Адресованное послание

Послышались громкие голоса – и в харчевню вошли два стражника. Ещё молодые, но уже проявившие себя на службе у наместника. Об этом говорили короткие доспехи без рукавов из кожи редкого носорога, илога. Поскольку кожу этого носорога не брала игла, она не имела застёжек. Умельцы прорубали отверстия для головы и рук тяжёлым топором, выделывали шкуру особым способом – и она приобретала прочность железа. Узкие загнутые пластины-наплечники спасали от рубящего удара меча, а колющим оружием пробить шкуру было просто невозможно. Стоил такой доспех дорого, но и служил долго (и не одному хозяину).

Тот, что постарше, с густыми чёрными усами, был заметно навеселе. Две синих полоски напротив сердца (цвет нынешнего наместника) говорили о том, что служит он второй срок, то есть – вторые пять лет. Окинув презрительным взглядом сразу притихших посетителей, он прошёл к стойке.

– Четыре утёнка, Сатик, и кувшин твоего вина. И побыстрее, у меня праздник сегодня!

Судя по всему, платить он не собирался. Сатик обвёл взглядом харчевню, ожидая поддержки. Однако спорить со стражниками никому не хотелось. Люди, ещё минуту назад похвалявшиеся друг перед другом своими подвигами, отводили глаза и делали вид, что всецело поглощены едой.

– Развелось дармоедов! – Хаара раздражённо отодвинул тарелку. – Поесть спокойно не дадут.

Стражник осклабился и направился, на ходу поправляя напоказ меч в ножнах, к столу, за которым сидел Хаара.

– Это ты мне, коротышка?

Хаара, вставший при его приближении, был на голову ниже, однако в плечах нисколько не уступал стражнику.

Хак!.. Кулак рыжего, казалось, только начал движение, а стражник уже летел назад к стойке, по пути пытаясь зацепиться за столы и сметая с них кружки, кувшины с вином, горячее мясо, щедро политое знаменитым соусом. Хак!.. Глухой удар потряс дубовую стойку; в последний момент стражник всё же успел извернуться и, убрав голову, встретил крепкое дерево плечами. Хак… Стражник выплюнул с кровью полдесятка зубов, но в его потемневших от боли глазах не было растерянности. Расхлябанный страж правопорядка, упавший на заплёванный пол, исчез, его место занял воин, готовый бороться до конца.

Тем временем второй стражник, скрестив кисти рук, душил Хаару его собственным капюшоном. При бычьей шее и невероятной физической силе, тому никак не удавалось освободиться от захвата. Он хрипел, лицо налилось бурой кровью; и, судя по всему, пришлось бы ему несладко, если бы не Умлат. Обсосав с невозмутимым видом утиную косточку, сухопарый неторопливо сломал её и молниеносным движением воткнул в голый локоть стражника. Тот открыл рот, но болевой шок на мгновение опередил готовый вырваться из его горла крик. Парень осел и медленно завалился на бок под ноги Хааре. Умлат развернулся вполоборота и расслабленной кистью левой руки, как пятиконцовой плетью, хлестнул по глазам первого стражника, успевшего перевести дух и молча нападавшего с тяжёлым ножом в руке. Тот выронил нож, схватился за лицо и упал на колени, застонав отчаянно и безнадёжно.

За дверями еле слышно звякнуло оружие. Хаара перехватил взгляд Сатика и ринулся к стойке, за которой была потайная дверь. Умлат последовал за ним.

Множество глаз проводили двух приятелей до дверей из таверны, и только две пары, для которых стена строения не являлась преградой, видели, как они, выбежав из харчевни, пересекли неширокое открытое пространство заднего двора и исчезли в густых зарослях кустарника. Одна пара глаз принадлежала молодому колдуну, не сделавшему за последние полчаса ни единого движения, вторая – женщине, одетой в серый дорожный костюм для верховой езды и сопровождаемой странного вида слугой. Обрезанные уши и нос не оставляли никакого сомнения в его каторжном прошлом и говорили, как минимум, о двух побегах. Чуткие пальцы урода, лежавшие на поясе, за который были заткнуты два десятка метательных ножей, и особое вопросительное выражение остановившихся широко раскрытых глаз говорили посвящённому, что, получи он приказ – и оба беглеца были бы остановлены. Но приказа не последовало, и пальцы остались без работы.

