Воплощенная мечта

– Отказывается есть! Указания? Есть. Докормить. Болван!

Из его левой руки в районе локтя выдвинулся гибкий металлический шланг, который, как удав, в несколько витков обхватил за плечи не желавшего есть пассажира. Часть руки от локтя до пальцев, действуя самостоятельно, добралась до лица, пальцы раскрыли рот и не давали закрыться. Правой рукой робот засунул в рот парня большой кусок курицы, ослабил хватку, позволив жевать, но пальцы ото рта далеко не убирал. Через некоторое время, когда, наконец, кусок был проглочен, рот юноши опять был насильно открыт, и правая рука робота засунула туда следующий кусок. Кругом раздавались возмущенные голоса, требующие прекратить экзекуцию. Робот на это никак не реагировал. За беднягу попробовал заступиться его сосед и стал отрывать от него руки и шланги робота, но болван только сверкнул красным лучом из-под правого локтя, и этот сосед получил такой удар током, что отлетел на свое место, сильно ударившись головой о деревянное кресло.

Других заступников не нашлось, и парень предпочел больше не сопротивляться и быстро все доел. Тогда дополнительная часть руки робота убралась внутрь, и он продолжил сбор подносов. После увиденного все, кто еще сомневался, сочли за лучшее быстро очистить тарелки.

Андрей с Дмитрием с трудом, глотая слюни, все же удерживались пока от еды и только наблюдали. Вроде пока никто не уснул. С другой стороны, в автобусе они ведь тоже не сразу заснули. Поведение робота указывало на то, что с едой опять не все в порядке, но никому не хотелось, чтобы его кормили насильно таким образом. Лежавшая под креслами Анька предложила не злить робота и сложить еду в пакет, благо у нее в кармане есть парочка, и убрать в ящик под креслами, где во время невесомости ботинки лежали. Если все в порядке, потом съедим. Чай придется вылить в этот же ящик, но ничего, у меня ведь минералка есть. Так они и сделали. И робот без сомнений положил в живот их пустые тарелки и чашки.

Когда робот собрал всю посуду и скрылся за дверью, Андрей принес из чемодана еду, и они перекусили тем, что предусмотрительная Анька захватила с собой в дорогу.

После еды народ потянулся в туалет и покурить. Из туалета все выходили с круглыми глазами и, как один, произносили: "Ну и ну!".

Признаков сонливости ни у кого пока не появилось, и Андрей стал упрекать сестру в излишней подозрительности. Вдруг из динамика раздался голос, призывающий всех занять свои места и пристегнуться, так как самолет опять входит в зону турбулентности. Напуганные роботом, все послушно уселись и пристегнулись. Вскоре верхний свет погас, и по громкоговорителю всем пожелали отдохнуть, так как полет продлится еще несколько часов.

– Еще несколько часов, обалдеть! Да за то время, что мы в полете, уже можно было вокруг Земли облететь. Куда ж мы все-таки летим, хотел бы я знать?

– Чего ты нервный такой, беспокойный? Прилетим, узнаешь, – буркнул Дмитрий. – Ты же все равно не можешь ни на что повлиять. Сейчас всего полседьмого утра, можно и поспать пару часов, все равно в темноте делать нечего. Тут даже нет маленьких лампочек для индивидуального освещения.

– Если все равно спать, чего ж мы тогда курицу не стали есть? Все ты, Анька, оставила нас голодными!

– Зато, если вдруг чего произойдет, мы сможем увидеть.

– Увидим, как же! Робот тебе как даст током, сразу видеть перестанешь. Ладно, давайте спать.

Но сон к ним чего-то не приходил. А вот почти все другие пассажиры быстро уснули. Может, и правда в еде снотворное было. Андрей спросил у тех, кто еще не спал, ели ли они курицу, и оказалось, что они тоже догадались спрятать еду кто куда. Вдруг опять открылась дверь, и выкатился старый знакомый. Анька быстро скользнула под кресло. В темноте робот ехал между рядами и осматривал все своими красными лучами. Все, кто не спал, на всякий случай притворились спящими. Робот проехал туда-сюда и перед тем, как опять скрыться за дверью, сказал в воздух:

– Порядок. Все спят. Болван!

Анька вылезла из-под кресла и села между Андреем и Дмитрием. Только пристегнулась, как сразу началась такая турбулентность, что о-ё-ёй. Самолет раскачивало во все стороны, подкидывало и вверх, и вниз, и вбок. Казалось, он сейчас развалится на части.

