Подмена

– Мужчина… тот, кто касался сегодня твоей кожи, он настолько плох, чтобы оставить женщину до такой степени нуждающейся?

Слова… доходили до моего сознания очень медленно, потому что я слышала только сам голос.

Одна его низкая, чуть насмешливая вибрация была многократно больше, чем страстные ласки моих прежних любовников. Липла, катилась по телу так, как если бы я уже была совершенно обнаженной, и Он касался меня сразу и повсюду, выжимая из моего тела всю влагу, которую оно было в состоянии отдать. Я распахнула глаза, как будто зрение было способно дать мне хоть какую-то мизерную опору в этом диком водовороте, утягивавшем меня вниз, на такой уровень глубины, где не останется уже ничего, кроме самой низменной, исконно плотской нужды. Но все, что я могла смутно разглядеть в темноте – это белое пятно собственного лица в большом зеркале с потеками косметики и распахнутым ртом, ловящим воздух, которого так сильно не хватало, и огромную ладонь на моем горле. А мужчина, стоявший позади, – сама тьма, захватившая и окутавшая меня, отнявшая все мое пространство и волю. Я не могла Его разглядеть, как бы ни старалась, но никогда никого и ничего я не ощущала так отчетливо и неоспоримо – каждым нервным окончанием.

– Я не хотела этого… его. – Я ни за что не узнала бы в этом задыхающемся скрипе собственный голос.

Новое ласкающе-ранящее скольжение теперь уже Его рта по моей шее, и я захрипела, почти балансируя на грани оргазма. Боже, неужели мне так мало нужно?

– Не хотела…

Мне было плевать, что Он, казалось, звучал совершенно равнодушно, потому что Его голос уже был наградой для моего дрожащего тела.

Его рука сдвинулась с талии вниз и бесцеремонно задрала юбку. Без поглаживаний и прелюдий Его пальцы с грубой кожей пробрались под белье и прошлись по моим складкам. И я ничего не могла сделать с тем, что закричала, и мои бедра задергались в попытке получить больше этих наглых прикосновений. Зажмурила глаза до ярких разноцветных искр и отчаянно погналась за нарастающим внутри шквалом. Но срывающее все мои тормоза давление исчезло, и я готова была зарыдать от этой невыносимой потери. Как же все было близко и до какой же степени недостаточно! Приподнять веки – целый подвиг сейчас для меня. Я увидела смуглую руку прямо перед моим лицом, ту самую, что только что пообещала, а потом жестоко лишила меня столь необходимого оргазма, и снова услышала, как Он вдохнул глубоко и протяжно, раз, еще и еще, в конце издав странный рокочущий звук. И я непонятно почему вторила ему, ловя собственный запах, и откуда-то знала, что пахну просто как сплошное концентрированное желание.

– Но сейчас-то ты точно хочешь. – Он не спрашивал, утверждал. И все, что я могла, – это просто слабо кивнуть.

Шли секунды тишины и неподвижности, разбавленные только моим оглушающим дыханием и грохотом крови в ушах, и каждая из них была как ступень вверх по лестнице моего беспощадного возбуждения, готовая вот-вот закончиться обрывом, на краю которого мне ни за что не удержаться. И когда мне показалось, что эта пауза стала просто невыносимой, и я безумно захотела, чтобы это закончилось уже все равно как, лишь бы наступил предел, рука, лежавшая на моем горле, сместилась на подбородок и развернула лицо к Нему.

– Тебе очень повезло, что наши желания сегодня совпадают, – пробормотал Он прямо у моих губ и поцеловал.

Нет, просто поцелуем этот варварский захват моего рта назвать недостаточно. Он вломился, как беспардонный захватчик, потребовал всю меня без остатка не как любовник, стремящийся дать обоим наслаждение, а как сильнейший, отбирающий все для себя, просто потому что хотел этого. Но в моем состоянии это было абсолютно не важно. Я уже находилась за гранью, где существовали сами понятия о гордости или унижении, собственном оскорбленном достоинстве, взаимности или даже чувстве самосохранения. Я – один сплошной инстинкт, и каждая моя клетка вопила о том, как безумно жаждала его полного обладания. Я перестала отдавать отчет отдельным движениям, остались лишь картинки – ослепляющие, бесстыдные, сжигающие заживо. Звуки – пошлые, влажные, ритмичные, тесно сплетенные с ощущениями дерзкого вторжения.

