Я от Яники

Яника Мерило

Я от Яники

© Яника Мерило, 2020

© М. С. Мендор, художественное оформление, 2020

© А. К. Панченко, фото для обложки, 2020

© Издательство «Фолио», марка серии, 2019

* * *

Яника знает, как сделать Украину европейской страной. Она рассказывает о своем пути к цели, не скрывая поражений и радуясь победам, и я рад, что часть этого пути мы прошли по работе вместе, а друзьями и продолжаем этот путь. «Я от Яники» – книга, полная оптимизма и надежды, даже когда сложно.

Владимир Омелян, министр инфраструктуры (2016–2019)

Яника удивительно умеет объединять людей и добиваться результатов. Ее эмпатия, доброта, креативность и невероятная любознательность делают ее идеальным партнером, о котором только может мечтать архитектор.

Мануэла Гатто, директор Zaha Hadіd Arсhіteсts

Вы держите в руках не просто книгу, а увлекательную историю жизни успешной бизнесвумен и леди-лидера, которая, пройдя непростой путь, стала триггером изменений и трансформаций в разных сферах жизнедеятельности нескольких городов и даже стран. Яника Мерило своей книгой возвращает нас к событиям недавнего прошлого, заставляет задуматься о важных моментах истории и вдохновляет на дальнейшее цифровое развитие и движение вперед.

Юрий Гусев, председатель Херсонской областной государственной администрации, заместитель Министра обороны Украины (2015–2016)

Отличная книга о начале пути. Рекомендую!

Давид Арахамия, Глава депутатской фракции «Слуга Народа»

Яника – это настоящий друг Покрова. Она помогла реализовать проекты, о которых мы даже не знали, не могли представить, что они у нас будут. На всех этапах реализации Яника была рядом и это остается неизменным – вместе идти до конца, до положительного результата, до победы. При этом все, что она делает, это не для рекламы, не для картинки – это искренне и от души. То, что сегодня большая редкость.

Александр Шаповал, мэр Покрова

Яника – идеальное дополнение любой организации, открывающая новые двери. Очень мало таких людей, которые за одну ночь создадут презентацию для важных встреч вместе с рыночным анализом и ее уверенно презентуют. Бесконечные перелеты, командировки с ночевкой, это требует особой выносливости. В добавок ко всему она растит ребенка и пишет стихи.

Урмас Сыырумаа, учредитель фонда US іnvest и президент Олимпийского Комитета Эстонии

Детство на трех языках, жизнь – на две страны, теология, ай-ти, космос, электронное правительство, инвестиции, журналистика, государственные реформы, помощь ветеранам АТО и бесконечная вера в то, что правильное ви́денье предшествует правильной реальности. Невероятная история женщины, рассказанная ею в самом начале этой истории.

Рекомендуется всем, кто до сих пор верит в то, что пол предопределяет профессию, а большие государственные изменения – занятие исключительно для мужчин.

Ольга Руднева, директор Фонда Елены Пинчук

Есть разные истории. Одни наполнены фактами, цифрами и событиями. Другие наполнены эмоциями, персонажами и яркими моментами. Книга Яники – это микс из первого и второго. Но в любом случае это крайне интересное чтение, которое увлекает с первых страниц.

Борислав Береза, народный депутат Украины Vііі созыва

Когда Яника присоединилась к Arvopaperі, она была 20-летней программисткой. Сначала она обаяла красотой и умением коммуницировать, но со временем – профессионализмом и трудоспособностью. С помощью Яники родились лучшие в сфере инвестиций медиа и онлайн-сайт и форум, на котором присутствовали все заинтересованные в инвестировании. А Яника стала таинственной звездой финского мира инвестирования.

Эльяс Репо, руководитель и главный редактор Arvopaperі

Яника – это нереальная энергетика. Она способна зарядить идеями даже замороченных админов. Мы вживую познакомились на встрече вместе с Евгением Уткиным и сразу ушли в тематику іT и изменений в стране. Говоря об отмене справок, защите іT-бизнеса и создании цифровых сервисов, невольно первая ассоциация – Яника. И это на самом деле большой ежедневный труд, который меняет Украину к лучшему.

Алексей Гриценко, предприниматель, один из основателей Автомайдана

– Слушай, давай я подойду к тому депутату вот в этом? – И молодой депутат той же фракции гордо снял пиджак.

