Редкий гость

– Да вроде бы. Но ты меня все равно держи, хорошо?

– Вообще не отпущу, – сказал Иван и под насмешливым взглядом девушки спрятал глаза.

– Куда идем? – спросила Светлана.

– Вот, по коридору, в медпункт.

Медпункт сиял. После атриума стыковочного узла с его серыми стенами, заляпанными контрольно-измерительными панелями, запахом сварки, шлангами и трубопроводами, свисающими с креплений, белоснежные переборки казались чертогами Снежной королевы, медбрат в белом комбинезоне, поднявшийся им навстречу, – Каем.

– Здравствуйте, я Кайл, – сказал «сказочный персонаж», – это у нас «Волга» прибыла?

– Да, «Волга»-матушка, – ответил Яков.

– Очень приятно. Отмечайтесь, доктор Кеилани примет вас через полчаса, а пока, если есть желание, можете принять душ.

– Да нам бы покушать уже, – сказал Алтай.

– Некоторые анализы можно сделать только натощак, – улыбнулся Кайл, – придется потерпеть.

– Опять что-то новенькое придумали, – проворчал Владимир. – Что там еще за анализы?

Кайл только развел руками.

– В душ пойдете?

– Пойдем, – сказала Любовь и потянула мужа за рукав комбинезона. – Володя, пойдем.

Доктор Кеилани внезапно превратила обычный медосмотр в допрос с пристрастием.

– Только что кровью не расписались, – возмущался Владимир.

Кровью не кровью – молоденькое светило от медицины потребовало все свои заключения заверить цифровой подписью, а Якову пришлось проходить ЭКГ с нагрузкой. Спасло парня только близкое отправление транспорта к Луне, и Яков, бросив торопливое: «Пока!..» – полетел к путепроводу, будто вся медслужба ТТЦ преследовала нерадивого пациента.

– Даже покушать не успел, – покачала головой Марица.

– Его-то как раз не обидят, – сказал Алтай, – а вот мне так поесть хочется, что аж переночевать негде…

От голода их спас Кайл.

– Ребята, с прохождением…

– Спасибо, – прозвучало на разные лады в ответ.

– Суровая девушка, – сказал Алтай.

– Дотошная, – поддакнул Владимир.

– Да, всей станции прикурить дает, – Кайл расплылся в улыбке. – Но тетушка Кеилани дело знает, это не отнять… В столовую пойдете?

– Конечно, пойдем! – откликнулась Рута. – Что у вас тут, раздатка не барахлит?

– Все в порядке, – Кайл поиграл бровями, – если хотите, можно повара вызвать, но это, как говорится, за ваши деньги.

– Да мы и так сообразим, – сказал Прошин. – Пошли, что ли…

– А ты? – поинтересовалась Светлана.

– Хочу поболтать тут кое с кем, – ответил Иван. Он дождался, пока вся компания скроется в туннеле с меткой пищеблока, и обернулся к НИС-панели. Справочная без задержки выдала нужный номер.

– Да, слушаю. – Роскошной улыбки Прошин не дождался, напротив, недовольством можно было печь топить.

– Коджо, ты мне друг?

– А?.. Да зови уж Васей, чего там, – махнул рукой негр, зевая. – Чего хотел-то?..

Столовая сияла не хуже медсанчасти. Оно и неудивительно – за пищеблок отвечала та самая Кеилани, и здесь дотошность доктора прямо-таки радовала: переборки, мебель, одноразовая посуда, удерживаемая на местах центробежной силой вращающегося жилого отсека – все сияло чистотой, а меню радовало разнообразием, более того, блюда подавались по желанию посетителя, и съесть на обед то, что значилось в меню как ужин, не запрещалось. Когда Иван появился в столовой, его спутники закончили трапезу.

– Где был? – полюбопытствовал Толик. – Без тебя все вкусное съели.

– Да я тут… – замялся Прошин.

– Ой-ой-ой, – протянула Рута, глядя, как опоздавший тщательно прячет руки за спину, – да у нас тут романтика намечается…

– Засмущали парня, – сказала Марица, – красный весь…

– Света, можно тебя на секундочку? – На лице будто костер развели, но голос звучал твердо, хоть и стоило это немалых усилий.

– Зачем? – полюбопытствовала Светлана.

– Да не стесняйся, парень, – сказал Алтай, – все свои, что ты…

Иван вытащил из-за спины три маленькие розы. Марица явственно ахнула.

– Молодец! – сказала Рута.

