Омерта. Книга 2

Звучит не скромно, но у нас с Ванессой получился классный парень, который разобьет немало женских сердец…и мне очень жаль, что сейчас я думаю о его внешнем виде, а не о том, каким он является человеком…ведь я не знаю каким, я не нахожусь рядом, не проживаю с ним каждый день.

Я почти не знаю человека, которого люблю больше всех во Вселенной, а он не знает меня.

У меня есть только бесценные воспоминания. Пришло время немного рассказать о Ванессе, потому что глаза сына, хоть и являются моим отражением, все равно остаются шрамом на сердце, который остался от утраты Несс.

Так вышло, что мы с Ванессой росли вместе в одном пространстве, в одном доме. Поэтому я был раздражен в разы сильнее, когда увидел Амелию в объятиях своего брата. Когда дети растут вместе в довольно закрытом доме и в рамках, это может привести к определенным последствиям. К счастью, мы с Несс никогда не приходились братом и сестрой. Ванесса была дочерью прислуги Анастейши, или как она просила её называть – Анастасии, которая на момент моего попадания в семью Морте, управляла хозяйством в доме уже около десяти лет. Анастасия бежала из Греции больше двадцати лет назад из-за серьезных проблем на родной земле, и судьба привела её особняк семьи Морте, где она родила Ванессу, а затем Бланку и Веронику. Им было три, когда умерла Несс. Сейчас им девять, и я помогаю им настолько, насколько это возможно.

Мы с Ванессой одного года рождения. Я не знаю, можно ли назвать нашу любовь красивой, яркой и интересной, но она определенно была настоящей. Ведь, несмотря на то, что в связи с образом жизни юного наследника клана я вел довольно разнузданный образ жизни и много взрослых и опытных женщин валялись в моих ногах, когда я ещё был достаточно юным парнем.

В шестнадцать лет мне хотелось трахать все, что движется.

Пробовать миллион аппетитных крошек, ставить рекорды и заниматься прочей ерундой, продиктованной бурлением гормонов. Да и нужно было как-то расслабляться во время обучения, заданий, которые вытачивали из меня дьявола во плоти, позволяя тьме и яду заражать кровь с космической скоростью.

А Несс…она другой была, не дешевой и легкодоступной куклой из борделя. И не подаренной Энтони на день рождения шлюшкой, хотя бывало и такое. Она была невидимкой в особняке, а я с малых лет любил разгадывать загадки, шарады и головоломки.

Три слова: она меня зацепила.

Скорее, Несс была молчаливой и загадочной девушкой, вечно читающей свои заумные сказки в библиотеке, где я и распаковал её в первый раз, застав девушку ночью за чтением довольно эротичного французского романчика. Стыдил и наказывал я её в ту ночь очень долго, а потом мы зажгли камин, растянулись на полу и просто говорили до самого утра. Обо всем. Хотя в основном говорила Ванесса: рассказывала о последних прочитанных ею книгах и фильмах, от которых я был далек, но с увлечением слушал её пересказы. Естественно, она была влюблена в меня все эти годы. Любой маленькой девочке нужна влюбленность, страдания, драма…а влюбляться больше особо было не в кого, ну не в Стефана же, правда? Несс сразу поняла, кто здесь «папочка».

Это она так сказала. Начиталась грязных романов малышка.

Мне действительно было с ней интересно, хорошо и очень, чертовски горячо, несмотря на то, что она была…такой обычной. В том плане, что уже в семнадцать лет я был чертовски искушен и избалован разными голодными и взрослыми дамами и шлюхами, на которых пробу ставить негде.

Я нуждался в чем-то нормальном. Как у всех. Ванесса была той девушкой, которую я мог бы встретить, если бы остался сыном фермера в нашем маленьком городке.

Ванесса была олицетворением всего, что я потерял в девять лет, когда маму изнасиловали и убили, а отца застрелили. И я любил её, свою мечту, параллельную реальность, которая не сбылась, не произошла.

Случилась другая, где я стал одним из главных членов преступного клана.

Прошло десять лет, и история повторилась с Мией. Хотя, я не скажу, что девушка Ди Карло будит во мне только светлые чувства. Наоборот, слишком противоречивые, чтобы я имел возможность их адекватно отслеживать.

