Игра космического масштаба

Евгений закусил губу. Уколы совести были не менее щадящими, чем физическая боль.

Доктор, следивший за беспокойным пациентом, решил пощадить его чувства:

– Завтра вы выйдите в невесомость. И всех победите. Я это знаю!

Словно эхо наивного ребёнка, вчера признавшегося в своей вере в Горбушкина.

– Я… выйду. Обязательно выйду…

– И сделаете всё возможное. А теперь – поспите. Вам нужен отдых.

Темнота. Слышалось мерное посапывание электро-кошки. Ароматный дым наполнил комнату. Евгений ощупал рукой свой позвоночник. Словно и нет никаких проблем – гладкая, ровная поверхность спины. Что ни говори – Михаил Сергеевич – доктор превосходный. И ему нельзя подвести его. Или подвести того ребёнка. Страну. И Аду. Хотя расстроится ли она?..

– Я была права! Это полный провал! Сегодня он в больнице, а завтра – уже выступление!

– Ада, у нас теперь нет выбора. Мы можем только осудить его.

– Это катастрофа!

– Слишком много восклицаний. Вы забываетесь, агент. Тем не менее, что сделано – то сделано. Быть может, он исправится. У него нет выбора. В конце концов, последнее выступление перед журналистами – единственный его провал.

***

Ярко освещённый шар. Тысячи зрителей с теле-площадок торжествующе наблюдают за покорением когда-то казавшейся непоколебимой стихии невесомости. Ещё миллионы с замиранием сердец следят в коммуникационных линзах за движениями спортсменов. Стольким же потребуется электро-кошка, чтобы успокоить бьющееся слишком быстро сердце. Несколько десятков зрителей вскоре окажутся под гипнозом для восстановления переломов после падений из-за увлекательности спортивного шоу. И лишь единицы стоически пожмут плечами, заметив, что только такого и можно было ожидать от гимнастики в невесомости.

Сегодня вершилась история.

Вот вереница выступающих спортсменов – над каждым висит голограммное табло с числом наград и побед в прошлом. Рост, предельная скорость полёта, скорость вращений, вес снаряда – информация, более интересная для букмекеров, но не для обывателей, быстро сменяется цветастой рекламой, призывающей воспользоваться новейшими ароматизаторами для питтаблеток – утомлённый жизнью и жарким огнём кролик (правда, почти никто из живущих выше Земли не знает, насколько этот запах соответствует истине).

Евгений ощущал себя этим самым кроликом, загнанным в угол. Он очень устал. Тревожные клики друзей в линзах, въедливые вопросы журналистов, вызывающие боль пластины, едва скрываемая неуверенность тренера и страх за судьбу всех, кто с ним связан, – всё это сводило Горбушкина с ума. Полыхавшая в его сердце страсть к Аде, которую он и видел-то по-настоящему только один раз в жизни, пожирала остатки его душевного спокойствия. Наблюдает ли она сейчас за ним? Волнуется ли? И как насчёт кружечки чая?

Бред. При чём здесь чай? Евгений попытался сосредоточиться на своём снаряде. Это была его счастливая гиря, выкованная отцом в те давние времена, когда он только начинал выступать. Многое с тех пор изменилось. Его отец погиб при взрыве инкубатора с настройками будущего ядерщика-химика при нормализации показателей температуры механизма (в те времена профессия техника экспериментальных инкубаторов была весьма опасной). Первый тренер канул в неизвестность при попытке выполнения гимнастических упражнений в открытом космосе. Череда следующих в жизни Евгения учителей сливалась в едином лице некоего неприступного, жадного зверя, которому всегда нужно всё больше и больше – высоты, винтов, наград, денег, власти; пугающегося при малейшем шорохе опасности и готового стремглав унестись в иное будущее. И только верная гиря-талисман прошла с ним через все его взлёты и падения в прямом и переносном смысле, никогда не щадя его и не хваля, но всё же всегда вместе с ним.

– … Евгений Горбушкин!

Спортсмен, услышав свою фамилию, вплыл в шаровую арену.

– Женя, не старайся на разогреве. Ты выложишься на выступлении. Только основные элементы. Вперёд!

