Полная версия
Еретическое путешествие к точке невозврата
– Постой, постой, – попробовал спорить Вольфгер. – У тебя получается, что все нелюди – прислужники дьявола? Вот Карл – вербэр, так, по-твоему, он что, тоже не божья тварь? Прости Карл, я не хочу тебя обидеть.
– А я не знаю! – запальчиво воскликнул монах. – В Писании ничего не сказано про оборотней!
– Тут-то ты и попался, – ухмыльнулся Вольфгер. – В Писании много про что не сказано, например, нет ни слова о папской курии в Риме. Значит, она тоже…?
– Не смей так говорить! – взвизгнул монах, – не богохульствуй! Тем более, в такое время, когда, может, решаются судьбы мира!
– Успокойся, ты вопишь на весь лес, – оборвал его Вольфгер. – Тебе незачем так нервничать, я и в мыслях не имел хулить твоего бога.
– Твоего? – потрясённо переспросил отец Иона. – Значит, ты…
– Разумеется. А ты не знал? Я давно уже не верю в поповские сказки и в то, что отпущение грехов или кусочек святости можно купить за деньги. Я, как учили греческие философы, агностик. Я верую, но по-своему. Верую в некую надмировую сущность, которая управляет нашим бытием, но не понимаю, зачем ей, всеведущей, мудрой и равнодушной, жалкие молитвы, жертвоприношения и разукрашенные молитвенные дома.
– Это ересь! Ты раскаешься в ней, и очень скоро!
– Возможно, но пока ты не убедил меня. Оставим на время теологию. Давайте лучше обсудим слова нашего гостя. Например, как вы думаете, кто всё-таки послал его?
– И думать нечего, – буркнул монах. – Он от врага рода человеческого.
– То есть от дьявола? – переспросил Вольфгер, задумчиво шевеля веткой угли в костре. – А почему ты так решил?
– Чем ты слушал? – раздражённо сказал монах. – Я же читал тебе Писание. Зверь из моря!
– А почему из моря? – удивился Вольфгер. – Где у нас тут море?
– Ну, просто так говорится… – смутился отец Иона. – В конце концов, это неважно, из моря или не из моря! Главное, что сорваны печати, Он сошёл на землю, и предстоит воистину последняя битва! Даже гоблин почувствовал Его силу, а эти твари умеют различать зло. Заметь, они уже покинули наш мир, этот был последним!
– Ты сказал, что «дана ему власть действовать сорок два месяца», это без малого четыре года, значит, у нас ещё уйма времени!
– Но мы же не знаем, когда произошло сошествие, – возразил монах. – Судя по тому, как нарастают злые приметы, времени у нас гораздо меньше, чем ты думаешь, надо спешить!
– Господин барон, позвольте спросить, а то я кое-чего не понял, – внезапно подал голос промолчавший почти весь вечер Карл.
– Да? – обернулся к нему Вольфгер.
– Гоблин передал слова своего временного хозяина: «Вольфгер фон Экк, ни в коем случае не прекращай начатое тобой дело, оно гораздо важнее, чем ты думаешь», так?
– Так… – кивнул Вольфгер.
– Отец Иона утверждает, что гоблин – мелкий прислужник сатаны, стало быть, он говорил от его имени, так?
– Говори дальше, – пробормотал Вольфгер, холодея.
– А раз так, выходит, что он считает вас, господин барон, тоже своим подручным. Иначе говоря, вам, а значит, и нам предстоит действовать в интересах сатаны. Я правильно понял?
– П-получается – правильно… – пробормотал Вольфгер. – Что скажешь, святой отец?
– Спаси и сохрани нас от этого господь! – перекрестился дрожащими пальцами монах.
– Что будем делать?
– Как решили, надо идти к архиепископу! – не подумав, бухнул монах.
– Ага, придём, всё расскажем, и тут же окажемся на дыбе. Карла сожгут сразу, мне, как благородному, отрубят голову на рыночной площади церемониальным мечом, ну, а тебя, не знаю, наверное, сошлют в какой-нибудь монастырь, запрут в каменном мешке до самой смерти.
