Сама по себе. Поток сознания

Этому пылесосу сто лет, а работает, как зверь! Нет, всё же удивительный народ японцы, русским ни-икогда японцами не стать. И почему дочка отдала это японское чудо нам?.. Ты у меня спрашиваешь?.. Не спрашиваю, а знаю: молодым всё новенькое да модненькое подавай, а нам и старенькое сойдет, лишь бы работало… Прежде чем твой японский заработает, пыль бы с пианино да с полок стёрла… Да-а, и откуда она, зараза, берётся? И дожди на улице, а она всё пылит, пылит! Где моя тряпка под названием пылестёр? А-а, вот она. Курочка, курочка, петушок, цыплятки и на всех – пылишша, как мама сказала бы. Сколько ж Манька представителей фауны налепила! Из гипса, кажется. И раскрасила-то красиво как!.. И сколько ей тогда было?.. Лет пять. А сейчас уже шестнадцать и эти курочки, цыплятки уже двенадцать лет у нас пылятся. Как же время беспощадно летит!.. Не отвлекайся, лучше с бутыли пыль сотри… Красивая, да? Из синего стекла. Зря я тогда у мужика и рушник не купила, и чашки фарфоровые. Ах, какие чашки с блюдцами были красивые, а я… и распродавал-то богатство своей жены недорого. Наверное, всю жизнь та высматривала-собирала-стаскивала всё это, а когда померла… А твоя гитарка уцелеет ли от внука-разбойника?.. От детей уцелела, а от внука едва ли. «Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл, а от тебя, серый волк…»18. А моя гитарка – не колобок, так что едва ли уйдёт. Ну, такой моторный пацанчик попался, ну такой шустрый и дотошный! Всё ему надо наизнанку вывернуть, изнутри рассмотреть, а гитару эту, как на грех, любит и как только приходит, сразу – к ней… С кротона не забудь пыль… Смотри как разросся! Подкормила, сбрызгиваю каждый день, вот и раскинул крылья во все стороны… Но пыли на нём! Вот и стой теперь полчаса над своим раскинутым, и обтирай каждый листик… Ну да, красиво жить не запретишь. Привет, отец! Какой же ты у меня печальный! Больной был, когда фотографировали. В сорок шестом… А портрет-то выцветает, перевесь где потемнее… Перевешу. Вот сюда, рядом с мамой. Привет, маманя! А ты у меня не выцветаешь, тебя Якушев маслом написал, а не карандашом. И какая ж ты красивая и веселая сидишь! Да еще рядом с картиной… с бабулькой, что у колодца присела… да еще рядом с лаптями, что на гвоздике… да еще с самоваром старинным и чайником расписным, подаренным Володей Володиным, который приехал тогда из своей Вязьмы зату-урканный, мрачный, но прямо с порога протянул мне красоту эту: на, мол, обещанное… А потом этот Володин бросил вас на хрен и даже не пишет… Во-вот. Так, пылиШШа изведена, уничтожена, жаль, что не навсегда и теперь только пол затереть осталось. Но блин! Полотёр сломался, а как удобно с ним было!.. Так ведь он же не японский, а отечественный… Да-а, это точно, русские – не японцы… Не скажешь дочке, что сломался её подарок?.. Конечно, не скажу. Обязательно побежит новый покупать, а я… ох!.. как же не люблю, подарки! Рабой становлюсь у подарившего и не знаю, чем отдарить?.. Патология у тебя, комплекс, ненормальность… Ну да, а что поделаешь?.. Значит, обходись без полотера, затирай старым дедовским способом, тряпкой… Конечно, затру, ведь наклоняться полезно, нелишне… и что еще?.. целебно, пользительно, благопотребно… не, это из другой оперы… Ну, тогда скажи проще: полезно… Ага, впрок.

Ну вот, теперь можно и Рождество встречать, в квартире чистенько, свежо… как на картине нашей снежной предзакатной. «Есть такие закаты, что хочется плакать, а иному шепнешь: подожди!..» Во! Отошлю-ка Оллу Винну кроме своего стишка еще и из Набокова, пусть припомнит, как настоящие поэты пишут:

Слышишь иволгу в сердце моём шелестящем?

