Я – Васька из Кокошино

Помыли мы руки и сели за стол. Дядя Серёжа ел с аппетитом, да и я уплетал за обе щеки. А мама почему-то ела мало, всё смотрела на нас да подставляла, что повкусней, приговаривая: «Ешьте, ешьте, милые, ешьте, дорогие».

Поели мы, поблагодарили маму и дядя Серёжа стал рассказывать. «Ну так вот… Не терял я тебя, Вася. Я боялся, что ты сам потеряешься». – «А что же, – говорю, – ты сразу не забрал меня с тучи?» – «А трактористу нельзя было ждать, когда ты в кабину самолёта залезешь. Туча-то двигается, а трактор за ней не поспевает. Я сам еле успел в кабину вскочить». – «А я думал ты тучу не запомнил». – «Запомнил, Вася». – «А что же вокруг тучи летал-летал, а меня не нашёл?» – «А вот что. Когда трос от трактора отцепили, я второпях его не прибрал, заторопился тебя догонять. Хочу подлететь к твоей туче, а трос за другие тучи цепляется, не пускает. Я уж со всех сторон пытался подлететь, потом пониже спустился трос возьми да за дерево зацепись! Самолёт чуть носом в землю не врезался. Хорошо, что сук у дерева не выдержал – обломился. А то бы не увиделись мы с тобой больше никогда». – «А потом?» – «А потом бензин кончился. Я на заправку полетел, а заправщика на месте нет. Пока его искал темнеть стало. Ну, я в правление пошёл, рассказал всё. А потом в милицию, на всякий случай, позвонил». – «Ну, а дальше что? Как ты меня искал? Откуда знал где меня искать?» – «А это просто, Вася. На самолёте есть приборы, которые определяют высоту и направление. Я запомнил, на какой высоте была твоя туча и в каком направлении она двигалась. Надо было только догнать». – «И что же ты долго меня догонял?» – «А не рисковал я, Вася, тебя по ночам догонять, чтобы снова в тучу не воткнуться. Ты же ночью и днём двигался, а я только днями. Ну вот, подлетаю я позавчера к той скале, где твоя туча остановилась. Ну, думаю, разбился ты. Сердце так и забилось. Никогда не знал где у меня сердце, а позавчера… почувствовал. Вот оно где, оказывается. Облетел скалу, нашёл пологий склон, приземлился. Подошёл к скале – шапка твоя валяется. Ну тут я и стал тебя искать. Вижу из снега что-то чёрное торчит, тряпка какая-то. Ещё пуще сердце забилось. Потянул – не пойму, что за тряпка? Вроде от твоей куртки, а по выкройке, что-то не то. Пригляделся – из лоскутьев сшито. Что же, думаю, это такое? Покопался в снегу – верёвки из тряпок свитые. Тут я догадался, что ты парашют сочинял, да видно не успел. Где же ты сам? Жив ли? Пошёл вправо, вижу – следы. Твои следы, маленькие. Пошёл по этим следам. А там другой след рядом появился. Ну, думаю, кто-то тебя подобрал значит. Надо тебя искать в городе, что поблизости. А где в городе искать? Конечно в милиции. Милиция всё знает. Ну я сразу туда… Не подбирали, спрашиваю, в горах мальчика? Нет, говорят, не подбирали. А может кто-нибудь к вам мальчика приводил? А какой он, спрашивают? Как зовут? Васей, говорю. Посмотрел на меня милиционер, подумал, снова спрашивает: а это, случаем, не Васька из Кокошино? Точно, говорю, он! Так его вчера домой отправили. Сопровождающий ещё не вернулся. А кто, спрашиваю, его к вам привёл? Да старичок какой-то. А могу ли я его увидеть? Мы же всё записываем – кто кого приводит, кто кого уводит. И дал мне адрес старичка. Зовут его – Тимофей Прокопыч. Симпатичный такой, добрый старичок. Это он тебе гостинцы прислал. Ты его не забудь отблагодарить. Хоть письмо ему напиши. Вот его адрес. Он мне рассказал, как тебя в зоопарке нашёл. А вот как ты в зоопарк попал, ты мне сам расскажешь».

