История Рима от основания Города

37. (1) Намеки на освобождение плебеи искали в выражении лиц патрициев, прежде говорившем им лишь о рабстве, в страхе перед которым они сами и довели государство до такого состояния. (2) Знатнейшие сенаторы ненавидели децемвиров, ненавидели они и плебеев: не одобряя происходившего, они, однако, полагали, что плебеям досталось по заслугам; они не желали помогать тем, кто, возжаждав свободы, угодил в рабство, и даже усугубляли бесправное положение плебеев в надежде, (3) что из отвращения к настоящему те захотят вернуться к прошлому, когда у власти оставались два консула.

(4) Вот уже прошла большая часть года [449 г.], к десяти прошлогодним прибавлено было две новых таблицы с законами, принятие которых на собраниях центурий означало бы, что государство не нуждается более в децемвирах. (5) Ждали, когда же объявят консульские выборы. Плебеев уже волновало только одно – восстановление приостановленной власти трибунов, залога их свободы, но о выборах не было и помину. (6) И если раньше децемвиры, дабы понравиться народу, появлялись перед ним в обществе бывших трибунов, то теперь их окружала патрицианская молодежь. (7) Эти юнцы толпами осаждали судилище, расхищали плебейское добро, ибо во всем, за что они с жадностью хватались, удача сопутствовала сильнейшему. (8) Наконец, перестали щадить и людей: с одних срывали кожу розгами, другие гибли под топором, а чтоб из этих зверств извлечь еще и выгоду, за казнью хозяина следовала раздача его имущества. Благородные юноши, продавшиеся за такую цену, не только не сопротивлялись беззаконию, но в открытую предпочли свою вольницу всеобщей свободе.

38. (1) Наступили майские иды. Никем не замещенные децемвиры, хоть и стали частными лицами, с прежней твердостью держались за власть и по-прежнему выставляли напоказ знаки своего достоинства. В том, что децемвиры уподобились царям, уже не оставалось сомнений. (2) Свободу оплакивали так, словно потеряли ее навеки; поборников у нее не было, да и не предвиделось. Не только римляне пали духом, но уже и соседние народы стали считать для себя позором подвластность тем, кто сам не свободен.

(3) Сабиняне с большим войском вторглись во владения римлян, опустошив все вокруг и безнаказанно угнав отовсюду добычу – людей и скот; затем они подошли к Эрету, где стали лагерем в надежде, что раздоры в Риме помешают там набору. (4) Теперь уже не только вестники, но и беженцы из окрестностей несли смятение в Город. Ненавистные и патрициям и плебеям, децемвиры решали, что следует предпринять, но тут судьба уготовила новую опасность. (5) Эквы стали лагерем у Альгида и оттуда совершали опустошительные набеги на тускуланские земли. Послы сообщили, что из Тускула просят о помощи.

(6) Страх перед двумя войнами заставил децемвиров держать совет с сенатом. Приказав сенаторам собраться в курии, децемвиры понимали, какой взрыв ненависти им угрожает: (7) на них свалят вину за опустошение полей и за предстоящие беды и постараются отстранить их от власти, если они не воспрепятствуют этому общими усилиями, подавляя попытки многих применением самых крутых мер против немногих злостных зачинщиков. (8) После того как на форуме прозвучал голос глашатая, призывающий сенаторов в курию к децемвирам, пораженные этой удивительной переменой плебеи – ведь обычаю совещаться с сенатом не следовали уже давно – стали спрашивать, что произошло, отчего после такого перерыва вдруг прибегли к забытому средству. (9) Неужели войне с неприятелем надо быть благодарными за это проявление хоть какой-то свободы в государстве?

(10) Плебеи высматривали сенаторов на форуме, но почти никого не нашли, а потом заметили, что децемвиры, поняв отсутствие сенаторов как выражение ненависти к себе, восседают в пустой курии, тогда плебеи истолковали неявку сенаторов тем, что частным лицам запрещено созывать сенат. Если плебеи последуют примеру сенаторов и как те не явились на заседание, так и они воспротивятся набору, то, значит, появилась надежда вернуть свободу! Такие возгласы раздавались в толпе. (11) Почти никто из сенаторов не пришел на форум, да и в Городе вообще их осталось совсем немного. В негодовании отвернувшись от происходящего, они, не имея забот общественных, занялись своими делами в деревне и решили, что, чем скорей они откажутся от сношений с всевластными правителями, тем свободней станут и от чинимых теми беззаконий. (12) После того как никто из сенаторов не явился на зов децемвиров, домой к каждому из них послали служителей, которые должны были взять залог[362] и узнать, умышленной ли была неявка; они, однако, вернулись с сообщением о том, что все сенаторы в деревне. Это известие децемвиры восприняли спокойней, чем если б им сообщили, что сенаторы остались в Городе и оказывают сопротивление их власти. (13) На следующий день всем сенаторам было приказано собраться и их явилось так много, как они и сами не ожидали. Плебеи решили, что сенаторы предали свободу, ибо сенат повиновался – как законным – приказам тех, которые по истечении срока полномочий должны были б считаться частными гражданами, если бы не прибегли к насилию.

