Инфер

Да… жизнь в городе – у нее свои особенности. Почему-то нельзя плевать под ноги, нельзя швырять банановую кожуру на пол, нельзя скрести грязные потрескавшиеся пятки о край скамьи, нельзя при всех стричь ногти на ногах, роняя почерневшие обрезки под табурет… сложно было привыкнуть поначалу. Повезло, что всем, кто претендовал на звание воина, сначала приходилось не меньше двух лет провести в обсерверах. Из шести-семи таких вот новичков сколачивали бригаду наблюдателей, на всех давали два-три старых огнестрела или арбалета, может, добавляли еще пару луков, столько же копий или тесаков – и вперед. Маверик был только рад: лес – родная стихия, куда приятней ходить по мягким тропам и присаживать погадить там, где душа хочет, а не на нагретый чужой потной жопой унитаз. Сел… ветерок щекочет яйца. Радостно сбегаются на запах жратвы всякие жучки, морщит нос вдалеке охотящаяся лесная кошка… вот она, жизнь! Вот настоящий кайф от опорожнения! А сидеть в вонючей комнатенке носом впритык к двери… эх… этих долбанутых городских не понять при всем желании.

Что еще знал Маверик?

А почти нихрена. И как всегда – дохрена. Но больше по мелочи.

Вся эта кодла целиком проживает в небоскребе. Это крепость. Все окна на первых пяти этажах заложены кирпичом и массивными бетонными блоками – благо строительного материала вокруг море. Из лифтов работает только один, причем останавливается всего на трех точках – первый этаж, шестой и шестидесятый. Хотя, есть еще дополнительный грузовой лифт, но он опускается лишь до пятидесятого этажа, а оттуда поднимается прямиком на крышу – где сад и огород. На этом лифте возят смешанное с листвой перепревшее дерьмо, что стекает с канализации как раз на пятидесятый этаж, превращенный в отстойник. Запаха, кстати, нет – консильери опять же постарался, там сооружены огромные закрытые чаны, есть различные датчики. Хотя кто-то – уж не вспомнить – сказал, что все это и раньше существовало. Было здесь еще до прихода Короля Джакомо с кодлой. Они просто все это восстановили и снова запустили всю систему. И этот «кто-то» – о! это же был Сюзрес! Сюзрес Чирь! – он и рассказал шепотом и по секрету, что тут все было в отметинах от крупнокалиберного оружия, имелись и следы взрывов. А еще повсюду валялись кости – человеческие. Тоже со следами пуль, осколков, просто сломанные, порой со сплющенными черепами, раздавленным крестцами… полная жуть, короче.

Так что прежних жильцов небоскреба убили много лет назад. А новое племя вселилось на все готовенькое – просто отремонтировали чуток.

Все молчали, стараясь не упоминать эту тему, каждый день охотно отправляясь по заданию консильери на поиски оружия в заброшенном мегаполисе, а также стаскивая кирпичи, тяжеленые блоки, глину, арматуру и прочее, для укрепления заслонов нижних этажей.

Да… все молчали. Но все знали – даже живущие вокруг города дикие племена – что однажды сюда явится он…

Кто он?

Тот, кто уже приходил сюда в тот роковой день. Тот, что вынес к гребаным чертям весь сучий небоскреб. Тот, кто убил всех. Тот, кого просто невозможно прикончить…

Так кто?

Ну он… ассасино ди ферро силенсиозо…

Стальной убийца-молчун…

Че, мля?

А то!

В этот момент Маверик оживился, засверкал глазами, бурно зажестикулировал.

Его видели многие! Он сам слышал о нем уже давно – ему рассказали о страшном убийце чуть ли не на второй день после того, как он впервые пробудился в родном племени, ничего при этом не помня.

Еще бы!

Только назвали его иначе, дав ему два идеально подходящих имени.

Каратель. Или же – жнец Матери.

