bannerbanner
ЭПРОН. Экспедиция Подводных Работ Особого Назначения
ЭПРОН. Экспедиция Подводных Работ Особого Назначения

Полная версия

ЭПРОН. Экспедиция Подводных Работ Особого Назначения

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 5

– Здравствуй! Что там у вас делается? Почему в порту стоите?

Я начал было докладывать, что туман, видимости нет и всё такое… Но Николай Валеевич, не дослушав, прервал меня:

– Ладно, не в этом дело! Тут такая сложилась обстановка, что 801-й плавкран срочно, не позднее, чем послезавтра, должен быть в Сочи.

– Николай Валеевич, нас так просто портнадзор не выпустит. Буксировка в открытом море разрешена только без людей на борту. Потребуется конвертовка крана, освидетельствование Регистром…

– Это меня не касается! Как хочешь, так и уходи из Ялты! Чтобы послезавтра кран был в Сочи! Ты понял? Топлива хватит?

Хисамутдинов терпеть не мог, когда ему возражали, быстро приходил в ярость. Мгновенно вскипала татарская кровь. Спорить было бесполезно. Это всё равно, что плевать против ветра. Единственно, что я мог сделать – это сказать: «Я всё понял! Топлива хватит» – и повесить трубку.

Стал прикидывать в уме, как украсть из Ялты свой собственный плавкранкран без отхода у пограничников, без разрешения портнадзора и дойти до Сочи. Это, конечно, грубейшее нарушение всех законов Кодекса торгового мореплавания. Мне это может обойтись лишением капитанского диплома. Но в советское время ради выполнения производственного плана часто приходилось на море рисковать не только дипломом, но и своей жизнью. А что ещё хуже – жизнями своих подчинённых. Так мы строили социализм.

Итак, что мы имеем? Густой туман, полный штиль, объект подводных работ в двух милях от берега, портнадзор, пограничники, прогноз на завтра с сильным ветром от запада и запас времени двое суток. Если умело всё это расставить в определённом порядке, то может получиться.

В голове, словно в компьютере, все эти данные были обработаны в разных вариантах и получилось изящное флотское решение.

Зашёл на «Сабир», сообщил Елизарову, что увольнение на берег откладывается до Сочи. Он не удивился. Я послал человека собрать на берегу рассеявшихся моряков. А сам с судовыми документами пошёл в контору капитана порта дурачить инспектора портнадзора.

В портнадзоре с расстроенным видом заявил, что нашему начальству уже, кажется, невмоготу, что мы почти сутки стоим в бездействии у причала, в то время как вся страна напрягается, выполняя государственные планы. А самое плохое, что ваши ялтинские городские власти тревожатся. Вот, якобы, прямо сегодня из Ялтинского горкома партии позвонили нам в Сочи руководству отряда и настоятельно попросили продолжить работы на объекте. Туман? Да что им туман! Откуда им знать в партийных кабинетах, есть туман на море или нет! В общем, я обязан попросить у вас отход. И дальше с надеждой в голосе: «Но если вы не дадите отход по причине тумана, я вас пойму. Мы тогда и у причала с удовольствием постоим».

Против аргумента с горкомом партии инспектор устоять не смог. Не сумел он выдержать такого груза ответственности. Я представил ситуацию так, будто портовые и городские власти чуть ли не насильно выталкивают нас в такую погоду из порта на объект. Отход был получен без дальнейшего сопротивления.

Пограничников я просто известил по телефону, что мы возвращаемся из порта на объект работ. У нас было разрешение погранзаставы на месяц работать вдоль южного берега Крыма.

Вышел из здания морвокзала и пошёл не спеша, с чувством выполненного долга, по набережной в сторону наших пришвартованных пароходов. Теперь оставалось только собрать по берегу моряков – и можно уходить.

Уже на подходе к «Сабиру» заметил, что немного впереди меня по набережной в толпе гуляющих идут прогулочным шагом с дамами под ручку двое наших «стариков»: старший механик с «Сабира» Вилен Григорьевич Орлов и капитан плавкрана Геннадий Сергеевич Шеламов. Обоим за 50 лет, старые моряки. Они не привыкли терять на берегу время даром. Уже успели познакомиться с двумя симпатичными нестарыми дамами и начали культурно проводить время в их обществе.

В это время на верхнем мостике «Сабира» появился бдительный капитан Миша Елизаров. Он уже издалека заметил своим зорким глазом старых моряков, гуляющих парами по набережной. Те, конечно, тоже увидели Мишу, и тут между ними состоялся интересный разговор на морском языке глухонемых.

