Слышишь топот бегущих слонов? Повесть

Слышишь топот бегущих слонов?

Повесть

Алексей Казаков

© Алексей Казаков, 2022

ISBN 978-5-0053-1865-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Слышишь топот бегущих слонов?

1.

Они долго шли по тихому летнему дубовому лесу. Семилетний Кириллка, озиравшийся на кроны деревьев, споткнулся о вздыбившийся и уползший на тропинку корень, упал, уронил самодельный газетный кулёк с конфетами-подушечками и заплакал от досады и боли в пальцах правой ноги.

– А ну-ка без сырости! – деланно-сурово приказал отец, посадил сына на плечи и понёс его в сторону шоссе.

– Давайте, парни, в кузов, – предложил пожилой шофёр грузовика, согласившийся их подвести. Возможно – об этом свидетельствует обращение «парни» – водитель принял их за старшего и младшего братьев.

Отец подсадил Кириллку на край борта машины, – и мальчик ахнул от восторга: кузов был доверху заполнен душистой пшеницей.

Так, лёжа на пшенице, они и поехали в сторону причала. Кириллке казалось, что он в странной четырёхугольной пустыне, где каждая песчинка вдруг выросла и удлинилась. Потом он, повинуясь, наверное, какому-то древнему инстинкту, а может просто из озорства, но не от голода, набрал в рот пшеницы и стал её жевать, ощущая, как из совокупности зёрен появляется тугой влажный комок…

2.

– Вставай, сгоришь! – Ленка растолкала меня, согнала внезапный сон.

Солнце подвинулось, и тень от индийской пальмы убежала с моего камышового лежака. Пришлось с балкона трехзвёздочного номера, где мы поселились, перейти в комнату, под кондиционер – гудящий, дышащий холодом и шевелящий панелями, словно губами.

Семилетним Кириллкой – человеком, ныне существующим только в моих снах, был когда-то я. В наследство от того мальчика мне достались его имя и биография, меняющаяся с возрастом в акцентах.

– Знаешь, мне опять приснился этот сон с пшеницей.

Моя молодая жена тяжело вздохнула.

– М-да, – сказала Лена. – Колбасит тебя… Подсознание… Переживаешь ты, дружок.

Я достал из сумки телефонную – старомодную, потрёпанную, бумажную – книжку, заварил себе чая, набрал номер. Трубку подняли сразу. Женский голос что-то сказали на хинди. Потом прозвучало английское «хеллоу».

3.

– День добрый, – сказал я по-английски. – Могу я услышать Ганика, пожалуйста?

– О’кей, – откликнулась невидимая собеседница. Что-то щёлкнуло. Послышалось «хеллоу» уже голосом Ганика.

– Салям алейкюм, Ганифа Мирзабала-оглы.

– Салям алейкюм, – прозвучало в ответ с азербайджанскими выговором и интонациями.

– Ганик, это я. Я приехал, – сказал я по-русски.

В трубке послышался какой-то шорох.

– Привет, привет! То-то слышу знакомый голос, – теперь уже Ганик говорил по-русски с едва заметным акцентом. – Ты один?

– Нет, с женой.

– Так. Тогда я подъеду утром. Ты ведь просил о разговоре тет-а-тет?

– Да.

– Понятно. Я буду в 8.30. До встречи, – немного рассеянно, видимо, думая уже о чём-то другом, ответил Ганифа.

4.

«…Сегодня мы высадились в поисках пресной воды на необитаемый остров, который жители соседних островов называют почему-то «Во-Во». Остров оказался небольшим, лесистым участком суши, похожим по форме на восьмёрку. Обрывистые берега, крутые и отвесные, делали его недоступным морякам с проплывающих кораблей, а холмистая неровная поверхность не давала возможности приземления самолётам. В одном месте неожиданно осела порода и сделала возможным проникновение на остров. В разведку пошли вдвоём – матрос (то есть я) и капитан.

По крутому склону, цепляясь за ветви неведомых кустарников, мы поднялись наверх. Густой кустарник почти сразу же перешёл в непроходимые дебри. Проникновение вглубь казалось невозможным, как вдруг капитан заметил неподалёку узенькую тропинку, протоптанную какими-то животными. Животные были, по-видимому, высокого роста, с длинными ногами. Кусты на высоте человеческого роста были ощипаны; на тропинке чётко выделялись их крупные копыта, разделённые на три части. Нам удалось мельком увидеть такое животное. Его крупное серо тело мелькнуло на мгновение среди кустов, затем раздался хруст валежника, и животные скрылись в чаще.