Голубою весной облака я люблю,

Райский сахар на блюдце блестящем;

И люблю я, как льются под осень дожди,

И под пестрыми клёнами пеструю слякоть.

Есть такие закаты, что хочется плакать,

А иному шепнешь: подожди…

– Тём, ты? И как гулялось?.. Ну, что ты всё страдаешь, что люди большие особняки строят? Значит, есть на что строить, вот и радуйся хотя бы за других… Согласен, а приходишь и ворчишь… Ну, как зачем им такие большие? Значит, надо, значит, молодые еще… (и не думают о том, что все эти метры потом надо будет пылесосить, затирать.) А ряженку купил?.. Ну, конечно, кефир, потому что дешевле. Всё экономишь, экономишь… Ну как нет? Еще как! Ну, ладно, выпьем сегодня кефира, но завтра…

Олл Вин… Псевдоним, поди? И вот еще что напишу этому псевдониму: «Теперь – о Вашей прозе. За словами о войне у нас с Вами сразу стелется шлейф ассоциаций, а у молодых – ни-фи-га!»… Комп, как думаешь, оставить «ни фига»?.. Молчишь. А-а, оставлю, он вроде бы мужик с юмором, поймет. «И потому не стелется, что у них в головах – белые листы бумаги, а посему в Вашем рассказе о тонущем в болоте солдате надо в начале вставить хотя бы несколько слов о войне, ведь сорок первый, отступление нашей Армии, битва у реки Ресета (к примеру), разбитый полк, а потом уже… Понимаю, тяжко вспоминать, но ведь то, что написали, бесценно». Ну что, Ядва, вроде бы ничего получилось, а? Чего молчишь? Ну тогда быстренько отправим и вернёмся к… Мобильник запел.

– Тёма, это дети звонили?.. И что там с ними?.. никто политического убежища в Европе не попросил?.. Да шучу я, шучу… Вот те раз, деталь в машине сломалась. Значит, православное Рождество будут встречать в католической Европе… Ну да, вчера мейл прислали… Что за мейл? Да письмо по Интернету… Тём, ну зачем им нужно было простое писать?.. да и сколько бы дней оно из Польши шло?.. Вот то-то ж. И когда ж теперИЧА дети оттудова выберуЦ-Ца, ведь Европу снегом занесло, ветрами задуло, «Андреа» по Франции и Голландии носится-свирепствует, а вдруг и в Польшу припрётся?.. Не припрётся? А ты-то откуда знаешь?.. Ну да, да, из «Новостей»… Да-да, они всё знают.

Ну что, Компуша, давай возьмём еще что-либо из переписки с Алининой.

Она – на мои записки «Восемьдесят седьмой»:

«И как Вам в голову пришло всё это записывать? Дурацкие, оскорбительные продуктовые заказы, сигареты по талонам. А выборы директора коллективом, помните такую чушь? Да, если всё вспоминать…»

«Делала записи потому, что думалось: годы-то какие хоть и лихие, но интересные! И хотелось, чтобы именно моё восприятие тех событий не булькнуло в Лету19, а осталось и подсказало что-то тем, кто идёт следом. Может, подскажет, а?»

Она – на «Давай, вывози, 110-й!»:

«Великолепнейшая, какая-то советская зарисовка. Столько тепла, сочувствия, оптимизма!»

«Галина, Вы меня несколько смутили, – советская, мол… Но я Вас понимаю: считаете, что в те времена люди были добрее. Увы, мне так не кажется, – доносили на соседей за услышанный анекдот, доносили из-за квартир, которые хотелось получить, если хозяина упекут в лагерь, а лучше – расстреляют. Да и упекали, расстреливали кто?.. разве не советские люди? А, впрочем, Ваше право думать иначе, теперь за это не придут ночью арестовывать».