Миша с мостика буксира, повернув руку ладонью вверх, помахал ей перед собой, что означало: «Ну что?» Потом опустил руку и сделал такое движение, как будто водит перед собой собачку на поводке («Мурку водите?»).

Вилен Орлов тут же ответил издалека морским семафором: отрицательно покачал рукой перед свои лицом («Нет, совсем не то!»), затем немного нагнулся и изобразил двумя руками, будто он качает насосом колесо, и тут же пальцами правой руки схватил в горсть собственный нос («Сливу качаем!» – то есть размеренно напиваемся). Миша с «Сабира», в свою очередь, просемафорил команду: показал руками крест, потом правой рукой жест как будто заводит рукояткой автомашину и взмах в сторону моря («Кончайте это! Надо запускать двигатели и срочно выходить из порта!»).

Ни одного слова не было сказано, но разговор получился очень содержательный.

Кстати, насчёт «сливы». Тут надо сделать небольшое лирическое отступление для тех, кому интересны нюансы морского разговорного языка.

История появления этого популярного среди черноморских моряков выражения довольно старая и странная.

В далёком 1967 году мы с моим другом Олегом Кореньковым (впоследствии капитаном 2 ранга), оба тогда курсанты 2-го курса Высшего инженерно-морского училища имени адмирала Макарова, собрались в увольнение в город. На построении перед увольнением наш командир роты капитан-лейтенант Константинов (впоследствии также капитан 2 ранга) грозил нам металлическим голосом всяческими карами в случае употребления в городе спиртных напитков:

– Вчера вечером, прогуливаясь по Невскому проспекту, я встретил курсанта Антипова! Он шёл в расстёгнутом бушлате, без головного убора и без признаков интеллекта на лице!

Затем капитан-лейтенант заключил свой инструктаж замечательной универсальной фразой:

– Я понимаю, море есть море, а жизнь есть жизнь! Все мы с вами мужчины, и ничто мужское не чуждо нам. Но запомните, товарищи курсанты: водка и женщины ещё ни одного моряка до добра не доводили!

Только теперь, через пятьдесят лет, я в полной мере понимаю, как он был прав!

Мы с Олегом в несколько угнетённом состоянии вышли из училища, сели на троллейбус в сторону Невского (дело было на Васильевском острове) и как-то, не сговариваясь, решили, что после всех этих нелепых угроз командира роты нам необходимо что-нибудь выпить.

Вышли в начале Невского проспекта, зашли в первый попавшийся бар, кажется, в доме номер 3 на правой стороне проспекта.

В кармане бушлата у меня лежали 15 полновесных советских рублей. Приличная сумма по тем временам. Это мой папа прислал мне ежемесячное отеческое пособие в качестве поощрения за хорошую учёбу.

В баре мы, не раздеваясь, залезли на табуретки перед стойкой и попросили девушку-барменшу налить нам чего-нибудь вкусненького от ностальгии. Она сказала, что у них как раз есть фирменный коньячно-шампанский коктейль. Смешала и налила нам в стаканы красивой жидкости и, между прочим, вынула из консервной банки и бросила нам в стаканы по одной синей сливе.

Коктейль нам понравился. Особенно слива – ну, по 19 лет пацанам! Стало немного легче. В ушах перестал звучать металлический голос капитан-лейтенанта. Олег, ни с того ни с сего, посмотрел на барменшу просветлённым взором и сказал:

– А вот наш командир утверждает, что курсантам пить вредно! Это как?

Девушка одобрительно оглядела нас и мягко возразила:

– Вы же не водку в подворотне пьёте. От нашего коктейля моряку вреда не будет! Ещё по одному?

Олег молча кивнул. А я спонтанно добавил:

– С двойной сливой!

После коктейля мы погуляли по Невскому, сели в троллейбус и поехали на Васильевский остров в своё училище.

Смеркалось. Олег некоторое время разглядывал своё отражение в оконном стекле троллейбуса и вдруг сказал:

– Смотри, у меня нос посинел!

Я его успокоил:

– Так это от сливы!

Хотя нос у него на холоде и без сливы всегда становился красно-синим.

На следующий день мы с Олегом поделились, в качестве обмена опытом, с курсантами нашей роты открытием о воздействии синей сливы на нос моряка. Курсантам это понравилось, и через некоторое время весь личный состав училища вместо вульгарного и надоевшего уже всем выражения «пить водку» стал употреблять изящный морской термин «лить сливу».