Ванесса забеременела, а отец с детства твердил мне, что члены семьи Морте должны жениться и родить наследников. Прежде чем он сделал бы выбор за меня и предложил мне брак по расчету, я заявил о своем желании взять в жены Ванессу. Энтони отреагировал спокойно, да и новость о внуке его обрадовала. Он разрешил этот брак, хотя конечно не одобрял его в глубине души. Как бы там ни было, даже в омерте прописана важность семьи и ценностей рода.

Семья – это всегда дети, а когда эти дети мальчики, это будущее движение, рабочая сила клана. Все просто. Опять же, как в дикой природе.

Когда Антей родился, я ничего не понимал.

В восемнадцать никто не готов стать отцом, но когда я увидел, как бережно и в то же время очень крепко, Ванесса впервые прижимает его к груди и плачет навзрыд от счастья и радости, я искренне поверил в то, что мы справимся. Помню, как целовал её руку, находясь в беспамятстве, а потом и сам взял сына на руки…весь остальной мир превратился в туман, небытие, и на несколько долгих минут вся Вселенная сократилась до размеров недовольного и плачущего существа. Моего сына.

Я не знал, как его держать.

Боялся случайно поранить, взять не так за голову, ненароком её свернуть…я боялся даже дышать над Антеем, и совершенно не понимал, как подступиться к ребенку. Ванессе тоже было нелегко, но потом все знания пришли сами собой. Через полгода я даже научился менять подгузник одной рукой, потому что вторая была занята какой-нибудь нелепой погремушкой.

Конечно, у меня было не так много времени помогать Ванессе, но не меньше, чем у среднестатистического мужчины работоспособного возраста. Самым странным и непривычным для меня стало то, что утро и первую половину дня я проводил в идеальном мире, рядом с Ванессой и Антеем, а вечером уходил на свою кровавую «работу», где приходилось вершить судьбы голыми руками, переходя все грани дозволенного и нормы морали.

В том возрасте мне приходилось убивать чаще, любой враг Энтони Морте должен был быть устранен без права на оправдание.

Моими жертвами являлись далеко не святые люди, но это никак не отбелят мою карму, верно? Глупо и лицемерно притворяться Робин Гудом из сказки, когда являешься обыкновенным киллером. Я никогда не забуду, как однажды, вернулся глубокой ночью. Руки по локоть в крови, белоснежная рубашка обагрена алым цветом. Борясь с тошнотворным рефлексом, я намеревался пройти в ванную, и наткнулся на Несс со спящим Антеем, прижатым к груди. Она встала покормить его, поэтому не спала.

Моя жена кинула на меня уничтожающий взгляд, полный боли и отчаяния, и ушла в спальню, не проронив ни слова.

Я не сразу привык к сыну, хотя любил его безмерно, невозможно, сильно…как никогда и никого на свете. Осознание того, что я – отец, пришло ко мне только через год после его рождения.

Мы с Несс улетели на три дня в Майами. Солнце, теплый океан, воздушные и объемные облака. Там, Антей сделал свои первые шаги и невнятно пробормотал «папа» и потянул мои волосы на себя крошечным кулачком, когда я заходил с ним на руках в мягкие волны.

Я смотрел на это чистое, невинное и прекрасное создание. Мое продолжение, мою плоть и кровь, сотворенное из нашей любви и страсти. И меня вдруг накрыло такой гордостью за Антея, за Ванессу, что подарила мне сына.

А вслед за гордостью пришел стыд: удушливый, пожирающий изнутри, обугливающий легкие. Стыд, за все, что я делал под покровом ночи. В тот момент, я понял, как важно выйти из «семьи» Морте. Антей и Ванесса стали для меня мотивацией, движущей силой, бесконечной энергией, на пути к свободе…я разработал план по сепарации от клана и начал медленно, но мерно двигаться к нашей свободе, но потом, со смертью Ванессы все изменилось, оборвалось, не сбылось.

Так бывает.

А сейчас Антею уже десять лет, черт возьми. И если в год он смотрел на меня, как на подобного Богу, то сейчас он истребляет меня одним своим взором, словно я долбанный враг номер один в его жизни.

– Ты не приехал на мой день рождения, – с укором замечает Антей. – И даже не позвонил. В который раз, – отводит сталкерский взгляд в сторону.

Если честно, меня напрягает его способность стрелять глазами.