– Красавчик! – поддержал Алтай. – С оранжереи? Пунцовый от смущения, Прошин только кивнул.

– Это мне? – Светлана недоверчиво смотрела на красные бутончики. – Сумасшедший… это же дорого…

– Света, я вас обрадую, – сказал Толик. – Они здесь не продаются ни за какие деньги.

– Да? – Светлана посмотрела на Прошина поверх букетика. – А как тогда…

– Вася, – сказала Рута. – Правильно?

– Ну… – ответил Иван.

– Да садись уже… донжуан.

– Их поставить надо куда-нибудь, – Света оглянулась по сторонам, но увы – одноразовая посуда, в которой подавали еду, для цветов никак не подходила.

– Цветы должны в таких вазочках храниться, – сказал Толик. – Не взял?

– Не сообразил, – под восхищенные вздохи девушек Прошин набросился на еду, смолотил обед, ужин, залил все пол-литрой компота…

– Как будто цветы выкапывал, – сказал Алтай. Прошин только ухмыльнулся в ответ.

Экипаж транспортно-технического центра насчитывал сто три человека – ни больше ни меньше. ТТЦ крутился на орбите ниже радиационных поясов под защитой магнитного поля Земли, поэтому все работы, что в помещениях, что в космосе, обходились без роботов, поэтому же столовая не пустовала никогда, и здесь сразу становились видны различия между людьми из экипажа техцентра и пассажирами, ожидающими свой корабль. Ребята из стартовой команды или, к примеру, экзоператоры, приходили в рабочих комбинезонах, в сбруе с инструментами, тут же сбрасываемой под стол, торопливо проглатывали еду и спешили к рабочему месту или расходились отдыхать. Рабочих рук не хватало, личного времени на вахте давали мало, и все, что удавалось выкроить, уходило на сон. Лунари тоже спешили. Лунный производственный комплекс, поставлявший все необходимое для Солнечной системы и еще четырех колоний, жил и работал в постоянном цейтноте, вечно у них там не хватало людей, времени, денег, и отбывающие на «Виману» или Гагарин спешили проглотить обед и быстрей-быстрей в стыковочный узел, а то лишат премии, уволят и Солнце погасят. Иное дело путешественники к внешним планетам. Вот эти не торопятся – зачем?.. Межпланетный транспорт готовит экипаж ТТЦ, экипаж ТЭМа ведет корабль по маршруту Земля – Марс, освоенному и безопасному, земные тревоги уже отступили, заботы места назначения еще не волнуют… Курорт.

Так Прошин со товарищи успели поужинать под присмотром тетушки Кеилани, ТТЦ успел сделать десять витков вокруг Земли, и за это время на станции собрались будущие пассажиры межзвездного транспорта. Поднялись еще четыре самолета: с Байконура, Канаверала, Вэньчана и снова с Байконура, техцентр заполонили пассажиры транспортно-энергетического модуля, не помещавшиеся в комнатах ожидания, вся эта орава создала серьезную нагрузку на систему жизнеобеспечения станции, и команда ТТЦ поспешила отправить корабль к Красной планете. Брифинг собрали прямо в атриуме стыковочного узла. Здесь царила невесомость, и все пространство от пола до потолка заполнили пятьдесят лиц – белых, черных, желтых, пятьдесят пар глаз смотрели на старшего помощника, возглавлявшего эвакуационную команду, и доктора Кеилани, еще два космонавта в белых комбинезонах и масках готовились открыть шлюз.

– Внимание! Прошу минуточку тишины! Транспортно-энергетический модуль «Восток» полностью готов к отправке! Тише, пожалуйста! – Старпом, высокий парень, веснушчатый, рыжий, как солнышком зацелованный, волновался, старательно перекрикивал гул вентиляторов, завывавших от нагрузки. – Давление, температура воздуха в норме, экипаж находится на борту! Сейчас эвакуационная команда откроет шлюз, прошу вас по одному проследовать на борт корабля! Не забудьте отметить маршрут! В случае проблем с самочувствием, обращайтесь к доктору! Вопросы будут? Молчание. Гул вентиляторов. Пятьдесят пар глаз.

– Ну, все, ребята, – сказал старпом, – с богом. Открывай!

Тяжелая шлюзовая дверь отвалилась в сторону, открыв стыковочный отсек. С другой стороны маленького помещения открывалась такая же дверь, ведущая в шлюзовой отсек «Востока» и, дальше по коридору, в салон корабля. Медленно, плавно, под внимательными взглядами парней из эвакуационных команд ТТЦ с одной стороны и ТЭМа с другой – пятьдесят человек один за другим последовали в шлюз.