Так рождался своеобразный, не всем сухопутным понятный курсантский жаргон. Вместе с выпускниками ЛВИМУ многие крылатые курсантские выражения разлетались по разным флотам и побережьям Советского Союза. В том числе и на Чёрное море. В портовых городах Кавказского побережья теперь никто не удивится, услышав эти слова: «Пойдём сливу лить!» А вряд ли кто сейчас знает, что родилось это выражение не под солнцем Кавказа, где эта слива растёт пучками, а в холодном зимнем Ленинграде более полувека тому назад. И эта первая слива была вообще из консервной банки.

Однако вернёмся на набережную в Ялту.

Отшвартовались мы на «Сабире» от набережной, Миша Елизаров сам встал на руль и очень чётко подошёл кормой к плавкрану для подачи буксира.

Я стоял рядом с ним на мостике «Сабира» и просто любовался, как Миша маневрирует. Для меня такая чёткая работа капитана – это просто эстетическое зрелище, как для простого сухопутного, к примеру, балет «Лебединое озеро» или «Девятый вал» (не к ночи будь сказано!) Айвазовского.

Позднее, работая на разных буксирах капитаном и начальником флота, мне приходилось стажировать, то есть обучать управлению буксиром, многих вновь принятых в отряд судоводителей. И скажу из своего опыта, что из десяти судоводителей в среднем только один, в лучшем случае два, оказывались пригодными к этой работе.

Это очень сложная морская работа. Совсем не то, что работать на сухогрузе или танкере. Это совсем другое. Это больше похоже на большой и опасный спорт. Здесь очень важны природные качества человека и его воспитание с детства: умение держать себя в руках в любых ситуациях, даже в опасности. Важен природный глазомер и физическая выносливость, потому что управлять буксиром приходится при любой погоде и часто в состоянии крайней усталости. Важно уметь подавлять в себе чувство страха, не поддаваться панике, даже на грани катастрофы, и четко заставить себя сделать то, что единственно верно в данной ситуации. От этого умения иногда зависит жизнь других людей. При этом о личной опасности даже думать не смей.

Могу назвать только трёх человек, обученных мною, которые соответствуют всем этим параметрам и которые стали настоящими капитанами-буксировщиками: Андрей Круглов, Василий Пишоха и Олег Юльевич Троицкий. Последний и сейчас работает в Сочи на спасательном судне МЧС «Замараев».

Итак, вывели мы кран на коротком буксире за ялтинский портовый мол, и берег сразу исчез в тумане. Для порядка мы пошли сначала в район производства работ, покрутились там с полчаса, чтобы портнадзор успокоился, затем повернули вдоль берега в сторону Кавказа, вытравили буксирный трос на всю длину и пошли полным ходом.

«Сабир» был очень хорошим морским буксиром, большим и мощным. Но в то же время имел один небольшой недостаток: построен он был на Каспии в 1948 году, и по этой причине из всех навигационных приборов на судне имелся только магнитный компас. Ни эхолота для измерения глубины, ни радиопеленгатора, ни радиолокатора. И вот в таком первобытном виде судно выпускали в море. Сейчас это кажется невероятным, но тогда это было возможно. Наша страна в те годы ещё не подписала многочисленные международные конвенции по регулированию морской деятельности.

Но было у «Сабира» и одно преимущество: очень прочный клёпаный корпус из толстой стали. Это вскоре нам пригодилось.

Итак, идём мы полным ходом вслепую в густом тумане вдоль южного берега Крыма. Идём по счислению: рисуем курс на карте и отсчитываем пройденное расстояние по условной скорости и судовым часам. Для большей безопасности я приказал рулевому держать по компасу на 6 градусов правее. Подальше от берега. Хотя на море полный штиль и никакого дрейфа ожидать вроде бы не приходится.

Через несколько часов мы с Мишей посовещались и взяли ещё на 6 градусов правее. Так, на всякий случай: видимость – ноль, туман как молоко, а мы идём полным ходом. На душе, конечно, кошки скребут.

Начало темнеть. На мостик из машинного отделения поднялся старший механик Вилен Орлов. Вышел на правое крыло мостика, посмотрел вокруг: туман такой, что кормы собственного парохода не видать! Перешёл на левое крыло – та же картина.