Рассказал я, как в зоопарк попал. Дядя Серёжа долго смеялся, приговаривая: «Ну надо же…»

«А что такое снежный человек? – спрашиваю. – Почему меня за него приняли?» Дядя Серёжа пожал плечами и, немного подумав, сказал: «Снежный человек, Вася, это человеческая фантазия, рождённая страхом. Под воздействием страха какие только образы не возникают в воображении человека, не владеющего элементарной логикой. Сатана, леший, кикимора, баба-яга, чёрт, дьявол, змей, дракон… А кто-то придумал снежного человека. Ищут его, ищут. Многим так хочется его найти. А откуда ему взяться? С неба, что ли? Ну, вот ты с небес и сошёл…, и попал в зоопарк. Человек всю жизнь чего-нибудь боится. А то, чего он боится, всегда представляется в виде какого-то чуда, точнее даже чудища, похожего на человека. Страх, связанный с холодным снегом, породил в человеческом воображении образ человека, живущего в снегу или в заснеженных горах. Ну вот леший – это лесной житель, лесное чудо, кикимора – чудище болотное, а снежный человек – житель заснеженных гор. Никто его никогда не видел. Какой он – снежный человек? Никто не знает. А всем на это чудо посмотреть хочется. Вот тебя кто-то за снежного человека и принял, в зоопарк и принёс». – «А на самом деле, – спрашиваю, – снежных человеков не бывает?» – «Нет, конечно. Если бы они были, люди бы их видели. Ну, не все видели бы, а кто-нибудь, случайно, всё равно увидел бы. И увидели бы многие. И знали бы точно, какой он, снежный человек».

Дядя Серёжа похлопал меня по плечу и добавил: «Такого не может быть, чтобы за много тысяч лет никто из людей, из охотников или путешественников, не встретился случайно со снежным человеком…, ни с живым, ни с мёртвым. Хоть бы кости кто-нибудь нашёл. Нет…» – «А чем он питается?» – задал я дяде Серёже глупый вопрос. «Снегом, наверное, – потрепал меня за волосы улыбаясь дядя Серёжа. – Люди со страху не успели подумать об этом, не придумали для него пищу». – «А мне, – говорю, – сырое мясо подсунули. Без соли…» И уж тут дядя Серёжа рассмеялся особенно громко. «Без соли, говоришь?!» Он взял меня под мышки, подбросил под самый потолок, поймал, поставил на ноги и пошёл к порогу, сказав на прощанье: «Ну, спокойной ночи, снежный человек».

2 Черти!

Как-то так само собой получилось, что привязался я к дяде Серёже. Он никогда от меня не отмахивался, всегда был ко мне внимательный, добрый, как друг. На все мои вопросы охотно отвечал. А когда я что-нибудь просил, всегда охотно выполнял мои просьбы. Отца у меня нет: я инкубаторский, и дядя Серёжа для меня стал вместо отца. А дядя Серёжа – приезжий. У него никого в нашей древне нет. После, когда я стал большим, я узнал, что он детдомовец. Он жил квартирантом у бабки Агафьи, недалеко от нас, на самом краю деревни. Я иногда забегал к нему. Собственно, мне больше и не к кому бегать-то было, кроме своих дружков. Но, дружки – это дружки, а взрослый – это другое. Были у меня дядюшки да тётушки в Кокошино и в Мякошино, да разъехались по городам, не захотели жить в деревне. А он наоборот из города в деревню приехал. У бабки Агафьи и поселился. Иногда он чистил коровник, таскал навоз, поливал грядки, ходил по воду, рубил дрова – помогал бабке Агафье по хозяйству. Я иногда помогал ему. И вот однажды дядя Серёжа пошёл по воду и утопил в колодце ведро. Колодец, он на ихней же стороне, немного оторвался от деревни. Там ещё были раньше чьи-то дворы, но многие из деревни уехали, избы поубирали, и колодец остался оторванным от деревни. Неудобно дяде Серёже стало перед бабкой Агафьей. Надо ведро-то достать. А колодец у нас глубокий – палку ай-яй какую длинную надо. Сделал дядя Серёжа верёвочную лестницу и спустился в колодец, чтобы ведро нашарить. А я подошёл полюбопытствовать. Смотрю сверху, а дядю Серёжу еле видно. Он висит на лесенке, заглядывает куда-то во все стороны, а палкой ведро не ищет. «Ты чего, – спрашиваю, – дядя Серёжа по сторонам смотришь, а ведро не достаёшь?» – «А вот вылезу, расскажу», – отвечает.