Он приходит по душу тех, кто нарушает табу. И одно из самых страшных нарушений – жизнь в заброшенных городах! Ладно, если тебя там застала непогода или туда тебя загнали хищники – бывает. Но если ты там остался жить… в этих заброшенных проклятых каменных коробках, в этих уродливых останках кошмарного темного прошлого… то, значит, ты пошел по пути тех, кто пытался убить этот мир… тех, кто однажды пытался убить Мать… И, стало быть, однажды по твою душу придет он – стальной жнец.

То есть – экзоскелет? Боец в экзоскелете? Или внутри шагохода? Кто придет?

Да. Когда Маверик был дикарем, он представлял себе стального великана – как из сказок. Но оказавшись в Небесной Башне, чуток подучившись, увидев собранные мертвые куски экзоскелетов и послушав новых товарищей, он понял – жнецом является очень умелый боец в экзоскелете. Именно его отправляет Мать покарать нечестивцев, вставших на ложный путь.

Этот никогда не говорящий ни слова воин появляется внезапно – и сразу же начинает стрелять, убивая всех до единого. Убив же – уходит и исчезает. Никто не знает, откуда он приходит. Никто не знает, куда он уходит. Но это шагающая смерть…

– Дерьмо. – буркнул я, проскальзывая в узкий проем на месте задней калитки. – Если эти хренососы приняли Каппу за сраного жнеца… хотя он вроде не молчал…

Еще Каппа наверняка вспоминал мое имя. А, может, даже, так же, как и я, сумбурно помнил, что оказался снаружи не один – был с ним и «любимый» командир.

Дерьмо… снова передо мной лицо узкоглазого молодого ушлепка с мечом… архаичный образ в ультрасовременном обрамлении давным-давно умершего прошлого.

Остановившись, я вскинул лицо, уставился в безмятежное синее небо, чуть испачканное белой краской зыбких облачков. Невероятно…

– Все же удалось? – пробормотал я, жадно осматривая небо. – Удалось?

Ни единого самолетного следа. Ни единой дирижабля. Никаких воздушных байков и машин. А ведь в прошлом вверх не было смысла смотреть – ты бы видел лишь зеленоватую черноту вечных туч и бесчисленные яркие искорки воздушного транспорта. Того транспорта, что можно различить невооруженным взглядом – и только под облаками. А выше? Там уже своя элитная житуха. Небесные острова с фильтруемой и сгущаемой чистейшей атмосферой. Величаво плывущие стратосферные дирижабли с вечно снующими по их обшивке мелкими дронами, беспрестанно счищающими все налипающую и налипающую грязь загаженных небес. Огромные воздушные заводы – ноу-хау, что позволило защитить планету хотя бы от части промышленных ядовитых отходов, ведь эти фабрики выплевывали их прямиком в космос, отправляя к охреневшему от такой наглости солнцу. Наше светило можно понять – оно нас греет, дарует жизнь, а мы ему даже не плюем, а, можно сказать, дерьмом в лицо швыряемся. Но это, конечно, лирика плачущих запрещенных поэтов, что вечно ныкались в заброшенных местах планеты, которые уже были непригодны для жилья. Там, в мелких и кое-как герметизированных жилищах с дерьмовыми воздушными фильтрами и еще более дерьмовой водой с поразительным кобальтовым отливом, эти поэты регулярно выходили в сеть с помощью накрывавшей весь наш мир сетью спутникового интернета и, глядя сквозь мокрые стекла на умирающую планету за окном, выли протяжные тоскливые песни в сетевом эфире, проклиная всех и вся, ностальгируя по прошлому и мечтая о том дне, когда все наконец просто сдохнут, даруя шанс миру породить новую жизнь, что не будет похожа на поганых людишек, срущих под себя и плюющих в благословенное солнце…

Никто не слушал этих поэтов. Но все удивлялись их живучести. Удивлялись тому, что в пропитанных ядом зданиях, вздымающихся над вторгшимся океаном, упорно цепляются за жизнь те, кто вроде бы громогласно объявляют всему миру о своем желании умереть. В этом и был их резон селиться в таких заброшках – эта добровольная робинзонада на руинах мира привлекает хоть какое-то внимание. А им это внимание было очень нужно. Они жаждали его…

А чего тут удивительного?