39. (1) Однако, послушно явившись в курию, сенаторы повели себя там, насколько известно, отнюдь не трусливо. (2) По преданию, после выступления Аппия Клавдия и прежде чем по порядку стали высказывать мнения, Луций Валерий Потит потребовал, чтоб ему дали говорить о положении государства[363], а в ответ на грозный запрет децемвиров вызвал их замешательство, объявив о своем намерении обратиться к плебеям. (3) Столь же бесстрашно вступил в борьбу Марк Гораций Барбат, назвавший децемвиров десятью Тарквиниями и напомнивший о том, что под предводительством Валериев и Горациев[364]и изгнали царей. (4) Людям отвратительно было не имя царя, коим благочестие дозволяет называть Юпитера, да и Ромула, основателя Города, и тех, кто царствовал после; при отправлении священных обрядов имя царя тоже привычно[365], ибо вызывало ненависть не оно, но царская гордыня и произвол! (5) Если прежде этого не могли стерпеть от царя или царского сына, то кто будет терпеть их от частных граждан? (6) Как бы они, запрещая людям свободно высказываться в курии, не заставили поднять голос тех, кто стоит на площади! И если им дозволено было собрать сенаторов, то почему ему, Горацию, тоже частному лицу, не созвать народ на собрание? (7) Если хотят, пусть на деле испытывают, насколько мстящий за попранную свободу сильней жаждущего неограниченной власти. (8) Они говорят о войне с сабинянами, как будто у народа римского есть война более важная, чем против тех, которые, будучи избраны для составления законов, вовсе упразднили в государстве правосудие, выборы, ежегодную смену должностных лиц и преемственность власти, всех поровну обеспечивающую свободой, и, окружив себя ликторами, присвоили царскую власть. (9) После изгнания царей должностные лица избирались из патрициев, потом, после удаления простого народа, – и из плебеев, а к какому стану[366] принадлежат эти люди? К сторонникам народа? Но что ими сделано через посредство народа? К сторонникам лучших? Те, кто почти год не созывали сената, а на нынешнем заседании запрещают даже высказываться о положении в государстве? (10) Пусть не слишком надеются на угрозу войны. То, от чего люди страдают, важнее для них, чем то, чего они боятся.

40. (1) Пока децемвиры придумывали, каким образом выразить свой гнев или снисхождение к произнесшему все это Горацию, и еще не нашли выхода из положения, дядя децемвира Аппия Гай Клавдий выступил с речью, больше похожей на заклинание, чем на отповедь. В этой речи (2) просил он племянника, ради манов его отца и своего брата, остаться верным гражданскому обществу, в котором рожден, а не сговору, скрепленному нечестивой клятвой десятерых. (3) Он, мол, просит его об этом больше ради него самого, чем ради государства, которое (4) против их воли восстановит свои неотъемлемые права. Но жаркая схватка разжигает гнев, вот почему он так страшится за ее исход.

(5) Хоть децемвиры и запретили отступать от предмета обсуждения, все ж уважение к Клавдию не позволило им перебивать его. А он заявил, что сенатского постановления принимать не следует. (6) Всем стало ясно, что Клавдий считает децемвиров частными гражданами, и многие из бывших консулов вслух поддержали его. (7) По другому предложению, более суровому на вид, но имевшему на деле меньшую силу, сенаторам приказывалось бы сойтись для назначения интеррекса. Однако, чтобы принятием решения не подтверждать полномочий децемвиров на созыв сената, от сенатского постановления отказались, и таким образом Клавдий показал всем, что децемвиры – частные граждане.