Антей сидит в темной комнате, как и я. На нем всегда довольно легкая одежда и я уверен, что живет где-то в теплом климате. Сын переводит взор на мою военную форму, с неприязнью оглядывая её. Он думает, что я солдат засекреченных служб, но если раньше я выглядел супергероем в его глазах, то теперь я – дно и отец-ублюдок. Не нужно быть гением, чтобы прочитать эти эпитеты в выражении его взгляда.

– Антей, давай не будем об этом. Мне очень жаль. Я ничего не обещаю, потому что знаю, что сейчас не в состоянии выполнить все, что могу сказать…

– Тогда я не хочу с тобой разговаривать, черт возьми! Зачем ты позвонил? Сделать вид, что тебе не плевать на меня? – вдруг взрывается сын, его лицо искажает гримаса боли, непонимания, недоверия, гнева.

У меня схватывает дыхание от агонии, разливающейся в венах.

– Антей, я бы очень хотел приехать, но не смог. Я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя, несмотря на это, – стараясь произносить слова ровным тоном, тихо но уверенно проговариваю я, глядя в глаза сына.

– Когда люди любят друг друга, они находятся рядом, – со злобой выплевывает он банальную истину. – Ты лжешь и всегда мне лгал. И мама меня не любит и никогда не любила. Она тоже ушла.

– Твоя мама не виновата, – качаю головой я. – Антей, послушай. Давай просто поговорим. Я хочу знать все…

– Я не хочу больше слушать и разговаривать, пап. Не звони мне, ясно? Никогда. Больше. Мне не нужен «отец по телефону». Раз ты выбираешь страну и работу, то разговаривай со своими коллегами, а от меня отстань, – вложив в каждое слово немалую дозу агрессии, декларирует сын и резко отключается от сети.

Некоторое время, я просто пялюсь на темный экран с приложением связи, тяжело и рвано дыша. В конце концов, эмоции берут верх, и, зажав кулаки я падаю головой на стол, насильно ударяясь о деревянную поверхность.

Самонаказание, отчаянье, полнейшая безысходность.

Резко встаю, и до скрежета сжав челюсти, откидываю в сторону кресло на колесах. Стремительно покатившись к стене, оно ударяется о стену с диким щелчком, который слегка отрезвляет меня и останавливает от бешенного порыва сломать чертову плазму, с которой на меня ещё пару минут назад смотрели глаза Антея.

Не с восхищением, как когда-то. А с осуждением, что острее для отцовского сердца любого лезвия.

Когда дело касается сына, непоколебимый мафиози Киан Морте исчезает, полностью растворяется внутри меня. Непреодолимое желание пристрелить Энтони прямо сейчас, предварительно вытряхнув из него координаты местоположения Антея достигает невыносимых пределов. Меня трясет, как в лихорадке.

Вместе с внутренним напряжением происходит простое осознание того, что, несмотря прокалывающую вены изнутри, я понимаю, что не променял бы эти чувства ни на что на свете.

Они напоминают мне кто я и какова моя цель, напоминают мне о том, что я человек. И отец в самую первую очередь. Если бы Антея не было, если бы он тогда не родился…для моей души уже бы не было спасения, выхода из порочного круга.

Но выход есть всегда, даже из самого темного и непроходимого тоннеля.

Если его озаряет хоть немного света.

Глава 2

Мия

После разговора в машине Алессандро передал меня в руки секьюрити. Надеюсь, это не войдет в традицию и по особняку, я, как и раньше, смогу передвигаться в одиночестве.

Мне дали десять минут на то, чтобы переодеться и принять душ. Что уже удивительно: думала, дядя лично встретит меня у главных ворот в дом, грубо схватит за шкирку и агрессивно «ткнет» меня носом в каждый нарушенный пункт из установленных им правил. Я была уверена в том, что Доменик приготовил для меня нудную, агрессивную лекцию и жестокое наказание, и была уже готова ко всему, исключив теплый прием и сентиментальные объятия.

Я думала, что на его давление и жесткость я теперь легко отвечу с агрессией и ненавистью, откровенно обвинив его во лжи и лицемерии, но все пошло совершенно не так, как я себе нарисовала в мыслях…

Ни одна девушка не может быть готова к тому, что произойдет со мной в кабинете…

Хотя возможно, Доменик настоял на душе, намекая на то, что не намерен терпеть мое присутствие в своей комнате, пока я не смою с себя грязные прикосновения семьи Морте. Кто знает, насколько все серьезно, когда дело касается вражды преступных кланов? Как я поняла из контекста, все семьи живут согласно кодексу, который наверняка может содержать весьма дикие пункты.