– Если надо, мы должны принять и эту муку! – осенил себя крестным знамением монах.
– Принять муку мы всегда успеем, – пробурчал Карл. – А по-моему, сначала нужно сделать то дело, которое собирались, надо всё-таки постараться понять, что происходит в нашей богоспасаемой Саксонии.
– Молодец, Карл, – хлопнул его по плечу Вольфгер. – В самую точку. Давайте всё-таки постараемся сначала сами разобраться, что происходит. Начинай, отец Иона.
– Н-ну… Понимаете… Я и сам-то не очень… – забормотал монах и опять открыл Библию. Вот, слушайте:
Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии своём»[21].
И дальше:
О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один[22].
Понятно, что люди ждали второго пришествия, как и было сказано в Евангелии, ещё при жизни Его учеников, однако… Потом стало ясно, что эти фразы понимали буквально, а надо иносказательно. Толкований было множество, однако, большинство склонялось к тому, что нужно ждать тысячного года. Тысячный год прошёл в страшном ожидании. Летописи гласят, что люди бросали свои мирские дела, возводили храмы и гробницы, раздавали своё имущество, страх и уныние воцарились на земле. Но второго пришествия не случилось и тогда. – Отец Иона вздохнул, – сын мой, у нас совсем не осталось вина? Ага, спасибо. Так, о чём я? А, ну да… Прошёл тысячный год, наступил тысяча первый, и кому-то пришло в голову, что, наверное, даты посчитали неправильно, ведь Его распяли в возрасте тридцати трёх лет, значит, тысяча лет истечёт в тысяча тридцать третьем году… Люди получили ещё одну передышку. И вот пришёл тысяча тридцать третий год, и опять были явлены зловещие знамения, опять начались приготовления к концу света, и опять церковь, чего уж там греха таить, получила изрядную толику золота и отписанных на неё земель. Но род людской опять выжил. Церковь тогда утверждала, что ей удалось отмолить у Спасителя ещё немного лет земной жизни, теперь до тысяча шестьдесят шестого года, ибо шестьдесят шесть – число антихриста…
В общем, постепенно, второе пришествие позабылось. Войны, болезни, рождения, смерти – всё это заслонило опасность конца света, которая казалась всё более и более призрачной. Над священниками, угрожающими скорой божественной карой, стали посмеиваться. Потянулись годы, они складывались в века…
Я думал, что следующим годом, в котором люди вспомнят о пророчествах откровения Иоанна Богослова, будет 1666-ой, и я до него не доживу, но вышло по-другому. Светопреставление оказалось гораздо ближе, чем мы думали. И нам остаётся только молиться, чтобы Он смилостивился над нами. Людям явлены грозные знаки, но мало кто различает их. Купец говорил, что крестьяне по всей стране склоняются к бунту, они неосознанно чувствуют приближение антихриста, это он смущает их души. А церковь слаба как никогда. Богомерзкий Лютер нанёс ей удар в спину, и теперь священники сражаются друг с другом вместо того, чтобы взявшись за руки, своей верой и своими телами защитить пасомых от диавола… Воистину, пришли последние времена! – монах закрыл лицо руками.
– Постой, отец Иона, ну подожди, – положил ему руку на плечо Вольфгер. – Не надо отчаиваться раньше времени. Ну да, знаки явлены, но ведь ничего ещё не свершилось. Возможно, ты толкуешь их неправильно, в конце концов, что мы можем знать о промысле божьем? Я читал, что земли людей неоднократно поражали моровые поветрия, землетрясения, наводнения, войны, нашествия варваров, и каждый раз летописцы говорили о последних днях мира. Но ведь ни разу не сбылось, а? Не убивайся ты так, мой старый учитель, вот, выпей ещё вина и ложись спать. Утром под ясным солнышком всё будет выглядеть не таким мрачным, правда, Карл?