Она – на «И стали этот нэп разорять»:

«Хорошо читается, можно сказать, замечательно! И тема мне не чужая, – есть воспоминания моей бабушки, как их раскулачили в 1929-м. Но не выставлю на Прозу.ру, – молодым читать не интересно, а Вам напишу. В тех местах, где традиционно стояли избы с редкими кустиками, у моего прадеда был огромный сад, единственный в деревне. И вороха роскошных яблок помнила мама, и чистопородного рысака, птицей летавшего по деревне, когда в праздник отправлялись в гости. Семья была большая и работников никогда не держали, сами всё делали. Но и их раскулачили. Из хорошего дома сделали амбар, сад вырубили, чтоб не мешал подъезжать, а на рысаке стал носиться по деревне вечно пьяный уполномоченный, которым раньше маленьких детей пугали, и вскоре загнал нашего редкого коня. Деда арестовали, а семья… Есть у меня об этом немного («Был у моей мамы отец» и небольшое стихотворение «В гостях»).

«Тезка, ну почему думаете, что не читают молодые? В любом случае мы просто обязаны оставить то, что знаем, что передумали, уповая на то, что найдутся те, кому НАШЕ будет позарез нужно. А о своём предке написали Вы отлично, так что, пожалуйста, пишите, пишите еще!»

Она – на главу из «Ведьмы» – «Научила новая власть праздновать»:

«Как же хорошо пишете! Ни разу с языка того не сбились! Замечательно!».

«Сшивала» свою «Ведьму» из лоскутков маминых воспоминаний, боясь, что «нитки» будут видны, – проглянет «моё». И верьте, захотят, непременно захотят лет эдак через двадцать, тридцать знать и молодые: «Вот какая жизнь была, вот что с нашей жизнью было». (Из Вашего – «В гостях»). И еще: у Василия Розанова20 есть строки: «Самое существенное – просто действительность. Благодари каждый миг бытия, и каждый миг бытия увековечивай». Вот мы и благодарим каждый миг, и увековечиваем тот, который… насколько сил хватает и способностей. Спасибо Вам превеликое!»

Она – на моё «Свет Рождества»:

«Очень проникновенен рассказ Ваш, даже слёзы – на глазах. Спасибо! А в душе ощущение… Просит добра, Веры, а не готова. Да и дети, хотя и крещены. Но когда попала на третью операцию, то дочка с внучкой на коленях перед иконой молились шесть часов! С грядущим Рождеством Христовым, дорогая моя!»

«Светлая Вы моя, благодарю! Будьте здоровы и радостны! И все Ваши – тоже!»

И сколько уже? Ого, спать пора. Но давай-ка, Компуша, вначале традиционно заглянем в Прозу: а сколько к нам сегодня пожаловало?.. Ага, в Прозу раз, два, три… двенадцать, а в Самлит… Ой, аж тридцать три. Неужто все читали, а не только заглядывали? Ладно, поверим в то, что все прочитали, всем понравилось и с этим – «Выключить» и «Ок».

Глава 4

Сон странный видела. Вроде бы я… или не я?.. спускаюсь со склона, покрытого высокой разлапистой травой, под которой даже тропка чуть видна. И трава эта вся расцвечена дивными, незнакомыми мне цветами, а там, за мостком через узкую речушку… знаю это!.. мое родное селение… или только дом?.. а справа, на склоне – крупнолистные деревья, и опять же чужие… мне, теперешней, а не той… той они родные… или мне?.. И не вижу, но знаю: за этими деревьями – парни, которые смотрят на меня, и даже слышу их шепот: «Лаура идет, Лаура идет!». Будто видеть её… меня, для них – восторг и счастье, которого ждали… Но уже – мосток через речушку, и снова она… или я слышу: «Как красива Лаура, как красива!»

Удивительный, светлый и чувственный сон, и радость от него еще не угасла.

– Да, Ви, что так рано звонишь-то, не случилось чего?.. Да нет, но ты же обычно около двенадцати, а тут… А-а, поздравить хочешь… Да ну его, мой день рождения, ты лучше – с Рождеством Христовым… Ну, спасибо, и тебе всего-всего!.. И тебе радости, здоровья. Кстати, мои котлеты тебе понравились?.. Так я же в них свинины добавила, вот они и вкусные… То-то ж, а то отказывался… Ага, держи хвост пистолетом! Пока!

