Дорогой скорби: «Долиною смертной тени»

– Чой-то?

– Это понятийный словарь. Посмотри хоть немного, подучись, а мне нужно идти искать Варкут’нель-Гайна.

Только парень собрался покинуть комнату, как дверь открылась и на её пороге показался мужчина, укутанный в плащ с капюшоном и тёмный балахон. Он сделал шаг вперёд и

– Учитель, – почтенно склонил голову эльф. – Куда вы ходили?

– Посмотреть, что в городе творится, с людьми поговорить, да узнать, что творится в граде сем.

– И что же тут мутиться? – спросил гоблин. – Кого будем мочить?

– Никого, – сдержанно ответил Варкут’нель-Гайн. – Царь этого града впал в ересь поклонения Ильгамешу, и того, кто стоит за ним. Нужно с ним потолковать, убедить, чтобы он отстранился от этого, чтобы вернуть народ к вере истинной.

– Понимаю, – согласился Азариэль, только эльф не совсем полностью разделяет мотивов учителя; парень уже сталкивался с тьмой, уже воевал с ней и знает, к чему может привести эта зараза; Далёкие образы сражений с Люцием дают знать, что будет, если оставить всё это.

Ради этого мира, ради того, чтобы он сохранился Азариэль готов идти до конца. Он уже ощутил милость Единого к нему, когда парень пришёл побитый и душевно-израненный в тот «дом» на юге Коловии.

– Что ж, учитель, вы правы. Если оставить это, то мы можем получить центр даэдрапоклонничества.

– А зачем нам всё это? – раздался голос Крога. – Балакать ещё с кем-то? Найти нужных да набить им мордахи, чтобы неповадно было. Чего с верой-то таскаться?

– А затем, что только царь, без вмешательства Империи, может разобраться с ильгаметянами, – пояснил Азариэль.

– Крог, раньше в древние доалессианские времена Коловия и прилегающие к ней территории были регионом, который уступал по ревности служения Единому, только восточному и центральному Сиродилу во времена Империи Алессии. И место, на котором вырос этот город, не исключение, – раздались тяжёлые речи Варкут’нель-Гайна. – Потом, когда орден Алессии пал, народ впал в поклонение множеству богов, отвратившись от Единого.

– Ладно-ладно, я только спросил. Чего пафоса столько наводить? – гоблин сложил лапы на груди и задрал голову. – Ну что, когда начинаем?

– Во дворец? – Азариэль обратился к учителю.

– Да, пойдём.

Трое поспешили покинуть таверну, заперев комнату и проплатив её ещё на одни сутки. Там, за пределами прохлады заведения Азариэль встретился с тёплым ветром этих мест, ступил на чёрно-серую плитку и узрел славу города днём.

– И куда нам топать? – возмутился гоблин.

– Идёмте, – повёл их за собой Варкут’нель-Гайн. – Я покажу дорогу.

Азариэль и гоблин пошли за фигурой в тканевой одежде, которая слегка поддаётся ветру и вьётся под его напором. Молодой эльф, повидавшие многие города Сиродила был в Хай роке и Валенвуде, изумляется смотря на здешние постройки, ибо в хаммерфелльских городах не бывал, а тут перед ним столица целого владения провинции песка, пустынь и ятаганов. Только одно тут смущает – практический каждый горожанин считает должным уставиться на гоблина в штанах и чёрном камзоле… и действительно – мирный представитель этой расы, живущей не в пещере – большая редкость.

Глаз радует обилие различных строений, ибо тут попадаются и некрашеные квадратные грубые постройки из глины, и их собратья по формам, только с расписными золотисто-алыми, синими и ярко-зелёными фасадами, и утончённые с изысканными формами хаммерфелла роскошные дома и магазины.