– Да, господин барон, вы совершенно правы. Позвольте, святой отец, я помогу устроить вам постель. К счастью, дождь перестал, и спать будет не так сыро. Шатёр промок, поэтому лучше ложитесь поближе к костищу, вот ваш плащ, ваш мешок. Спите и ничего не бойтесь. До завтра светопреставление уж точно не наступит, я обещаю.
Монах всхлипнул, ладонью стёр слезы с лица, улёгся на ложе из веток, заботливо нарезанных для него Карлом, завернулся в плащ и через несколько минут засопел.
Вольфгер и Карл остались сидеть у костра. Карл подбрасывал в огонь веточки, не давая костру ни погаснуть, ни разгореться. Господин и слуга тихо разговаривали.
– Трудно будет со стариком, – вздохнул Вольфгер. – Боюсь, если надо будет ехать дальше Дрездена, придётся оставить его в хорошей гостинице. Дам хозяину денег, пусть ухаживает за ним, а мы поедем дальше.
– Он не останется, – тихо возразил Карл. – Ведь это его путешествие, он сойдёт с ума от тоски и ожидания. Будь что будет, пусть едет с нами и встретит свою судьбу. Он уже в таком возрасте, когда смерть может прийти в любую минуту, а где она настигнет человека – какая разница? Во всяком случае, он не умрёт в одиночестве, в чужом доме, в чужой постели.
Вольфгер задумчиво посмотрел на Карла. В словах оборотня ощущалась такая спокойная и выстраданная мудрость, что барон не стал возражать. Он припомнил кое-что из биографии Карла и понял, почему он так сказал.
– Скажи, Карл, а что ты думаешь обо всём этом, о знамениях, втором пришествии, и вообще?
– С вашего позволения, ничего, – ответил Карл. – Думать и предугадывать – это ваше дело. А моё – выполнять ваши приказы. Я ведь не христианин и даже не знаю, есть ли у меня душа? В той игре, которую мы с вами затеяли, господин барон, у нас очень разные ставки. Я не знаю, что меня ждёт в посмертии, и есть ли у меня вообще посмертие.
– Так и я не знаю… Никто не знает! – возразил Вольфгер.
– У вас хотя бы есть религия, есть святые книги, есть бог и дьявол. А у меня – нет.
– Но ты же наполовину человек!
– А наполовину – нет. И кто знает, какая половина окажется важнее? Но оставим это. Господин барон, позвольте спросить?
– Конечно, спрашивай, что за церемонии…
– Гоблин сказал, что то существо, ну, от имени которого он говорил, обещало вам свою помощь…
– Да, говорил, и что? – насторожился Вольфгер.
– Вы собираетесь её в случае чего принимать?
Вольфгер крякнул:
– Да-а, вот это вопрос… Не знаю! И ты прав, лучше бы решить его заранее, потому что принимать помощь от того, кто в худшем случае может оказаться дьяволом, это, знаешь ли… Может статься, нам будет лучше расстаться с жизнью, чем воспользоваться услугами врага рода человеческого…
– Дьявол есть дьявол, – задумчиво сказал Карл. – Скорее всего, он обставит дело так, что отказаться от его помощи мы всё равно не сможем.
– Гадать бессмысленно, похоже, нас втянули в игру, в которой мы будем даже не пешками… – сказал Вольфгер. – Пусть так. Будем делать ход за ходом и смотреть как ходит противник, другого выхода у нас нет. Что у нас на пути завтра? Ты хорошо помнишь эту местность, Карл? Карта у меня в сумке, неохота её искать в потёмках.
– Помню, когда-то мы здесь гм… работали, – ответил Карл. – Завтра к полудню доберёмся до деревни. Хорошая деревня, большая, с рыночной площадью и церковью. Продукты у нас пока есть, можем, конечно, объехать её стороной, а можем и заехать, пополнить припасы. Дальше пойдут бедные поселения, там, кроме чёрствого хлеба да овечьего сыра, мы ничего купить не сможем.