В харчевню вошёл отряд, все – в форме городовой стражи. Ими руководил бритый кареглазый человек с небольшими седыми усами, в одежде без знаков различия. Жёсткие складки у губ, скупые уверенные движения явно свидетельствовали: человек привык к тому, чтобы его приказы выполнялись без промедления. Жестом он оставил двух человек у входа в харчевню. Так же жестом отправил двоих перегородить выход в заднюю дверь.

После этого бритый сел за стол, откуда был виден весь зал, и, выдержав паузу, произнёс:

– Нападение на людей наместника равносильно нападению на самого наместника. Неоказание помощи людям наместника равносильно неоказанию помощи самому наместнику. Выйдет отсюда тот, кто докажет преданность делу наместника.

Пауза, повисшая в воздухе, оказалась до неприличия короткой.

– Хозяин наверняка знает одного из бандитов, рыжего. Этот рыжий и затеял драку, – вялогубый мужичишка в потёртой одежде заискивающе стёр со стола, за который уселся бритый, хлебные крошки. – Я могу уйти?

Бритый кивнул:

– Уходи.

Ручеёк людей (один за другим) потянулся к столу бритого. Кто-то во весь голос, а большинство шёпотом вспоминали различные детали недавних событий. Бритый, морща лоб, складывал из этой мозаики в своём мозгу цельную картину. Наконец в уже полутёмной харчевне остались, помимо стражи, колдун с собакой, Тина со слугой и полумёртвая от страха девчонка-поломойка. Сатика увели раньше, так же как и двоих раненых стражников. Бритый дёрнул подбородком – и девчонка опрометью кинулась в двери, пискнув напоследок слова благодарности.

Бритый усмехнулся:

– Собственно, мне давно всё ясно, но надо же было дать верноподданным выразить свои чувства. А вы почему медлите?

И его взгляд без всякого выражения остановился на женщине.

– Меня зовут Тина. А это мой верный слуга Ибес. Мы зашли незадолго до вас и мало что видели.

Бритый покосился на слугу, на его пояс с ножами.

– А что же ваш верный слуга не попытался остановить преступников?

– Ну что вы! Ибес мухи не обидит без серьёзной причины.

– За что же он таскал кандалы да ещё дважды пытался уйти от наказания?

– Если быть точным, то трижды, – на самом донышке глаз Тины метались весёлые искорки.

– А, так у него ещё и языка нет, – бритый наконец понял, что над ним насмехаются. – Придётся вас задержать. Обоих. Возможно, ваш слуга тоже из этой шайки.

– Не получится.

Тина улыбнулась, вздохнула и, вытащив из кармана синюю квадратную картонку, положила её на стол. Бритый некоторое время оторопело смотрел на предъявленный документ, затем повернул голову в сторону колдуна:

– А ты тоже ничего не видел?

– Я путешествую из края в край. В каждом свои законы и порядки. Было бы странно, если бы я начал вмешиваться в дела кого бы то ни было без ясного представления о них.

– Ну так я тебя арестую, чтобы ты смог разобраться в этих делах! Я уж об этом позабочусь.

– Не получится, – Тина уже без улыбки положила на стол перед бритым ещё одну картонку, уже фиолетового цвета. – Я забираю его под свою ответственность и свидетельствую, что он не замешан в этом деле.

Лицо бритого исказилось. Он рванул верхнюю застёжку на одежде и, сдерживаясь из последних сил, прохрипел:

– А я вас уверяю, что обязательно доведу до сведения наместника, каким сомнительным личностям он даёт свои охранные грамоты. И не было ещё случая, чтобы он ко мне не прислушался. И берегитесь меня отныне. Кто бы вы ни были – берегитесь! Моё имя – Корлис. Запомните его, если не слышали!..

В звенящей тишине Тина забрала со стола бумаги и вышла из помещения. Колдун с собакой последовали за ней. Последним покинул харчевню Ибес…

– Вы действительно предъявили настоящие документы? – полюбопытствовал колдун, отойдя с десяток шагов от харчевни.

– Где бы я их взяла?..

– Я так и подумал. Но сделано было мастерски! Тем более, что вы, скорее всего, никогда не видели настоящих бумаг и выковыривали сведения из головы этого Корлиса. Кстати, кто он такой?

– Начальник тайного сыска наместника. Если бы я знала, что это он, я вела бы себя менее легкомысленно. А вы откровенны…

– Ну вы же не ради утёнка сюда явились. Мы можем значительно сэкономить время, да и вам не надо будет придумывать причину, из-за которой вы рисковали, забирая меня из лап тайного сыска.