Ухо ликует от оживлённости городской жизни. Здесь слышаны зазывания уличных торговцев, которые желают, чтобы каждый прикоснулся к их товару и купил его. Азариэль только может представить, какие вещи продаются в закрытых магазинах, если тут, на прилавках он взглядом цепляет сухие травы, сверкающие стекляшки в которых плещутся зелья, оружие, приправы, набившие мешки, и ещё много чего интересного.

Но не только крик торговцев и здания могут привлечь ухо и глаза, ибо на какой-то из маленьких площадей Азариэль увидел настоящее представление группы актёров, которые исполняли сложный гимнастический номер, факиры поливали всё перед собой огнём, а музыканты за пару монет воспевали славные дни правления царя или же пускались в вихрь инструментальной музыки.

Тут и там Азариэль видит смуглых людей – некоторые совсем темны, а кто-то достаточно светел, ходящих по улицам – кто-то просто гуляет, а кто-то спешит выполнить рабочее поручение. На них лёгкие наряды – лёгкие светлые штаны свободного покроя, туники, свободные рубахи и иногда роскошные платки. Тут встречаются эльфы, но намного меньше, чем редгардов.

Люди тут выглядят воодушевленно и прекрасно – кареглазые темноволосые девушки ходят с подведёнными глазами и румянцем, от мужчин исходит запах цветочных духов. Запахи настолько концентрированы, что у Азариэля защипало в носу от песни ароматов лаванды, горноцвета, лилий и яблок.

– Какой же смрад! – крикнул гоблин, зажимая нос. – Эх и где тут запахи рыбки солёной, или родной пропавшей крысы!

– Крог прав, – тихо сказал Варкут’нель-Гайн. – Духи и косметика – весьма дорогие вещи, чтобы ими сразу воспользовалось столько людей.

– Что вы хотите этим сказать? – Азариэль сравнялся с Варкут’нель-Гайном, обогнав пару человек на дороге. – Многие народы красятся и малюют себя.

– Слеп ты ещё, отрок. Воззри внимательно и увидь, что нигде в Тамриэле так не поступают. Духи и много косметики для этого региона трудновато отыскать. Тут есть зерно ритуалов, не всё так легко.

– Вы считаете, что это сюда завезли культисты Ильгамеша? Но откуда и зачем?

– Одно могу сказать, смердит от них страшно, – завыл гоблин. – Жуткая бодяга.

Азариэль в недоумении продолжил путь. Ничто не говорит о поражении города заразой, которая могла бы его разъедать, даже проповедников в чёрном пока не видать. Странные подводки глаз и духи – вот что беспокоит парня, рождая массу вопросов – для чего всё это нужно и где это производиться. Не может же быть просто так всё это сделано, и если у культистов есть цель для всего этого, то какова она.

Пройдя ещё насколько метров по оживлённым тёплым улицам, Варкут’нель-Гайн остановился и оперившись на посох задумался. Парень обеспокоился по учителю и вопросил:

– Что-то случилось?

– Знаешь, Азариэль, – странно легко, без тяжести в гласе, прозвучали слова, – я давеча утром зрел какую-то черноволосую северянку в компании норда… мне они показались очень странными для этих мест. Да и от неё сильно пахло розой.

– Учитель? – душа Азариэля «задрожала» вместе с речью. – Что вы хотите сказать?

– Знаешь, ступай на площадь возле ордена Золотой гробницы. В ту сторону удалялись те два человека.

Азариэль встал как оглушённый, не понимая, зачем ему Варкут’нель-Гайн ему это сказал. С одной стороны, парень безмерно рад снова встретить её… ту, которая его спасла от смерти, вытащила его из тюрьмы, проливала кровь в битве с культами, и запала в его сердце в Вейресте. Он до сих пор не может забыть её приятный аромат духов розы, не может разглядеть в сознании её прекрасного лика.

Парень захотел снова обратиться к учителю, но вместо него нашёл лишь пустое место, Варкут’нель-Гайн скрылся в толпе, ушёл за белые дома и вместо него лишь редгарды.