– Значит, будем охотиться! – решил Вольфгер. – Не успели выехать из замка, а уже съестное покупаем, это не дело, так мы до Дрездена и до весны не доедем!
– Как прикажете, господин барон, – кивнул Карл. – Не заезжать, так не заезжать.
Глава 3
17 октября 1524 г.
День св. Анструдиса, св. Берария, св. Виктора, св. Джона Карлика, св. Иродиона, св. Лутиема, св. Мамилта, св. Нотслема, св. Регула, св. Рудольфа из Габбио, св. Флорентия, св. Этельберта.
Вольфгера разбудил стук топора. Он открыл глаза и увидел, что Карл уже нарубил дрова для утреннего костра и теперь заканчивает выводить маленькую поленницу для путешественников, которые заночуют на этой поляне после них. Монах тоже проснулся и, отойдя в сторонку, молится.
Утро выдалось весёлым и ярким, хотя и холодноватым. Изо рта у Карла, азартно орудующего секирой, вылетали клубы пара. Вольфгер заметил, что кое-где на травинках переливаются алмазные иголочки предутреннего инея, ещё не съеденные солнцем.
Жареный на прутиках бекон, подогретый хлеб и вино, разбавленное горячей водой, прогнали остатки сна и улучшили настроение. Даже отец Иона, уплетая скворчащее мясо, больше не выглядел сосудом мировой скорби. О вчерашнем странном госте и неприятных разговорах по молчаливому уговору не вспоминали. После завтрака быстро свернули лагерь и двинулись в путь.
Лошади бодро бежали по лесной дороге. Вольфгер, насвистывая неприличную солдатскую песенку, ехал первым, иногда придерживая нависающие ветки, чтобы они не хлестали по лицу монаха. Пару особенно капризных ветвей он лихо срубил мечом, радуясь превосходной заточке клинка. Карл молча ехал сзади.
В полдень Вольфгер остановил коня, достал из сумки карту, долго вертел её туда-сюда, пытаясь сориентироваться, наконец, догадался и, придерживая пальцем найденное место, обернулся к Карлу:
– Скоро должна быть развилка, нам надо будет свернуть направо, правильно?
– Да, господин барон, – ответил Карл. Он легко ориентировался и без карты. – Налево будет деревня, а дорога на Дрезден – направо.
Вольфгер кивнул, убрал карту и тронул каблуками бока жеребца. Вскоре появилась и развилка, отмеченная огромным дубом, росшим между двумя дорогами. Такие дубы в народе называли «королевскими», поскольку в старину царственные особы часто вершили под ними суд, а королевские палачи использовали крепкие сучья для скорого исполнения приговоров. К счастью, этот дуб не был осквернён ни одним трупом. Вольфгер облегчённо вздохнул, тронул поводья, чтобы свернуть направо, и вдруг остановился:
– Эт-то ещё что такое?!!
На дороге, ведущей в Дрезден, сидел кот. Кот был здоровенный, угольно-чёрный, без единой белой отметины на шубке, с пронзительно зелёными глазами. Кот бесстрашно и внимательно смотрел на Вольфгера, не собираясь уступать дорогу.
К барону подъехали отец Иона и Карл.
– Откуда в лесу кошка? – удивился Вольфгер.
– Может, дикая? – спросил отец Иона.
– Дикие – они пятнистые, а эта чёрная, как сажа. Нет, она домашняя, глянь, вон какая гладкая, шкурка аж блестит, наверное, хозяева кормят от пуза. Только почему так далеко от дома? И ведь не боится ничего.
– Значит, деревня рядом, – пожал плечами Карл. – Наверное, дети с собой притащили и бросили. И потом, ваша милость, это не кошка, а кот, морда самая разбойничья.
Разбойничий кот встал, потянулся, подрагивая толстым, пушистым хвостом, ещё раз взглянул прямо в глаза Вольфгеру, развернулся и поскакал в сторону деревни. Добравшись до поворота, он опять сел и стал смотреть на Вольфгера.