Тина замедлила шаг и, повернув голову, вгляделась в колдуна. В сумеречном освещении его лицо вовсе не казалось больным или измождённым.

– Как вас называть?

– Тейрис.

– Тейрис?

– Я думаю, звучит ничуть не хуже, чем, скажем, Тина.

– Действительно, не хуже…

Аллея перед домиком Тины была подсвечена мириадами светящихся насекомых.

– Рискнёте остановиться у меня?

– А сколько времени нужно Корлису, чтобы связаться с наместником?

– Почтовым голубем – два дня. Но что он ему напишет? Что потерпел неудачу в попытке задержать двух разбойников? Нет, Корлис не таков. И пока у него не будет реальных достижений, он ничего писать не будет.

– А они действительно разбойники?

Тина замедлила шаг. Во взгляде Тейриса не читалось ничего кроме простого любопытства.

– Откуда же мне знать? Любой человек, не подчиняющийся властям, почти наверняка – разбойник.

– В таком случае, с удовольствием воспользуюсь вашим приглашением, – несколько непоследовательно заключил колдун.

Пёс не стал входить под зелёные своды, нависшие над аллеей, и улёгся поперёк дорожки. Тейрис нагнулся и, положив руку на шею пса, произнёс, не особенно понижая голос:

– Если нас и захотят отравить, то не сегодня.

Глава четвёртая

Шоколадный кролик нервно косил агатовыми глазами, поджимая уши. Розовая ленточка, повязанная ему на шею одним концом, заканчивалась бантиком на другом, перекинутом через ветку и обхватывающим ствол засыхающего дерева, стоявшего на берегу пруда. Две маленькие собачки (результат длительного генного эксперимента) сидели перед кроликом и блестящими глазами, сквозь кудряшки шерсти на мордах, пытались определить «иерархию» этого не виданного прежде в их мире существа. Полузадавленный искусственным отбором инстинкт подсказывал им, что перед ними жертва, однако размеры этой потенциальной жертвы внушали уважение; и собачки, на всякий случай, синхронно виляли хвостами и тихонько потявкивали, пытаясь привлечь внимание хозяев, чтобы по их реакции определить своё дальнейшее поведение.

Гомон отдыхающих людей, катавшихся на прогулочных лодках по пруду, сливался со щенячьим восторгом ребятишек, бегавших по берегу, и действовал усыпляюще.

Керим сидел на скамейке, полуприкрыв глаза от блестящего солнца, и отличался от других, быть может, лишь редким для этого города смуглым цветом лица. Он не понимал, чем его притягивает этот город. Керим посещал его с периодичностью в тридцать-сорок лет. Земных лет. И разгадать причину своего очарования пока не смог.

Но в последнее своё посещение он встретил её, Лану… Керим тогда свернул с набережной и пошёл в глубь асфальтово-каменных джунглей. Начинал накрапывать мелкий дождь. Город был непривычно грязен и угрюм. И вот, выходя из арки на довольно широкую улицу (Керим не запоминал названий, они ему ничего не говорили), он почувствовал локальное уплотнение в пространстве. Кто-то явно использовал гораздо более широкий диапазон частот, чем тот, который был доступен обычному человеку. Ни разу до этого Кериму не представлялся случай встретить здесь человека со способностями выше средних, и он уже начал думать, что таковых нет вовсе.

«Кто-то» на поверку оказался девушкой лет восемнадцати. Невысокого роста. Светлые и, видимо, длинные волосы скрывались за поднятым воротником чёрного пальто. На голове, в тон пальто – берет. Руки засунуты в карманы и, судя по всему, сжаты в кулаки. Напряжённый взгляд через дорогу.

На противоположной стороне улицы добротно одетые мужчина и женщина, взяв за руки девочку лет пяти, шли к припаркованному у магазина автомобилю. Вполне идиллическая картинка: отец и мать купили дочери подарок (мужчина нёс большую коробку с нарисованным на её крышке тигром) и собираются уехать домой.

Керим подстроился под зрение девушки. Ага! Над машиной, к которой подходила ничего не подозревающая и счастливая семья, висели три дымчато-чёрных креста. Два больших – над передними сидениями, и один поменьше – над задним. Керим знал значение этих символов: поскольку знаки висели над машиной, почти наверняка – автокатастрофа. Когда? Он посмотрел на людей в другом слое реальности.