Ой, солнышко из-под облаков выскользнуло и небо совсем мартовское! Жаль, снега нет, так, ошмётки одни под деревьями валяются… как дворняжки после дождя. А ведь январь, морозы рождественские трескучие должны быть… Но зато твой братец в его хате дырявой не мерзнет… Ага, Ядва, это ты точно… ой, смотри, галки на солнышке греются и галдят так смешно! Каг-каг-каг-каг… тявкают, как собачонки. А вон те куда-то понеслись, ишь как резво крыльями машут! Ой, им, наверное, подмышками холодно, когда летят… А, может, и не холодно, в движенье ведь… Но зато, когда присядут, как же будет кайфово тепло под крыльями ощутить!

Итак, завтрак позади, а посему, Компуша, я – к тебе, хочу сделать наброски моего будущего глубокомысленного эссе, которое назову «Передернутое достоинство», и пока запишем то, что ночью надумалось… Ночью спать надо, а не думать… Ядва, а ты теперь помолчи, я – с Компом. Да понимаешь, дружок, вчера продавщица мне нагрубила, и захотелось понять почему в ней такое хамское утверждение себя? Вот и потянулась цепочка… и хочу об этом – со своим виртуальным спорщиком порассуждать… Рассуждать надо днём, а не ночью… Опять ты? Ну пожалуйста, отстань со своими сентенциями-апофегмами, я же – с Компом… Давай-ка, дружок, пока запишем вот это, чтоб не забылось:

Вчитываясь и вдумываясь в советы великих мира сего, выносилось во мне такое понятие достоинства: оно складывается из того, какой материальный достаток человек имеет и какова его нравственная высота, то есть, насколько он, не довольствуясь и не замыкаясь на том, что имеет, пытается еще и смысл своего существования найти. Короче, достоинство это – «иметь» плюс «быть, а при социализме… И тут явится мой виртуальны Опп и услышу ехидненькое: «Опять в социализм собралась? Не надоело?» «Ой, испугал! – воскликну и всмотрюсь в пустоту: – Но где ты, Опп, не вижу тебя. Воплотись!.. Не хочешь. Ну, тогда слушай: надоело, мой золотой, да еще как! Но что ж делать, если…» И дальше напишу о продавщице и от неё переброшу мостик в социализм, при котором… Сколько ж людей было унижено тем, что товаров и продуктов было в чёсточку… Комп, ну что ты «чёсточку» подчеркнул? По-нашенски это значит мало, всем – понемногу, а поэтому оставлю и давай писать дальше. Так вот… А поэтому какое ж достоинство выработалось в некоторых людских прослойках! Во-первых… Нет, во-первых, во-вторых и третьих потом додумаю, а пока: И какими ж важными казались эти прослойки самим себе, с каким достоинством сидели в первых рядах залов, как ходили, говорили! А что теперь? «А что теперь?» – осклабится мой спорщик, и тогда скажу ему, что теперь они – ноль без палочки, как и все смертные. Ну, а в конце надо будет сделать вот такое заключение: Так что при социализме что-то не то приключилось с достоинством, и стало оно перекошенным… или передёрнутым?.. а посему… Нет, «посему» додумаю, когда эссе буду писать, а пока…

– Тёма, как ты думаешь, какими лакомствами Рождество отмечать будем?.. Не знаешь. Ну, подумай хорошенько!.. Не хочешь. Тогда, что куплю в «Линии», то и будешь есть, договорились?.. Вот и хорошо.