Прошин кивнул «эвакуаторам» с «Востока». Ткнул браслетом на правой руке в терминал. НИС-панель с приветственным писком моргнула красным и крупным «4#3» – четвертый кубрик, третий ложемент. Белые панели коридора с красными поручнями – когда двигатели разовьют полную тягу, здесь можно будет ходить, а пока – что пол, что потолок – все едино. Аварийный шлюз, дверной проем кубрика. Внутри Рута, Алтай и парнишка из Краснодара Саша Ким, только поступивший в аспирантуру Института. Рута ругается – хотела лететь с мужем, но бездушный компьютер разместил Толика на три кубрика дальше. Саша хитро щурится.

– Ничего, – сказал Алтай, – потом поменяешься с кем-нибудь. Всех перетасовали.

Он подмигнул Ивану.

– Позвонить, что ли, – вздохнула Рута.

– Да все будет нормально, – сказал Прошин. – Я с Толиком поменяюсь.

– Правда? – обрадовалась Рута.

– Серьезно, – Иван уселся в ложемент, пристегнул ремни.

– Внимание, – раздался голос речевого информатора, – прошу пассажиров и экипаж занять места согласно расписанию. Плюс пятнадцать минут.

– Давайте обзор включим, что ли, – сказал Саша.

– Они цепи тестят, – отозвалась Рута. – Вряд ли тебе дадут по сторонам разглядывать.

– Да, – вздохнул Саша, – не дадут.

Белые стены кубрика давили ожиданием. Саша расспрашивал Алтая про «Циолковского», оказалось, его направили к внешним планетам. Рута достала планшет и переписывалась с Толиком. Иван смотрел в потолок.

– Плюс десять минут, – объявила РИТа. – Приготовиться к закрытию шлюзов.

Заложило уши.

– Ваня, а ты знаешь, как тут обои включить? – спросила девушка. – Толик говорит, у них вид на океан.

– Да, с планшета можно, – Прошин достал устройство. – Вот, я в меню. Океан, тайга, весенняя степь… Что включим?

– Давай лес. Или степь лучше, а, Алтай?

– Без разницы, – сказал Жунусов. – Только чтоб не голые стены.

– Я слайдами пущу, – сказал Иван, и перед ними голубым и синим распахнулась гладь океана.

Возле дверного проема зеленел правильной формы островок.

– Ах, – сказала Рута, – вот где жить надо…

– Плюс пять минут, – ворвался в ее грезы голос РИТы. – Давление, температура на борту в норме, приготовиться к расстыковке.

Корабль явственно качнулся.

– Началось, – сказал Алтай.

Перед ними открывался вид на лесную чащу. Среди стволов вековых сосен в лучах солнца танцевали редкие пылинки, но все мысли людей, спеленатых в ложементах, были там, в безвоздушном пространстве, где щелкали замки шлюзов, окончательно обрывая связь модуля с громадой техцентра.

– Плюс три минуты, есть расстыковка, работают маневровые двигатели и двигатели коррекции, – провозгласила РИТа.

В невесомости быстро приучаешься чувствовать любое тяготение, организм словно тянет то в одну, то в другую сторону, хотя импульсы маневровых – крохи по сравнению с мощью маршевого двигателя.

– Плюс шестьдесят секунд, реактор вышел на расчетную мощность, зажигание маршевого двигателя.

Саша азартно смотрит на лица компаньонов. Ему все в диковинку, все интересно, да и никто не может остаться безучастным в такой момент.

– Тридцать секунд, есть зажигание, тяга стабильна, все системы работают нормально.

Прошин невольно вжался в ложемент. Перед глазами раскинулась равнина под синим небом, от края до края зацветшая маками, но все его существо превратилось в ожидание, и пламя, рвущееся из дюз, бушевало в самом сердце…

– Старт!