Вскоре стали попадаться высокие деревья, с гладко отполированными стволами, коричневыми и с жёлтыми пятнами. Их листья напоминали листья пальм, но были уже и гуще. Среди листьев выделялись плоды нежно-розового цвета. До нас доносился аромат, похожий на запах розового варенья.

Капитан нашёл длинную палку и попытался сбить один такой плод. Плоды были довольно высоко, приходилось подпрыгивать или подкидывать вверх палку. Каждое неловкое движение вызывало смех, но мы тогда и не подозревали, какую опасность представлял для нас шум, производимый нами. Неожиданно в кустах раздался шелест, и в кустарниках показалась уродливая голова на узком туловище с тусклыми как олово глазами, затем другая, затем третья. Первая голова разинула пасть, и оттуда показалось длинное раздвоенное жало. Мы не сразу сообразили, что перед нами какая-то разновидность огромных змей, возможно, ядовитых…».

5.

Мы с Гаником познакомились в небольшом подмосковном городке, где я работал в районной администрации пресс-секретарём, а Ганифа – телохранителем местного мэра, Юрия Аркадьевича Казнова. Взаимной симпатией и доверием друг к другу мы прониклись после истории с тикающим пакетом.

…В тот вечер в здании администрации находились всего несколько человек: мэр, я, готовивший выступление Казнова ко Дню медицинского работника, Ганифа, терпеливо ждущий в приёмной окончания работы первого человека района, а также водитель Казнова, секретарша и три «чоповца» – охранники здания.

В кабинет ворвалась секретарша Женечка и возбуждено затараторила:

– Тут позвонили, говорят – бомба между вторым и третьим этажом, на площадке. Юрий Аркадьевич просит вас срочно зайти к нему.

Глава района строго и осуждающе смотрел на меня, чуть покачивая головой из стороны в сторону.

– Милицию вызвать – это ты хорошо предложил, оригинально. И как же это я сам без тебя не догадался, – язвил он. – Но! Ты разве не понимаешь, что это бросит тень на администрацию и на меня лично? В здание, где обитает власть, бомбу занесли! Или что там, граната?

– Не знаю, Юрий Аркадьевич, – почтительно и негромко ответил я.

– Если будем тянуть, так никогда и не узнаем. Давай сами.

– Что… как – сами?

– Пусть Ганифа выбросит этот пакет в окно. Только подальше – в сторону мусорных контейнеров.

– Но… – попытался я возразить, – Юрий Аркадьевич, там ведь бывают бомжи…

Казнов вскочил с места, навалился животом на стол и хлопнул ладонью по огромному альбому по живописи, подаренному ему на недавний 50-летний юбилей.

– Пулей! – заорал он.

Я, взвинченный, влетел в приёмную, подозвал Ганика, и мы под встревоженным взглядом секретарши вышли в коридор. Услышав о распоряжении главы, Ганифа не стал задавать лишних вопросов, только сказал отрывисто:

– Быстро все уйдите.

– Сейчас все уйдут, а я останусь с тобой.

– Ты тоже уйди. От греха…

– Кончай командовать, – ответил я. – Нам поручено обоим.

Мы спустились на площадку между третьим и вторым этажами и подождали, когда глава района, секретарша, водитель и охранники здания выйдут на улицу. Через окно было видно, как они сели в чёрный служебный джип и отъехали.

В грязном, потёртом пакете что-то тикало. Мы с Ганифой встретились глазами.

– Вот что, дорогой. Давай я сам. Если что… будет один труп. А так – два.

– Ганифа, – сказал я внешне спокойно, хотя внутри я оцепенел от страха, который норовил схватить спазмом и горло. – Давай так: я остаюсь здесь. Если что-то не так… короче, не считай меня дешёвкой.

Ганик потёр подбородок и произнёс негромко:

– Угу. Доходчиво. Чуть в сторонку, не заслоняй свет.

Я знал, что Ганик – бывший российский офицер, комиссованный по состоянию здоровья. Наверняка имел дело со взрывчаткой, минами и бомбами. Только бы всё получилось…

Ганик присел перед пакетом, и серая камуфляжная куртка натянулась у него на мощной спине. Полоска шеи между затылком с чёрными волосами и воротником куртки была мокрой.