Я наспех приняла душ и собиралась надеть футболку и джинсы, но одна из моих новеньких служанок потребовала, что я облачилась в весьма откровенную сорочку с глубоким декольте. На мое возмущение, она лишь ответила, что выполняет приказ Доменика Ди Карло. На мгновение, я даже забыла, как дышать, потеряла дар речи…в итоге, все равно с неохотой напялила на себя эту тонкую тряпочку. Сверху накинула спортивный бомбер, почувствовав себя так более защищенной.

Джинсовку Киана предварительно сняла, спрятав её в самом надежном месте своей комнаты, в тайнике под полом.

Когда я иду по направлению к кабинету дяди, мой взгляд падает на левую ладонь. Нервно перебираю пальчиками, стараясь успокоиться. Кольцо, которым заарканил меня Киан, ослепляет своим блеском и только сейчас до меня доходит, что Доменику лучше не видеть этот яркий и вызывающий лишние вопросы, элемент.

Быстро прячу его во внутреннем кармане бомбера, ощущая странное томление и жжение в груди, когда снимаю платиновый обруч со сверкающим брильянтом.

Когда я делаю первый шаг за порог кабинета Доменика Ди Карло, мой пульс подскакивает до невообразимых высот. Каждый вдох превращается в пытку, словно я взбираюсь на вершину и уже достигла той высоты, где начинается нехилое кислородное голодание. Стараюсь контролировать свои эмоции, поднимая взор на Доменика, что уже вовсю буравит меня деспотичным взглядом янтарного цвета глаз.

Дядя долго смотрит на меня, а я на него. Это поединок, вечная борьба, и я проигрываю…каждый раз. Чувство того, что я многим ему обязана не позволяет мне перечить Доменику.

Странно, но я уже начала забывать, как он выглядит, и теперь разглядываю и воспринимаю его лицо, будто впервые. Оно вытянутой и продолговатой формы, как и нос, заостренный кончик которого визуально стремится к полу. Выглядит Доменик так, словно за последние десять дней постарел на десять лет. Очевидно, в жизни опекуна происходит то, что доставляет ему дикий стресс, и я не уверена, что он связан только с тем, что Аннет до сих пор в больнице, а я все это время находилась в плену.

Наконец, мужчина в считанные секунды преодолевает расстояние, между нами, огибая рабочий стол уверенной походкой. Подходит чертовски близко ко мне, схватив за плечи. Теперь я могу разглядеть насколько глубже стали его морщинки, особенно два внушительных вертикальных «столба» между густыми бровями опекуна.

– Мия! Дочь моя, – порывисто обнимает меня, удушая в своих объятиях. Неожиданное приветствие, но мне почему-то тяжело обхватить Доменика с тем же «теплом» в ответ. Ещё бы, ведь я знаю о том, что он уже отвел мне роль «разменной монеты», которую можно насильно выдать замуж за человека, которого я в жизни не видела.

– Я так переживал, Амелия. Я поседел второй раз в жизни, – усмехается Доменик. – Вы с Аннет обе неприятно удивили меня в этом месяце…глубоко расстроили. Для отца нет периода хуже, чем время, проведенное вдали от своих драгоценных девочек, – допустим, в его голосе нет ни одной фальшивой ноты, и мое сердце предательски оттаивает.

– Доменик, прости, что сбежала в тот вечер. Надеюсь, ты понимаешь, почему я сделала это. Я занимаюсь вокалом столько лет…мне просто хотелось выступить, – начинаю сразу оправдываться, потому что…просто привыкла к такому общению с опекуном. Я всегда чувствую себя зависимой от него, обязанной ему за все и эти чувства питают наши токсичные отношения. Рядом с Домеником, я автоматически становлюсь загнанным в угол, безвольным котенком, который лишь изредка нерешительно пищит, пытаясь достучаться до своего хозяина.

– Дядя, ты же знаешь, что я мечтаю о свободе, – сразу пытаюсь перейти к делу я, раз он не злится и даже не ругает меня. – Ты обещал, что начнешь отпускать меня в двадцать один год, а ведь до моего дня рождения совсем недолго осталось. Как бы там ни было, я не думала, что мой поход на маскарад закончится так фатально, – невнятно бормочу я, наблюдая за тем, как белки глаз Доменика мгновенно наливаются кровью.