Покосился Вилен Григорьевич на нас с Мишей и тихонько, как бы про себя, замурлыкал старинную песню из кинофильма «Семеро смелых»: «Молоды-ы-е капитаны поведу-у-т наш караван…» Потом посмотрел на нас добрым отеческим взглядом и говорит:

– В такой туман вам, пацанам, надо на берегу с девушками шампанское пить… Вам, что, приключений в жизни мало было? Куда идём? Не видно же ни хрена!

Я ему в ответ:

– Шеф велел послезавтра быть в Сочи. А то уволит меня. Ты хочешь другого капитана-наставника?

– Нет, не хочу. Меня и этот устраивает, – и пошёл по своим механическим делам вниз по трапу, напевая задумчиво о тех же молодых капитанах.

Миша Елизаров мрачно усмехнулся:

– Это чего он не к добру распелся? Не верит, что ли, в наши навигаторские способности? Надо же – молодые капитаны!

Я постарался Мишу успокоить:

– Не обращай внимания. У них, механиков, у всех что-то с головой. Это, наверное, от вибрации.

Мне было тогда 28 лет, а Мише на год меньше.

Так мы шли в полной темноте и в тумане. Черная вода шелестела вдоль бортов, двигатели глухо постукивали под нами, буксирный трос, равномерно, без рывков натянутый с усилием 18 тонн, терялся сразу за кормой в белой мгле. Плавкрана видно не было, но я знал, что там в рубке сидит вахтенный матрос около включённой УКВ- радиостанции. Берег должен быть слева в нескольких милях.

Я решил, что Миша может спокойно поспать в своей каюте: «Миша, иди-ка ты поспи до утра. Двоим нам тут делать нечего. Всё равно ничего не видно. В 6 часов сменишь меня».

Миша с чистой совестью пошёл спать. Для моряка что главное? Регулярное питание и полноценный отдых!

В 3 часа ночи я убавил ход до среднего. Боялся встречных судов, по счислению мы уже вышли в район интенсивного движения.

Так мирно мы шли всю ночь. Туман не рассеивался. Моряки, за исключением вахтенных, сладко спали по каютам.

Но пробуждение у них получилось ужасное: в 4 часа утра «Сабир» вдруг стал подпрыгивать, как телега на булыжной мостовой. Из под воды несколько секунд раздавался приглушенный водой грохот, нос парохода немного задрался вверх, и мы встали. Я схватил трубку УКВ-рации и прокричал два раза: «На „Резвом“! Быстро отдавайте якорь, мы на камнях!»

С плавкрана ничего не ответили, но через несколько секунд я услышал из тумана звук вытравливаемой якорь-цепи, по звуку определил, что вытравили около двух смычек (50 метров) и застопорили цепь. Слава Богу! Хоть плавкран задержался и не налетел на камни.

Дальше на судне началась настоящая паника, какой я никогда до этого не видел. Моряки выскакивали полуодетые на палубу и ничего не могли спросонок понять: кругом тьма и непроницаемый туман, пароход стоит задрав нос, двигатели гудят от напряжения, а хода нет. Матросы хаотично бегали по пароходу. Это было будто ночью в курятник залезла лиса. Паника в самом худшем её варианте.

Я поставил машинным телеграфом обе машины на «Стоп» и спустился на палубу с мостика, чтобы прекратить это безобразие. Стал хватать пробегавших моряков за одежду и пытался им что-то скомандовать. Но меня как будто не только не слышали, но и не видели. Моряки с перекошенными лицами смотрели сквозь меня, вырывались и бегали бессистемно по палубе.

В проходе между надстройкой и фальшбортом навстречу мне выбежал боцман Витя Кузнецов с бешеным лицом. Я схватил его за плечи и хотел что-то сказать, но Витя с побелевшими от страха глазами оттолкнул меня и попытался пробежать мимо. Тут, не знаю почему, чисто самопроизвольно, я ударил его кулаком в лицо. У Вити подкосились ноги, он опрокинулся на спину, сделал кувырок назад и вскочил на ноги напротив меня. Удивлённо, но уже ясным взглядом посмотрел на меня и спрашивает:

– А! Николаич, это ты? А что случилось?

Моряки, увидев этот нокдаун, как по команде замерли в нелепых позах, потом переглянулись и уже спокойным шагом, с трезвыми лицами, подошли к нам с боцманом. Паника в одну секунду прекратилась.

Из надстройки в одной ночной рубашке, со спасательным жилетом в руке, высунулась повариха Тоня. Я ей говорю строго:

– Тоня, вскипяти чай покрепче. И всем по паре бутербродов. Чтобы через десять минут всё было готово!