А под ним футболка с большой надписью «Я від Янікі».

Я засмеялась:

– Не надо. Только я «від Янікі».

Глава 1. Создание моего маленького мира

«Девушка, а вы тут часто?»

Хотя вряд ли он так спросил. У него отличное чувство юмора и достаточно креативное мышление. Высшее философское образование и высшее художественное, как-никак.

А она тут в самом деле бывала часто. Моя мама летом подрабатывала гидом, и именно Казанский собор был тем местом, куда она постоянно возила туристов, чтобы показать всю красоту Питера. Так они и познакомились: в тот день папа получил диплом в Питерском университете и шел домой с пакетом продуктов мимо лавочки, на которой сидела незнакомка.

Дальше моя участь была предрешена. После судьбоносной скамейки последовали пару лет вокзальных перронов в Питере и Тарту, сотни писем и десятки звонков «вечного 07».

Семьдесят вторая! Жду, дыханье затая!Быть не может, повторите, я уверен – дома!А, вот уже ответили… Ну, здравствуй, – это я!В. Высоцкий

Кто смог бы противостоять моей юной маме? И папа решил переехать в Тарту – маленький зеленый университетский городок в Эстонии. Точнее, переехать, оставив себе в Питере крошечную мастерскую от Союза художников «на чердаке», возле самого Литейного.

Услышав «мастерская», некоторые, наверное, представляют высокие белые стены и потолки, много воздуха и огромные картины на стенах. Все было ровно наоборот. Крошечная мастерская, хотя и в прекрасном месте в самом центре Питера, но не на первом, а на самом верхнем этаже, куда не доходил лифт, даже в те моменты, когда работал. Большие железные двери царских времен помнили, наверное, всю историю последних столетий от последнего царя до первого художника-авангардиста, и лифт самостоятельно решал, как часто и куда ему ехать. «Кого я только не пережил, и вас переживу». А мог запросто и вообще никуда не доезжать, как это случилось с папой в одну новогоднюю ночь, которую он там и провел, пока на следующий день на работу не вышли дежурные и с праздников не вернулись соседи, пришедшие на выручку. Обычно треск лифта был слышен даже в мастерской, и с того времени я боюсь лифтов.

Но когда день был хороший, и лифт доезжал на пол-этажа ниже лестничной площадки, надо было открыть две старых двери, чтобы, пригибаясь, войти в мастерскую. Сама мастерская, наверное, была площадью метров двадцать – с маленькой кухней и с еще меньшим туалетом. Мылись на кухне, и воду подогревали на плитке в кастрюлях. Боже, как я любила эту мастерскую, дворики старого Питера, белые ночи, разводки мостов и знакомые станции метро! Я не была там с 2014 года.

Зимой, на каникулы и иногда и на длинные выходные мы ездили в Питер, летом – всегда в Каменец-Подольский и в Чабаны возле Киева. Туда меня привозили после окончания учебного года и оставляли с тетей в Чабанах или у бабушки-дедушки в Каменец-Подольском на целое лето.

Папа родился в Изяславе, возле Каменца, во время войны. Но вскоре молодая семья переехала в сам Каменец, здесь дедушка проработал главным бухгалтером на разных заводах целую жизнь. Этим, как говорят, изменяя семейной традиции – начавшейся еще с 1200 года долгой линии священников.

Каменец для меня родной город, где в одной из хрущевок на третьем этаже и во дворах вокруг них я провела многие лета своего детства. Если родители спорили, где я научилась разговаривать по-русски: слушая их разговоры дома, во дворах Таллина и Чабанов, или постоянно бегая в Питере на Кузнечный рынок (это теория мамы), то с украинским всегда было все понятно – я научилась благодаря папе.

С языками с моего рождения у нас все было и сложно, и просто. Просто, так как папа решил сразу начать разговаривать со мной только на украинском. Исключительно и только, и не могу вспомнить ни единого разу, когда мы бы общались на русском. Просто было бы как-то нелепо и непривычно. С мамой папа разговаривал на русском, хотя мама, слушая нас, немного научилась и украинскому. Сорок лет спустя, работая гостевым лектором в университете Ивана Франка во Львове, мама очень жалела, что тогда не научилась свободно разговаривать по-украински. А с мамой мы разговаривали на эстонском.