Долго дядя Серёжа по сторонам глядел, потом пошарил палкой по дну, достал ведро и вылез. «Эх, Васька! Чудеса-то какие на белом свете творятся! И как только сумели этот колодец выкопать? Мне непонятно». – «А что там такого интересного?» – спрашиваю. «Колодец-то выкопали над подземной рекой. Глубина у реки вроде не велика, но вода двигается. И пещера длинная-длинная, прямо бесконечная. Она из-под нашей деревни тянется и во-о-о-о-он туда уходит – в сторону полей». – «Интересно», – говорю. «Вот и мне интересно. Темно там в пещере и холодно после летнего-то дня. Пещера шириной метра четыре-пять. Ну а там дальше, кто его знает, может и шире, и выше». Достал дядя Серёжа верёвочную лестницу, наполнил ведро водой и пошёл домой. А я долго ещё в колодец заглядывал. Но сверху ничего разглядеть так и не смог. После этого случая прошло с неделю. Вижу, дядя Серёжа опять к колодцу идёт с верёвочной лестницей и с большим рюкзаком. Я пошёл узнать, что опять случилось?

«А ничего, Васька, не случилось, – говорит дядя Серёжа. – Вот ещё раз хочу побывать в колодце, в пещеру заглянуть с фонариком». – «А что это за рюкзак?» – спрашиваю. «А это лодка резиновая. Вот только как я её там надую? – дядя Серёжа постоял, подумал. – Погоди, Васька, я сейчас приду».

Но дядя Серёжа ходил больше часа, а я ждал у колодца. Подходили бабы по воду, спрашивали: «Чего, Васька, ждёшь? Что за мешок приготовил?» – «На рыбалку, – говорю, – с дядей Серёжей собрались».

И вот пришёл наконец дядя Серёжа, принёс две небольшие лесенки, метра по два с половиной длиной. Спустил верёвочную лестницу, достал из рюкзака длинную верёвку, привязал обе лесенки и спустил в колодец, а конец верёвки привязал к столбу ворота. Одел на плечи рюкзак и стал спускаться в колодец, а мне велел ждать, пока он закрепит внизу деревянные лесенки, чтобы я потом отвязал эту верёвку. Я стал ждать, заглядывая в колодец. Дядя Серёжа отвязал одну лесенку, поставил её на дно, достал из кармана молоток, гвозди, и приколотил её к срубу. Потом сделал то же самое на другой стороне со второй лесенкой. Потом он устроился ногами на обеих лесенках, достал из рюкзака насос для лодки, повесил его на верёвочную лестницу, достал лодку и стал её накачивать. Ему конечно было очень неудобно. Он долго пыхтел, чертыхался, кряхтел, но всё же лодку надул. «Давай!» – крикнул он мне. Я отвязал верёвку и бросил ему. Он привязал один конец верёвки к одной из деревянных лесенок, а другой к лодке. Потом осторожно забрался в лодку и осветил фонариком дно колодца. Вот тут я и увидел, что колодец кончается со всех сторон пустотой. Только с двух противоположных сторон эту пустоту пытались отсечь деревянные лесенки. А дядя Серёжа копошится на дне вертлявой резиновой лодки, которая пряталась под землёй, выставляя только пятую свою часть.

«Не вздумай сюда спускаться, Васька, – крикнул мне дядя Серёжа. – Здесь холодно, как в погребе. Вылезу, всё расскажу». И дядя Серёжа скрылся под землёй.