– А мы что, завтракать будем?!

– Будем! И завтракать будем, и обедать будем! Иди, быстро!

Как ни странно, но этот аргумент подействовал на моряков лучше любого окрика. Психологически это понятно: если через 10 минут будем пить чай с бутербродами, значит всё не так плохо!

Я не стал извиняться перед боцманом за этот удар, не до того было:

– Боцман! Шлюпку на воду, бери с собой одного матроса и футшток. Промерьте глубины вдоль бортов. Мотористам быстро пробежаться по всем отсекам, посмотреть на предмет пробоин и водотечности. Через 5 минут доложить. И оденьтесь все по-человечески! Простудитесь все на фиг!

Ребята, как мне показалось, с облегчением вздохнули и разбежались заниматься делами.

Подошли Миша Елизаров и стармех Орлов. Эти без паники, одеты по сезону, но с бледными лицами. Орлов спокойно меня спрашивает:

– Ну что, Володя? Приехали?

Но я ему возразил:

– Это ещё посмотрим! У нас в носовых цистернах сколько пресной воды?

– Тонн 80 есть.

– Готовься по команде откатывать всё за борт! А ты, Миша, пойди на мостик и попробуй понять, где мы находимся.

Миша со сна допустил некоторую суетливость:

– Володя! Давай вызовем спасателей из Феодосии! Там есть подразделение.

А вот это меня как раз и не устраивало!

– Миша, в тюрьму мы всегда сесть успеем! Вообще по рации ни звука! Сперва в обстановке разберёмся!

Мотористы доложили, что водотечности нет. Значит без пробоин. Это – гора с плеч!

Боцман через 10 минут доложил, что под кормой 8 метров (значит винты целы!), на миделе (посреди длины судна) 4 метра, на носу под форштевнем вообще глубины нет.

Миша на мостике включил прожектор и сначала посветил в воду рядом с бортом. Вода была прозрачная. Под нами плоская скала. Практически огромная плита, которая с уклоном уходила от берега под воду. Мы на неё и вылезли носом, как на пологую горку.

Миша повернул прожектор вперёд: что-то непонятное, серое впереди метрах в двадцати. Какая-то стена. Миша посветил вверх, и мы все ахнули! Мать честная! Прямо перед нами – вертикальный обрыв! Скала высотой 100 метров!

Елизаров крикнул мне сверху:

– Володя! Я знаю, где мы! Это мыс Меганом!

А мы должны были пройти мористее мыса на 6 миль.

Теперь всё встало на свои места, уже можно было что-то решать. Собрались на мостике: Елизаров, стармех Орлов, боцман и я. Попили чайку, посоветовались, что делать. Мише я сразу сказал, чтобы о спасателях забыл:

– В тюрьме мне будет скучно. Даже если нас с тобой в одну камеру посадят.

Спросил Орлова:

– Вилен, сколько времени надо, чтобы откатать всю воду из носовой цистерны?

– Часа полтора.

– Это долго. Нам надо сняться до рассвета. Пока пограничники не увидели. Ещё с полчаса покачаем. А пока плавкран подготовим, чтобы он нас подёргал со скалы.

План у меня в голове сложился такой.

Мы откачиваем 80 тонн пресной воды из носовой цистерны. Тем самым уменьшается давление корпуса на скалу и, соответственно, сила трения. Чтобы сойти со скалы, нужен рывок – это золотое правило для любого капитана Эпрона.

Затем плавкран вытравливает якорь-цепь и одновременно выбирает стальной буксирный трос до 40—50 метров.

Далее убираем капроновую вставку-пружину и оставляем только стальной буксирный трос – это обеспечит жесткий рывок.

После этого плавкран запускает свои маломощные двигатели и немного двигается к нам. Когда трос провиснет в воду, плавкран даёт задний ход и немного разгоняется от нас. Трос натягивается, и получается жёсткий рывок в сторону глубокой воды. Если учесть, что масса плавкрана около 1500 тонн, то рывок получится очень сильным. Но буксирный трос больше 90 тонн нагрузки не выдержит. Поэтому нужно точно, на глаз, рассчитать инерцию плавкрана, а то ещё и буксир порвём. Тогда вообще хана.

И одновременно с этим полным ходом сами работаем машинами назад.