В какой-то момент, мне кажется, что мужчина сейчас просто вдарит мне со всей дури и я отлечу к стенке – настолько у опекуна животрепещущий взгляд.

Мистер Ди Карло делает глубокий вдох и выдох, ослабляя хватку на моих предплечьях, что до этого была удушливо жесткой. В какой-то момент его ладони превращаются в кандалы, а я…опускаю взор, прекрасно понимая, что мне будет трудно начать высказывать этому мужчине все, что я действительно о нем думаю.

Не знаю, можно ли испытывать благодарность и ненависть к одному человеку одновременно, но я ощущаю по отношению к дяде нечто подобное.

– Я был так разочарован. И до глубины души расстроен, – неожиданно мягко, вновь произносит Доменик.

На самом деле, он ведет себя так, словно его подменили…и это кажется подозрительным, странным.

Кажется, будто на короткое время, Доменик посадил всех своих бесов и деспотические замашки на цепь, представив моему взору более сентиментальную и чувствительную часть своей личности.

– Если бы с тобой что-то случилось, я бы никогда себе этого не простил. Давай присядем, моя дорогая Амели, – приобнимая, Доменик разворачивает меня к кожаному дивану и жестом приказывает расположиться удобнее. – Наталия не находила себе места. А Селена объявила забастовку…сказала, что не будет есть, пока я не верну тебя. Правда, у неё, разумеется, ничего не вышло, – я опускаюсь на мягкую поверхность, наблюдая за тем, как дядя садится в кресло, расположенное по диагонали от меня. Положив локти на кресло, он складывает пальцы рук в замок, и вновь просканировав меня стальным взглядом, задает вопрос:

– Ты расскажешь мне все, что с тобой произошло, Амелия? Где ты находилась? Эти ублюдки причиняли тебе боль? Может… – нервно задевает подбородок костяшками пальцев, Доменик. – Ты слышала что-то важное и тебе есть что рассказать? Как ты уже понимаешь, мы не совсем обычная семья, Амелия. Я знаю, ты злишься, что многое от твоих глаз было скрыто. Но теперь ты хотя бы знаешь, почему я так оберегал тебя все эти годы. Я не тиран, не деспот, Мия. Все, что я когда-либо делал и запрещал тебе – только во имя твоего блага. Для меня нет ничего важнее, чем моральное и физическое здоровье моей жены, и вас, моих девочек. Вы слишком малы, юны и чисты, чтобы углубляться в сугубо мужские дела, – твердым тоном выдает Доменик.

А может, вы мне все расскажите, дядя? Или отдадите меня в жены, вырвав однажды утром из собственной постели?

Я молчу, словно воды в рот набрала. Теряюсь. Все выглядит так логично теперь.

– Расскажи, что с тобой было, Мия.

– Меня держали взаперти в закрытом месте, – я решила быть краткой и лаконичной. Дяде удалось растопить мое сердце, но поскольку я знаю, что он собирается насильно выдать меня за какого-то Кинга, я ему совершенно не доверяю. – Потом увезли и передали Алессандро. Я бесконечно благодарна за то, что вновь дома, – нейтральным тоном отвечаю я, слегка придерживая висок указательным и средним пальцем. Включаю актрису, разыгрывая спектакль с явным подтекстом, что нехорошо себя чувствую и не готова строить длинные предложения, отвечающие на вопросы Доменика.

– Они ничего с тобой не сделали? – прищурив веки, уточняет Доменик. Я понимаю, что он имеет в виду. Его взгляд за мгновение красноречиво обводит все мое тело. Неприятно ощущать на себе подобный взор от опекуна, но допустим, это чистой воды беспокойство за дочь. Не так ли?

Нужно прекратить паранойю.

– Нет, – коротко киваю. – Доменик, но кое-что я, правда, слышала и теперь знаю. Знаю, что…бизнес, который вы ведете. Бизнес, который содержит этот огромный дом – опасный бизнес, – утвердительно заявляю я. – Для меня, для всех нас. Это правда? И…я знаю, про пять семей. Знаю про ваши войны и постоянные дебаты за рынок и территорию. Знаю, что все эти годы я жила во лжи с огромными розовыми очками на глазах.

– Бизнес – не женское дело, Амелия. Тебе никто не врал, – твердо озвучивает свою позицию дядя, напрочь убивая меня своим тоном. – От тебя просто скрывали некие опасные факты. Не переживай о моем бизнесе. О его незаконности и опасности слагают легенды и слухи, но истины в них нет.