Да, серые копошащиеся мешки уже затянули мужчину и женщину до переносицы. Значит, не более сорока минут. У девочки мешок доходил до груди. Она переживёт своих родителей часов на семь-восемь. Керим знал, что серые мельчайшие твари, создающие иллюзию мешка, сойдутся на темени обречённых не раньше, чем выпустят оттуда сгусток энергии, и лишь после этого войдут в тело. Небесный регистратор, имя которому «закон», измерит параметры сгустка и поместит его в капсулу. И будет он находиться там до тех пор, пока на этой планете (или на какой-нибудь другой) параметры сгустка не совпадут с параметрами потенциальных родителей. И чем совершеннее человек, тем дольше ему ждать последующего воплощения. Если вообще дождётся…

– Девочка чувствует…

– Что? – Керим вздрогнул.

– Она не хочет садиться в машину.

Керим снова перевёл внимание на другую сторону улицы.

– Да что с тобой сегодня? – женщина была близка к отчаянью. – Кирилл, ну что ты молчишь? Нам нельзя опаздывать, слишком многое зависит от этой встречи!

– Действительно, – голос отца звучал менее уверенно, – опаздывать нехорошо…

– Давайте поедем на троллейбусе, – девочка канючила уже безнадёжно, – или на метро…

– Сейчас же перестань капризничать. Ну! Возьми себя в руки!..

– У неё хорошие задатки, – девушка повернула к Кериму блестевшее под дождём лицо. – И нас не так много…

– Нас?

– Одна я на это не решусь. Слишком дорого платить. Но вы, кажется, сильный и добрый.

От такого дикого предположения на свой счёт Керим неожиданно закашлялся.

– Хургада или Шарм-эль-Шейх?

– Что?

– Вы же только что из Египта. Вас загар выдаёт. Специфический. И сразу в наш климат. А к шарфу не привыкли. Вот уже и закашляли, – незнакомка подняла ему воротник и застегнула верхнюю пуговицу на куртке. – Ну так что, есть у вас план?

– План?..

В таком идиотском положении Керим ещё никогда не был.

– О господи! Вы же не такой тупой, как выглядите, я же чувствую! И я ни разу не ошибалась. Время уходит…

– Время ещё есть.

«Время ещё есть» – эту фразу рефреном произносил охотник на вампиров, герой фильма, отсмотренного Керимом накануне вечером в целях «культурологического освоения» среды обитания. После очередного повтора Керим покинул кинозал, не в силах больше выносить подобную чушь. И вот, пожалуйста…

– Ветер… Давайте зайдём в кафе.

– Только за ваш счёт, я сегодня не при деньгах, – Керим был раздражён и не считал нужным это скрывать. Всё-таки она как-то ухитрилась вытащить из него намёк на возможную помощь.

– Боже мой!.. Ну конечно – за мой счёт. Это же я втянула вас в эту историю, когда вы торопились по очень важным делам.

Керим подозрительно посмотрел на девушку, но прочитать в её светлых глазах ничего не смог, а включать «дополнительные возможности» посчитал ниже своего достоинства.

В кафе оказалось удивительно уютно. И тепло. Физиологически погода не имела для него никакой разницы, но ощущение комфорта связывалось с теплом. Возможно, своё детство он провёл в мягком климате. Керим не знал места и даты своего рождения, не помнил родителей (или хотя бы кого-то из родственников). Несколько раз он пытался добраться до своей детской памяти, но каждый раз весьма ощутимо получал «по зубам», пока не понял, что этот период жизни от него плотно закрыт, и бросил попытки узнать о своём прошлом.

– Чай? Кофе?

Электрический свет глянцево поблёскивал на влажной правой щеке девушки. Левая, подсвеченная из окна пасмурной мутью, казалась матовой.

– Чай. И лучше – китайский, что-нибудь из Чжень Ян.

– Приходилось бывать в Китае?

– Приходилось…

– Я не была, хотя изучаю китайский. Давайте остановимся на чае «Пуэр». Здесь он хороший. Меня зовут Лана.

– Керим.

Это имя он вычитал утром в газете, которую просматривал пожилой господин в метро, и решил, что оно ничуть не хуже полусотни других его имён; тем более, что тип лица этого неизвестного Керима отдалённо напоминал его собственный.

– А фамилия у вас, конечно, Керимов, – не удержавшись, съязвила Лана, отбрасывая за спину прядь действительно длинных волос.

– Я вас покину на пару минут. Подстрахуйте, чтобы я не отвлекался.