«Зачем?» – этот вопрос повис в уме Азариэля. – «Но ведь это может быть совсем не Лира, и что это за второй норд рядом с ней?».

– Гоблин, – Азариэль бросился к Крогу, который рассматривает один из домов, заворожённо пожёвывая солёную рыбу, которую стащил в таверне, – ты можешь найти аромат розы в городе?

– Розы-шмозы? – вопросив, Крог доел рыбу. – Да я в Анвиле у порта как-то нюхал эти поганые цветочки. Знаешь, настоящая амброзия – это аромат только что зажаренной крыски.

– Так сможешь?

– Попробую.

Азариэль бросился за Крогом, который выставив нос, рыщет, как ищейка, став углубляться куда-то в город. Обнюхивая практически каждого жителя гоблин очень быстро перешёл к чёрно-серым плиточным улицам и фасадам зданий. Горожане и раньше с удивлением оборачивались, завидев цивилизованного гоблина, но когда он стал рыскать, они эльфа с Крогом стали обходить стороной. Стражники, облачённые в лёгкие хаммерфелльские одежды, укреплённые панцирем из кожи, обмотанной в ткани, вооружённые копьями и щитами, с опаской посматривают на то, как гоблин большим носом втягивает местный воздух при этом вынюхивая каждого

– Кхе-кхам! – стал кашлять Крог, побивая себя в грудь. – Если я здохнусь тута, с тебя кхе-кхам, пойло и кхе-кхам и закуска.

– Да хоть стая крыс, – с нетерпением пообещал Азариэль.

– Лов-кхе-кхе ловлю на слове!

Они продолжили идти, медленно обходя улицу за улицей, пока не вышли к одному из хорошо устроенных городских зданий. Это высокое трёхэтажное прямоугольных очертаний строение, сложенное из камня, облицованное притемнённым мрамором, имеющее на фасаде украшение в виде златых и бирюзовых прямоугольников. Перед деревянной дверью висит тёмно-зелёная вывеска, а ещё дальше виднеется тёмная статуя воина, держащего копьё.

– Н-с-с-с, – с жутким сопением втянул гоблин воздух, набив полную грудь и с разочарованием закончил. – Усё, нет больше розы-шмозы.

Как нет? – удивился Азариэль, встав возле здания и смотря на то, как люди оглядываются на них, не скрывая удивления.

– Ну, вот так вот. Чё ты от меня хошь? Чтоб я телепортнул тя куда-нить по запаху? Не, я не колдун.

Уныние, тень печали коснулись Азариэля и он, уставший от этой погони за духами, присел на рядом стоявшую скамейку. Он понимает, что сейчас предаваться расстройству – не лучший момент, но всё же, упершись желтоватыми ладонями в глаза, он готов всплакнуть… Лира, её призрак, стоял рядом, но ушёл.

Внезапно, дверь отворилось и вышли три человека на палящее хаммерфелльское солнце. В первом Азариэль разглядел знакомое лицо нордлинга, обрамлённое золотистыми волосами. Он в неестественной для этого места одежде – стальной броне скайримского типа, замотанной в ткань, чтобы металл не жёг кожу, но голову его покрывают два плата светлых, за спиной болтается однолезвийная секира. Второй вышел среднего роста мужчина, с утончёнными чертами лица, аккуратной чёрной бородкой и усиками, прилизанный и имеющий на себе дорогую золотисто-пурпурную одежду, с чёрными туфлями. И последней вышла девушка. Черноволосая прекрасная нордка, облачённая в светлую роскошную одежду, которая явно не по карману обычной наёмнице. Красивое красно-белое платье из шёлка, поверх которого эфемерный плащ из лёгких нитей, покрывший тело. Чёрный волос локонами ложиться на плечи, на мир смотрит глубокий пронзительный взор, а прекрасное лицо на секунду обратилось к Азариэлю.

– Лира, – протянул эльф.