На самом деле эти фальшивые оракулы, лживые предвестники, ужасные поэты и никчемные писатели с токсичной депрессивной прозой, просто возомнили себя теми, кто может нести истину народу, теми очередными тупоумными ушлепками, что посчитали себя учителями, способными открыть глаза людям, навязывая им непрошенные истины, навязывая им собственное уродливое видение мира, выставляя врагами тех, кого ненавидели сами, заставляя мерзкое личное мнение становиться не менее мерзким общим… а на самом деле они были обычными никчемными паразитами и не забывали вовремя наведаться на сетевой портал проклинаемого ими государства, чтобы получить социальное пособие.

Как только стало ясно, что миру приходит конец – настоящий, а не выдуманный – все эти ублюдки моментально исчезли из сети, перестали ругать свои страны, перестали требовать восстания. Нет. Покинув свои логова, они ринулись выбивать себе местечки в искусственных мирах. И эти места они требовали с яростью и звериным рыком – мы граждане сего славного государства! Мы имеем право! Мы имеем право на жизнь!..

Почему я вспомнил о них?

Да потому что, с трудом оторвав взгляд от безмятежных мирных небес, я увидел полускрытую растениями фреску, прикрытую от дождей выступающим мраморным козырьком. Несмотря на прикрытие, время не пощадило картину, но я разглядел достаточно, чтобы понять, что уже видел подобные граффити, полотна, фрески и даже барельефы ранее. Кто-то в рваной одежде, с разорванным на лоскуты неопределяемым флагом над головой истошно кричит с крыши брошенного грузовика, обращаясь с яростью к бредущим мимо трущобникам, одновременно указывая вдаль – на высящиеся на горизонте светящиеся небесные башни сытого мира…

– Дерьмоеды. – процедил я, встряхивая головой, чтобы не углубляться в рваную мозаику воспоминаний слишком далеко.

Кажется, с моей и без того поуродованной головой сделали что-то еще. Не знаю, что. Но уверен, что без вмешательства в память не обошлось.

Я вообще не помню, как очутился тут – снаружи. В упор не помню! Хотя…

В голове замелькали картинки – порой почему-то черно-белые – как мы с Каппой бежим по темному коридору по грудь в воде. Экзы приглушенно лязгают, нам вслед рвется заунывная сирена, а впереди медленно опускаются стальные заслонки, перекрывая нам путь. Затем темнота… а потом мы кубарем летим по крутому склону, разбивая стальными головами камни, вырывая растения, низвергая вниз лавины из щебня, обрушивая водопады черной почвы, кишащей насекомыми… Снова чернота. Потом мелькают огромные невероятно толстые стволы гигантских деревьев, истошно орут обезьяны… Каппа падает и начинает биться… я пытаюсь его удержать, но он вырывается и куда-то мчит, держась за голову и воя так истошно, будто ему сверлят ее раскаленным сверлом. Я бегу следом и… начинаю задыхаться. Мне чудится, что системы экзоскелета перестают подавать мне воздух. Я увеличиваю на ходу приток, но не помогает… Вцепившись мечнику в плечи, сбиваю его с ног и… мы снова летим вниз по склону, срывая дерн и ломая гнилые сучья. Где-то на двадцатой секунде неконтролируемого падения по нам начинают лупить системные полусферы и это заставляет Каппу очнутся на пару минут. Он перестает вырываться, мы начинаем двигаться осмысленно, уворачиваясь, ища укрытия за толстенными стволами, ныряя под корни… Мы проходим этот пояс смерти и… нас накрывает очередной приступ. Каппа с воем убегает, исчезая между стволами. А я… я не в силах сделать ни одного вдоха, мне чудится, что экз умер, фильтры забиты, я вот-вот задохнусь и…. темнота… следующее воспоминание – я бегу уже голым, сжимая в руках оружие…

– Вот же дерьмо! – подытожил я, на самом деле обрадованный тем, что начал вспоминать недавние события.