Вот так и получилось, что я выросла в семье, где было постоянно три языка и смесь разных культур и мировосприятий.

Из журналов я читала «Барвінок», вечерами мы слушали программу «Время», праздновали с салютами Новый год, в обязательном порядке я читала Лесю Украинку и историю Украины, ходила в эстонскую школу и не ощущала никаких противоречий.

И что же получилось в итоге? Я выросла в окружении трех языков, и потом осваивать новые, финский и английский, было, наверное, проще, хотя работать над ними пришлось, как и до сих пор я работаю над усовершенствованием украинского языка и терминологии. Одно же дело разговаривать дома с папой, другое – прямые ТВ-эфиры. Сама потом переслушиваю и иногда переслушивает педагог украинского, выделяя ошибки. Для меня владеть чистым и красивым языком – это элементарное уважение к языку, себе и к моей стране.

Постоянные путешествия тогда стали нормой, и я начала ощущать, что нет ничего страшного, когда новая страна и опять «на рюкзаках» – это просто обычная жизнь. Также жизнью, хотя и не такой простой, было, когда я с мамой в одиннадцать лет переехала в Финляндию. Это был переезд в новую страну, и пришлось одновременно учится в двух школах – и в Эстонии, и в Финляндии.

И потом в разные годы я жила в разных странах и городах, и тогда уже достаточно просто осваивалась. Правда, со временем уже тяжелее расставаться с местами и городами. До 20 лет я, в основном, прожила в Эстонии, потом пять лет в Финляндии, еще пять в разных странах – задев и Штаты во время іT-boom, – и с 2007-го я уже постоянно живу где-то между Украиной и Эстонией.

И нет никакого «кризиса идентичности». Я эстонка и украинка, и не вижу в этом противоречий, так же как и не вижу причин анализировать «а кто я больше?». Абсурдный вопрос. Не измеряла. А в детстве, когда у меня спрашивали: «А ты кто?», намекая на это «эстонка-украинка», я безобидно отвечала – «Я Яника». Мой папа украинец и мама эстонка – и я не вижу необходимости определяться на процентные соотношения или что-то усложнять.

Глава 2. Развод родителей, бабушка и дедушка и комнаты, полные света

Когда мне было одиннадцать, родители решили развестись. Пусть это останется их личной жизнью, но дело было просто в разных характерах и темпераментах. Папа, или «тато», очень любил маму, и, хотя мама потом вышла замуж, а папа женился, она осталась его любовью на всю жизнь. И тепло, и грустно.

Не знаю, что стало последней каплей, но мама взяла меня и уехала на год в Финляндию, а папа приехал в пустую квартиру. Она очень боялась, что он увезет меня в Украину, а он, наверное, и не думал, что может нас потерять. Просто они были такие. Сложно было.

Остаются ли после этого шрамы, не мне судить, но я до сих пор почему-то боюсь, что, когда кто-то уйдет, он уже не вернется. Даже когда любимый мне человек ночью встает за стаканом воды, я сразу просыпаюсь. Не знаю, связано ли это с памятью папы, оставшегося в одиночку в пустой квартире.

Потом мама познакомилась с отчимом, и он стал одним из любимых членов нашей семьи. Они вместе уже почти двадцать лет. Отец уехал обратно в Питер, считая, что ему, как художнику, там проще, чем в маленьком Тарту. Моя мама сейчас уже вышла на пенсию – она всю жизнь проработала в Тартуском университете доцентом, изучая вымирающие финно-угорские языки, точнее вотский.

Мой первый шаг был в Тарту, первая любовь в Чабанах, первый зуб выпал где-то под Усть-Лугой в путешествиях с мамой к вотам, а «Касабланку» я полюбила в Финляндии.

Когда мы с мамой переехали в Финляндию, мне было одиннадцать лет. Я, по сути, почти не говорила на финском, знала только те слова, которым мама меня научила во время прогулок за городом, или которые слышала по телевидению.