Глава вторая

Пепелац

Острова архипелага Королевы Виктории ожерельем диковинных камней протянулись по линии перемены дат Холтвистла. Самым большим островом считался расположенный в Северном полушарии Вхету тропический рай площадью почти двести тридцать тысяч квадратных километров. На участке суши размером чуть меньше Великобритании росли раскидистые леса, невероятной красоты цветы, водились диковинные зверушки, спокойно идущие на контакт с человеком, в кронах деревьев вили гнезда фантастически красивые птицы. Неглубокие лагуны вокруг острова, из-за коралловых рифов недоступные для океанских хищников, стали настоящим раем для серферов и дайверов. Здесь граждане Федерального образования отдыхали от трудов и забот, здесь селились пенсионеры – на Вхету приземлялись самолеты с Аккрингтона и Корк Си, на прочие острова ходили паромы, между клочками суши курсировали прогулочные яхты. Последние, впрочем, могли себе позволить только действительно состоятельные люди: водилась здесь рыбка размером с кашалота и прожорливостью с пиранью, проворная тварь, способная перевернуть средних размеров судно, методично заглатывая затем пассажиров, поэтому паромы и прогулочные суда больше напоминали канонерские лодки.

Острова поменьше числились заповедниками в федеральной собственности или со времен Первой посадки переходили из рук в руки как собственность частная. Заповедники – Ули-мол, второй по величине остров архипелага, и Кримсонсби, одинокая скала посреди моря – охраняли уникальную экосистему, сложившуюся в речном бассейне, и берегли покой колонии мясистых птиц с огромными клювами. Частные владения, словно пародия на человеческую цивилизацию, пестрили разнообразием. На Ошере построили небольшой отель для состоятельных гостей – трехэтажное здание красного кирпича, окруженное хижинами на сваях, утопавшими в зелени, фасадом смотревшее на живописную лагуну острова. Кучу денег вбухали, отсыпая дамбу, дренируя болото в центре острова и облагораживая берега получившегося озера – да вот беда, не нашлось на Холте столько богатеев, и теперь свихнувшийся хозяин всего этого великолепия привидением бродил среди ветшающих зданий. Фуццу находился во власти культа Всемилостивейшего Императора Всего Сущего. Император, импозантный старикан, повелел своим последователям носить шкуры животных, готовить пищу на огне и раз в месяц праздновать день единения со Вселенной, каковой день вычислялся Императором по фазам луны, а по сведениям из надежных источников – по степени готовности браги из плодов вьюнка, задушившего все прочие растения на острове. Жизнь культа сводилась к беспробудному пьянству и свальному греху, сам Император когда-то проворовался в снабженцах, умело спрятав свои художества. На орду бухариков с явным неодобрением смотрели представители основных конфессий, власти устраивали регулярные инспекции на острове, беспокоясь о здоровье народившихся детишек. Инспекции сопровождались медосмотром всех желающих, раздачей одежды (Фуццу лежал в умеренном поясе, и зима здесь нет-нет, случалась весьма суровая) и сухих пайков, завезенных еще с Земли – а в общем, никто не мешал людям жить как вздумается.

На островах Св. Агапита, Бро и Пон-де-Ла-Руз стояли частные усадьбы. Владелец острова Св. Агапита недавно отдал богу душу, и его единственная дочь, не найдя ничего лучше, устраивала в огромном доме шумные вечеринки, на зависть Императору. На Бро, холмистом клочке суши с редкой порослью деревьев и обильными пастбищами, расположилось ранчо, названное Анхелита по имени жены владельца. Здесь скрещивали диких жеребцов и кобылок, пытаясь из лошади Туя вывести вьючное животное для Холта, и, по чести сказать, делалось это больше из любви к разной животинке, чем из реальной потребности, но лаборатория при ранчо давала любопытные результаты, привлекавшие внимание Сената Федерального образования.

Когда отец Юджина Дадли купил остров Пон-де-Ла-Руз (очень может быть, что к сделке приложил руку Император Всего Сущего, тогда обычный клерк в Управлении снабжения), клочок суши площадью чуть меньше семидесяти тысяч квадратных километров намертво зарос тропической растительностью. Переплетенные кроны деревьев не давали садиться вертолетам, а к берегу не давали подойти заросли мангрового леса, кишевшие пресмыкающимися и насекомыми, присматривавшимися к странным двуногим существам на предмет съедобно/несъедобно. Вертолеты на поплавках садились в устье реки, стекавшей с заснеженных вершин потухшего вулкана в центре острова, катера с людьми пробирались вверх по течению до тех пор, пока не уперлись в мелководный исток речки, только там и найдя пригодный для временной стоянки участок.

Потом всю живность на острове уничтожили.

