Знакулья

Знакулья

Светлана Куприна

© Светлана Куприна, 2021

ISBN 978-5-0053-1536-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Тетрадь 1 Рассказ 1

Знакулья

Дуня стояла на крыльце своего сказочного красивого маленького домика и любовалась восходом солнца. Раскаленно-желтое светило по-осеннему не яркое, не пышущее жаром, медленно поднималось над сосновым бором, окрашивая верхушки вековых сосен янтарно-золотистым светом. Земля, еще хранившая тепло знойного лета, радовала глаз покрывалом из опавших красно-желтых в бурую и зеленую крапинку листьев.

Напоенный ароматом ушедшего лета звенел осенней тишиной прохладный, но все еще ласкающий порывистым прикосновением воздух.

– Какое чудесное утро. – прошептала Дуня. – Славен праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Своим небесным покрывалом укрой и защити, Матушка.

Дуня глубоко вдохнула пьянящий прохладный воздух и, раскинув руки, ощутила незримо легкое прикосновение невесть откуда набежавшего ласково-теплого ветерка.

– Дунечка, самовар стынет, пора завтракать, – донесся из приоткрытого окна голос Матрены-приживалки.

– Ты, Мотя, без меня завтракай, а я пойду помолюсь Матушке Богородице, поклонюсь солнышку красному, землице родимой, могилам предков моих, попрошу прощения, поблагодарю за помощь великую, за силу, которой они меня одаряют.

А еще попрошу, чтобы не оставляли меня одну ни в беде ни в радости, а всегда были со мной.

А потом в гости пойдем, к Яковлевне, веселиться будем, славить Матушку Богородицу, Покров ее небесный и весь мир пресветлый.

Дуня легко сбежала по ступенькам крыльца, и вскоре ее цветастый платок мелькнул среди молодого ельника и пропал из виду. И только чутким почти звериным слухом Мотя угадывала торопливо идущие по лесной тропинке шаги Дуни.

В семье Маковых просыпались рано, а точнее раньше всех вставала Татьяна, невестка, жена Петра. Сам Петр выходил к завтраку, когда его жена, уже придя с фермы, где она работала дояркой, успевала управиться со своей скотиной и приготовить завтрак.

Свекор Данила Петрович редким случаем помогал Татьяне, а все больше, напялив очки на нос, шуршал бумагами и вечер и утро. Работал он кладовщиком, домой приходил часто под хмельком, но держался на ногах всегда твердо. Его грузная фигура вызывала в Татьяне смертельный страх. В свои 65 лет он был крепок, силен и здоров как бык. Свою жену, семидесятилетнюю Химочку, он старался не замечать. Женившись на Химочке (а она была дочерью председателя колхоза), взял хорошее приданое, а что она некрасива, костлява, старше его, пересидела в девках Данила не замечал. Химочку не обижал, ни словом, ни делом, руки никогда не поднимал, а вот ласку дарил другим. При его стати и красоте хоровод баб не убавлялся до самых седых волос. Химочка сначала плакала, била окна соперницам, а потом смирилась, притихла, а после женитьбы сына весь груз по дому свалила на плечи снохе Татьяне. Таню взяли в дом Маковых из бедной семьи, а если по правде, то и семьи никакой не было. Жила она вместе с бабушкой в ветхой покосившейся избушке, а родителей своих Таня не помнила. Убежав от крестьянской

нищеты, погнавшись за «длинным рублем», сгинули, пропали они без следа в снежных просторах далекого Севера. Ни письма, ни телеграммы так и не дождались; у Марфы Степановны, так звали бабушку Тани, родных никого не было, помочь было некому. Ходила она за двадцать верст в районную милицию, написала заявление о пропавших, да все без толку. Трудно, почти невозможно было отыскать человека в этом людском потоке, громадной лавиной двинувшим на север за большими деньгами. Так и жили они вдвоем.