Через секунду он держал в руках старый облупленный будильник. А ещё в пакете обнаружилась грязная скомканная рубашка, завёрнутая в газету надкушенная булка и пустой пузырёк-чекушка от дешёвой водки. Не иначе, какой-нибудь бомжеватый проситель или выгнанный из дома муженёк-пропоица забыл своё походное имущество между этажами районного «белого дома».

Потом мы позвонили Юрию Аркадьевичу, все рассказали, и тот передал с одним их охранников здания бутылку дорогого коньяка, которую мы с Гаником выпили в моем крошечном кабинете под завалявшиеся в столе сухарики.

Этот полукурьёзный случай сблизил нас, скрепив взаимным уважением.

Вот и теперь, в жарком индийском городе, куда переехал на ПМЖ бывший капитан Российской армии и бывший охранник, а ныне – бизнесмен Ганифа – я надеялся, что он мне не откажет в щепетильном деле. Тем более¸ что мероприятие будет неплохо оплачено. Речь пойдёт… не знаю, как и назвать это: то ли о мести одному человеку, то ли о наказании его.

6.

Вечером в открытом кафе, где смуглый пианист играл отрывки из Брамса, Моцарта, Грина, я, попивая за столиком с Леной красное сухое вино, думал о том, что сознание многих людей моего и более старшего поколений в своё время формировалось на книгах, к примеру, о Мистере-Твистере, о Незнайке (и на Луне, и в Солнечном городе), о Мальчише-Кибальчише, о Тимуре и его команде, а потом, уже в зрелые годы – на выращенных в агитколбах произведениях о Павке Корчагине, стихах о молодости, которая, как помнится, водила в сабельный поход… но в то же время и на книгах Хемингуэя, Ремарка, Нагибина, Солоухина. А теперь бывшие читатели этих детских и недетских книг или решили в своём сознании многое отвергнуть, отторгнуть, рухнуть в потребительские крайности, и, очертя голову, упиться мутантной версией посткоммунистического капитализма, или же – как, например, выросшая в небогатой семье честных советских инженеров Ленка, – испытывали смутную неловкость в окружении атрибутов буржуазного успеха и постоянно чувствовали себя не в своей тарелке, а можно сказать – не в своём времени. Впрочем, это и меня касается.

Надо сказать, что Ленка толком не понимала, как это вдруг мы оказались в отеле на берегу моря. Она могла подумать, например, о большом моём гонораре за неведомую ей работу. Я не стал вдаваться в подробности и не рассказал ей о том, что наша поездка – это банальный бартер: турфирма путёвками расплатилась с радиостанцией, где я служил редактором. Да и деньги таким образом мне удалось сэкономить – они понадобятся для дела, которым займётся Ганик.

И здесь, среди экзотики и пряных запахов Индии, я после долгого перерыва встречусь с отцом. Скорее всего, он приедет со своей Дрессировщицей.

Отец женился на Дрессировщице спустя два года после смерти моей матери. Отцу было 47 лет, но и в этом возрасте он делал стойку на двух руках. Особенно эффектно это удавалось ему на пляже, на песке или на гальке на фоне моря. Вот эта самая стойка на пицундском пляже и сразила Дрессировщицу; она как-то сама призналась – «и я рухнула как берёзка, срубленная под корешок».

Я в то время уже заканчивал учёбу в университете, поэтому все перемены в своей жизни воспринимал по-взрослому. И отца своего понял. И даже подружился с новой женщиной в своей покорёженной семье. Тогда она была Марией Антоновной. «Зови меня Машей», – просила он. Она была младше отца и старше меня на десять лет. Я обращался к ней на «вы», но звал Машей.

Дрессировщицей она стала много позже, после того, как в ответ на фразу отца «Вы думаете, лев постарел, и лесная молодёжь может начинать наглеть?» – я влепил звонкую и болезненную для него фразу-пощёчину:

– Это ты-то лев? Да ты давно уже цирковой пудель, прыгающий на задних лапках перед строгой Дрессировщицей. А цирк твой называется – «Игра в буржуазную реставрацию»!

7.

Почти восемь утра. Заснуть так и не удалось. А скоро подъедет Ганифа.

Я побрился, заварил кофе, вышел с чашечкой на балкон. Шумели листья пальм на ветру.

Ганифа нисколько не располнел за эти три года, что мы не виделись. Он вышел из джипа и оказался таким же высоким, сухопарым, каким я его помнил, на его кавказскую и без того смуглую кожу лёг загар Гоа и делал его неотличимым от местных обитателей.