Лес корчевали бульдозерами, пресмыкающихся убили, животных вывезли на другие острова или оставили в зоопарке, названном не без претензии «Ноев ковчег». Подобное варварство не могло остаться незамеченным – память о подобных коллизиях на Земле заставляла руководство Колонии спешно отгораживать заповедники, ставить на учет живность на планете, и ректор главного вуза на Холте, Чарльз Симпсон, обрушился на семейство Дадли, клеймя вандалов в Сенате. Сенат колебался. На Пон-де-Ла-Руз прилетали одна за другой комиссии, привозя с острова противоречивые заключения, и несдобровать бы семейке, но тут Симпсон соблазнился смазливой первокурсницей и не сумел скрыть свои похождения. Разразился скандал на всю планету (всей планеты едва-едва миллион человек набирался), после чего ректор, крепкий семидесятилетний мужик, вполне способный прожить еще лет сорок, умер от переживаний. Дело замяли.

Теперь от первозданных зарослей не осталось и следа – редкие деревья высились над полем вечнозеленой травы, расчерченным сеткой гаревых дорожек. Устье реки раскопали, осушили болото вверх по течению, превратив трясину в большую заводь с пляжем и стоянкой для яхт. Здесь швартовалась «Куин Элизабет» – яхта Дадли, настоящий крейсер, способный выдержать переход через неспокойный океан Холта. У мостков стояли несколько моторных лодок, и на пляже валялись брошенные как попало гребные ялики да пара водных мотоциклов. Отсыпанная песком дорожка вела к длинному строению с жильем для прислуги, мастерской, складом и вольерами «Ноева ковчега». Перед усадьбой, огромным строением белого камня с колоннами и огромной лестницей, разбили поле для игры в мяч, отгородили детскую площадку с качелями и веревочным городком. Под ласковым солнышком легкий ветерок шелестел листьями деревьев, высаженных так, чтобы каждый уголок усадьбы согрелся под лучами солнца, а затем отдохнул в теньке.

Идиллия. Рай. Беда в том, что рай, расчерченный по линеечке, – это ад.

Обед подали в Белом зале. Горничные в закрытых коричневых платьях до пят и накрахмаленных передничках споро передавали тарелки, чашки и прочий столовый прибор на белую скатерть стола. Белые тарелки тончайшего фарфора в полной тишине, будто сами собой, заполнялись кушаньями, в высокие фужеры булькало вино для взрослых и свежевыжатый сок для детей. Подавали суп из чальсы, мясо апаи с гарниром из овощей, круглый год растущих на грядках, разбитых у подножья вулкана, салат с мясом угря, десерт. Розеточки с вареньем из темно-красных плодов кустарника барден, служившего живой изгородью в южных широтах, и лепестков тропического цветка жюви стояли по всему столу – это было любимое лакомство обитателей поместья, но дети не смели протянуть руку к посудинкам со сладостью: два мальчика в черных брюках, белых рубашечках и девочка в кринолиновом платьице с кружевами и бантом чинно наблюдали, как заполняются их тарелки, чтобы вслед за хозяином поместья приступить к трапезе.

Их мать, статная молодая женщина в блузке, соблазнительно вздымавшейся на груди, и белых брюках, внимательно наблюдала, как ведут себя дети. Черные волосы женщины удерживала золотая заколка с большим камнем, на груди вились сразу три золотые цепочки, и золотые же кольца тяготили холеные пальцы, нервно сжимавшиеся при каждом движении мальчиков.

Юджин Дадли сидел во главе стола. Задавая тон обитателям поместья, Дадли надел черные брюки свободного покроя, легкие туфли и белую рубашку, позволив себе закатать рукава. Легкий ветерок из полуоткрытого окна за спиной легонько трепал его седые волосы, ничуть не поредевшие к пятидесяти годам. Время выбелило его шевелюру, высекло морщины на лице и отступилось, оставив тело, словно скрученное из тугих жгутов мышц, полным энергии. Его прадед принимал Первую посадку – и умер от лучевой болезни, его дед строил Корк Си и Аккрингтон – и все силы отдал первым поселениям колонистов, его отцу доверили подписать план строительства Москвы и отдали в единоличное владение остров, закрыв глаза на устроенный человеком катаклизм – отец Дадли упал за борт яхты, загнав себе в кровь три кубика дряни, синтезированной из большого красного цветка, растущего на болотах вокруг Корк Си.