– Андрей, меня тошнит! Я боюсь!

– Терпи, меня самого тошнит. Остался у тебя еще пакет? Достань на всякий случай.

– Я сейчас тоже сблюю. Все из-за вас, ребята! Посмотрите: те, кто слушался робота, спокойно спят, а мы мучаемся.

– А вдруг мы сейчас грохнемся? Боюсь, боюсь!

– Если и грохнемся, то лучше бы это было во сне. Вы как хотите, а я достаю курицу и ем. Тем более что твоими бутербродами и чипсами я совсем не наелся.

И Дмитрий, с трудом открыв в такой тряске ящик, достал пакет, в который они сложили курицу с гарниром, и стал в темноте быстро жевать.

– Вы будете, нет? – из вежливости спросил он у Ани и Андрея, но те отказались.

– Я предпочитаю быть в курсе событий. Да и как можно есть, если так трясет и тошнит.

– Тогда я съем оба куска. Очень вкусно, кстати, хотя все давно остыло. И тошнить сразу перестало.

Он ел руками и доел все без остатка, и даже вылизал языком всю остывшую подливку из пакета. И вскоре спокойно заснул в неудобной позе. А брата с сестрой, предпочитавших быть в курсе событий, все-таки вырвало, хорошо, пакет был наготове. Но и после этого им не полегчало.

…Самолет никуда не грохнулся. Еще какое-то время сильно трясло, но потом все успокоилось. И Аня с Андреем, наконец, тоже уснули безо всякого снотворного. Анька спала, свернувшись калачиком на своем стуле и положив голову брату на колени. Андрей же, как и все остальные пассажиры, спал, согнувшись в три погибели, и когда самолет потряхивало, как и все, стукался головой о переднее сиденье.

…Первой проснулась Анька. Кругом было еще сонное царство. Она сразу почувствовала, что что-то изменилось, хотя спросонья не могла понять, что именно. Потом до нее дошло, что гул самолета стал намного тише и размеренней, а тряски вообще не было. Из-под шторки иллюминатора просачивался свет. Аня пробралась к иллюминатору под креслами между ног спящих и приподняла шторку. И тут же в испуге отшатнулась: с противоположной стороны окна прямо на нее удивленно уставилась мужская голова в форменной фуражке. Она поскорей опустила шторку и мгновенно, ногами прямо по спящим пассажирам проскочила к брату.

– Андрей, вставай скорей, там за окном гаишник!

Брат открыл глаза и потянулся.

– Какой еще гаишник, бессмысленное ты существо?! – Он широко зевнул.– Какие могут быть гаишники, если мы все еще летим? Да и по любому за окном никто не может на тебя смотреть – оно ведь на высоте. Сон, что ли, тебе страшный приснился?

Действительно, с чего это она взяла, что это именно гаишник? Да просто он был очень похож на одного инспектора ГИБДД, который этим летом остановил мать за нарушение правил и грозился отобрать права. Мать тогда так унижалась перед ним, что Ане стало за нее стыдно, а гаишника захотелось убить. Закончилось же все, как обычно, банальной взяткой. Но лицо инспектора Аня запомнила очень хорошо, и человек, смотревший на нее с обратной стороны иллюминатора, был очень похож на этого гаишника.

Брат продолжал насмехаться над ней, но тут открылась дверь служебного отделения, и на этот раз из нее показался не болван-робот, а человек в военной форме.

– Точно, он, гаишник, – прошептала Анька и прижалась к брату.

– Как сюда попал ребенок, да еще женского пола? – сурово спросил "гаишник".

Андрей, как мог, объяснил про Аньку и чемодан. В продолжение рассказа "гаишник" смотрел на Андрея очень недоуменно и только бормотал: "не положено", "не положено", а выслушав до конца, сказал, что место, где они находятся, совершенно секретное, посторонним здесь находиться нельзя, и последствия для девочки могут быть самыми печальными. Аня очень испугалась. Андрей спросил, нельзя ли ее обратным рейсом отправить назад, билет он может оплатить кредитной картой, но "гаишник" только пожал плечами и загадочно произнес:

– Не знаю, не знаю. Сомневаюсь.

– Но ведь всегда можно что-то сделать! Безвыходных положений не бывает.

Гаишник почесал в голове и ненадолго задумался.

– Ну, в общем-то, конечно. Не бывает. Можно сделать.

– Ну, так сделайте. За мной не заржавеет. Сколько вы хотите?