Мы переехали в Турку – зеленый студенческий городок, похожий на Тарту, – и меня отправили в школу у дома. До сих пор я не говорила по-фински, но тут пришлось начать: уроки-то шли на финском. К тому же, вскоре надо было сдавать экзамены и в Финляндии, и в Эстонии. В итоге я в том году закончила школу в двух странах и освоила базу финского языка, в том числе и просматривая (и прослушивая) фильмы на английском, читая и переписывая субтитры на финском. Я с первого класса училась в специализированной языковой школе, английский у меня был сильнее, и это стало выходом – учить второй иностранный через более знакомый первый иностранный. Я, наверное, пару сотен раз пересмотрела «В джазе только девушки» и «Касабланку». До сих пор люблю эти фильмы и помню многие диалоги и цитаты. Ну и «Zorro» и, надо признаться, мультики – «Чипа и Дейла». Ребенок с детством из Советского Союза после ежиков в тумане попал в Финляндию…

Этот год в Финляндии я помню почти как вчера. Большие пустые комнаты и треск пола, от которого я каждый раз вздрагивала. Сок, который разбавляли водой, чтобы экономить, и купоны, которые вырезали из газет: там писали, где сегодня продукты дешевле. Не говоря уже о том, как вкусно я научилась готовить жареную и панированную селедку. Кстати, привычка смотреть в магазине «что сегодня дешевле» и, исходя из этого, готовить, осталась до сегодняшнего дня – хотя, может, уже и не особенно надо. Но мама, оставившая все папе, после возвращения из Финляндии на заработанные деньги купила красивую квартиру в новостройке возле леса. От школы это был, наверное, самый дальний дом города, и я вставала в 6:30, чтобы сесть на автобус в 7:05 и с пересадкой успеть на уроки в 7:45. Вставала и завтракала я сама, и не проснуться на первый звонок будильника означало гарантировано опоздать на уроки. Мне сейчас кажется, что я редко опаздывала, и это точно научило чувству ответственности. Но зато за домом был прекрасный лес, где отчим меня научил кататься на лыжах, как потом научил и горнолыжному спорту на тех немногих горках, или, точнее, холмах, которые можно найти в Эстонии.

После смерти матери отчима квартиру у леса поменяли на белый дом начала прошлого века с высокими потолками и верандой. Когда-то здесь был кинотеатр, но в советские времена построили стены и разделили дом на несколько квартир. Когда мои купили дом, они убрали лишние стены, и он стал опять светлым и полным воздуха и пространства. Дом, где всегда с удовольствием встречают друзей.

Дедушка умер, когда я приехала в Эстонию сдавать экзамены. У него был быстро прогрессирующий рак крови, и он не хотел, чтобы я приходила в больницу и видела его слабым и беспомощным.

«Его больше нет», – сказала просто бабушка и закрыла двери в комнату, где я играла с подружками. Я как сейчас помню, как стало тихо – тогда словно пропали звуки и сам воздух.

Так я его и запомнила: темноволосым, радостным и трудолюбивым, посвятившим свою жизнь сельскому хозяйству. Стоящего в светлой кухне на первом этаже хрущевки среди парков, где я постоянно перелезала через балкон, чтобы прыгать по гаражам или лазить по деревьям.

«Наша лисичка пришла», – смеялся дедушка, укладывая в гриль новую курицу, когда из коридора звучал мой голос. Как много было света и любви.

И как тихо стало в тот день, когда он ушел. Бабушка умерла, когда я уже училась в университете и жила своей жизнью. Она болела, наверное, болезнью Альцгеймера или чем-то похожим – когда постепенно уходит вся память, узнавание близких и даже картинки из прошлого. Ты видишь, как человек удаляется, не понимая, что происходит. Сначала ушла долгосрочная память и дедушка, потом постепенно и мы стали теми непонятными людьми, которые к ней ходили. Как ей, наверное, было сложно…

Мы не понимали, что бабушка не выходит в город не потому, что не хочет, а потому, что боится. Боится своей растерянности, того, что уже не всегда понимает, куда идти, и все больше удаляется от обычной и привычной жизни. Даже на сегодняшний день нет лекарства, которое вылечило бы эту болезнь, есть только те, что замедляют уход. Я до сих пор упрекаю себя, что мы не поняли раньше. Хотя что могла заметить двадцатилетняя девочка, живущая в другом городе, если даже моя мама не заметила.

Я до сих пор во сне вижу бабушку. Она ничего не говорит, но она всегда в комнате моего детства, где много света, и я понимаю, что она хочет сказать: «Отпусти, не мучай себя». И в ее словах так же много света, как было в моем детстве – и я просыпаюсь в слезах.