(8) Но тут, когда те были уже на грани падения, брат децемвира Марка Корнелия Луций Корнелий Малугинский, по уговору получивший слово последним, выказал мнимую озабоченность военной опасностью и стал защищать брата и сотоварищей его, недоумевая, (9) что же это за роковое совпадение, что на децемвиров ополчились сильней всего и главным образом те, кто сам хотел стать децемвирами, и почему (10) в мирное время в течение стольких месяцев никто не затевал споров о законности их пребывания у власти, а теперь, когда враг почти у ворот, сеют междоусобицу в надежде, что смута скроет их намерения. (11) Но теперь у всех на уме более важное дело, и столь трудная задача не может быть решена наспех – вот почему разбирательство в сенате выдвинутых Валерием и Горацием обвинений против децемвиров, которые должны были якобы к майским идам сложить с себя полномочия, он предлагает отложить до тех пор, пока не будет покончено с угрозой войны и в государстве не восстановится мир. (12) Однако Аппию Клавдию уже сейчас нужно быть готовым к тому, что придется ему – как ведавшему выборами децемвиров – дать отчет в том, были ли они избраны на один год или до тех пор, пока не будут проведены недостающие законы. (13) Но пока нужно, мол, забыть обо всем, кроме войны, и если сенаторы считают слухи о ней заведомо ложными и полагают, что не следует верить ни слухам, ни самим послам тускуланцев, то, по его мнению, для получения самых надежных сведений следовало бы послать разведчиков; (14) если же поверить и послам, и слухам, то надобно, оставив все дела, немедленно произвести набор, а децемвирам следует вести войско туда, куда они сочтут необходимым.

41. (1) Младшие сенаторы склоняли остальных к принятию этого решения. Но Валерий и Гораций восстали еще смелее, снова потребовав разрешения говорить о положении государства, а если им не позволят выступить в сенате, они-де обратятся прямо к народу, ибо частные лица не вправе мешать им ни в курии, ни в собрании, и они не отступят перед мнимыми фасками. (2) Тогда Аппий, понимая, что если он не ответит с той же дерзостью, то лишится власти, воскликнул: (3) «Несдобровать всякому, кто говорит то, о чем его не просили!» – и, в ответ на отказ Валерия молчать по приказу частного лица, посылает к нему ликтора. (4) Валерий с порога курии уже взывал о помощи к квиритам, когда Луций Корнелий обнял Аппия и из притворного сочувствия к Валерию прекратил этот спор. Хотя после этого Валерию и позволили говорить что угодно, децемвиры добились своего – ведь свобода не шла дальше слов. (5) Бывшие консулы, вместе со знатнейшими сенаторами питавшие прежнюю ненависть к власти трибунов, потерю которой они считали более тяжкой утратой для плебеев, чем для себя потерю консульской власти, готовы были предпочесть впоследствии добровольный отказ децемвиров от их полномочий новому восстанию ненавистных им плебеев в надежде, (6) что если народ не будет роптать и удастся мало-помалу вернуться к консульскому правлению, то плебеям помогут забыть о трибунах или новые войны, или сдержанность вернувшихся к власти консулов.

(7) Набор был объявлен без сопротивления сенаторов. Приказы децемвиров обжалованью не подлежали, и молодежь записывалась в войско. После того как легионы были набраны, децемвиры договорились, кто станет во главе войск. (8) Вождями децемвиров были Квинт Фабий и Аппий Клавдий. Война в Риме, казалось, будет труднее, чем с неприятелем. Решили, что суровость Аппия более пригодна для подавления волнений в Городе. Фабий от природы был более склонен к добрым делам, чем к злодейству. (9) Но даже такого человека, прославившегося и на военном и на гражданском поприще, так переменило пребывание у власти и общение с децемвирами, что он предпочел стать похожим на Аппия, а не на себя самого. Ему, вместе с Манием Рабулеем и Квинтом Петилием, поручили войну с сабинянами. (10) Марка Корнелия вместе с Луцием Минуцием, Титом Антонием, Цезоном Дуиллием и Марком Сергием послали на Альгид. Спурий Оппий вместе с Аппием Клавдием был оставлен на страже Рима; при этом все децемвиры обладали одинаковыми полномочиями.

