Илья Муромец и Царевна Лягушка

Но до ответа Ильюхе была ещё и дорога далека, и годы немалы: ведь Боги – они всегда проверяют выбранных очень долго и со всей тщательностью, потому как Богам торопиться абсолютно некуда.

4. На тропе. Встреча третья

– — – — – — – — – — – — – —

Можно наблюдать людскую глупость, можно смеяться над ней или чувствовать к ней сострадание, но не надо мешать людям идти своей дорогой.

Герман Гессе: «Кнульп»

– — – — – — – — – — – — – —

Тропа едва сама за собою поспевала то вдруг два раза повернуть влево, то, зачем-то, петлю выпендрёнить, чтобы потом, вправо рванув, затеять с Ильюхой игрушки-проверялки, так и норовя спрятаться в траве.

Дескать, найдёшь – дальше пойдёшь, а ежели смекалки не хватит найти, то, значит, не будет тебе дальше Пути!

На кой ты ляд там, дальше, нужен, если с головою не дружен?

Илья же на такие мелочи внимания не обращал вовсе.

Ну, балуется тропинка, и ладно.

А Илье не до баловства нынче: он ведь не просто так, от нечего делать, по Лесу шастает, он серьёзным делом занят, – стрелу ищет.

Илья зорко вокруг доглядал, ничего не пропускал: ни листочка, ни кусточка, ни травиночки, ни стрекозы-егозы, ни мышки-норушки, ни птички и ни зверюшки.

А потом вдруг резко замер.

Насторожила Илью наставшая вдруг полная тишина.

В тишине этой отчётливо накапливалась угроза.

– Сзади. – Определил Илья, и шагнул в сторону.

Там, где его в это мгновение уже не было, в землю с неприятным чмокающим звуком вонзилась огромная, почти Илье до макушки, стрела.

Илья посмотрел на стрелу, потрогал перья – каждое длинною с его руку, и совершенно спокойно отошёл к деревьям.

Чем, собственно, вновь опередил стрелка: следующая стрела с ним опять разминулась, в землю воткнулась.

– Хватит уже. – Крикнул Илья в чащу. – Всё равно, не попадёшь ведь. Чо зазря стрелы тратить? Выходи, поговорим.

В чаще что-то тяжело завозилось, деревья шатаючи, и на поляну вышел громадного роста мужичина – макушкою под верхушечку сосёнки самой в высоту длинной.

Белокур волосом, кучеряв зело, и в простыню белу обёрнут.

– Во как, – изумился Илья. – И кто ж ты будешь, великан неведомый?

– Купидон. – Пророкотал гигант. – Не ведаю, с языка какого, но – твёрдо знаю: на ваш имя моё переводится как «Вызывающий чувство».

– Понятно. – Илья только головой покачал. – А стреляешь в меня зачем?

– Работа моя такая. – Гигант собрал стрелы, какая куда воткнулась, и сложил в заплечный колчан.

– А как ты сам полагаешь, дядя, – опять поинтересовался Илья, – какое именно чувство именно ты можешь вызвать именно у меня? Только пойми правильно: обижаться – последнее дело. Я просто спросил, ты просто ответь.

– Знаю. – Грустно отвечал Купидон. – Из-за этого все мои беды-горести, несчастья- злосчастья и есть в жизни моей непутёвой! Ведь из меня такой же Бог Любви, как из огромадного камня – легкокрылая птичка. – Гигант уселся на землю и зарыдал. – Но нас не спрашивают. Мы, Боги, имеем предписанную Судьбу. Рождён быть Зажигателем Любви в Сердцах? – изволь этим заниматься. И всё. И никаких. А я – среди своих собратьев Божьих по Любовному цеху, просто глупая несуразица, помноженная на бессмысленную нелепицу!

– Погоди, дядя. – Илья смотрел на нового знакомца с явным удивлением. – Вот тут я недопонял. А разве ж вас, Богов Любви, – много? В смысле, ты что, не один такой?

– Один? – Великан даже рыдать перестал. – Шутишь, да? Да будь я на такой работище один, людишки в Мире давно повымерли бы от полного моего неуспевания зажигать во всех сердцах, любви жаждущих, Еённый огонь! Нет, парнишечка: нас, Богов Любви, дружная команда. И все, заметь, на одно лицо, ибо, скажу честно, по сути дела – мы все вместе один Бог и есть, только обращённый во множественно число для упрощения управления Делами Любовными.

И тут же снова зарыдал.

– Кроме меня! Я – не получился… как все… один… урод! Отщепенец! Харя…

Илья какое-то время смотрел на гиганта в слезах, потом, осторожно взяв одну из стрел, вытащил её из колчана.

– А стрелы вот эти? – Спросил Ильюха. – Ты прям с ими родился или потом выдали, когда службу несть приставлен был?