Свет фонарика стал появляться на дне колодца лишь отдельными тусклыми вспышками. В колодец стало заглядывать совсем не интересно. Интересно там, где дядя Серёжа. А что там? Там тайна. Такая тайна, которую словами не передашь. Её надо увидеть своими глазами, прочувствовать, пощупать, испытать. А что мне дядя Серёжа расскажет? Каплю в море. Да ещё что-нибудь приукрасит, придумает. А что, если спуститься и посидеть на деревянной лесенке, поглядеть, что там дядя Серёжа делает? Правда дядя Серёжа предупредил, что там холодно. А сам-то он в чём? Он в куртке дерматиновой. Я побежал домой, одел мамину фуфайку, в которой она зимой корову доить ходит, ботинки и кепку. Была не была! Я спустился в колодец по верёвочной лестнице, перебрался на деревянную, заглядываю, что делает дядя Серёжа? А он светит фонариком на свод и стенки пещеры, всё вроде чего-то ищет, разглядывает, щупает, пробует отколоть какие-то камушки молотком. Отколет камушек, повертит в руках, подсвечивая фонариком, потом фонарик выключит, в потёмках его повертит, снова включит фонарик. Который камушек в лодку положит, который бросит в воду. И снова по своду и по стенам шарит. То потянет верёвку, то распустит. И вдруг заметил меня. «Я же тебе, Васька, не велел спускаться!» – как-то испуганно и сердито закричал он на меня. «Я только погляжу… маленько», – виновато ответил я. «Какой ты не послушный!» – продолжал сердиться дядя Серёжа. «Я маленько. Не сердись, дядя Серёжа. Я только погляжу».

Наверху кто-то пришёл по воду. Опустили бадью. Я едва успел к срубу прижаться. Бадья шлёпнулась в воду и обрызнула меня. Ну, думаю, не успел бы я прижаться – шмякнула бы бадья меня по темечку и достали бы меня из колодца покойничком. Гляжу вверх, жду, сейчас второе ведро будут черпать. Дядя Серёжа, выключив фонарик, торопливо подтянулся на верёвке ко мне. «Тоже мне любопытный. Залезай скорее в лодку, пока не убили, – сердито скомандовал он. – Непослушный мальчишка!» Наверху услышали дядину Серёжину команду, окликнули: «Кто там?!» – «Да мы с Васькой!» – отозвался дядя Серёжа. «А что вы там делаете?» – «Колодец изучаем!» – «А чего его изучать-то?» – «Да у нас урок географии!» – пошутил дядя Серёжа. Я едва успел юркнуть в лодку, как второй раз шлёпнулась в воду бадья. На этот раз нас обоих забрызгало. «Видал? – недовольным тоном спросил дядя Серёжа. – А если бы тебе по голове?» – «Я тоже об этом подумал». – «Подумал? Об этом надо было думать там, наверху».

Дядя Серёжа отпустил верёвку и нас течением потянуло в темноту пещеры. Постепенно от колодца осталось еле заметное пятно и нас окутала густая, давящая темнота. Тишина, как ватой, заслонила уши. Жутковато.

«Ну как?» – спросил дядя Серёжа. «Страшно», – говорю. «Страшно, зато интересно», – сказал дядя Серёжа успокоившись и включив фонарик направил свет на свод и стены пещеры. Поверхность их была неровная, с глубокими впадинами и выступами. Выступы ребристые, тупые и острые, цельнокаменные и потрескавшиеся. Некоторые камни гладкие, некоторые ноздреватые и не одноцветные – серые, бурые, чёрные, красноватые, коричневые, зеленоватые. В общем – всякие.

«Эх, как красиво!» – говорю. «Как в сказке, – подтвердил дядя Серёжа и поинтересовался, – ты вёслами работать умеешь?» – «Не знаю, – говорю, – не пробовал». – «Ну, на вот фонарик, свети. И там надо побывать».

Дядя Серёжа стал грести навстречу течению. Но лодка не смогла протиснуться между лесенок, а мимо них пройти мешал низкий свод. Дядя Серёжа перестал грести и нас течением утянуло обратно.

«Выключи пока фонарик, в потёмках посидим, а то батарейка быстро сядет». Я не сразу понял, почему дяде Серёже захотелось посидеть в темноте. Он закурил. Я и забыл, что он курящий. От света его зажигалки по своду и стенам пещеры поползли страшные сказочные тени. Но это только на небольшой миг. Потом наступил давящий мрак, изредка прерываемый слабым озарением пыхающей сигареты.