Для меня этот супермаркет не явь, а сказка, и длинной эта «сказка» аж метров в двести. А продуктов разных и всяких сколько!.. Как в Греции: «Всё есть!»… был когда-то шлягер с такими словами. Ах, если бы мои предки хотя бы одним глазком – да на всё это!.. Так, возьму-ка горбушу соленую, ведь говорят, что она – из породы осетровых, а стоит… стоит только по сто пятьдесят за кэгэ, не то что сёмга, та аж по четыреста пятьдесят. Так, еще что купить? Курятина надоела, надо к празднику хотя бы грамм пятьсот свинины для отбивных взять. Беру. А пить что будем? «Шампанское» по шестьдесят пять? Что-то подозрительно дешево, наверное, просто шипучка. Но возьму. Для эффектУ. А что к «Шампанскому»? Шесть штук мандарин, пять яблок и-и хватит. А к кофе? Ой, сколько ж всего вкусненького! Растеряться можно. Так, возьму вот этот пакетик вафель с халвой. А «Венские», нЯбось еще вкуснеиЧА! А-а, однова живем, так что циц!.. моя бережливость, беру и «Венские», да еще и «Пряник с секретом» прихвачу, а вдруг и впрямь ошарашит? Все, хватит, неЧА объедаться. Да! Еще колбаски хорошей надо взять. Но цены!.. ветчинная аж к четыремстам подбирается, а дешёвая… А в дешевой костей «глубокой переработки» больше, чем мяса… соли больше, чем сала!.. да в ней ещё и красители, вкусовые добавки А, В, С, Д и т. д и т. п! Нет, не буду брать колбасу. А, впрочем, вот эта «Варшавская», сделанная в Курске, с виду вроде бы ничего, симпатичная и цена божеская, всего-то по сто восемьдесят. Всё. Теперь можно и праздновать.

Ну, наконец-то «тройка»!.. Хлещут, хлещут серые ветки по окнам… нет, за окнами троллейбуса. А если б снежку побольше да морозец, какая б панорама за Десной развернулась!.. И как там детки наши в Европе? Обещали эсэмэски по несколько раз в день слать, но не торопятся… А вот здесь местным властям надо бы площадку смотровую соорудить с видом на Бежицу и пойму Десны, такая б лепота открывалась!.. Ой, а «Швепс» забыла купить, чем водку разбавлять буду? Придется во «Вкусняшу» забежать. Жаль, конечно, что вино красное мне нельзя пить, а только водочку с соком. Тёма опять заворчит, когда разбавлять стану: зачем, мол? Ни-икак не запомнит, что в чистом виде водка мой слабенький желудок об-жи-га-ает и сразу икать начинаю… А небо-то какое радостное во-он там, вдали!.. прям, как в моём сне. Снежок вроде бы запорхал. Но робкий, реденький… щупленький, меленький, неуверенный, невесомый… а еще какой? Ладно, хватит для снежка.

И сколько уже? Ой, надо быстренько что-то – к обеду состряпать, Рождество-то вечером отмечать будем, так что хоть щи сварю.

– Да нет, Тём, на кухне тебе пока делать нечего, а когда щи сварю, то можешь кабачок очистить и порезать на кусочки… ага, на мелкие, как в прошлый раз. (Да-а, теперь он даже с желанием возится на кухне, вот и овощи режет, и пол подметает, кастрюли отскабливает, только вот…) Тём, но я же в эти пластмассовые ёмкости не наливаю тебе щей, они – для холодильника, в них удобно что-то туда… (Опять начинает!) А тряпки зачем выбрасывать? Мало ли что в пятнах! И на солнце пятна… А их просто чаще стирать надо… Да, конечно постираю, не ты ж… (Ох уж эти его придирки! Не так и не туда ложку положила, не туда кастрюлю поставила, не туда стакан… Но приходится терпеть, а сейчас… А сейчас, кажется, могу и сорваться, поэтому, пока щи варятся, слиняю из кухни.) Хорошо, Тём, ты пока посуду мой, а я – к Ком… компьютеру. Ты не против?

(Промолчал. Ну и хорошо).

И что, дружок мой одноглазый, снесла ли мне курочка яичко, то бишь, написал ли кто рецку? Так-так-так… ага, вот. Но не рецка, а ответ Олла: «Галина, Вы такая основательная, что просто теряюсь!.. Как-то был в гостях у бывшей тёщи (она „была под немцами“), расспрашивал о тех днях, а её сын подошёл и: „Чё вы о ерунде разной, давай-ка лучше – в магазин!“ Это он – мне-то!.. Но я пошёл, купил поллитру, послал его на …, потом обнял бабу Аллу и уехал. Наплевательское отношение к своим воспоминаниям было во мне лет тридцать назад, а теперь – слава Прозе. Ру, и Вам, Галина! Я как будто груз снял… не знаю с чего».