Таня росла послушной, работящей. Славная, уважительная, с кроткой улыбкой на милом личике – такой всегда видели ее хуторяне. Получив аттестат хорошистки, Таня поступила в сельскохозяйственный техникум на заочное бухгалтерское отделение и в ту же осень пошла работать на ферму. И любили ее и жалели, а группу коров выделяли самую трудную. Из 25 коров 20 были первотелки. Вставала Танюшка с первыми петухами и мчалась на ферму к своим любимицам. Ее звонкий голосок, как серебряный ручеек разливался под сводами старенькой фермы.

– И где только силы берет, это надо же день деньской на ферме, да еще ночь прихватывает, – сокрушалась одна из доярок, и тут же в ответ ей вторили подруги:

– А ты себя молодой вспомни. Бывало ночь в карагоде протанцуешь, да с милым простоишь, а на зорьке вставать надо, да на работу бежать. Везде успевали. Молодость,

– вздыхали женщины и, подхватив тяжелые ведра, наполненные молоком, несли их на не большую чисто вымытую забетонированную площадку, где стояли сорокавосьмилитровые фляги. Теплое, пахучее, целебное во все времена и любимое всеми народами молоко отмеривалось специальным поплавком и, заполнив фляги, плотно укрывалось тяжелыми крышками.

Проша, глухонемой от рождения великан с могучей широкой грудью, с сильными мускулистыми руками как пушинки подхватывал фляги с молоком и грузил в кузов машины. Славка Дятлов, отслужив положенный срок в армии, вернулся в родной хутор. Покуролесив несколько дней с друзьями, Славик пришел к директору совхоза проситься на работу. Ему дали старенького зилка, и Славик стал возить молоко за сорок верст на молокозавод по ухабисто-щебенистой дороге.

Когда Проша грузил фляги, Славка покидал кабину своего зилка и, отойдя в сторону, с восторгом наблюдал за его работой: «Ох и здоров чертяка, спинища-то не мерянная».

Курносое лицо Славки расплывалось в улыбке, а Проша, закончив грузить фляги и подтолкнув Славика к машине, да так, что тот юрким воробьем влетал в кабину, и, уцепившись за руль, округлив и без того желтые совиные глаза, повторял не раз и не два: «Ну и Прошка, ну и силища!»

Проша работал в совхозе на двух работах. Два раза в день грузил фляги с молоком, а остальное время помогал в кузне. Молотобойцем он был отменным. Его удары по наковальне слышны были далеко за пределами хутора.

Жил Проша с родителями и младшей сестрой Настей, смешливой, веселой восьмиклассницей. Родители Проши – мать Лидия Петровна и отец Алексей Степаныч

– работали в соседнем хуторе Андреевском, где было почтовое отделение. Закончив работу, грузили они в старенький, но еще крепкий «козлик» газеты, письма, посылки, а раз в месяц и пенсию, и ехали к себе на хутор «Чистый», что был в пяти километрах по лесной дороге. Хуторяне ждали Степаныча как манны небесной, электричество еще на

2

хутор не провели, и все новости хуторяне узнавали из газет и журналов, которые Степаныч каждый день с великим удовольствием доставлял своим хуторянам.

Проша любил свою семью, был помощником во всех делах. Любая работа спорилась в его крепких руках. Все было для Петровны в радость – вот только сын… Ненаглядный, красавец и богатырь Проша родился глухонемым. Когда носила его Петровна под сердцем, свалила ее лихая болезнь. Металась в бреду, хватала за руки пришедшую к ней Яковлевну, местную повитуху и знахарку. «Спаси, спаси дитя моего», – шептала она горячими губами. Яковлевна, непрестанно шепча молитвы, поила Лиду отваром из трав, на голову пожила прохладную повязку, а когда та притихла, наклонилась к самому лицу и прошептала: «Не горюй девонька, родишь богатыря живым, а вот как дальше будет одному Богу ведомо. Молись, молись, гляди, и на твоего сына благодать Божья сойдет».