«А зачем ты, дядя Серёжа, сюда спустился?» – спрашиваю. «А за тем же, зачем и ты. Вот ты зачем спустился? Я ж тебе не велел». – «А мне интересно стало». – «Вот и мне, Вась, интересно стало. Ты сказки любишь?» – «Люблю». – «И я люблю. Вот мы с тобой как будто в сказку спустились». – «Дядя Серёжа, ты же большой, а сказки для маленьких придумывают». – «А вот и не правда. Сказки, они для всех. Сказки разные бывают – развлекательные, познавательные, наставительные. Вот тебе же хочется посмотреть, или послушать о чём-то забавном, смешном, о чём-то таком, чего никогда не видел, о страшном, о добром?» – «Хочется». – «А почему мне не должно хотеться?» – «Не знаю. А какие такие познавательные, наставительные?» – «Ну, как тебе объяснить? Пока человек маленький, ему хочется обо всём узнать. Вот через сказки он и знакомится с окружающим миром, с жизнью людей, зверей. Вот это – познавательные. А когда человек подрастает или уже подрос, его надо наставлять на путь праведный. Вот сказки своими примерами и помогают человеку разобраться в жизни. Они как бы подсказывают, как надо жить. Это – наставительные». – «А кто сказки придумывает?» – «Сказки придумывают умные люди. Глупая сказка, она долго не живёт, в ней пользы нет никому. А вот умные – эти столетиями живут. Раньше люди ни кино, ни радио, ни телевизора не знали, даже читать не умели. Соберутся старики и рассказывают друг дружке, кто какие сказки знает. А маленькие возле них сидят и слушают, да запоминают. Сказки для маленьких были уроком. На них они и жить учились. А сказки хорошо запоминаются. Их и рассказывать удобно. Эх, некоторые старики так красиво умели рассказывать! Таких стариков люди очень уважали. И авторитет у них был, пожалуй, не меньше, чем у современных знаменитых артистов».

Дядя Серёжа увлёкся и ушёл далеко в историю сказки. Он не просто любил сказку, он готов был защищать её от любых напастей. И как-то незаметно он перешёл к рассказу, как люди раньше жили в пещерах. Ну конечно не в таких, в которых по дну речка течёт, а в сухих. В пещерах и звери прятались от непогоды да от врагов своих. И так было – найдёт человек в пещере медведя, человек медведя съест, найдёт медведь человека – медведь человека съест. А как? Да очень просто – кто на кого охотится, тот чаще и побеждает.

Я с удовольствием слушал и вопросов старался не задавать, чтобы не сбить его с темы. Много чего успел мне дядя Серёжа рассказать интересного, весёлого и страшного. Ещё что-то рассказать хотел, но мне показалось, что около нас кто-то есть, за лодку хватается. Я уловил какие-то шуршащие звуки и по коже у меня пробежал холодок. Я уже не понимал, что рассказывает дядя Серёжа и стал прислушиваться. Точно кто-то есть! Как заору со страху на всю пещеру: «Ма-а-а-ма!!!» – «Ты чего кричишь?!» – спросил дядя Серёжа. «Тут кто-то есть!» – дрожа от страха пробормотал я. «Так у тебя фонарик в руках – посвети. Кто тут может быть?»

А я от страха и забыл, что у меня фонарик в руках. А руки трясутся, кнопку найти не могу и всё хнычу. Наконец всё же включил – никого. Кругом посветил – никого нет. «Ну вот, – говорит дядя Серёжа. – Эх ты, трусишка! Ну-ка, дай фонарик».