Он поднялся к нам в номер. Мы обнялись, обменялись шутками-прибаутками, похлопали друг друга по плечам.

– Сколько лет, сколь зим…

Ганик поцеловал ручку Лене.

– Очень рад познакомиться.

– Я тоже слышала о вас много хорошего…

Ганик шутливо-виновато сдвинул брови:

– Можно, я украду вашего мужа ненадолго. Посидим с ним в кафе, поговорим. Выпьем кофе-мофе…

– Коньяка-маньяка, – в тон ему поддакнул я.

– Вот только без маньяков, пожалуйста, – усмехнувшись, попросил Ганик.

– …Лимит на маньяков исчерпан в этом квартале, – с ухмылкой продолжил он фразу, когда мы сели в машину и отъехали от отеля.

– И много их здесь водится, маньяков-то? – спросил я.

– Да нет, мало, – ответил старый друг. – Но объявился тут один недавно. Бывший наш. Простой советский человек, но уже имеющий местное гражданство. Месяц назад пришлось застрелить, когда хотел поджечь прогулочный катер.

– Ты стрелял? – полушутя-полусерьёзно спросил я.

– Нет, – просто и негромко, как бы устало, ответил Ганик. – Зачем? Работал штатный снайпер местной полиции. Я тут при чем? – пожал он плечами. – Я отвечал за организацию экскурсии от местной турфирмы. Ты что, думал – я тут киллером служу, что ли? – хохотнул Ганифа.

– Ну а что? Песня такая была в моём детстве: «есть много профессий на свете хороших…» Ладно. И тем не менее. – Я помолчал и через несколько секунд заговорил другим тоном. – Я привёз деликатный заказ, рассчитываю на твою помощь.

Серебристая праворульная «исузу-трупер» Ганика бежала по почти пустынному утреннему шоссе. Мелькали отели, двухэтажные дома с розовыми кустами, между ними мусорные кучи и брезентовые синие жилища местных бедняков, остались позади католическая церковь, два торговых центра с горящей свалкой между ними, индуистский храм.

Мы остановились перед кафе-верандой.

Прежде чем выйти из машины, Ганифа, выключив двигатель и помолчав несколько секунд, спросил:

– Тебя очень сильно огорчили?

Я понял его вопрос правильно.

– Ганик, спокойно. Ни штатный, ни внештатный снайпер-хренайпер не нужен. Мне нужна в моих делах – ты не поверишь – Лейла.

– Лейла? – Ганик изумлённо посмотрел на меня, хлопнув длинными ресницами. – Лейла тебе нужна? Моя сестра? Ты шутишь?

– Нет, шутки в сторону. Нужны таланты Лейлы.

Мой друг скорчил утрированно удивлённую рожицу.

– Пока ничего не понимаю. – Ганик помолчал. – Ладно, пошли пить кофе.

Он что-то сказал официанту на хинди, и вскоре нам принесли кофе в маленьких белоснежных чашках.

– Насчет Лейлы… Ты меня удивил. Но она ведь уже много лет сидит дома – дети, то-сё, муж-торгаш, помогает ему: бизнес-шмизнес… даже не знаю, чем она тебе может быть полезна. Ты меня заинтриговал.

Ганифа отхлебнул кофе из крошечной белой чашки.

– Слушаю тебя.

– Ганифа, меня интересует тот её своеобразный талант, за который она пострадала в матушке-России. Пожалуйста, упроси её, это абсолютно безопасно. Материал имеет сугубо частный характер. Никакого криминала, – успокоил его я.

– Ах, вот оно что… Как быстро нужно сделать?

– Мне нужно всё здесь. Здесь будет встреча с тем, для кого Лейла подготовит материал. Примерно через две недели. В отеле «Розовый песок». Мне к этому времени нужно, чтобы всё было готово.

– «Розовый песок», знаю. Хороший отель. – Ганифа, затягиваясь вишнёвой сигареткой, глянул на меня. – Понял. Постараюсь уговорить сестричку.

– Вот и хорошо, – просто ответил я. – Спасибо, старина.

8.

Вечером Ленка читала дамский роман по-английски, что-то подчёркивала в нём карандашом, видимо, переводила очередную муть для очередного жуликоватого частного издательства, где она служила после нищенской зарплаты в средней школе, в которой зимой часто вырубалось отопление, и приходилось учителям и ученикам, дыша морозным паром и часто болея, преподавать и осваивать науки почти в экстремальных условиях. Пришлось Ленке уйти из школы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.