Гаишник пошел в хвост самолета и поманил Андрея за собой. Там они о чем-то негромко переговорили и вскоре вернулись.

– Ну, Анька, ты со мной всю жизнь теперь расплачиваться будешь. Ладно, бери свой рюкзачок, надевай куртку и вали за ним. Передавай привет родителям, после того, как они тебя выпорют. И не забудь мне позвонить, как дома окажешься.

Потом наклонился к уху Дмитрия и прошептал:

– Странный какой-то. Представляешь, от денег отказался, просто шарахнулся, а взял всего лишь джинсовую рубашку, причем не новую.

После этой ночи, страшного робота и тряски всякое желание дальнейших приключений у Аньки пропало, и она даже обрадовалась, что скоро вернется домой, к маме и папе. Тем более что в невесомости она все-таки побывала. Она попрощалась с братом, и гаишник взял ее за руку и повел в хвост самолета. Там он открыл ключом незаметную низенькую дверку, и они пролезли в просторное помещение, где стояла куча огромных железных бочек высотой больше Анькиного роста. Гаишник сунул ей в руки валявшуюся рядом засаленную телогрейку и велел лезть в бочку.

– Завернись в телогрейку, мягче будет. Да голову береги.

Аня была, мягко сказать, очень удивлена, что в самолете есть столько свободного места для такого количества таких огромных бочек, а грязная телогрейка вообще изменила все ее представления о самолетах. Но она не стала задавать гаишнику вопросов и выполнила, что ей сказали. И вскоре ее стало крутить и вертеть, и стукать головой и боками о стенку бочки. Было очень больно, несмотря на телогрейку. Когда, наконец, бочка перестала вертеться, а в голове перестало кружиться, Аня услышала:

– Приехали, вылезай! Да не поднимайся ты во весь рост, ползком, ползком. Так, теперь аккуратно раздвинь вон там колючку, отодвинь доску в заборе и пролазь через щель. Смотри, не зацепись за колючку, и дуй отсюда перпендикулярно забору.

– Как дуй? Куда дуй? Вы ведь обещали меня обратно отправить!

– Молчи, дурочка! Другой бы сдал тебя кому следует, и дело с концом, то есть тебе конец. Но я честный человек – я взятку взял и выведу тебя отсюда. Жить хочешь, отходи подальше от забора, иди к дороге, а оттуда уж добирайся до дому сама, как знаешь.

Аня пролезла через дырку в заборе. Забор был высотой метра три, доски плюс колючая проволока с внутренней стороны, кое-где порванная. Как она ни старалась, все равно зацепилась за проволоку и разодрала рукав.

Несмотря на пугающие слова гаишника, сразу уходить она не стала. Хотелось посмотреть, что будет с Андреем и другими ребятами. Девочка чуть отодвинула доску, но в щель, через которую она вылезала, были видны только ржавые бочки. Тогда она прошлась вдоль забора и нашла в одной доске круглую дырку от сучка. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что за ней никто не наблюдает, Аня прильнула глазом к дырке.

По всей логике вытекало, что они должны были приземлиться на каком-нибудь секретном военном аэродроме. Но никаким аэродромом тут и не пахло. Ни одного самолета и ни одного вертолета. Посреди огороженного забором поля стоял металлический ангар, и все. Непонятно.

Аня подождала немного и увидела, как из этого ангара вывели ребят с вещами и выстроили на поле. Именно вывели, потому что и за, и перед ними шли солдаты с ружьями и держали их на прицеле. Они были далеко, и Аня даже Андрея в толпе разглядеть не могла. Она ничего не могла расслышать, но видела, как какой-то военный долго махал перед ними руками, наверно, выступал с речью. Потом кто-то из парней сказал, наверно, что-то не то, и получил прикладом по голове. Военный помахал указующим перстом у него перед носом и продолжил выступление. Наверное, это выступление никому не понравилось, потому что начался какой-то общий разброд, до Ани долетали неразборчивые крики. Один парень выскочил из толпы и бросился бежать в сторону забора. Раздался выстрел, и парень упал. Он так громко кричал от боли, что даже Аня слышала эти крики.

– Какой ужас! – подумала Анька. – Хоть бы это не Андрей был.

Ее всю трясло от страха.

Потом солдаты стали стрелять в воздух, чтобы восстановить порядок. Разброд прекратился. На поле прикатил грузовик с брезентовым верхом, и парни покорно залезли в кузов. Туда же солдаты забросили раненого, и грузовик уехал в неизвестном направлении.