– Так вот кого ты рыскал? – То-то я ощутил смрад розы. Так что же ты встал, как гоблин пьяный? Ты самку рыскал свою. Так впер-ё-ёд! Иди давай, не позорь меня! – Крог взялся двумя лапами и толкнул в спину Азариэля со всех сил, подгоняя его к девушке.

Его ноги словно оловянные, от трепета и волнения сердце стучит в грудь и готовится вырваться, его слегка потрясывает о он не понимает почему. Раньше это были лёгкие чувства, а теперь огонь их превратился в пожар. В ней он находит отражения себя… её былой наивности и добрых намерений.

– Лира! – на этот раз более радостно произнёс Азариэль и ускорил шаг, пока не встал возле неё; он с радостью ощутил, как этот вычурный, выделяющийся среди всех запахов, аромат розы, заполнил его лёгкие, улыбка расписала его лицо, и радость разливается в душе светоносным потоком.

Девушка замерла, в самой её душе так же что-то колыхнулось, но в её тёмно-голубых глазах, такой же холод, какой витает в Море призраков. Парень ощутил что-то странное, когда её накрашенные губы распахнулись и зазвучала трезвонная ледяная речь:

– Аз-Азариэль, – дрожат слова.

– Дорогая, кто этот альтмер? – прозвучал вопрос бретонца, его же речь негрубая, голос приятный. – Или ты меня недостаточно просветила в круг твоего общения?

– Да это мой старый друг…, – щёки девушки покраснели, а в её голосе звучал конфуз, – он как-то сражался со мной.

Азариэль сделал шаг назад, в его ушах всё зазвенело, даже показалось, как рядом что-то разбилось. Воин, прошедший ад воин, столкнувшийся с ужасами потустороннего мира, оказался сражён стрелой страсти и только усилием сознания, натугой воли он не дал себе расклеится. По груди прокатилось странное мерзкое чувство и сердце хочется вырвать, но взмолившись к Единому, эльф устоял.

Вторым вспыхнул гнев, страшная ярость, которая возопила в душе. Рукой Азариэль возжелал обнажить клинок и полосонуть им бретонца, но всё же он удерживает себя от противоправного поступка, сложив руки на груди.

– Дорогая, тебе нужно поговорить с ним? Вам предоставить время или место? Что же скажешь, леди?

– Нет дорогой, – девушка взяла бретонца за правую руку. – Пойдём отсюда.

– Да, норд, – прежде чем уйти, богатый человек швырнул наёмнику кошель, полный денег. – Твоя работа выполнена. Ты – свободен.

Азариэль, на этот раз сбитый с толку и не понимающий, что происходит, вынужден безмолвно наблюдать за тем, как пара удаляется лёгкой походкой; они уходят, взятые взявшись руки и на мгновению альтмеру показалось, что бретонец оглянулся в его сторону и одарил образом коварного взгляда и лукавой улыбки.

В сердце поселилась пустота, вой потерянных надежд и плач, внутреннее рыдание тоской льётся чёрными потоками в душу, сменив яркий «свет». Он бы хотел закричать ей в спину, хотел бы кинуться, но она смотрела на него, как на… чужого.

– Готфрид, – немного выйдя из ступора и вернувшись в реальность прорычал Азариэль. – Что это было?

– Азариэль, друже, я рад видеть.

– Потом… друже, – глубоко дыша, и как будто задыхаясь, тяжело говорит альтмер. – Давай.

– Так шо? Я вижу, не признала тебя твоя краля? Да ладно, новую самку найдёшь себе, – вмешался гоблин, вставший рядом с альтмером.

– Это твой питомец? – спросил Готфрид.

– Я тебе сейчас дам питомец! – гоблин было рванул к нордлингу, чтобы дать тому пинка, но был остановлен цепкой рукой Азариэля.

– Готфрид, – в строгости обратился парень, и схватив за шиворот Крога, оттянул его. – Изложи мне всё и живо!