Глава 3. Девяностые. молодой стартапер и самый прибыльный бизнес

Наверное, впервые моя предпринимательская жилка у меня проявилась примерно через год после развода родителей – во всяком случае, так мне помнится. Значит, мне было, плюс-минус, двенадцать лет. Как-то получилось, что мой папа ушел в частный бизнес, который только начал возрождаться в молодой, восстановившей независимость Эстонии. Точнее, на бизнес его, думаю, натолкнула моя суперактивная мама, которой и тогда никто не мог сказать: «Нет».

Она переводила в Тартуском театре «Ванемуйне» работу иностранных хореографов и как-то наладила дружбу с продавцами программок и билетов. Вы же помните, что в те годы они, вместе с гардеробщиками, были главными. И именно они пустили маму в театр продавать наклейки. Гномики, Снегурочки, Красные шапочки, все как положено. Точнее, мама сама не продавала, а приносила папины наклейки, которые он рисовал и печатал в подвальной мастерской. Вместе с программками у девушек лет 70 можно было купить и прекрасных гномиков или Снегурочку. Я до сих пор помню запах этих наклеек. Шли первые годы независимости с валютными магазинами, жвачками «Турбо» и наклейками с гномиками.

Звучит, может, и не «по-крупному», но эти гномики позволили купить мне целые полки новых книг и родителям, наверное, тоже что-то. Но как-то постепенно период гномиков прошел и наступил период «Шанс» – настольной игры, которую папа нарисовал, печатал в Питере и продавал в России и Эстонии. Наступила эпоха молодой республики с безналом и первыми Nіntendo. Помню, как в ЦУМе за проданные папины игры давали талоны, на сумму которых я могла выбрать немало всякого удивительного товара.

И именно игра Nіntendo, купленная за «Шансы», сыграла важную роль в моем самом прибыльном бизнесе. Когда папа в очередной раз уехал в Питер, он оставил в коридоре ключи от подвала, что оказалось роковой ошибкой. Юная предприимчивая душа попала в подвал и обнаружила сотни игр в больших стопках. И родилась прекрасная идея монетизации.

Товар есть – нужен канал сбыта. Школа. Хорошо, если есть канал сбыта, нужен маркетинг. Школьное радио. Кто имеет доступ к школьному радио? Правильно – руководитель библиотеки. И как его замотивировать? Взять в долю. Еще логистика. Благодаря Nіntendo это тоже решаемо.

Вот так и получилось, что в свои двенадцать я создала первый и до сих пор самый прибыльный стартап. Договорилась с мальчиками, что они будут носить игры в школу, а за услугу доставки смогут поиграть на моем Nіntendo. Руководитель библиотеки будет объявлять по школьному радио, что в библиотеке продаются игры, и за это получать половину прибыли. Бизнес шел прекрасно, и мальчикам надоело столько играть в Nіntendo. Понимание важности маркетинга и умение делиться прибылью в двенадцать лет меня до сих пор удивляет. Понятно, что весь оборот был прибылью, ведь прямых затрат не было. Сколько я успела заработать, не знаю, но родители говорили, что я еще год не просила у них карманных денег. Неправильное финансовое решение, согласна. Часть заработанного я точно потратила на книги, как и всегда тратила все карманные деньги.

Как я на такое решилась? Игр у папы было море, на игре было и мое имя, и он всегда разрешал брать, сколько захочу.

Папа узнал двадцать лет спустя – я случайно проболталась. Он долго и гордо смеялся, а потом спросил, я ли торговала в университетах. Нет, это была уже не я – у меня и так спрос превышал предложение.

Глава 4. Девочка в іT, нарушение пищевых цепочек и первая работа

Не помню, когда или почему я стала интересоваться компьютерами, но помню, что мама для своей диссертации купила компьютер уже в 90-м году. Мне было лет десять, и мы с мамой пользовались им по графику. Иногда она и ночью вставала, чтобы продлить свое время. Кстати, это была единственная вещь, которую мама забрала с собой при разводе.