До этого – до бега по коридору с водой и опускающейся впереди стальной стеной – я помнил, как вскидываю руку с оттопыренным средним пальцем и насмешливо заявляю фальшивому Первому Высшему, что ему следует взять и…

– Вспомню еще. – буркнул я, финишировав у противоположной стены двора.

Его размеры впечатляли – я преодолел по выросшему на некогда чистом пространстве лесу больше полутора тысяч шагов, считая их машинально. То и дело попадались вывороченные корнями массивные резные плиты, что некогда покрывали двор – или ими были вымощены дорожки красивого цветочного парка. Хотя непростой тут жил хозяин – богатый, но симпатизирующий нищебродам сеньор, что уже немалая редкость.

К виднеющемуся среди деревьев дому – двухэтажному зданию, атакованному и побежденному природой – я приближаться не стал. Нет смысла. В такие богатые места суются в первую очередь. Все ведь убеждены, что богачи набивают комнаты своего дома съестными припасами, оружием, медикаментами, бухлом, резиновыми бабами и пластиковыми фаллосами, умеющими петь серенады. Тут вынесли все, что представляло хоть какую-то ценность. Тайники? Они вполне могут тут оказаться. Но, чтобы их отыскать, нужны сотни часов. И не факт, что содержимое тайника меня порадует – чаще всего там прячут золотые украшения, монеты и прочее. На кой хрен мне такое сокровище? Мне бы сейчас винтовку с оптическим прицелом. Или хотя бы запас патронов к дробовику и ружью.

Покинув двор – на стену забираться не стал, найдя очередной пролом – я оказался на том, что некогда было улицей. С трудом пробираясь между стволами, смотря, куда ставлю ноги и не приближаясь к накрененным жирным кактусам с иглами длиной в мою ладонь, я двинулся по направлению к центру города, ориентируясь на небоскреб. И нет-нет я снова глядел в небо – дикарь Маверик не забыл упомянуть, что иногда тут все же пролетают на очень большой высоте железные птицы, изредка спускаясь чуть пониже. Он показал руками их очертания. И сразу стало ясно, что это крылатые беспилотники – такие теоретически способны находиться в небе вечно. Солнечные панели на крыльях солидного размаха, экономичные электродвигатели, емкие батареи, хорошее оборудование для ведения разведки. Если есть база для посадки и хотя бы небольшого профилактического осмотра и мелкого ремонта – эти птицы из композитных материалов действительно могут летать вечно. Ну и, само собой, только дурак не подумает о спутниках, обладающих не мене зоркими глазами. Но тут уже сложнее – спутники не могут жить вечно. Рано или поздно они упадут или попросту отключатся. Плюс мотающиеся по орбите облака космического мусора, что представляли собой адскую проблему в те прошлые времена… Но все же бдительность ослаблять не стоит – уверен, что система наблюдает. Уверен, что система, которая вдруг начала палить по мне из пулеметов, уже ищет меня.

А может, уже и послала по нашему с Каппой следу того самого «молчаливого ассасина».

Это было бы вполне логично – послать за беглецами гребаного жнеца.

Жнец…

Что еще, нахер, за сучий жнец?

Кто этот хмырь в боевом экзе, что вычищает постапокалиптичные города?

На ум сразу пришел герой… но разве герои не получают вечного рая в Землях Завета?

Хотя по умениям, по живучести – вполне подходило.

Вряд ли фальшивый Первый хотел сделать мне именно такое предложение – превратиться в молчаливого ассасина, что ни с кем не разговаривает, а просто стреляет. Нет. Не вариант. Во время разговора в накренившейся Башне было ясно, что от меня хотели не просто карательную тупую акцию по устрашению и уничтожению распоясавшихся дикарей. Нет. От меня хотели добиться согласия на выполнение серии очередных заданий в стиле «Дикая эволюция» – сначала найти, откуда эти ноги растут, и только затем вырвать их с корнем. От меня хотели разведку. Расследование. А это в первую очередь подразумевает жесткие допросы с пристрастием, долгие разговоры, мягкие беседы, а порой и нежные воркования.