– Ох-охушки, – норд будто бы повинно опустил голову. – Всё понеслось с того, что не пошёл я к владыке, который за власть лютовать собрался. Но ему не надобно было людей в свои рати, а посему я пошёл наёмником к тому, кого ты узрел.

– Кто это? – гаркнул эльф.

– Жорар Мотьер – глава какой-то крупной торговли. Он нанял меня для сопровождения к Скайриму, Вайтрану. Там он с кем-то дела торговые вёл, а после натолкнулся Лиру в таверне. Я… я не знаю, что с ней уделал, ибо даже не успел с ней обмолвиться, как она за ним, стала виться, как пчёлка за мёдом.

– Ты о чём?

– Я не знал, что он с ней уделал. Она после говора с ним, как будто околдованная… не знаю, друг мой… не знаю. Я с ней общался, но она мне отвечала, как по голове треснутая, – Азариэль по голосу и взгляду заметил, что Готфрид полон скорби по тому, что случилось с девушкой; он протягивает руку и в ответ получает крепкое рукопожатие.

– Понимаю, Готфрид. Я рад, что с тобой всё в порядке… я рад, что ты теперь здесь, – выдохнул альтмер.

– Как ты сам? Поразил Люция?

– Да… только я не хочу об этом вспоминать. Ладно, что было дальше?

– Он нанял меня, чтобы мы шли сюда. Уплатил хорошечно за то, чтобы я не говорил с Лирой.

– Не может быть… не может быть… вертит головой Азариэль. – Как он мог её околдовать? Она же – отличный маг. Не всё так просто… я бы хотел узнать, что это за Мотьер, чем он занимается… но думаю, это невозможно…

– Почему? О, сыны мёртвого Ордена, всё это можно устроить, – в разговор вмешался человек высокого роста, вызвавший у Азариэля каскад воспоминаний и образов, которые парень попытался мгновенно скрыть.

С каждой секундой его неверия в происходящее всё усиливалось… Готфрид, Лира и теперь человек из прошлого – всё перемешалось в портовом городе и от непонимания, происходящего, Азариэль взмолился:

– Единый, какими путями ты меня ведёшь?

Пока Азариэль вёл судьбоносные беседы, его учитель – Варкут’нель-Гайн идёт ко дворцу местного царя. Здесь облачение стражи принимает всё более грозный вид, устрашающий и вселяющий лёгкий трепет перед властителем целой области. Воины, в стальных анатомических кольчугах, укрытых плащами оливкового цвета, конусообразными шлемами, крепкими сапогами и крупными круглыми щитами. Любого нарушителя порядка в капусту покромсают блестящие в свете множества свечей и факелов, покоящиеся в объятиях кожаных бежевых перчаток бердыши. Стража хоть и выглядит грозно, но при виде человека с посохом, необъяснимо пятится назад.

Ревнитель Единого Бога прошёл далеко за главные ворота, представленные высокими сплетёнными бирюзовыми прутьями между толстых каменных башен и сейчас его шаг эхом раздаётся по царской зале. Его не волнует ничего, кроме цели – нести слово тому, кому он поклоняется, в душе Варкут’нель-Гайн ощущает лишь нужду в выполнении цели. В прохладной царской зале, где стены выполнены из простого серого камня, на котором пляшут огни яркого пламени, под ногами расстелены алые ковры, все взгляды только на человека в накидке.

Взгляд направо, и Варкут’нель-Гайн видит, как за столом люди предаются объеданию и пьянству, только вместо пива и эля у них скума, чьё сладкое зловоние витает всюду. Женщины лезут на мужчин, чтобы устроить сношение прямо здесь, зацеловывая их и искушая прекрасными видами своих тел, которые два ли сокрыты под фривольными нарядами. Но когда рядом с ними пришёл ревнитель Единого, люди и эльфы, готовые предаться дикой оргии прямо здесь, остановились исступлённо смотря на гостя… их состояние похоже на то, если бы их облили ледяной водой. Рядом стоящие музыканты исполняют упоительные тихие мелодии на флейтах и лютнях, создавая томную атмосферу.