– Помочь? – Лана сразу посерьёзнела.

– Не нужно. Вы своё дело сделали.

Керим прикрыл глаза. Огоньки жизни трёх человек мерцали отчётливо и тянулись за легковой машиной зеленоватыми пульсирующими хвостами. Они продолжались и перед машиной, но уже в виде множества неясных шевелящихся прядей. Керим посмотрел в ближайшее будущее: поворот… встречный грузовик… удар… постепенное угасание огней на двух линиях. Он проследил за третьей, после чего ненадолго вернулся к легковой машине.

– Чему вы улыбаетесь, Лана? – он впервые обратился к ней по имени.

– Пока вы… м-м-м… улетали, приходил официант.

– Да, я слышал, он тут стучал чашками.

– Ну вот! Официанты гордятся тем, что сразу определяют тип отношений между клиентами. А мы поставили его в тупик, и он этим мучается… Ну, что там?

– Через двадцать минут её привезут в больницу. Это недалеко. Через арку, потом дворами, минут десять ходьбы.

– Тогда допиваем чай и вперёд! – Лана рассчиталась с подошедшим официантом, чем привела его в состояние, близкое к ступору. Сидевшего за столиком мужчину можно было отнести либо к разряду успешных бизнесменов, либо криминальных авторитетов. Но ни тот, ни другой не стали бы пользоваться кошельком стильно одетой, но явно небогатой девушки.

– Бедняга, – неискренне посочувствовала Лана, выходя из кафе.

…В арке четверо крепких ребят в возрасте чуть за двадцать пили пиво из жестяных банок.

– Девушка, – один из них, здоровяк в короткой чёрной куртке, с подпухшими то ли от бессонницы, то ли с похмелья глазами, заступил им дорогу. – Пошлите вы на фиг вашего нацмена, выберите кого-нибудь из нас.

– Что такое нацмен? – Керим не торопился приходить на выручку девушке.

– Не что такое, а кто такой. Это ты, значит, – более определённо высказался парень, по-своему истолковав сдержанность Керима.

– Это оскорбительное выражение, относящееся к людям не основной в данной местности национальности, – подала голос Лана.

– Да? И что же здесь оскорбительного? Больше не значит лучше, – Керим задумчиво смотрел куда-то сквозь арку.

Лана осторожно тронула его за рукав:

– Мне кажется, в этом нет необходимости.

– Эй! Вы про что? – парень в куртке обалдело хлопал глазами.

– Я должен извиниться за своего товарища, – вперёд протиснулся, оттеснив здоровяка, явно главарь четвёрки, худощавый, с подвижным лицом и цепким взглядом. – Бездельничаем с утра, вот и тянет на общение.

Ударом кулака в грудь он остановил здоровяка, пытавшегося вновь вклиниться в разговор.

– Ещё раз извините.

Дождавшись, пока мужчина с задумчивыми тёмными глазами и взявшая его под руку светловолосая девушка выйдут из-под арки, главарь обессиленно сел прямо на асфальт.

– Ты чего, Лёха? – здоровяк присел перед ним на корточки, придерживая за плечи. – Заболел?

– Ты же не был полным дубарём, Звонарь! Помнишь, учитель показывал «ветер смерти»?

– Ну, что-то такое помню…

– Вот это «что-то» мимо нас только что прошло. Хоть бы не вернулось…

* * *

– Четыре жизни за одну?! Решили уравновесить хорошее деяние грехом принесения четырёх жертв? – Лана выдернула руку из-под локтя спутника.

– Не уверен, что мы с вами на пути, как вы выразились, хорошего деяния. Ответа я не получил. Это может означать и то, что этих четверых было просто недостаточно. Вы поймали меня на слове, вот и всё.

– Слово мага – честь мага?

– Это, кстати, много серьёзнее, чем вам представляется.

…В вестибюле больницы к ним тут же подошёл пожилой человек со «щёткой» седых усов:

– Вы по поводу девочки? Очень тяжёлое состояние. Без сознания. Очевидная закрытая черепно-мозговая травма. Точнее сказать не могу: оборудование, извините, на ремонте. Мы её положили в отдельный бокс. Пойдёмте, я вас провожу.

Бокс представлял собой маленькое помещение, отделённое от других (подобных этому) перегородками из зелёных стеклоблоков. Деревянная кровать занимала едва ли не половину комнатки. Крохотная фигурка почти не угадывалась под одеялом. Левая рука, с синей веточкой вен, примотана бинтом к продольному щиту кровати. От иглы, воткнутой в веточку, тянулась к капельнице прозрачная трубочка системы. Правая рука обвита вокруг туловища большого мягкого тигра.