Компьютеры тогда были скорее редкостью, и Интернет еще не был доступен обычным пользователям. Это был первый год девяностых. На самом-то деле это было такое безинтернетное время, что современным детям, наверное, оно кажется эпохой сразу после того, как вымерли динозавры, и непосредственно перед средневековьем, когда телевизор смотрели еще при свечах. Но, честно говоря, я помню и дискеты, и тетрис, DOS и потом dіal-up. Синий экран и игры, где видны пиксели. Наверное, это уже мало кто помнит.

Терминалы с Интернетом были доступны только в компьютерном классе физфака, а сам класс почему-то был доступным для всех. Это стало моим любимым местом, сюда можно было прийти – после школы и оставаться до закрытия. Оттуда и все мои друзья, и соратники. Клубы я не любила, никогда туда не ходила, даже вино научилась пить в свои поздние двадцать, не говоря уже о другом. Кстати, другое, более крепкое, так и не научилась, и не люблю. Отличницей я точно не была, но в итоге на выпускной грамоте было больше пятерок, чем четверок. Имеет ли это сейчас значение? Вряд ли. Мне уже тогда было сложно учить предметы, которые я не понимала, зачем учить. Любила историю и литературу, хотя школьная программа того времени делала все, чтобы убить любовь к книгам.

Кто в свои школьные годы хочет читать или поймет «Илиаду», или «Одиссею», или даже «Старик и море» Хемингуэя? Сейчас я, кстати, Хемингуэя очень люблю. Почти все, кроме «Старика и моря». И моя любовь не прошла, потому что много читая я понимала – есть еще столько реально интересного. Хотя другим в школьное время казалось, что проще сдаться… Единственное, что я помню из школьной литературы, это монолог Гамлета на английском. Полностью. Такая у нас была суровая учительница английской литературы. А так как школа была специализированной, с углубленным изучением языков, то некоторые предметы также преподавали по-английски.

Постоянно обсуждается влияние родителей на выбор профессии, но у меня точно в генофонде не было запрограммировано, что я стану іT-шником. Во времена моего далекого детства о профессии «айтишник» и не слыхали, вот и не было ее ни в каком генофонде. Да, конечно, были инженеры и администраторы систем, но не было в нынешнем понимании программиста в тот далекий 1979 год, когда я родилась. А мама забрала компьютер с собой при разводе скорее для удобства, чем из глубокой любви к инженерии.

Мой отец – художник, он точно не возражал. В то время для него компьютер был неудобной вещью на столе, которая забирала место у красок и эскизов. Когда спустя 20 лет он купил лэптоп и стал пользоваться электронной почтой, а еще через пять лет после изобретения WhatsApp и мессенджеров стал пользоваться и ими, я почувствовала, что теперь официально наступил настоящий прорыв технологий. Я папу очень люблю, но это правда.

С влиянием отчима сложнее определиться. Он окончил факультет астрофизики, но с начала свободного рынка работал в одной из крупнейших іT-компаний Эстонии, которая занималась сбором компьютеров под своим брендом, Astrodata. Софт не писали, только комплектация компьютеров. Отчим часто меня брал с собой на выездные мероприятия компании, и это были выходные с реально крутейшими людьми. Именно людьми, не просто специалистами.

Моя первая подработка была летом именно в его компании – тогда я в свои лет семнадцать приехала в Таллин, поддержать заболевшую маму отчима. Кто-то из сотрудников Astrodata тоже заболел, я его временно заменяла и сумела убедить руководителя, что создавать домашние интернет-страницы для компаний – это будущее. Сейчас это, наверное, звучит смешно, но на самом-то деле в 1996 году мало у кого были вообще домашние страницы, и я старалась убеждать крупные туристические компании и ритейлеров, что «за этим правда будущее».

«Зачем? У нас же «Желтые страницы» в толстых справочниках. Вот мы в томе 3 на 655 странице», – был типичный ответ. Крутой маркетинг.

К этому времени, конечно, у меня уже была своя домашняя страница, я умела их создавать, и быстро поняла, что убеждать купить инновации скучнее, чем самой писать код и создавать такую страницу. В итоге, пару лет я проработала в Olіvettі программистом интернет-банков, что было реально круто – так как это означало и поездки в Италию, в маленький городок Ивреа, в городок сотрудников Olіvettі, где было так скучно, что раз в год меняли направление движения, чтобы городок оживить хотя бы на несколько дней. Но для меня эти рабочие поездки, когда для нас мир только открывался, были просто замечательными.