Он разорвал поцелуй и просто толкнул вперед, развернув, вынудив опереться на тумбу передо мной и практически уткнуться лицом в зеркало. Прохлада на моих обнаженных бедрах, резкий ожог от исчезнувшего в момент белья, давление на поясницу, бесцеремонное натяжение волос и первое жесткое проникновение. И все! Я кончила сразу, мгновенно, как никогда в жизни. Скорее всего, я кричала, истошно и надрывно, потому что мои легкие горели от пустоты. Руки не держали меня и подломились, и от удара лицом о зеркальную поверхность спасал лишь захват моих растрепавшихся прядей. Ноги тоже мне не подчинялись, и жесткое ребро тумбы вжималось в живот, когда Он мощно и безостановочно вколачивался в меня – бессильно распростертую под ним. Но Его, похоже, это не устраивало.

– Этого мало! – прогрохотал Его голос у моего уха, едва мои спазмы начали идти на убыль.

Рывок назад, я снова стояла прямо, вжатая в Его грудь намертво, пока Его бедра продолжали резкие, размашистые движения. Рука, державшая мою талию, переместилась к лобку, а вторая, отпустив волосы, властно стиснула грудь. Сильные, грубые пальцы терли мой клитор, то нажимая почти до боли, то едва постукивая по нервным окончаниям. И я, захлебнувшись хрипом, вцепилась в Его кисть, умоляя прекратить. Ни за что на свете я не смогу кончить так быстро снова, да еще после испытанного только что. Но ему было плевать на мою уверенность, Его рука – как из живого подвижного камня, и все мои попытки оторвать ее от себя или хотя бы замедлить, абсолютно тщетны. Но эта борьба за остатки себя что-то сделала со мной. И я в считанные секунды опять оказалась балансирующей почти на самой грани невыносимого наслаждения и сдалась.

– Ну, вот и все! – прозвучал неприкрытым торжеством шепот, кажется, прямо у меня в голове, а вслед за ним последовало несколько сокрушительных толчков, стремительно превративших мое «почти» в безнадежное падение в бездну чистейшего экстаза, и Его долгий протяжный стон.

Этот звук был наполнен таким первобытным, практически животным удовлетворением, что, пропуская его через себя, я ощутила новую волну всепроникающего удовольствия, совершенно иную, чем прежде, но от этого нисколько не меньшую. Какое-то время я была глуха и находилась нигде, не осознавая своего положения в пространстве. А потом в это блаженное, окутывающее меня со всех сторон ничто пробился противный навязчивый звук. И спустя секунду я вздрогнула, потому что одномоментно лишилась всего: тепла, Его присутствия в моем теле, запаха, звуков, даже этого мерзкого, все разрушившего писка. Краткая вспышка тусклого света, порыв холодного воздуха на моей еще разгоряченной и влажной коже, щелчок замка… и я осталась одна. Ноги окончательно предали меня и, пошатнувшись, сползла по стене, пытаясь хоть как-то уместить в голове то, что случилось сейчас. Нет, не само случилось. Я это спровоцировала и позволила случиться. И вот сидела теперь на полу собственной прихожей с голой задницей, трясущаяся, истощенная до предела, удовлетворенная, как никогда в жизни, откровенно использованная и отброшенная, как вещь. Безумный итог чокнутого дня.