Отвернувшись от картины, вызвавшей приступ омерзения, Варкут’нель-Гайн слева увидел людей в чёрных капюшонах. Они сидят за столом, где между ними раскинуто множество книг, и вся их речь превратилась в дикий молитвенный гул, жуткое завывание, будто они стремятся леденящим душу голосом призвать сюда тварей Обливиона. В глазах Варкут’нель-Гайна это всего лишь кучка сектантов, стремящихся подчинить город и Империю своим прихотям, за которыми скрываются огромные похоти. Дворцовый штат жрецов сильно занят молениями, чтобы обратить внимание, но всё больше служителей Ильгамеша отрываются от своих книг и с опаской бросают озлобленные взоры на Варкут’нель-Гайна.

Преодолев путь, сиро-нордлинг встал возле двух резных деревянных тронов. На правом восседал смуглый кареочий мужчина, имеющий серебряный венец на голове своей, в роскошных пурпурных одеяниях, длинных сапогах и потирающий златой перстень на пальце. Рядом с ним, обличённая в бежевые шёлковые наряды, сидит девушка с чёрными, как бездна посаженными косо глазами. Её кожа отдаёт тёмно-медным оттенком, сама она ниже людей, а прекрасное треугольное лицо с тонкими очертаниями отмечено татуировкой в виде двух крыльев.

– Славный царь Рихадский, – громкая и сильная речь раздалась во всех уголках залы. – Посыпай главу пеплом, ибо пришёл для тебя рок.

– Чего ради прибыл сюда? Ты сказал страже, что желаешь сообщить мне нечто важное, – прозвучали слова надменности. – Так говори же. Не утомляй моё время.

– Царь, шёл я к тебе, чтобы принести слово Единого, Того, от Кого вы отказались давным-давно. Забытый вами Единый, повелевает отказаться от мерзкого поклонения Ильгамешу, ибо за ним стоит погибель рода людского, мерского и «звериного», – грозно возвещает Варкут’нель-Гайн. – Царь, Азахави, отрекись от того, что насадил в своём городе, возроди храм на севере, что стоит в запустении долгие лета и не постигнет тебя кара Его.

– Как зовут тебя странник? – все услышали бархатный голос царицы, которая даже встала. – Мой царь Азахави очень сильно утомлён твоими речами и заботами своей страны, так что я стану говорить за него. Зовут меня Эизваэль, как твоё имя?

– Для вас, меров и бойчи из рода их, я – Ада’Ануге-Малату[3], царица. Для остальных – Варкут’нель-Гайн.

– Что ж, говоришь ты действительно грозно, но скажи, проповедник Единого, почему мы должны соглашаться на это? Почему в Империи мы должны следовать каким-то запретам, если она дозволяет нам поклоняться, кому хотим. Что нам до твоих слов, если мы живём на своей земле. Скажи, почему мы должны следовать твоим повелениям, если, это наша земля и кому поклоняться, мы решим сами?

– Царица, ты говоришь о свободе, но люди и меры твои ходят далеко не в ней. Вы поклонились Ильгамешу, только потому, что он порок делает доступным и непостыдным, вы пренебрегли заветами отцов, отцов ваших, поклоняясь истуканам, и идолам, которые возводите в душах своих.

– Мы пребудем в свободе, как древние драконы, ревнитель Единого и не нужен нам твой Бог, ибо с помощью силы и даров Ильгамеша мы сами станем, как боги, – нагло заявила царица.