Дядя Серёжа посветил на свод, на стены – всё незнакомо, вроде как пещера попросторней стала. Он посветил на воду – рядом с лодкой лесенка деревянная плавает. Вот она о лодку и тёрлась, меня напугала. Дядя Серёжа приколотил лесенку, а не проверил, что венцы-то последние у сруба колодезного подгнившие уже. Лесенка давно оказывается оторвалась и мы вместе с ней плывём по течению. Дядя Серёжа отдал мне фонарик и схватившись за вёсла стал торопливо грести против течения. Как далеко нас унесло от колодца? Сколько мы сидели в потёмках, сказки рассказывали? У резиновой лодки вёсла маленькие, она двигается медленно, да ещё течение встречное. Оно конечно, просто так кататься, ради удовольствия, чтобы сводом и стенами пещеры любоваться – можно и не спеша. А вот когда неизвестно куда тебя унесло, хочется поскорее вернуться на прежнее место. Дядя Серёжа жал, что называется, на третьей скорости, но мы двигались медленно. И вдруг… Мать честная! Дядя Серёжа аж скверно выругался. Пещера раздвоилась! Из какого рукава мы приплыли? В котором рукаве наш колодец? Дядя Серёжа взял у меня фонарик, отдал мне вёсла, чтобы я держал лодку, по мере возможности, на месте, не давал ей плыть обратно по течению. Долго светил дядя Серёжа по-очереди то в один рукав, то в другой. Как узнать, в каком рукаве колодец? Я не умел толком пользоваться вёслами, лодка крутилась. Дядя Серёжа то за правое весло мне помогает, то за левое. Сплюнул в сердцах, отдал мне фонарик, сам за вёсла взялся и мы устремились по правому рукаву. Мне не нравилось, как медленно двигается лодка. Дядя Серёжа нервничал, ни о чём не говорил, только иногда шёпотом повторял бранное слово. Мне было жалко дядю Серёжу, а про себя я почему-то ничего не думал. И вдруг на повороте сзади нас что-то скрежетнуло.

«Это что, дядя Серёжа?» – спросил я. Дядя Серёжа остановился, покрутил головой, прислушался и вдруг, обругав себя, улыбнулся и покачал головой. «Лесенку за собой тянем. На кой она нам чёрт? Отвязать надо». Я подтянул за верёвку лесенку, отвязал, а верёвку сложил в лодку. Лодка сразу пошла быстрее. Но тут фонарик стал светить слабее и дядя Серёжа приказал мне экономить батарейку – мигать. Я стал на секунду фонарик включать, а потом секунд на двадцать выключать. От этого мы снова поехали медленно – дядя Серёжа стал остерегаться, как бы не ткнуться в берег. Так мы плыли больше часа. Темнота мне стала надоедать и стал мигать фонариком всё чаще. Плывём вроде не при свете, но и не в потёмках. Дядя Серёжа сделал мне замечанье, что я не экономно фонарик использую. Я снова стал мигать реже. Темнота на меня как будто давила и мне от этого было не то, чтоб тяжело, а как-то не уютно, вроде как зябко. Я сидел и ёжился. И вдруг сильный, громкий, резкий выстрел со вспышкой ударил по глазам и ушам. Пещера на миг осветилась до боли в глазах и вся вздрогнула. Я со страха чуть из лодки не выпрыгнул. Тело в миг обдало каким-то жаром. Дядя Серёжа тоже сильно вздрогнул и обрызгал меня сразу обеими вёслами. Эхо прокатилось по рукавам пещеры. А на своде позади нас, метрах в двадцати осталось желтоватое пятно, как затухающий уголёк. Дядя Серёжа извинился и спокойно стал грести дальше.

«Что это было, дядя Серёжа?» – дрожа с перепугу спросил я. «Да ничего особенного, – ответил дядя Серёжа. – Просто над землёй сейчас гроза бушует. Молния в землю ударила. Вон куда угодила». – «А если в нас попадёт?» – забеспокоился я. «Не попадёт. С первого раза не попала, со второго не попадёт». – «Почему?» – А потому что туча, под которой мы сейчас плывём, уже разрядилась. Следующая туча скорее всего разрядится где-нибудь в другом месте, не в нас». – «Так мы же двигаемся, можем сами себя под молнию подставить». – «Бывают, Васька, совпадения, но очень редко. Лучше в них не верить, чтобы коленки не дрожали. Я вижу ты дрожишь со страху. Это ни к чему». – «А ты ведь, дядя Серёжа, тоже испугался, меня обрызгал». – «Это я от неожиданности вздрогнул. Только раз один вздрогнул, а ты успокоиться не можешь, всё дрожишь».