– В армию их, что ли, забрали?

Аня даже не подозревала, насколько была права. Дело в том, что после того как ее в бочке выкатили, как она думала, из самолета, а на самом деле из ангара, туда вошло несколько солдат с оружием, и командир приказал всем забрать вещи и выходить. Делать нечего, против лома нет приема, все послушно построились и пошли. На выходе удивились отсутствию трапа, оглянулись и еще больше удивились отсутствию самолета. Их остановили посреди поля, велели поставить чемоданы на землю и ждать. На возмущение и вопросы только клацали затворами ружей. Потом подъехал допотопный зеленый внедорожник с брезентовым верхом, из кабины выскочил какой-то майор и, энергично помогая себе руками, произнес перед ними длинную воодушевленную речь, суть которой сводилась к тому, что мечта каждого настоящего мужчины – отдать жизнь за счастье Родины, и поэтому каждый должен послужить в армии.

– Так вот они, приятные сюрпризы, о которых мы узнаем на месте? Да нас, оказывается, за наши же деньги в армию забрить хотят! – стали возмущаться ребята.

Тут один парень завопил, что у него сердце больное, и он по состоянию здоровья от службы в армии освобожден. За эти вопли он получил прикладом по голове, а майор, махая пальцем у него перед носом, насмешливо сказал:

– Значит, чтобы невесомость перенести, с парашютом прыгать, здоровье есть, и справка соответствующая имеется, а в армии служить здоровье не позволяет, и опять же справка на месте! Нехорошо, молодой человек. Нельзя жить по лжи.

Поняв, что их и вправду хотят прямо тут же забрать в армию, другие ребята, в том числе и Андрей с Дмитрием, стали кричать, что они студенты, что у них законная отсрочка, и что это беспредел, и что позовите сюда адвоката, и что они сейчас будут звонить в комитет солдатских матерей. Некоторые громко возмущались, что они уже один раз отслужили в армии и служить дополнительно по контракту у них нет никакого желания. Реакцией на все эти выступления, как видела Аня, были тычки в спины и выстрелы в воздух. Но после того как один несчастный бросился бежать и упал, сраженный пулей, все притихли и покорно позволили увезти себя в стоявшем чуть поодаль грузовике.

* * *

…После того, как грузовик скрылся из виду, Аня немного поплакала от страха и жалости к ребятам и к себе, потом вытерла слезы и пошла прочь от забора. Надо все-таки как-то домой добираться. Она достала мобильник и выбрала в "контактах" мамин номер. Не получив никакого ответа, поглядела на экран телефона и увидела, что сеть не ловится.

– Ну и дыра! – подумала Аня. – Где ж это я очутилась?

Она огляделась. Во все стороны от забора шел лес, в ноябре уже практически голый, но все равно настолько густой, что уже в десяти метрах забор был различим с трудом. Девочка двинулась в том направлении, куда показывал гаишник. Надо добраться до ближайшего населенного пункта и оттуда связаться с родителями и с полицией.

Через какое-то время Аня вышла на дорогу, оказавшуюся сильно разбитой бетонкой, совершенно пустынной. Она шла, шла и шла. Сильный ветер с завыванием носил по дороге опавшую листву и редкие крупинки снега. Хотя куртка у нее была непродуваемой, но ветер все же как-то исхитрялся проникать под куртку и пробирал до костей. Было холодно, скучно и страшно. Даже плеер не помогал. Стало смеркаться.

Аня посмотрела на часы.

– Уже больше часа шагаю. Хоть бы одна машина проехала.

И тут как раз впереди нее с проселочной дороги выехала лошадь с телегой. На телеге сидела пожилая женщина в телогрейке и платке, какие она видела только на старых послевоенных фотографиях в семейном альбоме. Городская жительница Аня никогда не видела вблизи настоящих телег и тем более не ездила на них. Конечно, в раннем детстве она каталась на пони в московском зоопарке, даже фотография осталась, но это ведь было не по-настоящему, не всерьез, да и пони все же не совсем лошадь.

– Тетенька, подвезите меня, пожалуйста, немного, – попросила она.

– Садись, подвезу, чего там. Вдвоем веселей. Куда направляешься-то?

На всякий случай Аня решила попридержать язык и не давать тетке излишней информации, пока ситуация не прояснится. Вдруг она заодно с теми, кто ребят увез? Поэтому она ответила без деталей:

– Мне вообще-то в город надо.