– Вижу я, что страха перед Единым в тебе несть, но если вспомнила драконов, то должна упомнить, что был среди них чернорогатый, Алдуином звался и возомнили они богами себя среди смертных. Первенец Акатоша поклонился не добру, но злу, властник которого Падамаэль и восстал против второго отца. Единый, создавший Алдуина по подобию Акатоша и при его просьбах, попустил тому случиться, дабы мы помнили, к чему может привести создание богов земных и что стало с ними… что же стало с драконами? – далее последовали устрашающие призывы. – Азахави, Эизваэль и все присутствующие здесь, оставьте беззаконие в которое впали, оставьте поклонение Ильгамешу, ибо за ним стоит поклонение одной из шестнадцати ересей. Если не оставите этого, то солнце ваше будить жечь вас и почувствуете вы жажду с гладом, узнаете, насколько Единый

На грозный голос оппонента, царица лишь усмехнулась и с активной жестикуляцией стала громогласно кричать:

– Я – верховная жрица культа! Меня выбрал Ильгамеш в лице своих послов, дабы я несла его слово и народ просвещала! И ты, оборванец, смеешь мне перечить? Я – из рода Каморанов и ты смеешь говорить что-то против меня и веры моей!?

– Царица, царь, – сиро-норд обвёл всё посохом. – Продолжая потакать культу Ильгамеша, вы только развратите народ, обречёте его на мучительную гибель. И для того, чтобы вы образумились, призову Единого, дабы иссушил небо и капли с него не пролилось и пламя солнца посушило посевы ваши.

Все взирают на противостояние двух персон. С одной стороны, власть государства, которая творит, что заблагорассудится, с другой стороны ревнитель странных для этого народа и удивительных идеалов. Даше жрецы Ильгамеша оторвались от своих молитв и злобно взирают на гостя, стража давно бы схватило этого человека, но в странном трепете только безмолвно сморит.

– Проваливай! – крикнула девушка в порыве злобы, её губную помаду стёрли слюни, а голос чуть ли не сорвался. – И не возвращайся в город!

Глава шестая. Суть культа

Двадцать два часа этого же дня. Рихад.

Ночь опустилась на прекрасный портовый город и когда пали последние оковы дня, а светило скрылось за горизонтом, на улицы выплеснулось вся та нечисть, которую принёс с собой культ Ильгамеша. Прохладная и приятная ночь стала настолько горяча и отвратительна, что будь здесь имперские клирики, они бы возопили от того, какое бесчестье тут устроено. И кажется, что даже звёзды в небе померкли в стремлении скрыть свои лица от того, ужаса, что тут творится.

Два человека идут незаметными тенями, облачившись в чёрные прилегающие тканевые одеяния с капюшонами и масками, да и народ в таком экстазе, что до них нет никому дела. Даже узкая улочка, по которой они ступают, полна «прелестей». Которых принёс новый культ. Светловолосый мужчина с тошнотой взирает на то, как мужчина в чёрном балахоне тонким длинным ножиком делает порезы на коже и пляшет возле разведённого костра, неистово крича:

– Ильгамеш! Ильгамеш! Испроси нам у Бала, твоего лорда могущество и славу! Да-да-да!

Парень отворачивает голову, но для того, чтобы увидеть, как двое девушек в светлых полупрозрачных одеждах, валяются, скрючившись, а возле них мерцают бутылки скумы. Если посмотреть чуть дальше, то можно узреть, как два данмера, на карачках слизывают с лужи какое-то дурманящее пойло.

– Давайте славная паства! Предавайтесь на славу Ильгамеша всем порокам и страстям! – взывает один из проповедников с бочки. – Ильгамеш позволяет вам всё это! Так берите же!

Готфрид, проходя мимо слуги нового культа не стерпел, сердце его объял огонь, и он со всей силы пихнул ногой бочку. Ильгамешит не устоял, раскачался и рухнул прямо в стоковую канаву, откуда тут же раздались истошные вопли и крики о помощи.

– Готфрид, нельзя так поступать, – упрекнул его второй человек. – Ты раскроешь нас, привлечёшь ненужное внимание.

– Прошу отпустить вину, владыка Ариан. Больно он чудной был и достали слова врижины этой.