Глава 12

Мне потребовалось какое-то время, чтобы вернуть себе способность мыслить сколько-то адекватно и владеть своим телом. Я осознала, что сижу во влажной одежде, пол далеко не теплый, а внутренняя сторона бедер липкая и скользкая. А еще отсюда только что вышел мужчина, который мог не просто поиметь меня, как ему вздумается, но и оказаться натуральным психом и разделать, как тупую овцу, коей я, судя по поведению, и являюсь. Поэтому первое, что сделала – быстро поднялась и заперла дверь. Ну да, очень своевременное действие! Как будто он вернется или не сделал уже все, что хотел! Так что запертый замок – это скорее некое ритуальное действо, подчеркивающее для меня, что на сегодня сумасшествие окончено. Но то, как Он ломанулся, услышав писк сигналки своего брелока, все же задело что-то внутри, вызвав легкую грусть. Ну, а с другой стороны, чего я ждала? Продолжения банкета в виде чаепития с чинной застольной беседой? Не представляю его, мирно попивающего горячую жидкость, хотя, наверное, и вообще совершающего какие-то обыденные вещи, нормальные для большинства людей. Даже не знаю почему. Зачем-то побрела на кухню и, включив свет, заглянула в ящики. И начала истерично смеяться. У меня даже чая нет, вообще! Я его не пью, а с уходом Олега держать его стало не для кого. Покачала головой и поплелась в ванную. Нашла главную проблему – чая нет! А то, что только что занималась незащищенным сексом с незнакомцем, это, типа, ерунда незначительная! Благо беременность мне не грозит, потому как по ощущениям в ближайшие часы начнутся те самые дни, но вот болезней никто не отменял! На мужчину, не следящего за своим здоровьем, Он точно не был похож, но, однако же, не потрудился у меня осведомиться, нужна ли защита. Ладно, об этом я подумаю завтра. Набрала ванну и погрузилась туда, зашипев от легкого жжения в интересном месте. Лежала так, позволяя времени и отзвукам ощущений проходить сквозь тело и растворяться в теплой воде, согревающей и расслабляющей мышцы и разум. Никаких угрызений совести или паники не пришло. Я вообще отказывалась ощущать себя виноватой или даже пострадавшей. Да, контакт вышел, так сказать, через одно место, но я его хотела, по-настоящему сильно, неделями изводила себя фантазиями и мучилась вопросами, так что никакого раскаяния или сожалений. Я получила именно то, что хотела, – знание, каким Он будет, как пахнет, как чувствуется, когда ближе некуда, даже внутри. Буду ли я сожалеть позже об этих знаниях? Возможно. Но сейчас это не представлялось важным. Я была слишком эмоционально перегружена и физически истощена, чтобы вообще задаваться такими вопросами и заглядывать наперед. Хотя легкое беспокойство при мысли столкнуться с Ним лицом к лицу снова я испытывала. С другой стороны, глупость, конечно. Он меня мог и в лицо-то не запомнить! Подобрал на улице в сумерках растрепанное, зареванное, мокрое чудовище с расплывшимся макияжем. Всю дорогу в полутьме, быстрый секс вообще в полной темноте… Очень похоже, что я единственная, для кого это было событием с возможными последствиями. Он-то, едва кончив, вылетел и умчался по своим тем самым «более важным и интересным делам». А может, позволив себе небольшое пикантное приключение, поехал домой, к жене и детям, в свою обычную жизнь, чтобы никогда даже не вспоминать обо мне. Так, стоп! Вот это уже сильно смахивает на жалость к себе или желание раскопать грязь там, где ее, возможно, нет и в помине, а этого мне совсем не надо! Пришел, случился, ушел. Ну и черт с Ним! Да, это не то, к чему я привыкла, и несоизмеримо меньше того, о чем мечталось в идеале, но и не повод чувствовать себя униженной и жалкой! Если и был факт использования, то, безусловно, обоюдный, уж мое тело с этим точно согласно. А для беспокойства и дискомфорта у меня достаточно поводов, никак с Ним не связанных. Например, тот факт, что на работе теперь жизнь малиной не будет. А еще моя трусость и слабость в ситуации с этим уродом-охранником. По-хорошему, мне сейчас следовало бы сидеть в отделении и писать на него заявление, а не в ванной откисать… Я резко села, вспомнив Его слова: «Тот мужчина, что к тебе сегодня прикасался…» Но как, черт возьми, узнал? Я выбралась из ванны и, подобрав с пола свою влажную одежду, стала нюхать ее, даже не понимая в первый момент, как глупо, должно быть, выгляжу. Все, что смогла уловить – собственный запах и сырость. Противным парфюмом ублюдка, лапавшего меня, не фонило, что меня порадовало, но и терпкого и странно-экзотичного запаха моего случайного стремительного любовника не осталось, как будто Он мне только привиделся. И это немного огорчало.

Снова продрогнув, я отказалась думать и анализировать странности и решать, как поступить сию же минуту. В конце концов, я могу завтра просто не пойти на работу, сославшись на болезнь, заодно разберусь в себе и предоставлю новой начальнице и ее группе поддержки прекрасную возможность проявить себя во всей красе, особенно учитывая тот греющий мою душу факт, что необходимость сводить квартальный отчет никто не отменял. Мелко и гадко с моей стороны? Да плевать!