– А кто ж его знает? – Купидон утёр слёзки кулачищами и глубоко задумался.

Лицо Купидоново собралось в морщины столь глубоки, что в каждой из них легко могло бы спрятаться, например, от вылетевшей на охоту Совы целое семейство полевых мышей и отсидеться там, в схроне потаённом, до той поры, когда более опасности жизненной больше не будет.

Было видно, что раньше задумываться Купидону не приходилось ни разу.

– Одно помню точно: когда я, первый раз глаза открыв, Мир узрел, то сразу ощутил себя Стрелком Великой Любви, но в это же мгновение услышал тихий ехидный смешок за спиною своей.

– У нас Любовью ведает Богиня Лада. – Сказал Илья. – При ней ближайшие помощницы:

Леля, Жива и Марена. Но тут, ты понимаешь, такое дело…

Илья почесал затылок.

– Есть одна хитрость. Помощницы эти одновременно как бы ещё и Три Лика разные Лады-Богини одновременно.

– И чо? – Не понял Купидонище. – Я до фига и Трёхликих, и Четырёхликих лично видал. Но приходилось лицезреть иной раз и тех, кто имеет Ликов куда больше! Вон, к примеру, Морок, Повелитель Обмана и болезней. Первые три его Мордени – Бог Лжи, раз, Царь Мира Обмана, два, Наследный Прынц Страны Заблуждений, три, Великий Владыка Пути Запутывания – четыре, и Патриарх Единой Веры Невежества и Заблуждений – пять. А ведь он может ещё беспрепятственно и в любую секунду принять облик своей мамани Мары, своего папаши Чернобога, плюс братца единоутробного – Мороза Колотун-Продромыча. Эти братаны вообще то и дело заради пущей обманчивости дел своих и от злорадства врождённого друг в друга превращаются, и – что особо отметить надось! – соревнуются, понимаешь, кто похитрее выберет, в кого перекинуться.

– Погоди. – Перебил Илья. – Тут другое. Слыхал я от людей знающих, много чего понимающих, что иногда, хотя и не часто, Лада и все её Три Спутницы-Ипостаси могут вдруг учудить немыслимую путаницу, взяв в качестве игрушки-побрякушки чью-то конкретну жизнь.

– Это чью же? – Спросил неповоротливый разумом Купидон.

– Да хоть, к примеру, и твою. – Илья вернул стрелу обратно в колчан Купидонов. – Так что, мой тебе совет: спроси Ладу-Богиню напрямки про дела свои скорбные, судьбу странную и чего на самом деле, тебе, бедолаге, ожидать в дальнейшей жизни.

Купидон с Ильёю спорить не стал; Илье вообще пришёлся по душе этот простой и прямолинейный парнишище.

– Мати Лада, к Тебе взываю! – Взревел вдруг Купидон, воздев руки у небесам светлым, да так взревел, что Ильюха аж вздрогнул невольно. – Через Любовь свою Божественную пролила Ты, Лада-Матушка, и в меня, служку твоёва, жизни бытие! Аз есмь творенье Твоё для сотворенья Любви в Мире этом! Так снизойди, молю, ко мне, ибо, как вижу я, чтой-то не так со мною! Работу свою исполнять желая, ни в чём не прекословя Воли Твоей, породить Любови не могу в людях, хотя – для того Тобою сотворён был, и послан в Мир. Дай, молю, мне обресть, чего не могу! Позволь делати дело своё, и боле мне ничегошеньки не надо! О том счас и молю, пред Тобою, Всеславной! О том и ответа жду, Всемилостивица! О том, Мати Лада, к Тебе и взываю!

Деревья, казалось, присели аж от рыка Купидонова.

Даже Небеса стали ниже: такова силища в гласе его и в молитве его заключена оказалась, такова мощь.

Тут-то к нему Лада и вышла.

Все знают: Лада никогда дважды в одном облике не появляется.

Не любит она этого.

К Купидону с Ильюхой Богиня Любви вышла в личине молодой, необычайно красивой женщины с зеленоватыми волосами и в одеждах из листьев.

– Славься, Великая! – Взревел Купидон ещё громогласнее, но тут же был Ладою остановлен.

– Тише, пожалуйста. – Поморщилась Богиня. – Шумный ты, однако. Поэтому – вот тебе моё повеление: побудь неподвижным и молчаливым, Купидошка, совсем немножко, покуда с Ильёй у меня разговор о тебе пойдёт.

Купидон мгновенно смолк и замер.

– А ты, Ильюшенька, не смотри на меня с укоризной. – Улыбнулась Лада. – Знаю, что сама виновата в нём, в Купидоне моём, но – так уж получилось. Дни у меня плохие