Ну и ну… Вот тебе и Олл! Видать, не зря я – ему…

– Что ты, Тем?.. Нет, не буду сейчас семечки выбирать из кабачка… Ага, на такие кусочки режь… Нет, крупнее не надо. (Опять отрывает… Сказать или нет? А, скажу.) Тём, ну как же ты и дети не уважаете моего хобби, как-никак я для потомков творю. (Нет, не уловил юмора.) Я же хочу, чтобы они потом кое-что узнали о нас. (Молчит.) Со временем борюсь, с его беспощадной забывчивостью, разве это не достойно уважения?

Ну, вот и хорошо, хотя бы промолчал… ушёл. Итак, что ж ответить виртуальному Оллу?.. Да-а, ошарашил он тебя… Слушай, Ядва, а, может, так: «Олл, думаю, что воспоминания откладываются в наших генах, создавая этим что-то вроде Музея Памяти»… Плагиатом из Википедии21 занимаешься?.. А при чём тут плагиат? Просто делюсь прочитанным… Ну, раз делишься… «так что мы просто обязаны быть ответственными перед потомками за мир, который творим не только своими поступками, чувствами, мыслями, но и тем, что помним. Благодарю!» Как, моя ехидненькая, нормаль?.. Высокопарно… Но глубокомысленно и к тому же как там? «Сам себя не похвалишь – как оплеванный сидишь»… Ну-ну, давай, нахваливай себя, если некому… Так что лети, лети моя птичка к Оллу!.. А теперь загляни-ка в Интернет, может, твои детки письмецо вбросили… Нет, молчат детки. Вот паршивчики! Ведь знают, что волнуемся, что… ой, мобильник запел…

– Тём, подай его, пожалуйста.

– Да, Вить, слушаю… Нет, дети еще не приехали, деталь в машине сломалась… Ага, поставь, поставь свечку перед Христом и помолись за них, ты же у нас как отшельник святой. Не замёрз в своей келье? На улице-то минус одиннадцать, а у тебя в хате?.. Всего шесть. Ой, и как ты?.. Три одеялки согревают, конечно, но… А-а, ну если еще и три кошки… Но всё же хоть на праздник подольше грейся своими обогревателями, да не забудь перед сном их выключить… Ну да, да, а то… Еще раз тебя с Рождеством и пока-пока, спокойной грядущей ночи.

Ну вот, всё к «банкету» нашему приготовила, так что есть время навестить Компа и выбрать еще что-либо из переписки с Алининой.

«Я – на её стихотворение «Жизнь»:

«Вы молодчина! Пишете стихи, а я… Когда-то, в юности, тоже пробовала, но потом решилось так: лучше своих любимых поэтов (Тютчева22, Блока23, Ходасевича24, Набокова) не напишу, да и тратить душевные силы на поиски рифмы, пытаясь за хвост „поймать прекрасную птицу поэзии“, не хочу, поэтому попробую-ка писать с поэзией в прозе, и с тех самых пор всё пробую, пробую… Желаю удачи и Вам!»

«Дорогая, нашли о чём горевать, – стихи не пишутся. Да Ваши дневниковые записи гораздо интереснее стихов! Человек я увлекающийся, многих хочется прочесть, но к Вам возвращаюсь неизменно».

«Спасибо за поддержку, дорогой мой человек! Берегите себя!»

А теперь немного почитаю. Но кого?.. А, пожалуй, Григория Булыкина, о котором Алинина писала, что я, мол… что он, мол, меня… И с чего начнём?.. А хотя бы вот с этого его стихотворения:

Нет в мире больше тайн.Лишь хлопоты да страхи.Да надоевший снег,Да холод скудных слов.И лишь – мечты детей,Как угольки во прахеКремированных душЕще живых отцов.А, впрочем, как с женой,И с этим сжиться можно.И просто ждать СудаУ Божьего крыльца,Не силясь разглядетьВ тоске своей острожнойНи истины людской,Ни замысла Творца.А ничего!.. Но гру-устный поэт. Интересно, сколько ему лет?Нет в мире больше тайн.Лишь хлопоты да страхи.Да надоевший снег,Да холод скудных слов…

Да-а, отличное стихотворение. А это?.. И это. Почитать что-либо Тёме? Нет, не буду, а то начнёт придираться к словам и развеет очарование. Написать автору? Нет, сегодня не буду. Как-нибудь еще почитаю, а уж потом… может быть.