Голос тренера неумолчно жужжал в наушниках, но Евгений его игнорировал. Вчерашний промах сильно напугал его. К тому же, доктор запретил ему с утра тренироваться. Сейчас – единственный шанс снова сделать кручение вокруг снаряда, уверить себя, что всё в порядке. Толчок от барьера. Несколько винтов. Гладкая поверхность зоны «стыковки» – обороты обратно. Завистливые взгляды соперников его группы, разминающихся на той же площадке. Замах – кручение вокруг гири. Один, два, три…

– Женя! Стой! Женя, что ты делаешь? Уходи! Уходиииии…

Он не видел игрока, отталкивающегося от противоположного бортика. Тот всего лишь летел в шпагате, пусть и со спины Горбушкина. Позже камеры покажут, что игрок пролетел на расстоянии двух сантиметров от Евгения и никак не повлиял на кручение. Но Евгений сбился с ритма, и его гиря сменила запланированную траекторию.

Евгений пытался отвести от себя снаряд. По инерции гиря продолжала свой путь, кометой врезавшись в спину спортсмена.

– Евгений! Женя! Ты здесь? Женя, не отключайся! Твою…

Пластина не выдержала. Позвоночник, крепкий и стройный, подаренный самой природой, сдался.

– Горбуш-ш-ш-ш-шка! Гуа-га-га!

Хищный лебедь уставился на него с элитной теле-площадки охранников спокойствия общества системы Земля-Луна, иначе говоря – ОСОби. Чего они выжидали? И зачем схватили Аду? Она простая журналистка и не имеет никакого отношения к его провалу. Нет! Тревожная мысль блеснула молнией в его мозгу: она не журналист. Вот почему лучше бы им больше не встречаться. Именно она за кружечкой чая, в комфортной ему обстановке, как агент произнесёт обвинительный приговор.

– Нет! – снова это резкое слово. Ничего не значащее.

Евгений попытался разогнуться для винта. Но пластина уже покинула своё уютное гнёздышко. Хруст. Крики зрителей и тренера: кажется, на его костюме проступила кровь. Это – основание для дисквалификации. Но судьи молчат. Значит, он может продолжать?

Горбушкин сжал гирю. Давай же, родненькая, помоги!

Вращение. Рука чувствует прохладу барьера. Но где зона «стыковки»? Теле-площадки крутятся вокруг него. Он вообще управляет своим полётом? Где все отметки на барьере? Возможно ли головокружение там, где всё итак крутится вокруг тебя?

– Женя, – ледяной тон тренера. Гробовая тишина в ответ.

– Женя. Ты закрываешь рукой обзор Президента. Ты понимаешь? Запретная зона.

Горбушкин резко оттолкнулся от барьера.

Всё кончено. Покой. Вот чего он хотел больше всего на свете.

Камера судьи подлетела к самому его лицу.

– Евгений Александрович Горбушкин. Вам нужна медицинская помощь? Вы готовы к исполнению программы?

– Я снимаюсь… с соревнований, – промолвили его губы. Язык еле слушался.

– Гимнаст Женя, – слёзы катятся по щекам ребёнка.

– Эх, батюшка, – доктор достал линзы из глаз. И с изумлением увидел бусинки слёз на крыльях бровей Анны.

– Я же говорила, – гневно прошипела сквозь сжатые зубы Ада.

– Отправляйте рапорт Президенту.

Спустя несколько недель Евгений, прижимая к себе гирю, смотрел в иллюминатор видавшей многое ракеты-тюрьмы. Пальцы нащупывали гравировку, когда-то высеченную отцом: «Удачи, сынок». Рядом доктор поглаживал электро-кошку, а отважная (или уволенная Пал Палычем) красавица, отправившаяся добровольно в ссылку за доктором, растерянно расчёсывала свои брови. Тренер летел в другой каюте, не пожелав делить остатки своей теперь никчемной жизни с неудачником, как он теперь называл Евгения. Все они были осуждены как государственные изменники, из-за которых была проиграна спортивная война. Аппеляции адвокатов к Суду системы Земля-Луна не помогли. Единое координационное Правительство редко вмешивалось в отношения между странами и их гражданами, тем более, когда это касалось патриотических процессов.

Электро-кошка открыла свои яркие жёлтые глаза, направив успокаивающий взгляд на Евгения. Этому электронному существу было невдомёк, куда иной раз приводят мечты.

***

– Горбушка! Выходи поиграть! Ты будешь арестантом, добывающим гелий!