Потянувшись и с наслаждением зевнув, я забралась в постель и заснула почти моментально. Пробуждение утром было похоже на выныривание с огромной глубины. Такое чувство, что я всю ночь пребывала в некоем пространстве, наполненном густым, плотным коктейлем поразительных, вибрирующих обнаженной чувственностью звуков; сочных, одурманивающих насыщенностью запахов; ярких, чистых цветов, насквозь пронизанных солнечным светом, и первобытных ощущений, дающих иллюзию бесконечной свободы. А проснувшись, оказалась в месте, где даже сам воздух разбавлен серостью, не говоря уже даже обо всем остальном. Хлопая глазами, я некоторое время обводила глазами свою комнату, избавляясь от чувства, что из оригинального и концентрированного, переполненного жизнью и энергией пространства меня выкинуло в жалкое размытое подобие действительности. Мозг делал судорожные попытки удержать подробности, детали, но они стремительно стирались, как могли бы раствориться краски под мощным потоком воды. Меня и раньше посещали краткие моменты, не то чтобы видений, а измененного восприятия, что ли. Но они были совсем недолгими и неотчетливыми и больше походили на головокружение, сбивающее на пару секунд сам угол зрения на окружающее. А сейчас было стойкое ощущение, что я провела часы где-то в другом месте. Вот только где и что там было – вспомнить совершенно невозможно.

Но, однако же, даже исчезнув, мое ночное наваждение оставило меня поразительно полной сил и непривычной уверенности в себе, причем прямо-таки на грани азартной агрессии, так что желание выбирать тактику уклонения от рабочих проблем исчезло начисто. Будильник я не переставила и поэтому однозначно опаздывала, учитывая, что добираться надо было на общественном транспорте. Но я не стала метаться, а позвонила и оставила на рабочем телефоне сообщение, что первую половину дня буду заниматься личными делами. Спокойно сварила кофе, без спешки позавтракала и оделась, выбирая сегодня одежду особенно тщательно. Когда уже выходила из квартиры, мне позвонила госпожа начальница.

– Коломина, что значит, ты будешь заниматься личными делами? – сразу без прелюдий перешла она в наступление.

– Это значит именно то, что я сказала. Неожиданно возникшие обстоятельства сугубо личного характера. Первую половину дня меня не будет. С этим какие-то проблемы? Не припомню, чтобы они были у других, – спокойно ответила я, неторопливо спускаясь по лестнице.

– Нам завтра квартальный отчет сдавать! А в документах черт ногу сломит! – почти завизжала на меня госпожа Верей.

Я усмехнулась. Черт, может, и не сломит, а вот ты-то точно даже понятия не имеешь, как к ним подступиться.

– Ну, так вы же начальник, Светлана Васильевна, вот и организуйте грамотную и эффективную работу, у вас, в конце концов, целый отдел в подчинении! – Я старалась звучать равнодушно, а не насмешливо.

– Ты сейчас издеваешься надо мной? Мстишь за вчерашнее? – зашипела Светочка, заметно сбавляя тон.

– Не имею такой привычки, но если даже и так, то что, собственно, будете с этим делать?

– Думаешь, незаменимая? Да если я захочу, ты с фирмы в три секунды вылетишь и с такими рекомендациями, что тебя и улицы мести не возьмут!

Мне неожиданно стало совершенно наплевать. В одну секунду все реалии моей жизни выстроились в стройную цепочку. Уволят? Такая уж это трагедия? Кредит за машину выплачен, квартира у меня своя, сбережения есть, даже если поиски достойного места затянутся. Чего мне, собственно, бояться? Жаль тех лет, что я потратила на работу в этой фирме? Есть немного, но если подумать и отбросить ложную скромность, то это будет больше их потеря, а не моя. Не люблю резких изменений в своей жизни? Ну, не люблю, а что поделать? Не трагедия ведь. Конечно, можно загрузить себя мрачными мыслями о том, что новое место может оказаться не лучше прежнего и все начинать заново. Но вот не пугает это меня, уж не знаю почему. Так что пошла ты, Светочка!

– Желаю удачи в осуществлении всех ваших хотений, Светлана Васильевна! – На кончике языка так и крутилось, что ей известен прекрасный прямой и действенный способ добиться желаемого, но я сдержалась. – Увидимся после обеда!