42. (1) На войне дела шли ничуть не лучше, чем в Риме. (2) Вина полководцев состояла лишь в том, что они вызывали ненависть к себе со стороны сограждан; во всем остальном виноваты были воины, которые не желали добиваться успеха под предводительством децемвиров и терпели поражения, позоря и себя, и полководцев. (3) Войска римлян были рассеяны и сабинянами под Эретом, и эквами на Альгиде. Бежавшие под покровом ночи из-под Эрета стали лагерем неподалеку от Рима, на возвышенности между Фиденами и Крустумерией: (4) не встретив преследующего противника в открытом бою, они вверили свою защиту не собственному мужеству и оружию, но естественным укрытиям местности и валу. (5) На Альгиде войско испытало еще больший позор и было полностью разгромлено: бежав из лагеря и побросав имущество, воины укрылись в Тускуле, надеясь на милосердие и гостеприимство тускуланцев, в чем и не обманулись. (6) Когда столь грозные вести дошли до Рима, сенаторы забыли о ненависти к децемвирам и, решив оставить в Городе стражу, приказали всем, кто был в состоянии носить оружие, охранять стены и выставить караулы к воротам. (7) В Тускул же велели выслать оружие и подкрепление, а децемвирам по их решению надлежало оставить тускуланскую крепость и держать войско в лагере, другой лагерь – перевести из Фиден во владения сабинян и начать наступление, чтоб отбить неприятелю охоту идти на приступ Рима.

43. (1) К поражениям от неприятеля децемвиры прибавили два ужасных преступления: одно было совершено на войне, другое – в Городе. (2) Разведать место для лагеря во владениях сабинян был послан Луций Сикций[367], ненавидевший власть децемвиров и тайно призывавший соратников избрать трибунов и покинуть лагерь. (3) В спутники ему отрядили воинов, которым было поручено в укромном месте напасть на Сикция и убить его. (4) Но убийство это не прошло им даром, ибо Сикций оказал сопротивление, а будучи человеком богатырской силы и храбрости, он уложил и нескольких злодеев. (5) Оставшиеся сообщили в лагерь, что Сикций вместе с несколькими воинами попал в засаду и пал в неравном бою. (6) Этому сперва поверили, но потом с разрешения децемвиров для погребения убитых была послана когорта и Сикция нашли лежащим в нетронутых доспехах в окружении трупов, среди которых не было ни одного неприятеля, не было и никаких их следов; тело Сикция доставили в лагерь, в точности установив, что он был убит своими. (7) Преисполненные ненависти, воины готовы были немедленно переправить тело Сикция в Рим, но децемвиры успели устроить ему воинское погребение на государственный счет. Велика была скорбь в лагере во время этих похорон, покрывших децемвиров позором.

44. (1) Вслед за этим в Городе свершилось другое преступление, порожденное похотью и вызывающее не меньшее содрогание своими последствиями, чем самоубийство обесчещенной Лукреции, из-за чего Тарквинии лишились престола и были изгнаны из Города: так что не только конец правления, но и даже причина отстранения от власти царей и децемвиров были совсем одинаковыми[368].

Аппий Клавдий воспылал страстью к девушке из народа и решил удовлетворить свою похоть. (2) Отец девушки, центурион Луций Вергиний, несший службу у Альгида, был образцовым воином и гражданином. Так же была воспитана его жена, так воспитывались и дети. Дочь он просватал за бывшего трибуна (3) Луция Ицилия, храбреца, доблестно отстаивавшего права плебеев. (4) Девушка редкой красоты, она была уже взрослой и не соблазнилась подарками и обещаниями Аппия, и тогда тот, от страсти потеряв голову, решился на грубое насилие. (5) Он поручает своему клиенту Марку Клавдию, чтобы тот объявил ее своею рабыней и не уступал требованиям временно оставить ее на свободе, полагая, что в отсутствие ее отца Вергиния это беззаконие будет возможно. (6) Когда она пришла на форум, где среди лавок была и школа, в которой она обучалась грамоте[369], Клавдий, слуга децемвирской похоти, остановил наложением руки[370] девушку и, объявив ее дочерью своей рабыни и, следовательно, рабыней, приказал без промедленья следовать за ним, иначе, мол, он уведет ее силой. (7) Бедная девушка остолбенела, но на крики кормилицы сбежался народ. Имена ее отца Вергиния и суженого Ицилия были хорошо известны. Тех, кто знал их, объединяла дружба, а толпу – негодование против козней Клавдия. (8) Девушка была уже спасена от насилия, но тут предъявивший на нее свои нрава заявил, что ни к чему собирать такую толпу: он, мол, намерен действовать не силой, но по закону. И вот он вызывает девицу в суд. (9) По совету близких, присматривавших за ней, она явилась к трибуналу Аппия[371]. Истец поведал свою выдумку судье, который сам и был сочинителем этой басни, что, мол, девушка родилась-де в его, Клавдия, доме, откуда была похищена и подброшена Вергинию, (10) а сам он узнал об этом благодаря доносу и готов представить доказательства, будь судьею сам Вергиний, более всего запятнанный совершенным беззаконием; пока же, конечно, рабыня должна следовать за господином. (11) Защитники девушки сказали, что Вергиний отсутствует по делу государства и если ему сообщат о случившемся, то он будет в городе через два дня, (12) а посему несправедливо в отсутствие отца тягаться о детях, и потребовали отсрочить дело до его возвращения. Вергинию же на основании закона, внесенного самим Аппием, следует временно оставить на свободе, чтобы взрослая девица не была обесчещена прежде, чем лишится свободы.