Хотя, может, этот «силенсиозо ассасин» и был одним из таких, просто очистка небоскреба от паразитов была его побочным заданием, и он понимал, что не стоит тратить слов на ленивых аборигенов, возомнивших себя королями возрожденного дикого мира.

Гадать и предполагать глупо – слишком мало фактов. Я опять ощущал себя только что рожденным в стальной жопе мира гоблином. Снова в наличии лишь вопросы, но почти никаких ответов. Но сейчас было все же кое-какое отличие – мои воспоминания стерты не полностью и медленно восстанавливаются.

Будет еще время подумать о молчаливых жнецах.

Хотя что тут думать? Что-то подсказывало, что подобных запретных «очагов» полным-полно по всему миру. Система наверняка регулярно посылается чистильщиков, руководствуясь простым надежным правилом: пусть в унитазе скопится побольше дерьма, прежде чем дергать за ручку смыва.

Усмехнувшись, я потратил три десятка шагов, обходя странное дерево, с шипастыми алыми плодами, серыми узкими листьями и растущими из единого основания многочисленными тонкими стволами с бурой гладкой корой. Дерево я обошел на уважительном расстоянии – все под его кронами усыпано мертвыми насекомыми и мелкими зверьками. Ну нахрен…

Пролез между двумя вздыбленными плитами, не обратив внимания на лежащий череп и пару костей. Услышав зыбкий знакомый звук, ненадолго замер, прислушиваясь. Убедившись, что мне не почудилось, прежде чем двигаться в ту стороны, оценил собственное состояние. Еще не хватало свалиться с очередным приступом в самый неподходящий момент. Организм отрапортовал, что вполне бодр, но голоден. Что ж – это идеальное состояние для короткой драки, но худшее, если предстоит долгое неподвижное наблюдение за подозревающей что-то целью.

Выйдя из-за кучи, что некогда была солидным кирпичным домом, я остановился за спинами сидящих на продавленном капоте лежащей в углублении мертвой машины. Гоблины наслаждались отдыхом. Копья и мачете приставлены к ободу того, что некогда было всепогодным многоколесным вездеходом класса люкс – тут в прошлом на самом деле жили богатые гоблины, могущие позволить себе большие траты. Хитрые ушлепки, прежде чем остановиться на отдых, убедились, что их не видно с небоскреба, усевшись так, чтобы их прикрывало несколько еще не обрушившихся домов. Неподалеку от оружия находились корзины, наполненные цельным кирпичом – груз невелик, максимум под сорок килограмм. Но для этих тощих доходяг, да еще и при такой влажной жаре… это серьезное испытание. На это они и жаловались, передавая из рук в руки мутную пластиковую бутылку с водой и дымящийся окурок замусоленной сигары. По прикрытым грязными майками спинами стекали капли пота, а из ртов изливались жалобы.

– Бастардос просят все больше. Десять ходок в день! Кто подумает о моей спине? – качая головой, вздыхал тот, чья голова походила на поросший черным жидким пухом бугристый орех. – Кто подумает о моих ногах?

– Им плевать на твои ноги и спину, амиго. Им плевать. – закачал башкой и тот, кто мог похвастаться нечесаной желтой гривой, собранной в пук на затылке. – Им нужен кирпич. Белый кирпич.

– А нам таскать!

– Но таскать не слишком далеко, амиго. Машина рядом.

– Тебе легко говорить, Ампи! Ты к нам пришел когда? Год назад?

– Где-то так.

– А я тут напрягаю жопу уже третий год подряд! И конца работе не видно. А ведь консильери обещал!