Я пешком дошла до частной клиники в двух кварталах от дома, где оказалось на удивление пустынно в такой час. Наплевав на смущение, объяснила в общих чертах суть моего вчерашнего приключения. Совсем отключила телефон, пока проходила процедуры и сдавала анализы. Поколебавшись, решила все же сначала поговорить с Владимиром, прежде чем обращаться в органы. Созвонилась с сервисным центром и договорилась ждать их на парковке, когда они пришлют эвакуатор, чтобы забрать машину в ремонт. Основной поток народа, рвущегося к своим рабочим местам, схлынул, и я села в автобусе у окна и с удивлением поняла, что сто лет не занималась простым рассматриванием проплывающих мимо улиц и спешащих или праздно шатающихся пешеходов, деревьев, покрывших себя всеми оттенками красного и желтого, приветствуя уверенно наступающую осень. Такое впечатление, что все это выпадало из моего восприятия, как неважное и несущественное, а сейчас будто кто-то протер запыленное стекло, и я обнаружила массу оттенков и деталей там, где раньше все было как-то смазано.

Стоя на парковке в ожидании сотрудников автосервиса, я не стала отворачиваться и отводить взгляд от входа в здание напротив. Сердце привычно замирало, когда двери открывались, и в тоже время нечто похожее на спокойный фатализм заполняло сознание. Если Он сейчас выйдет и не узнает или просто не подойдет, я сама не побегу, это уж точно. Но если все будет наоборот, то и отталкивать или играть в недотрогу тоже не стану. Не смогу потому что.

– Как ночь прошла, сучка? – раздался за спиной мерзкий голос, от которого я в первый момент опять впала в ступор.

Глава 13

Спина взмокла моментально, и первой почти животной реакцией было – бежать. Но я не оборачивалась и не отрывала взгляда от заветной двери, и это будто по капле возвращало мне равновесие и теснило панику. Черт возьми, мы днем, посреди открытой парковки, где уж точно ведется видеонаблюдение! Ничего это козел мне не сделает! Скованные мгновенным параличом легкие попустило, и я снова задышала ровно.

– Игнорируешь, стерва? – Сволочной тип обошел меня и встал впереди, сверкая своими желтыми зубами в широкой улыбке, останавливаясь не слишком близко, но, однако, на мой взгляд, все же нарушая личное пространство. Впрочем, его нахождение со мной в одном городе уже ощущалось его нарушением. Хотя издали мы, наверное, выглядели как пара мирно беседующих, случайно пересекшихся знакомых.

Придурок сегодня был уже в обычной одежде, а не в строгой форме с бейджем, и она не могла скрыть его оплывшие бока и пивной живот. При ярком дневном свете и вынужденная против своей воли рассматривать его пристально, я невольно содрогнулась от того, насколько же омерзителен он был. Паршивая, нездорового землистого оттенка кожа, с пигментными пятнами и огромными порами, синюшные мешки под блеклыми, будто выцветшими глазами слегка на выкате, неопределенного цвета редкие жирные волосы. Тонкие бледные губы, масса морщин, явно не по возрасту, и фигура, откровенно говорящая, что свободное время он проводит не в зале или на прогулках, а сидя с банкой пива перед телевизором. Как вообще кого-то выглядящего настолько непрезентабельно и отстойно взяли в охрану, учитывая, что при всей моей нелюбви ко всей их братии, остальные-то парни были вполне молодыми и спортивными. А этот словно потасканный пьянчуга далеко не первой свежести, каким-то чудом затесавшийся в их ряды. Он так всегда выглядел? Не замечала, но справедливости ради, я вообще не особо рассматривала никого из секьюрити.

– Понятия не имею, к кому вы, мужчина, обращаетесь! – стараясь быть предельно равнодушной, процедила я.

– А тут никого кроме меня и тебя, вроде, не наблюдается, – нахально фыркнул он и подался чуть вперед, обдавая меня несвежим дыханием. Мне действительно дорогого стоило не дрогнуть и не шарахнуться от него, а просто спокойно шагнуть назад и опереться бедром на капот моей машины.

– В таком случае вы, очевидно, склонны разговаривать с собой. В вашем возрасте тревожный симптом. К врачу бы сходили, – собрав смелость, усмехнулась в его оплывшую физиономию.

– Ты, я посмотрю, сегодня осмелела, голосочек окреп, взгляд такой борзый. Чувствуешь себя в безопасности? Напрасно, ой как напрасно! – Его рот отвратительно искривился, а блеклые глазки злобно прищурились, и он демонстративно прошелся по моему телу сверху донизу похотливым взглядом. Я стиснула руки в кулаки, стараясь выглядеть невозмутимой, хотя от откровенного ощупывания глазами к горлу подкатила тошнота. И это словно сорвало пломбу с моего терпения.