45. (1) До оглашения приговора Аппий заметил, что о том, насколько он покровительствует свободе[372], можно судить по самому закону, на который ссылаются в своей просьбе друзья Вергиния, (2) хотя закон лишь в том случае будет неоспоримой порукой свободы, если не окажется обстоятельств, меняющих дело – по сути или в том, что касается лиц. (3) В делах прочих лиц каждый может законно отстаивать свободу другого – это по праву, но в деле той, что находится во власти отца[373], нет некого другого, кому мог бы передать ее господин. Итак, он, Аппий, согласен послать за ее отцом, а истец покуда пусть останется при своем неущемленном праве, с тем чтобы он увел с собой девушку, под обещание доставить ее в суд, как только объявится тот, кто называет себя ее отцом. (4) На неправый приговор[374] роптали, но никто не осмеливался ему воспротивиться, пока не вмешались дядя Вергинии Публий Нумиторий и ее жених Ицилий. (5) Толпа расступилась в надежде, что Ицилий сумеет противостоять Аппию, но тут ликтор объявляет, что приговор уже вынесен, и отталкивает Ицилия, не давая ему говорить. (6) Такое оскорбление разозлило бы и кроткого человека. А Ицилий вскричал: «Ты получишь то, к чему стремишься, лишь мечом прогнав меня отсюда! Я женюсь на этой девушке, и моя невеста пребудет невинной. (7) Ты можешь, кроме своих, созвать и всех децемвирских ликторов и приказать им пустить в ход топоры и розги, но моя суженая вернется в отцовский дом. (8) Пусть вы лишили нас трибунов и прав обжалованья пред народом римским – двух столпов, на которых держалась наша свобода, но пока еще ваша похоть не властна над нашими женами и детьми. (9) Лютуйте на наших спинах и шеях, но на их целомудрие не покушайтесь! А если вы прибегнете к насилию, то в защиту моей невесты и единственной дочери Вергилия я призову на помощь стоящих здесь сограждан, он – воинов и все мы – богов и людей, и твой приговор исполнится лишь ценой нашей смерти. (10) Подумай, Аппий, еще и еще подумай, на что идешь! (11) Когда Вергиний вернется, он решит, что ему делать с дочерью, пусть только знает, что, если он уступит притязаниям Клавдия, может сватать дочь за кого-нибудь другого. Я же, отстаивая свободу невесты, меньше дорожу жизнью, чем верностью».

46. (1) Толпа была возбуждена, и стычка казалась неминуемой. Ицилия обступили ликторы, но дальше угроз дело не пошло, поскольку Аппий сказал, что Ицилий, человек беспокойный и (2) не забывший еще, как был трибуном, вовсе не защищает Вергинию, но ищет повода для смуты. (3) Однако повода он ему не даст, и не из-за наглости Ицилия, а лишь покровительствуя свободе и считаясь с отцовским званьем Вергиния, в чье отсутствие не будет совершен ни суд, ни приговор. Марка Клавдия он попросит поступиться своим правом и до завтра отпустить девушку. (4) А если завтра ее отец не прибудет, пусть, мол, Ицилий и ему подобные знают – он выкажет твердость, достойную законодателя и децемвира. А для того, чтоб обуздать зачинщиков смуты, ему не понадобятся ликторы других децемвиров: он обойдется своими.

(5) После отсрочки несправедливого приговора защитники девушки разошлись, первым делом поручив брату Ицилия и сыну Нумитория, безупречным юношам, немедленно собраться в путь и как можно скорей вызвать пз лагеря Вергиния, (6) ведь спасение его дочери от беззакония зависело от того, успеет ли он вернуться в срок. Они поскакали во весь опор и передали эту весть отцу. (7) А Ицилий, в ответ на требование истца принять девицу и представить поручителей, говорил, что этим-то он и занят, а сам нарочно тянул время, пока гонцы не доберутся до лагеря. Тем временем из толпы тянулись руки – каждый выказывал Ицилию готовность стать его поручителем. (8) Со слезами на глазах тот благодарил их: «Завтра будет нужда в вашей помощи, а теперь уж довольно поручителей». Так Вергиния была отдана на поруки близким.