– Будь я проклят, по-моему, он зовёт нас за собой! – воскликнул барон.
– Не богохульствуй, сын мой! – опять загнусил монах, разом вспомнивший свои вечерние страхи. – Ну его! Пусть идёт своей дорогой, а мы пойдём своей! Какой-то он неприятный, чёрный весь… Ишь, бесовское отродье, глазищами как стреляет!
Кот громко мяукнул.
– Та-ак, – пробормотал Вольфгер, – вот и начинается… Даже раньше, чем мы думали, и вот – уже надо принимать решение. Отец Иона уже высказался, а ты что скажешь, Карл?
– Как прикажете, господин барон, – невозмутимо ответил слуга.
– Значит, решать мне… – вздохнул Вольфгер.
– Давай не поедем туда, мальчик мой, – сказал отец Иона. – Давай не поедем, прошу тебя, что-то там впереди нехорошее, я чувствую…
– Послушай, монах, – терпеливо ответил Вольфгер, – ведь мы отправились в поход как раз для того, чтобы разобраться в происходящих событиях, так? Ну так вот тебе событие. Как же мы узнаем правду, если будем объезжать любые опасности стороной? Решено, я еду. Ты можешь подождать меня здесь, потом я пришлю за тобой кого-нибудь. Карл, ты со мной, я правильно тебя понял?
– Зачем вы спрашиваете? – пожал плечами оборотень. – Я всегда с вами.
– Ну и славно, тогда поехали! Эй, киса, как тебя там? Ты не угонишься за нашими конями, иди ко мне, – и Вольфгер похлопал по шее лошади.
Барон вздрогнул, когда кот, словно поняв его слова, одним изящным прыжком взлетел на жеребца. Повозившись, он устроился перед Вольфгером, прижался к нему и заурчал. Вольфгер почувствовал тепло кошачьего бока, он стянул боевую перчатку из грубой кожи с нашитыми стальными пластинками и почесал кота за ухом. Кот замурлыкал ещё громче и снова заглянул Вольфгеру в лицо, словно говоря: «Ну, что же ты тянешь время? Поехали скорее!» Выбор был сделан, и маленький отряд свернул налево.
Деревня оказалась, действительно, очень близко, и в ней происходило нечто странное. Вольфгер придержал коня и огляделся.
Локтях в двухстах от крайнего дома, рядом со зловонными кучами мусора, в землю был врыт столб с прикованными к нему цепями. Столб был обложен связками хвороста и пучками соломы. По единственной улице деревни навстречу Вольфгеру двигалась процессия, во главе которой два здоровенных, нечёсаных мужика волокли связанную растрёпанную девушку в сильно измятом и запылённом платье с разорванным корсажем. У одного мужика на щеке алели глубокие царапины, явно от ногтей, а у другого запух глаз. За мужиками с важным видом шествовал священник с большим распятием в руках, а рядом с ним шёл осанистый пожилой крестьянин с медной бляхой старосты на толстенной цепи. За ними валом валили сельчане – мужчины, женщины, старики, дети. Видно, здесь собралось всё население деревни.
Увидев приближающуюся толпу, кот бесшумно спрыгнул с седла и исчез в кустах.
Происходящее решительно не нравилось Вольфгеру. «Похоже, предсказания купца начинают сбываться с пугающей скоростью, – подумал он. – Вот мирные землепашцы уже и до самосуда добрались. Ни тебе церковного, ни светского суда. Быстро, однако, они осмелели. Ну, это мы ещё посмотрим…» Он обернулся к слуге и шепнул:
– Карл, ну-ка, пугни их!
Оборотню, привычному ко всяким передрягам, ничего объяснять было не нужно. Он привстал на стременах и заревел так, что у Вольфгера зачесалось в ушах, а его жеребец фыркнул и шарахнулся:
– А ну, стоять, скоты!!! Стоять, я сказал!!!