Не хотелось мне срамиться перед дядей Серёжей и я стал его уверять, что давно уже не дрожу, а просто так спрашиваю. Молнии и вправду больше не повторялись, и дальше мы плыли спокойно. Пещера стала часто делать повороты – то вправо, то влево. Дядя Серёжа стал сомневаться – по времени, кажется, уже пора бы доплыть до колодца. И повороты эти раньше, когда нас несло течением, мы не могли не заметить. Но кто его знает? А вдруг немного не доплыли? И мы продолжили движение вперёд. Фонарик светил всё хуже, отчего мигать приходилось всё чаще. Дядя Серёжа тяжело вздохнул и перестал грести. «Не в ту сторону, похоже заплыли. Хватит мигать, айда обратно».

Дядя Серёжа отпустил вёсла, достал сигарету и зажигалку, закурил, с шумом затягиваясь. Я почувствовал, что здорово хочу есть, но дяде Серёже о том ничего не сказал. Он ведь тоже с утра ничего не ел. «А сколько сейчас времени?» – спросил я. «А время-то, Васька, пора коров доить». – «Ого! Часов девять?» – «С гаком, пожалуй». – «То-то у меня кишки завозмущались». – «Терпи, Васька. Выберемся – наедимся». – «Да я ничего…» – «Ну и молодец. Нам сейчас развилку бы не пропустить». – «А далеко до неё, дядя Серёжа?» – «То-то и плохо. Фонарик совсем выдохся, а без него трудно». – «А у тебя же зажигалка ещё есть». – «Знаю, Васька. Да только зажигалка не спасёт, её на пять минут не хватит. Поедем пока на ощупь». Дядя Серёжа бросил окурок в воду, тот жалобно пшикнул и наступила темнота. Дядя Серёжа стал потихоньку работать вёслами, стараясь удерживать лодку на середине потока и не тыкаться в стенки. Держать лодку постоянно вдоль течения было очень трудно – резиновая лодка очень вертлява. Да и как в потёмках определить, вдоль течения лодка вытянулась или поперёк? А кроме того речка петляла то влево, то вправо, и мы часто тыкались то в одну, то в другую стенку. Я вытянул руки вверх, чтобы нащупать склон свода пещеры при приближении к стене. Иногда успевал предупреждать дядю Серёжу, что надо правее или левее. Так мы плыли, как мне показалось, больше часа. А может быть и часа два прошло. И вот дядя Серёжа приказал мигать фонариком. Я стал мигать. Удивительно, как сразу настроение сменилось. Эти секундные вспышки вроде как стали звать нас вперёд и поторапливаться. Мы поплыли быстрей, но фонарик заметно выдохся.

«Хоть бы до развилки хватило», – сказал дядя Серёжа, налегая на вёсла. Когда пещера была прямая я старался мигать реже. На поворотах же приходилось мигать чаще. При каждой вспышке мы старались внимательно всматриваться в правый берег, ища ответвление. Никакие сказочные чудеса пещеры нас уже не занимали, хотя каждая вспышка была подобна отдельному кадру из какого-то волшебного кино. Никакого однообразия, никаких повторений. Каждый раз всё новое, разное, причудливое. Замысловатые и угрожающие каменные образования, висящие над головой, постоянно меняющие форму, цвета и оттенки. В кромешной темноте в пещере конечно страшно, но нам некогда было думать о страхе, мы торопились поскорее найти разветвление. Там, в левом русле должен быть колодец. Он нас заждался. И, то ли от нетерпения, то ли от усталости, нам казалось, мы едем слишком долго. А в голове лишь одно надоедливое слово вертится: «Ответвление…, ответвление…, ответвление…»

Дядя Серёжа взял у меня из рук фонарик, провёл тусклым его лучом по своду, выключил и отдал мне обратно. «Скоро, Васька. Мигай на правую стенку», – сказал Он и веселей налёг на вёсла.

Действительно, минут через десять мы подплыли к развилке. Повернули в левый рукав и устремились дальше, но уже против течения. Этот рукав был немного пошире, попросторней, хотя видеть его мы могли только в моменты секундных тусклых вспышек фонаря. И тем не менее на душе стало как-то уютнее. То ли уверенность, что скоро приплывём к колодцу, пахнула на нас какой-то успокоенностью… и вместе с тем усталостью, то ли ещё почему – я почувствовал, что не против бы поспать.