– Правда? – сомневаясь, спрашиваю я.

– Правда, Мия. Но, как и в любом бизнесе, нам иногда приходится сталкиваться с большими трудностями. И сейчас, когда наши дела плохи, а брак Аннет и Дэниела был особой договоренностью между нашими семьями с семьей Кинг, и она сорвалась…ты ведь уже знаешь? Я все вижу по твоему лицу, Амели. Алессандро поставил тебя в известность? – очевидно, Доменик проверяет мою готовность к «политическому» браку.

– Да, – безжизненно бросаю я, опуская взгляд. Мурашки по телу от мысли, что Аннет и я, воспринимаемся как товар, на котором можно заключить семейные «договоренности». И не по себе от мысли, что такая святая вещь, как союз влюбленных, могла сорваться из-за того, что невеста оказалась в беде.

Неужели Кинг списал Аннет, как ненужный и сломанный товар, когда узнал, что девушка в больнице. Алессандро сказал, что сейчас её жизни уже ничего не угрожает. Но нужно время на восстановление.

– Мия, я понимаю, тебя перспектива выйти замуж не очень радует. Я и сам не планировал отдавать тебя в другую семью, но Дэниел Кинг отказался от брака с Аннет по некоторым весомым причинам…

– Его невеста оказалась в больнице, а он просто так берет и хочет выйти за другую? Я больше не маленькая дурочка, дядя. Я все понимаю. Этот брак – заключение союза, видимость перемирия семей за счет детей, так? Или что? Черт возьми, как будто мы живем в монархии…что за бред и средневековье? Как бы там ни было, я против. Я гражданка США и имею права, которые намерена защищать, дядя. При всем уважении к вам, но я не готова пойти на такой шаг, как брак с незнакомцем. Да и зачем я ему, этому Кингу? Аннет поправится, можно просто перенести свадьбу.

– В нашей договоренности, подробности которой тебя не касаются, – нагло и самоуверенно ставит мне шах и мат, Доменик. – Было оговорено, что невеста Дэниела должна быть невинна. Недавно выяснилось, что Аннет грешна по данному пункту. Но в тебе я уверен, Амелия. Хотя, конечно, после всего этого похищения…завтра придет врач, будь готова к осмотру, – сказать, что я ощутила, как пылают щеки, значит, ничего не сказать.

Нет ничего более унизительного и отвратительного, чем обсуждать такой интимный момент со своим опекуном, который мало того, что держал тебя взаперти шесть лет, так ещё и хочет «проверить качество товара» перед его продажей. Иначе я все это назвать не могу.

Губы предательски дрожат, я едва сдерживаю слезы и подавляю бурю эмоций, раскачивающих внутри сердце, словно свинцовый маятник.

– Зачем все это…за что? Доменик… – я не нахожу слов, не могу произнести их. Хотя хочется просто разорвать опекуна на части и высказать ему все, что я об этом думаю.

– Мия, раз теперь ты знаешь о мире нашей семьи, то тебе стоит знать, что этом мире женщины не спрашивают о причинах. Они повинуются и слушаются. Но для тебя здесь не должно быть ничего нового. Все шесть лет ты была послушной девочкой. К тому же, после замужества, ты перейдешь под опеку мужа, а это значит…что он даст тебе больше свободы. Для тебя это прекрасный расклад: достойный и обеспеченный супруг, новые эмоции, реализация себя, как матери и жены…Если тебя все же интересует причина, то она есть. Я, а точнее все мы находимся в трудном финансовом положении, Амелия. И его можно исправить только с помощью брака и слияния семейных капиталов и сил. Грядут тяжелые времена. Ты же не хочешь, лишить нас всего? Подумай о Селене, этот брак – крайняя мера, а не шутки. Мы можем оказаться на улице, хотя тебе это трудно представить, когда вокруг такая роскошь. Но это так. Не забывай, Мия, что все, что ты имеешь – это моя заслуга. Все, что я тебе дал – это огромная ценность, и вместо благодарности, ты проявляешь сейчас свое упрямство и не можешь заткнуть за пояс свою гордыню, несмотря на то, что этот брак по всем параметрам – отличный для тебя вариант.

– У меня осталось наследство, – протестую я, пытаясь поспорить. – Разве не деньги родителей были вложены в меня и мое образование?