По УКВ поговорил с капитаном плавкрана Геннадием Сергеевичем Шеламовым. Поняли друг друга быстро. Он был моряк старый, долго объяснять не пришлось. Разговаривали мы на 8-м канале УКВ. Этим каналом, кроме ЭПРОНа, редко кто пользовался, поэтому я не опасался, что кто-то услышит подробности нашей секретной операции.

На все переговоры и подготовку ушло около часа. Сделали всё как наметили.

Дали машинами «Полный назад». Плавкран двинулся на якорь-цепи на несколько метров в нашу сторону, потом дал «Полный назад». Буксирный трос медленно натянулся, вышел из воды – рывок! Мы, стоя на мостике, почувствовали, что палуба под нами сдвинулась на несколько сантиметров. Матросы на палубе закричали: «Идёт!»

После третьего рывка пароход сошёл со скалы. Я остановил машины, и плавкран, выбирая якорь-цепь, задним ходом вытащил нас подальше в море. При этом мы светили прожектором по воде вокруг себя: в прозрачной воде по обеим сторонам хорошо были видны под водой острые скалы. Как мы прошли между ними и выскочили на плоскую плиту – один Бог знает! Некоторым везёт с рождения…

Подальше от берега мы развернулись, дали ход вперёд, вытравили буксирный трос до 200 метров. Я решил, что с таким мощным навигационным оборудованием (один только магнитный компас, как во времена Колумба) не стоит больше заниматься прибрежным плаванием в тумане, и мы легли курсом прямо на Сочи.

Вообще-то с этим самоопрокидывающимся плавкраном нам разрешалось ходить только в прибрежной полосе. Но я решил плюнуть на все условности. Всё равно уже были нарушены все законы мореплавания. К тому же любой настоящий моряк знает, что в открытом море всегда безопаснее, чем у берега.

Через час рассвело. Прогноз о сильном западном ветре не оправдался. Пограничники нас не вызывали, просто «прохлопали» нас. Так мы и шли в тумане до самого Сочи. Идти там по прямой 220 миль, это 36 часов нашим ходом.

В открытом море мы чувствовали себя спокойно, хотя, конечно, идти двое суток в тумане – удовольствие для моряка ниже среднего. Торчим на мостике, слушаем УКВ на 16-м канале – может, кто-то вызовет из встречных судов, если заметит нас по радиолокатору. Поминутно выходишь на крыло мостика и тоже слушаешь – не слышно ли туманных гудков. В общем, двое суток на нервах. А хуже всего стало, когда по счислению уже стали подходить к кавказскому берегу, а туман всё такой же.

Курс был проложен нами до рейда Кудепсты. По расчётному времени, в 11 утра мы должны были подойти к берегу. Но где ты, родной берег? Видимость не больше 100 метров.

Сбавили ход сначала до среднего, но кошки на душе всё равно скребут. Шестое чувство подсказывает, что берег вот-вот выпрыгнет на нас из тумана.

Миша Елизаров, грамотный моряк, предложил:

– Володя, давай мы для безопасности возьмем кран под борт и так потихоньку пойдём в берег.

Отдали буксир, выбрали его, пришвартовались правым бортом к плавкрану, дали «Малый вперёд», легли на курс 45 градусов, перпендикулярно береговой черте, и напряжённо ждём, когда появится берег Кудепсты. Шли так, в тумане, черепашьим ходом, с полчаса и вот, наконец, перед нами из тумана показались очертания, но вовсе не берега, как мы ожидали. Высоко в небе, выше тумана, проявился смутный силуэт высотного здания. Это был пансионат Курортного городка в Адлере.

Я тут же сделал правую машину «Стоп», а левую «Средний назад». Плавкран по инерции ещё шел вперёд, и мы вместе с ним крутанулись почти на месте и тут же отдали якорь. И очень вовремя – до волнолома на Адлерском пляже оставалось меньше ста метров.

Ура, мы дома! Пересекли Черное море и ошиблись местом всего на пару миль.

На следующее утро за завтраком, стоя на якоре уже на рейде Кудепсты, обсуждали с моряками нашу посадку на мысе Меганом и переход до Сочи.

Я решил, что надо всё-таки извиниться перед боцманом за тот удар кулаком во время паники:

– Витя, ты уж извини меня, что пришлось тебя ударить. Надо было как-то вывести вас всех из панического состояния. А то вы все прыгали по пароходу, как сумасшедшие кролики.

Витя сначала недоуменно посмотрел на меня, мол, о чём это ты? Потом задумчиво потрогал свою нижнюю челюсть и говорит:

На страницу:
4 из 5