(9) Аппий еще немного помедлил, чтобы не показалось, что он пришел сюда ради одного этого дела, но другие людей не волновали, никто больше не приходил, и он вернулся домой писать децемвирам в войско, чтоб те не давали Вергинию отпуска и даже взяли его под стражу. (10) Как и следовало ожидать, этот подлый приказ запоздал: Вергиний, получив отпуск, отбыл еще до полуночи, а бесполезное письмо об его задержании было доставлено назавтра поутру.

47. (1) А в Риме уже на рассвете все граждане в нетерпении собрались на форуме, куда Вергиний, одетый как на похоронах, привел дочь, обряженную в лохмотья, в сопровождении нескольких матрон и толпы защитников. (2) Здесь Вергиний стал обходить людей; обращаясь к ним, он не только просил содействия, но требовал его как должного: он-де каждый день идет в бой за их жен и детей, и никто не сравнится с ним ни храбростью, ни числом совершенных на войне подвигов. Но что в них пользы, когда в городе, не задетом войною, наши дети стоят на краю гибели, как если б он был уже захвачен врагом? (3) Будто держа речь перед собранием, он обходил людей. Подобное говорил и Ицилий. (4) Но сильнее всяких слов действовал на толпу тихий плач женщин. Вопреки всему, с прежним упорством – вот до чего довело его вожделение или, лучше сказать, безумие – Аппий взошел на трибунал, и не успел истец договорить о том, что накануне благодаря ходатаям приговор вынесен не был, и снова изложить свое требование, а Вергиний – получить ответное слово, как он вмешался.

(5) Возможно, какая-то из переданных древними писателями речей, в которой Аппий обосновал свой приговор, и подлинная, но ни одна из них не отвечает чудовищности самого приговора[375], вот почему, мне кажется, следует изложить его голую суть – Вергиния была признана рабыней. (6) Сперва все оцепенели, потрясенные такой жестокостью, и на некоторое время водворилась тишина. Но потом, когда Клавдий собрался было, отстранив матрон, схватить девицу, женщины ответили на это жалобным плачем, а Вергиний, погрозив Аппию, сказал: (7) «За Ицилия, а не за тебя, Аппий, просватана моя дочь, и вырастил я ее для брака, а не для разврата. Тебе угодно, как скоту и зверю, совокупляться, с кем захочешь? Эти, быть может, и стерпят такое, но, я уверен, не те, в чьих руках оружие». (8) Толпа женщин и стоящие рядом защитники отталкивали Клавдия, но глашатай восстановил тишину.

48. (1) Децемвир, потерявший от похоти разум, заявил, что не только по вчерашним нападкам Ицилия и буйству Вергиния, свидетели коих были все римляне, но и по другим достоверным сведениям он понял, что с целью посеять смуту в Городе всю ночь собирались сходки. (2) И потому, мол, он, зная о предстоящей борьбе, пришел сюда в сопровождении вооруженных людей, но не ради притеснения мирных граждан, а для того, чтобы, не роняя высокого сана, обуздать тех, кто нарушает общественное спокойствие. «И потому советую вам успокоиться, – сказал он. (3) – А вы, ликторы, расчистите путь в толпе, чтобы хозяин мог вернуть свою собственность!»

Он произнес это громовым голосом и с такою злобой, что толпа расступилась, сама принося девушку в жертву насилию. (4) И тогда Вергиний, увидев, что помощи ждать не от кого, с мольбой обратился к Аппию: «Прости отцу ради его горя, если я сказал против себя неразумное слово, но позволь напоследок здесь, в присутствии девицы, расспросить кормилицу, как обстояло дело, чтобы я, если и правда не отец, ушел отсюда со спокойным сердцем». (5) Получив разрешение, он отошел с дочерью и кормилицей к лавкам, что расположены возле храма Венеры Очистительницы[376] и зовутся теперь Новыми [377], и, выхватив там у мясника нож, воскликнул: «Только так, дочь моя, я могу сделать тебя свободной». Тут он пронзает грудь девушки и, обернувшись к судилищу, произносит: «Да падет проклятье за эту кровь на твою голову, Аппий!»