Толпа отшатнулась. Повисла напряжённая тишина.
Вольфгер выехал вперёд и подчёркнуто негромко, холодным, равнодушным голосом спросил:
– Кто мне объяснит, что здесь происходит?
Священник и староста, явные зачинщики и организаторы предстоящей казни, растерянно молчали, остальные, как видно, и вовсе не были приучены к разговорам с благородными господами.
– Отвечать владетельному барону Вольфгеру фон Экк, ну, вы, мужичьё!!! – опять гаркнул Карл. – Не сметь молчать!
– Ты! – ткнул рукоятью хлыста Вольфгер в одного из мужиков, держащих женщину. – Говори.
– Дык, эта, а чего говорить-то? – ответил мужик. – Ща ведьму в распыл пускать будем, значить, – осклабился он, обнаружив отсутствие передних зубов.
– Та-а-к… В распыл, значит. А за что?
– Дык как за что? За это самое. Она же, курва богомерзкая, жену мою своей ворожбой в могилу свела! И ребятеночка ейного, значить! – деловито пояснил мужик. – Вчерась обоих и схоронили.
– А я сколько раз тебе, придурок несчастный, говорила: побереги жену перед родами! – взвизгнула девушка, пытаясь вырваться из рук удерживающих её мужиков. – А ты что сделал?!!
– Заткни пасть, стервь! – тряхнул её второй мужик так, что у связанной лязгнули зубы. – Все знают, что гансова жена здоровая была, как кобыла мекленбургская, ей родить – что посрать сходить! Троих-то выродила, и ничего, а четвёртого ты и уморила!
– Так я же её детей и принимала! – вновь крикнула девушка. – Ты что, не помнишь?
– Почему не помню? Помню. И заплатили тебе тогда, как следовает, а в энтот раз ты, вишь, её уморить решила, поди от зависти. Сама-то пустая ходишь, как тыква сушёная! Вот и сглазила. Опять же, овцы у меня кашлять стали. Почему, спрашивается? Не-е-ет, дело верное, ведьма – она и есть ведьма, ей самое место на костре, правильно я говорю, отче? – обратился крестьянин к священнику.
– Верно! – истерично взвыл тот. – В огонь еретичку, в огонь!!!
– Пре-кра-тить! – повысил голос Вольфгер. – Казнь запрещаю!
– А не пошёл бы ты в жопу, барончик хренов! – зло крикнул тот, кого звали Гансом, и кто был вдовцом. – Как мы опчеством порешили, так, значить, и сделаем, а ты лучше отвали, пока по шее не наклали и железки твои сраные не отняли!
Толпа загудела. Воспользовавшись заминкой, мужики дёрнули ведьму и потащили её к костру. Вольфгер понял, что сейчас всё решится. Ещё миг, и ничего исправить будет уже нельзя, озверевшая толпа станет неуправляемой и снесёт на своём пути и палачей, и жертву. Выбора не оставалось.
Барон послал жеребца вперёд, привстал на стременах, выхватил меч и заученно, сверху вниз, с потягом, как много раз делал на учебном поле и в бою, нанёс удар. Свистнула отточенная сталь, взлетел фонтан крови, тело Ганса, конвульсивно дрыгая руками и ногами, рухнуло на землю. Запачканная окровавленной пылью голова с глухим стуком откатилась под ноги священнику. Тот взвизгнул и отскочил назад. Девушка дёрнулась – кровь Ганса попала ей на лицо и одежду.
Держа на отлёте меч, с которого ещё капала кровь, Вольфгер левой рукой бросил забрало на смотровую щель шлема и развернул коня к крестьянам. Краем глаза он увидел, как сзади слева заезжает Карл, держа в руках секиру.
– Ну? – зло спросил он. – Кто следующий?
И вдруг завыл во всю силу лёгких:
– Во-о-он!!! Бы-ыдло!!! Зарублю-ю!!!