Женщина оказалась намного словоохотливее Ани. Выяснилось, что она как раз в город и едет, что живет она в деревне, и название деревни сказала, которое Аня тут же забыла, работает почтальоном и развозит по ближайшим деревням почту на лошади, и вот сейчас, закончив работу, едет навестить дочку и везет ей к празднику гостинцы: курочку, яичек, молочка. В городе-то с продуктами, сама знаешь, не очень.

Аня удивилась: какие в городе проблемы с продуктами, но решила пока не выяснять. Но все-таки не удержалась от вопроса, к какому празднику, дню единства, что ли, так ведь он уже прошел.

– К празднику ДСМ, балда. Вас что, в школе совсем уже ничему не учат?

Переспрашивать, что это такое, Аня не стала. Может, и вправду какой-то новый праздник ввели, а она пропустила, в чем признаваться стыдно.

Ехать на телеге оказалось совсем некомфортно. Сидеть на соломе было жестко, а так как дорога была вся в рытвинах и ухабах, телегу все время подбрасывало, а вместе с ней подбрасывало и Аню. Вдобавок тетка безостановочно молола какую-то непонятную чепуху, и от нее довольно сильно попахивало спиртным. Лошадь же все время останавливалась. Тогда тетка тыкала ее в зад прутиком и говорила "Н-но!". В ответ на это лошадь пускала ветры и норовила лягнуть тетку правой задней ногой. Но с места двигалась только после того, как на нее заорут матом. Прям не лошадь, а осел какой-то.

Когда телегу особенно сильно подкидывало, Аня ойкала. После одного такого особо громкого вскрика тетка с изумлением в голосе констатировала:

– Да ведь ты никак девочка!

– Девочка, конечно, а что?

– Я думала, мальчик. А чего ж ты тогда в портках?

Аня очень удивилась вопросу и собралась спросить, чем это ей джинсы не нравятся, и какое тетке вообще дело, во что она одета. Но, побоявшись, что за грубость ее ссадят с телеги, не стала нарываться и только кротко сказала:

– Холодно ведь.

– Это да, холодно – это точно. А все-таки непорядок. И вообще, что это ты одна здесь делаешь? Место опасное.

– Ну вот,– подумала Аня, – начались вопросы, надо срочно что-то нейтральное придумать в ответ.

И быстро придумала:

– Э-э, так вышло, я бабушку навещала. Она приболела немного, а мама работает, вот и послала меня из города отнести ей лекарств и пирожков.

– Ага, – усмехнулась женщина. – Вроде как Синяя Пилотка, несла бабушке пирожок и горшочек с маслом. Хорошо, что волки не съели.

– Какая еще пилотка?! А что, разве тут волки водятся?

– Сказок, что ли, не читала? Волки – не волки, а только военная часть рядом. Не ровен час, на солдат наткнешься. Сразу воплощать начнут. Так что разумно, что мама тебя мальчиком нарядила. Так-то оно безопаснее.

– Чего начнут?! Чего воплощать?

– Чего-чего, – хихикнула женщина, – мечту, конечно.

И сразу же, непонятно почему испугавшись, прикрыла рот рукой и быстро произнесла:

– Я ничего не говорила, ты ничего не слышала.

Аня только пожала плечами. Странная какая-то тетка.

Дальше уже ехали без разговоров. Только женщина время от времени затягивала неизвестную Ане заунывную песню и иногда матерно орала на лошадь, когда та опять останавливалась. Наконец показались первые жилые дома.

– Ты в каком районе живешь-то? – спросила тетка.

– Недалеко от вокзала.

В общем-то, это было правдой. Только от какого вокзала? Как называется город, в который они приехали?

– Ну, до вокзала мне не по пути. Я тебя тут ссажу. Сама сверну налево, к дочке, а тебе до вокзала прямо вон туда идти, никуда не сворачивая. За полчаса дойдешь, может и быстрее. Да поторопись, поздно уже.

Аня поблагодарила женщину и осталась одна-одинешенька неизвестно где. Она вытащила из кармана телефон, опять набрала мамин номер, но сети все не было. Странно, город, а связи нет! Ладно, пойдем к вокзалу.

На улице не было ни души. Уже почти совсем стемнело, но фонари еще не горели. Удивительно, но место показалось ей чем-то знакомым. Аня шла минут двадцать по пустой дороге в указанном теткой направлении и вдруг оказалась на железнодорожном вокзале своего же родного Обнинска. Вот так так! И куда же это они целые сутки летели, если прилетели туда, откуда стартовали?