– Напрасно ты, поганка убогая, со мной связался. – Злость победила страх и омерзение и смыла их окончательно. – Я тебе очень советую идти и освобождать свой шкафчик в раздевалке, и это в лучшем случае. А если не исчезнешь с моего горизонта сию же секунду, то можешь начинать сухари сушить, сволочь!

– Ох, как страшно! – презрительно рассмеялся он, но, однако, отступил. – Такая вся из себя самоуверенная! Я тебе каждое твое наглое словечко членом вобью прямиком в глотку!

– Если ты, не дай бог, решишь сдуру свой жалкий отросток из штанов при мне вытащить, то клянусь, сразу его и лишишься, – в ярости прошептала я, теперь уже сама подаваясь вперед и желая вцепиться в его рожу.

– Посмотрим, будешь ли ты считать его жалким, когда будешь визжать и выпрашивать еще, как и все до тебя! – шипел он ядовитой гадюкой.

– Да я скорее сдохну, чем буду настолько отчаянной, чтобы подпустить такое ничтожество! Убирайся с глаз!

Он резко снова шагнул ко мне и неожиданно схватил за руку. Возможно, это выглядело как рукопожатие, но моя ладонь оказалась стиснута так сильно, что у меня едва ноги не подломились.

– Уйду. Сейчас. Но только посмей сказать кому-то хоть слово, и я тебя так пожалеть заставлю, что тебе небо с овчинку покажется!

– Пошел на хер! Прощайся с работой! – Я сильно рванула руку на себя, и только наличие за спиной машины не позволило мне упасть, когда он отпустил.

– Время покажет, – огрызнулся он и попятился, а я услышала шуршание шин позади и, обернувшись, увидела эвакуатор.

Разобравшись с авто, пошла в офис. Разговор с парнем из сервиса отвлек меня от неприятной встречи, но все равно ноги ощущались как ватные, и рука тряслась и ныла, когда я протянула ее к дверной ручке. Решив больше не спускать на тормозах, отправилась сразу к Владимиру. Когда, постучав, получила разрешение войти, он заканчивал телефонный разговор. И судя по лицу, не слишком приятный. Когда я села, он сосредоточенно и недовольно уставился на меня, продолжая угукать в трубку.

– Ань, ну вот что за народ вы, бабы! – без всякого приветствия начал он, едва его собеседник отключился. – Вот поговорили вчера как люди, мне казалось, ты все поняла и прониклась, в каком положении оказалась по своей же глупости и упрямству, и сегодня прямо с утра – на тебе, жри не обляпайся!

– Вов, что-то не пойму, о чем ты? – безразлично пожала я плечами.

– Да все ты понимаешь! Зачем ты эту заразу блондинистую дразнишь? Она уже с утра пораньше мне истерику припадочную устроила, потом любовнику своему позвонила и на тебя нажаловалась, а он мне мозг вынес, чтобы я нашел способ на тебя воздействовать и поставить на место!

– А ты ему не сказал, что это самое мое место его Светуля бесполезно занимает? – не выдержав, огрызнулась я.

– Коломина, ты не забывайся-то! – уже натурально заорал на меня. – Я понимаю, что ты работник ценный! Но незаменимых-то нет!

– Ну так заменяй! – не сдерживаясь больше, повысила голос в ответ.

Владимир подошел к окну и, открыв его, пару минут стоял, высунувшись, и дышал, тихо матерясь себе под нос.

– Как же меня задрали ваши бабские манипуляции и дрязги! – пробубнел он, разворачиваясь опять ко мне.

– Насколько мне помнится, я в участии в чем-либо подобном раньше замечена не была, – ответила уже сухо, без эмоций. – Я на работу ходила и хожу работать, а не интригами и сплетнями промышлять! На это не имею ни желания, ни времени.

– Ну, тогда скажи ты мне, зачем эту дуру оскорбила? – воздел начальник руки к потолку.

– Я? – Нет, все понимаю, но это прямо перебор! – Вов, с какого момента взять полдня на решение проблем личного характера является оскорблением? С того, как Светлана Васильевна стала у нас начальником?

– Ань, другого времени ты выбрать для этого не могла?

– Ну, извини, так уж вышло, что не могла! Но в любом случае я впредь намерена заниматься только тем, что входит в мои непосредственные обязанности – ни шагу ни вправо, ни влево! Никаких сверхурочных, читай почти круглосуточных, и подтираний задниц криворуким непрофессиональным бездельникам, – больше не хотела кричать, но постаралась донести всю серьезность моего настроя. Хватит с меня!