– Тише… тише…

Порывшись в кармане шорт, «орех» вытащил на свет блеснувшую золотом зажигалку, несколько раз щелкнул крышкой и вздохнул:

– Давай уж целую раскурим. Доставай сигару, Ампи.

– Педро…

– Давай, Ампи.

– Но Педро… – продолжал мямлить желтоволосый, с радостной улыбкой вытягивая из поясной сумки сигару. – Мы ведь берегли ее на особый случай. На праздничный…

– Ампи… я тут подумал – кто знает, когда мы умрем? Вдруг не доживем до того дня, когда Сильви наконец решит раздвинуть ляжки. Она обижена – ведь мы тогда чуток попортили ножами харю пришлой Вулры, превратив ее в уродину. А зачем та тупая сука смеялась над нами? Эх…

– Сильви почти согласилась. Мы почти уговорили эту шлюху, Педро. Еще пара подарков, чуток листьев коки… и она наша на целую ночь! Моя мечта сбудется! – широко улыбнулся желтоволосый, крутя перед собой сигару. – И никаких больше игр с ножами под кайфом! И знаешь… у меня есть ощущение…

– Какое, Ампи? – с предельной серьезностью спросил Педро, щелкая зажигалкой и высекая язычок пламени.

– Мне так хорошо… так классно… думаю, я буду жить долго. – ответил Ампи, наклоняясь к огню зажигалки.

Вытянув руку, я схватил его за пук волос, оттянул голову назад и перерезал ему глотку. Выхватив сигару, наклонился в замершему огоньку зажигалки, пыхнул пару раз и, зажав дымящуюся сигару в зубах, с интересом спросил у охреневшего Педро:

– А у тебя какое ощущение?

– Мерде-е-е… – проблеял тот, глядя как хрипящий друг падает харей на капот и замирает в скрюченной позе, посреди растекающейся лужи крови.

– Мне нужны ответы.

– Дерьмо…

– Мне нужны ответы. – повторил я, ударом ножа отсекая мужику ухо и тут же зажимая ему пасть.

– М-м-м-м-м!

– Ты очнулся?

Увидев бешеное мигание, я дымно улыбнулся и убрал руку:

– Машина где?

– Т-там…

– Как далеко?

– Шагов триста…

– Откуда брали кирпич?

– Там. Двести шагов. Старая крепкая вилла, облицованная белым красивым кирпичом…

– Сколько там еще носильщиков?

– Сегодня никого. Только я и… – Педро глянул на затихшее тело, судорожно сглотнул и заискивающе улыбнулся: – Что ты хочешь, амиго? У меня есть пару безделушек… не здесь… там… но я принесу. Только не убивай.

– Сколько у машины гоблинов?

– Кого?

– Сколько еще ушлепков у машины?

– Трое. Трое, амиго. Если надо – я успокою их. Отвлеку!

– Трое бойцов?

– Двое. И водитель. Но водитель вооружен обрезом.

– А бойцы?

– Автомат у одного. Второй с помповым дробовиком. Патронов мало – они на вес золота, амиго, на вес золота! Консильери прибьет любого, кто просто так потратит выстрел…

– Броня?

– А?

– Бойцы чем защищены? Бронежилеты? Кирасы? Шлемы? Размазанное по жопам высохшее дерьмо?

– У всех бронежилеты и шлемы, амиго. Но…

– Но?

– Жарко…

– И?

– Они все сняли. Жарко, амиго. Душно.

– Жара – это повод снять защитный шлем и бронежилет? – удивленно моргнул я. – Охренеть…

– Сидаджи мертв. Мы тут одни. Не считая больших кошек и черных медведей. Пантеры приходят редко и… они умные… они приходят сюда, чтобы полакомиться дикими свиньями, живущими на улицах. Амиго… послушай… прояви душевную щедрость…

– Ага – кивнул я и полоснул его по горлу.

Вскочив, Педро крутнулся в странном булькающем танце, споткнулся о труп и рухнул с капота на землю. Оглядев корзины и копья, я ничего не тронул. Принюхался к содержимому бутылке и, убедившись, что это вода, выпил остатки, после чего двинулся в указанном направлении.