Часто вспоминает Петровна слова вещуньи, смахнет слезу, а потом посмотрит на Прошу – красавец, богатырь, на все руки мастер, да и кинется к иконе: «Прости господи, живой сын, глаза мои видят его, руки мои обнимают и гладят роскошную русую шевелюру. Что еще надо? У других и того нет», – и успокаивается, теплеет материнское сердце. Этой весной минуло Проше двадцать пять лет. День рожденья отмечали в саду майским теплым вечером. И увидела Петровна, как льнут к сыну девчата, как понятна ему их речь, жестами отвечает им Проша, покачивает головой, смеется, а девчата, млея от восторга, прижимаются к нему горячими телами, как бы невзначай подставляют грудь под его сильные руки, но Проша ласков и приветлив со всеми одинаково. И только одна девушка, а это Танюшка, сиротка, заставляла его сердце бешено колотиться. Знал Проша, по какой тропинке Танюша бежит по утрам на ферму. Как бы невзначай выходил навстречу с букетом полевых цветов, протягивал Танюше с открытой улыбкой, и загорались, светились небесно-голубые глаза Проши нежностью и любовью. Шаловливо взъерошив русые кудри Проши, одаривала его Таня ласковым взглядом, спешила на ферму. Таня, Танюша, что бы тебе подумать хорошенько, да выйти замуж за Прошу, нарожать ему крепышей-сыновей, жить заласканной, занеженной, да нет все не так. Молодость бурной рекой уносит разум, огнем обжигает девичье сердце, которому тесно в груди от нахлынувших чувств. Без оглядки, без памяти влюбилась Таня в Петра Макова. Старшие товарки отговаривали, убеждали: «Подумай, девка, он же беспутный, ни одной юбки не пропустит и выпить горькой не прочь, одним словом – гулена, весь в отца пошел». Отмахивалась Танюша от сердобольных подружек, закрывала глаза на разухабистую, веселую жизнь Петра.

Осенью сыграли свадьбу, и черным бездонным омутом открылась для Тани семейная жизнь. Недолго пришлось нежиться Татьяне на мужниной руке, закуролесил, загулял Петр без стыда, без совести. Работал он вальщиком леса; спорилась работа в его молодых сильных руках. В бригаде работали пришлые женщины, они рубили сучки на поваленных деревьях. Смех, шутки наполняли чуткую, вековую тишину леса. А вечером, у костра, собирались молодые, горячие, неугомонные до ласк разведенки, варили сытный ужин, а потом, уединившись с неженатыми, а то случалось с семейными молодыми мужиками уходили в глубь леса, где под раскидистыми елями слышался горячий шепот ворованной мимолетной страсти. О лесных гулянках узнавали в хуторе быстро. Уличив мужей в неверности, устраивали хуторянки нешуточные разборки, а если и это не помогало, и мужья продолжали воровать сладкие минуты с пришлыми разведенками, бежали разгневанные жены к Дуне-барыне.

– Дунечка, сладу нет с кобелиной проклятым, ишь что удумал обмылок недомыленный, ласку ему подавай, обхождение нежное, а сам только и силен табачным духом, – кричали зычными сильными голосами, перебивая друг друга, хуторские бабы. Прокричав нелестную деревенскую серенаду в адрес мужей, женщины умолкали, с надеждой глядели на Дуню.

А она, всегда нарядно одетая, ухоженная, с короной светло-пепельных волос, с горделивой царской осанкой и с легкой улыбкой на прекрасном неземной красоты лице, молча слушала гомонящих женщин.

– Бабоньки, ну если плохи мужики, давайте без них жизнь налаживайте, – говорила Дуня, весело поглядывая на притихших хуторянок. И тогда вперед выскакивала самая бойкая и говорливая:

– Дунечка, ну как же, без них, чертей окаянных, никак нельзя. Крышу перекрывать надо, дров на зиму приготовить надо, – скороговоркой повторяла хуторянка, загибая пальцы на руке.

– Ладно, бабоньки, верну вам мужиков, не по-христиански бегать от семьи, блуд – это не Божий промысел, – говорила Дуня, весело поглядывая своими лучистыми изумрудно-зелеными глазами на притихших женщин. – Идите домой молитесь, просите Бога, а про то, что были у меня, никому ни слова.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.