да далеко еще, не разберешь, что там, – начал оправдываться Квашка.

Тан недовольно хмыкнул и, прислонив ладонь ко лбу, вгляделся в белесый горизонт. Впереди и в самом деле темнела темная вертикальная черточка. Под ней – слабый огонек.

– Непонятно, что это… – проговорил Тан.

– Это лодка, – убежденно сказал Квашка, щуря синие глаза. – А торчит – мачта.

– Вижу, – сказал Тан. – Но отчего она не двигается?

– Наверно, это рыбак – с вечера поставил сети, а сейчас готовится их выбирать, – предположил Квашка.

– Если это рыбак, то почему он ушел так далеко от берега? – спросил Тан.

Квашка пожал плечами.

– Да кто же его знает? Где он, этот берег? Седьмой день его не видно, словно земля утонула.

– Ладно, – сказал Тан. – Пойдем к рыбаку. У него все и выясним.

– Как бы он с перепугу не удрал, – сказал Квашка.

– От нас не удерет, – сказал Тан. Он бросил взгляд на обвислый парус и решительно приказал: – Поднимай народ. Пусть садятся на весла.

Глава 9

В рыбацкой лодке было двое: хозяин лодки Вьюн и его сын Мал.

Это была хорошая, крепкая лодка, способная перевезти даже десяток человек. Но с такой большой лодкой одному управляться трудно. Нужны подручные. Но чужих Вьюн в лодку не брал.

Дело было родовое – прадед Вьюна был рыбаком и учил рыбацкому делу своего сына. И дед Вьюна был рыбаком и учил своего сына. И отец Вьюна был рыбаком и учил своего сына рыбацким хитростям. И теперь сам Вьюн рыбак и должен учить ремеслу своего сына.

Вьюну было кого учить – у него девять сыновей. Но старшие сыновья не захотели заниматься не очень прибыльным родовым делом, а предпочли более рискованное, но сулящее быстрое богатство и почет ремесло – они вступили в дружину князя Словена, – поэтому в подручные Вьюну остался только самый младший сын – Мал.

Малу десять годков. Мальчонка – худощавый, белоголовый, загорелый до черна. Пока отец тратит время на размышления о превратностях жизни, он дрыхнет, тихо посапывая, на свернутом парусе.

«Счастливый. У него все просто», – сквозь дремоту думает Вьюн.

Вьюн вышел в море еще вчера, как всегда, под вечер. Действия его были обычные – на вечерней заре установил сеть, зажег огонь на носу лодки, чтобы привлечь рыбу, и стал дремать в ожидании рассвета.

Пока спал, и не заметил, как к лодке подошел неизвестный корабль. С корабля баграми подцепили лодку и потянули к себе.

Почувствовав неожиданное движение, перепуганный Вьюн вскочил, при этом едва не свалившись в воду. Когда пришел в себя, то увидел на борту корабля человека, который с любопытством, но не улыбаясь смотрел на него.

Человек был как человек, но Вьюн невольно покосился на его синие штаны. Они были из плотной шерстяной ткани. Ночью на море бывает прохладно, но одежда этого человека для здешних мест была слишком теплой, и в голове рыбака мелькнула мысль, что в этой одежде должно быть жарко. У него самого были штаны и рубаха из простого полотна, в пятнах от рыбы и соли.

Когда лодку подтянули, Вьюн увидел на палубе корабля хорошо вооруженных воинов. На них были красные рубахи и синие штаны, заправленные в темно-красные сапоги из мягкой кожи. Поверх рубах надеты стеганые, из плотного войлока рубахи с нашитыми бронзовыми пластинами, отчего воины казались, словно покрытыми рыбьей чешуей. На головах круглые с меховой опушкой шапки.

У нескольких на поясе из толстой плетеной кожи висели короткие мечи в ножнах, украшенных серебряными бляшками.

Меч – оружие редкое и является первым признаком знатности воина, отметил Вьюн, и таких знатных воинов было пятеро.

Остальные были вооружены обычно – копьями, боевыми топориками и палицами.

Лица у всех светлые. Волосы русые, острижены кружком. Усы и бороды короткие. Синие глаза глядят строго. Губы плотно сжаты.

По морю ходит много кораблей. Команды на них вооружены – в море приходится рассчитывать только на свои силы, – но слишком внушительно выглядели люди на этом корабле.