Вокзалом Аня, как и многие жители Обнинска, гордо именовала небольшую железнодорожную станцию, на которой останавливались только малоярославецкие и калужские электрички, а поезда дальнего следования проносились со свистом.

Точно, вот оно – здание вокзала, билетные кассы, киоски. Все как у них. Вот только куда делся огромный торговый центр "Привокзальный"? Нет, не Обнинск.

Ведь наверняка станции строились по стандартному проекту и в разных городах могут быть похожими. Как в старом дурацком кино, какое родители всегда на Новый год смотрят, где мужики напились в бане и по ошибке отправили одного вместо другого на самолете из Москвы в какой-то другой город, забыла, в какой. А там он отправился по своему адресу, где все было, как и в Москве, и он так и не заметил, что не дома, настолько все было одинаково. Вспомнила, "Ирония судьбы" называется. Вот, может, и с ней сейчас такая же ирония происходит?

Она прошла через зал ожидания и вышла на платформу. Там обернулась и прочла написанное огромными буквами название города: ОБНИНСК. А выше на стене висел транспарант со странной надписью "ПЛАНЫ ПВМ – В ЖИЗНЬ!"

– Фигня какая-то!

Ну ладно, раз это все-таки Обнинск, дело упрощается. Можно идти домой, к родителям. Нет, лучше на автобусе, все-таки три остановки, тем более темно уже. Или лучше все же пешком? Заодно обдумать, как рассказать родителям обо всем случившемся. Или все же на автобусе? Уже поздно, и она устала.

Однако что-то мешало ей отправиться домой сразу. Что-то на этом вокзале было не так, чего-то не хватало, хотя Аня никак не могла сообразить, чего. Она прислонилась к забору и стала думать. Обычно у них на вокзале жизнь кипит, все суетятся, без конца подъезжают автомобили, с трудом паркуются, а потом с еще большим трудом выпарковываются. А тут машин вообще раз-два и обчелся. И с виду очень странные машины, какие-то все ржавые и раздолбанные. Автобусов тоже всего два стоит, и они тоже все обшарпанные, с облупившейся краской. К тому же привокзальная площадь, начинающая сверкать вывесками и рекламой задолго до полной темноты, освещалась всего парой тусклых фонарей. Случилось, что ли, что? А может, это все-таки не ее Обнинск, может этих Обнинсков в России не один?

Девочка вернулась на площадь, присела на краешек полусломанной скамейки рядом с двумя бедно одетыми ссохшимися старушками интеллигентного вида и продолжила наблюдение.

Если все-таки Обнинск, почему телефон не работает? Удивительным было и полное отсутствие рекламы и афиш на стенах. Когда успели убрать? И еще какой-то огромный облезлый транспарант вдоль всего забора, отделяющего площадь от железнодорожных путей, с непонятным текстом: "Нынешний уровень жизни народа ГСМ – результат политики партии ВМ!" Странные какие-то сокращения. То тетка на лошади про праздник ДСМ говорила, то ГСМ и ВМ какие-то. Нет, не Обнинск.

– Че это еще за ГСМ такое? Горюче-смазочные материалы? – спросила она у старушек, которые сидели на скамейке совершенно молча, хотя почему-то было ясно, что они тут вместе.

– Поговори еще, живо у воплотителей окажешься, – неприязненно покосилась на нее одна из старушек, а другая еще более неприятным голосом сказала:

– Нечего тут сидеть! Домой иди, к матери. Детский комендантский час скоро.

Вот это новость! Детский комендантский час. Мама говорила, что в Думе давно собираются принять закон, чтобы дети до 16 лет не могли находиться на улице после девяти вечера без родителей, но она не говорила, что его уже приняли. Да и девять еще не скоро.

– Не ваше дело, хочу и сижу, – огрызнулась Аня вместо того, чтобы последовать мудрому совету старушек. Откинувшись на спинку скамейки и положив ногу на ногу, она продолжила свои наблюдения.

Народу вроде намного меньше, чем обычно. И народ все какой-то не такой. Ага, вот оно что! Почти весь народ состоял из одних взрослых женщин. И все женщины были одеты в мрачного цвета пальто длиной ниже колен. А головы их покрывали одинаковые шерстяные платки грязного серо-коричневого цвета, как у той тетки, что ее на телеге подвозила. Брюк не было ни на одной. Немногие же мужчины были или пенсионного возраста или, если моложе, были одеты в военную форму.