Наркотики Дадли презирал, полагая наркоманов законченными эгоистами, из любви к себе променявшими жизнь на дозу. Сквозь пальцы смотрел на шалости Марселя, самого старого ковбоя, любителя экспериментов с самогонным аппаратом, в День посадки надиравшегося в хламину. Напитки Марселя уважали все – даже мадам хозяйка прикладывалась к маленькой бутылочке с «коньяком»… Дадли пил вино. Бокал за обедом, для здоровья – любимым напитком хозяина была вода с ручья в тридцати километрах к западу. Там, среди нагромождения каменных плит, в окружении красавцев-рапангуанов пробивал дорогу бойкий поток с гор. Чистая ледяная вода – Дадли помнил рассказы деда, как на борту Платформы им приходилось отчитываться за каждый глоток воды, как ловили в тарелке с витаминизированным бульоном («Зеленый сойлент», – кривился дед) кусочки овощей и отправляли петицию Капитану, чтобы в жилых отсеках повысили содержание кислорода, потому что работа завода газовых смесей перегружала реактор. Энергию экономили – а в отсеках от недостатка кислорода синели дети. В поместье всегда питались обильно и вовремя. Везде стояли кулеры с бутилированной водой, и кара ждала нерадивую прислугу, если хозяин находил пустую бутылку или автомат оказывался без стаканов.

– Роберт, не вертись, – сказал Дадли ровно за секунду до того, как старший сын поддел под руку горничную с полным подносом и по залу пронесся грохот бьющихся тарелок, кружек, блюдец…

Девушка замерла под внимательным взглядом хозяина. Дадли мог отчитать провинившегося, методично перебирая все прегрешения, тихим голосом будто забираясь в подкорку. Мог наказать, лишив денежного содержания. А мог повелеть Марселю снарядить большую моторку – из тех, что для моря были слишком маленькие, а для реки слишком большие – и вывести несчастного на середину реки. На острове не осталось хищников, ядовитых насекомых или растений, но в реку откуда-то заплывали здоровенные змеи, и никак не получалось вывести маленького такого жучка, к настоящему моменту решившего, что человеческое тело может быть очень неплохим домом. Моторка выходила на середину реки, пассажиру предлагали доплыть до мостков с яхтой, преодолев течение и увернувшись от пресмыкающихся. На памяти девушки, выживших не было.

– Я жду вас вечером, – кивнул Дадли горничной.

Девушка торопливо закивала. Хозяйка поджала губы – Дадли не считал нужным скрывать интрижки со смазливыми девицами из обслуги. Разделение общества, сложившееся еще на Платформе, позволило одним купаться в роскоши и пользоваться неограниченной властью, другим, молчаливому большинству, как семья этой девушки, ставшей женой Юджина Дадли прямо с подиума конкурса красоты, довольствоваться крохами с барского стола. Как это часто бывает, амбиции молодой женщины привели в золотую клетку. Жить в ней противно. Вылететь страшно.

Взгляд Дадли обратился на сына. Мальчик съежился. Он уже видел.

– Встань, – негромко сказал его отец.

– Юджин… – начала было хозяйка.

– Когда я захочу услышать ваш голос – я так и скажу, – оборвал ее муж и продолжил, обращаясь к замершему по стойке смирно мальчику: – Я не понимаю, молодой сэр, почему ваша непоседливость нашла выход за обеденным столом. У нас есть поле для игры в мяч. Есть тренажерный зал. В чем дело?

Мальчик что-то пробормотал.

– Что? Я не расслышал вас.

– Я сожалею, – сказал Роберт Дадли.

– Ах вот как – вы сожалеете. Ну что же. Я не желаю сажать своего сына на хлеб и воду, не имею права подвергать вас истязаниям, поэтому наказание, кроме того, что позволит вам сбросить лишнюю энергию, послужит вашему физическому развитию.

Мальчик бросил взгляд на мать, но та уставилась в тарелку с салатом.

Мальчик бежал по гаревой дорожке. Красновато-коричневый материал, разделенный белыми линиями на участки равной ширины, четырехсотметровым овалом ограничивал поле для игры в мяч и детский городок. Светило солнце. Дул ветер.

– Достаточно, – Дадли пришлось повторить команду, повысив голос: – Достаточно! Перейдите, пожалуйста, к упражнениям. И не останавливайтесь.

Семейство переместилось на детскую площадку. Здесь у стартовой линии поставили стол, стулья, на белоснежной скатерти расставили розеточки с вареньем, конфеты, прочие сладости и графины с соком и вином. Две горничные стояли возле тележки со снедью и посудой.

Мальчик тяжело дышал. От бега, от солнца он раскраснелся, и если бы не съеденное за обедом, легкая пробежка стала для него удовольствием. Но удовольствие в планы Дадли не входило.