– Вот, пришлось примотать, – врач извиняющимся жестом указал на бинт. – Кое-как отодрали от игрушки.

Керим сел на кровать и положил левую руку на грудь девочки. Та открыла глаза.

– Я тебя помню, – прошептала она. – Ты был в машине и сказал мне лечь на сиденье…

Слова скорее угадывались, чем слышались в её шепоте.

– А оживи мне тигра… Пожалуйста…

– Ну как же я его оживлю?

– Не обманывай! Я видела, ты ему что-то сказал. И когда я легла на сиденье – он прыгнул мне на грудь.

– Сами видите, – врач огорчённо развёл в стороны руки. – Сделаем всё, что сможем.

Керим прикрыл веки и, положив правую руку на лоб девочки, посидел некоторое время в задумчивости.

* * *

– Фёдор Антоныч, а эти к кому приходили? Без халатов. Да и пропуска я никому не выписывала, – полная женщина с тетрадкой в руках озадаченно поднялась из-за стола.

– Валентина Ивановна, ну откуда я знаю?! Тут всё время ходят какие-то… Вы займитесь лучше своими прямыми обязанностями.

* * *

– Действительно способная девочка, – Керим облокотился на перила моста и смотрел, как убегает под него серая вода.

Лана, стоявшая спиной к ограждению, обернулась:

– Вас что-то смутило там, в палате? Что-то не так?

– Всё не так. В веере возможного развития событий я рассматривал, естественно, варианты с наибольшей степенью вероятности.

– И что?

– А то, что реализовался вариант с почти нулевой вероятностью, в котором уже было заложено моё вмешательство. Иными словами, она всё равно должна была умереть.

– А ваш поход в больницу…

– А мой поход в больницу не должен был состояться ни при каких условиях. Вообще. На это нигде нет даже намёка. Или я почему-то его не нашёл.

– И что теперь?

– Не знаю. На всякий случай я заблокировал ей память. Спрятал в той части мозга, которой она никогда не будет пользоваться. Теперь у неё нет прошлого.

– То есть её могут искать? Кто? Может, лучше было совсем стереть?

– Стереть совсем ничего нельзя. Можно разобрать информацию на кубики и разбросать по Вселенной. Но то, что можно разбросать, можно и собрать. Это посложнее, чем найти иглу Кощея, но можно.

– Вы и про Кощея знаете?..

– А почему я не должен об этом знать? – Керим посмотрел в глаза Лане. И смотрел до тех пор, пока девушка не отвела взгляд. – И давно вы догадались?

– Ещё там, у машины. Вы смотрели через улицу и погрузились во что-то своё. И я рискнула… У вас метаболизм не тот или ещё что-то, я не поняла…

– И вы решили сыграть роль способной привлекательной, чуть-чуть беспомощной женщины, которой так и тянет помочь. А для усиления привлекательности напрямую подключили свою свадхистану к моей.

– А что мне оставалось? Что вам до какой-то маленькой девочки?! Да и вообще вы привыкли скорее отнимать жизни, чем дарить их, – лицо девушки порозовело. – Я не думала, что вы заметите. Обычно на таком уровне, как ваш, об азах забывают. Да и вообще – вы каменный.

– Те искры, которые вы, замыкая кольцо, сыпали из ваших сосочков на мою бедную грудь, прожгли бы и камень, – Керим откровенно усмехнулся. – И потом, не такой уж я каменный. На моём, как вы выразились, уровне почти исчезает разница между контактом физическим и энергетическим. Так что я всё теперь знаю про ваши «складочки» и «потаённые места».

– Ты!?! Ты воспользовался, – лицо девушки уже пылало. – Это!.. Это нечестно!

– А толкать меня на нарушение закона – честно?..

– Ты монстр! Посмотри на себя!.. Ты даже смеяться не умеешь, какие-то судороги на лице…

Лана запнулась и прикусила губу.

– И чего ты замолчала? Боишься, что я превращу тебя в мышь?

– Ничего я не боюсь…

– Ладно, поскольку я вынужден покинуть твоё гостеприимное общество, слушай меня внимательно. Первое: раз уж ты решила забрать её из больницы, сделай это до утра. Запись в книге приёма больных – убери. Сможешь?