Выдрессированный боевой жеребец сделал всего только один шаг в сторону крестьян, и этого шага оказалось достаточно. Толпа шарахнулась назад, возникла мгновенная давка и люди бросились наутёк, спотыкаясь и отпихивая друг друга локтями. Маленькая девочка упала и осталась лежать в пыли, оглашая улицу истошными рыданиями. Её мать, молодая крестьянка, оглянулась на барона и, всё-таки набравшись храбрости, отчаянно метнулась назад, подхватила ребёнка и убежала. Миг – и улица опустела. У околицы остались только путешественники, ведьма, священник со старостой и труп палача, неожиданно ставшего жертвой. У связанной девушки подогнулись ноги, и она стала заваливаться на бок. Карл соскочил с коня и едва успел подхватить её.
– Отец Иона, Карл, помогите фройляйн, снимите верёвки, – приказал Вольфгер, а сам повернулся к старосте и священнику.
– Я буду в доме этой госпожи, – зло сказал он. – Вы оба придёте туда на закате, тогда я решу, как поступить с вами и с деревней. Труп убрать. За спокойствие в деревне отвечаете оба. Головой. А сейчас пошли вон! Ну!
Он повернулся к девушке, с которой отец Иона уже успел срезать верёвки и теперь осторожно растирал ей руки. Когда кровообращение в руках, жестоко стянутых за спиной, стало восстанавливаться, она закричала от боли.
– Потерпи немного, госпожа, сейчас станет легче, – приговаривал отец Иона, разминая затёкшие мышцы. По лицу девушки катились крупные слёзы, она кусала губы от боли. Вольфгер спрыгнул с коня и подошёл к ней. Девушка вздрогнула и отшатнулась.
Снимать боль у раненых Вольфгера много лет назад научил грек, служивший лекарем в его отряде. Барон размял пальцы, положил их особым образом на шею девушки, зажмурился и сосредоточился. Контакт удалось установить быстро, в его сознание хлынула волна боли, и барон, вспоминая давно забытые уроки, стал отводить её и рассеивать.
Через некоторое время он ощутил, что его пациентке заметно полегчало, но руки с тёплой и нежной кожи под завитками мягких волос убирать не хотелось. Вольфгер вздохнул и открыл глаза. Девушка смотрела на него с нескрываемым изумлением.
– Мой господин, вы чародей?
– Я? – удивился Вольфгер. – С чего ты взяла? Конечно, нет.
– Но ведь вы в одно мгновение избавили меня от нестерпимой боли! Ни одному лекарю не по силам такое!
– А вот меня этому научил как раз военный лекарь, – мягко улыбнулся Вольфгер. – Наверное, всё-таки лекари бывают разные, в этом всё дело. А так, должен тебя разочаровать, я не чародей. Я – барон Вольфгер фон Экк, мой замок в двух дня пути отсюда, монах, его зовут отец Иона – мой капеллан[23], а это мой друг и слуга Карл.
– Друг и одновременно слуга – разве такое бывает? – спросила девушка.
– Чего только не бывает в нашем мире, – пожал плечами Вольфгер. – Прости нас, госпожа, что мы напросились к тебе в гости, но в тот момент раздумывать было некогда. Ты позволишь нам побыть у тебя до вечера?
– О чём вы говорите, ваша милость, ведь я обязана вам жизнью! – ответила девушка. – Опоздай вы хоть ненамного, и… – её лицо исказилось.
– Давайте-ка уйдём с улицы, – предложил Вольфгер. – Незачем оставаться в этом неприятном месте. Мой конь, госпожа, пожалуй, для тебя великоват, поэтому мы попросим святого отца одолжить своего мерина.
Карл легко подхватил девушку за талию и усадил на лошадь. Садясь в мужское седло, она вынуждена была высоко поддёрнуть юбку, и Вольфгер с удовольствием успел разглядеть её стройные ноги.
– Куда нам ехать? Показывай, госпожа, – сказал Карл, держа под уздцы свою лошадь и лошадь монаха.