Как странно – чем больше я убиваю, тем лучше себя чувствую.

Машина и охраняющие ее дебилы обнаружились быстро – благодаря ленивым громким голосам и противному позвякиванию, доносящемуся оттуда же, искать долго не пришлось. Выглянув из очередного автоматически найденного укрытия, я задумчиво оглядел то, что померший амиго называл «машиной». Для начала мое внимание привлекло то, что издавало пронзительный вибрирующий звон. Увидеть увидел, а вот понять удалось не сразу.

Деревянный ящик открытый с двух сторон. Установлен на широченном капоте машины, частично перекрывая обзор тому, кто сядет на переднее место рядом с водителем. Внутри повернутого открытой стороной к ветру ящика странная хреновина, похожая на жестяной вентилятор, ловящий загнутыми лопастями легкий ветерок и ими же звякающий о медный нижний обод, висящей над ним хрустальной люстры с уймой висюлек. При каждом едва заметном легком ударе люстра содрогалась и противно звенела – причем звенела, скорее, не своими висюльками, а странными металлическими рогатками, приваренными к верхнему ободу. Камертоны? Резонаторы? Не знаю, я не настолько продвинут в этой музыкальной теме. Но рогатки обмотаны проводами, от люстры под капот тоже уходит провод, а среди висюлек отчетливо различаются несколько достаточно больших ламп. Звук противный даже для меня – обычного гоблина. А что слышат собаки, к примеру? Или кошки? Вряд ли они захотят приближаться к источнику мерзкого звука. Провод уходил и к вентилятору. Потрясающая хрень, в общем. Что-что, а подобную штуковину, вмонтированную в машину я никак не мог ожидать увидеть.

Сама машина…

Тут и думать нечего. Некогда он был электрическим пикапом. Потом над ним нехило поработали, приподняв над дорогой еще больше, поменяв колеса на самодельные, больше похожие на обмотанные колючей проволокой клубки окровавленных бинтов. Грузовой отсек частично загружен кирпичами, досками и парой пластиковых ящиков с пустыми бутылками. Задняя створка откинута, на краю сидят двое, держа на коленях оружие. Третий развалился в кабине, я вижу только его пятки.

В чем, сука, смысл такого труда?

Трое охраняют – но на самом деле нихрена не делают. Двое таскают – но на самом деле больше отдыхают, чем работают. Я, конечно, далеко не менеджер по организации рабочего процесса, но даже я понимаю насколько это, сука, неэффективно.

Впрочем, если они никуда не торопятся…

Нет…

Будь я их боссом… уже бы отмывал их кровь с машины.

Измерив взглядом разделяющее нас расстояние, выждал на всякий случай еще пару минут и, когда оба сидящих сзади придурка синхронно закатили глаза и протяжно зевнули, я покинул укрытие и двинулся к ним, вскидывая ружье. Два прозвучавших выстрела не произвели много шума, да и тот быстро затерялся среди обросших зеленью разрушенных домов. Одно плохо – действовать приходилось в месте, где машину легко могли увидеть с небоскреба – пикап стоял посреди широкой улицы, частично освобожденной от буйной растительности. Если у этих дикарей имеется дозорная служба, и они хоть изредка прикладываются потными бровями к биноклям… они могли увидеть, как умерли двое из них, брызнув мозгами и упав навзничь. Подскочивший в кабине водитель врезался башкой в потолок, что-то испуганно заорал, пытаясь спросонья спросить, что случилось, а затем вопросы у него отпали – я схватил его за ногу, выволок наружу и утопил ему нож в правому глазу. Перешагнув через дергающееся тело, забрался в кабину. Пошарив там, выполз, сжимая под мышкой нужное, забрал из багажника еще несколько предметов и, уже солидно нагруженный, присел за машиной, где меня не могли засечь в оптику с Небесной Башни.