Глава 5

Наверное, еще восьми нет… Пролёт. Уже двадцать девятого. А серость за окном, как в моём сне. Приснится же такое! Длинные низкие коридоры, маленькие пустые комнаты, тёмные переходы со стенами, только что выкрашенными масляной охристой краской, и я бреду, ищу выход… Но вдруг кто-то хватает меня за руку. Скелет! Его когтистая рука! И уже тянет, тянет меня вниз, на пол. Пытаюсь вырваться, но он еще крепче сживает руку, и я слышу, как гремят его кости. Нет, не уйти! И никого – рядом. Еще попытка, еще! Наконец-то!.. И вбегаю в соседнюю комнату, может из неё – выход? Но где же ключи? Ведь если найду выход, то прежде чем уйти… знаю это!.. должна закрыть ту самую комнату, в которой скелет. Но нет ключей. Потеряла. Что же делать? Искать? Но долго бродила по коридорам, да и под ногами уже солома, в ней не найти! И хотя страшно, но возвращаюсь туда, где скелет, а его уже нет… И снова иду по длинному коридору, заглядываю в квадратные комнаты и ищу, ищу выход… Неприятный, липкий сон… И как же надоело по утрам вставать, по вечерам ложиться, вставать-ложиться-вставать… Суета-сует и ерунда какая-то получается, катились бы дни беспрерывно с работами-заботами… Плохо… плохо, что рядом – «работами-заботами». А-а, лень с утра что-то придумывать, мозг еще не разбежался. Впрочем, катилась бы себе жизнь без сна и не надо было ложиться спать-просыпаться-спать-про… вставать. Ладно, еще минут пять поваляюсь и встану… но прежде, глядя в потолок, определю приоритеты грядущего дня. А красивый потолок у меня получился, как изморозь узорчатая. Сама технологию придумала! Дно баночки – в густой меловой раствор и аккуратненько – к потолку, в раствор – к потолку, в раствор… Хватило ж терпения! И сколько лет назад как хватило? А лет двенадцать, внучке тогда годика четыре было. Теперь такой узорчатой красоты не сотворила б, не-ет… И где сейчас детки мои, в гостинице ль ночевали, что б ночью не ехать?.. Что-то отвлеклась я от приоритетов… Итак… во, надо наконец-то в туалете светлые обои на дверцы кладовки наклеить, а то входишь и сразу – словно в забор коричневый упираешься, а когда наклею, то войду, а предо мной вдруг… вроде как светлая перспектива. Конечно, ощущение секундное, но и то дай сюда… при нашем-то дефиците радости. А еще коврик с египетскими древними рисунками под ноги брошу, включишь воображение и, хоть ненадолго, но окажешься на солнечных берегах плодородного Нила, вглядишься в иероглифы, в профили дев египетских. Лепота буи-ить!.. Всё. Встаю. Раз-два-раз-два. Массаж моей ноге бедненькой, массаж моим ушам… А ушки у меня не бедненькие, а маленькие, аккуратненькие и к голове прижаты… вот-вот, прижаты, поэтому и слышу не очень-то, вон, у Вильки какие большие были, как эхолокаторы, поэтому от новогодних салютов и сходил с ума. И куда пропал, мой любимый Вилька? В последние-то дни томился, тосковал, подвывал, – как чувствовал что-то! – и пропал. Уж три года как… Ну, ладно, с утра положительные эмоции надо в себя закачивать. Эй, положительные, где вы, я здеся-я! Ой, только не все сразу, не все, вот с этой, пожалуй, и начну. Ах, как же вчера «Диалоги» от барокко до наших дней играли Бутман25 с Алексеем Уткиным26! Саксофон и английский рожок. О-бал-деть! Ну, где б такое услышала, если б ни канал «Культура»? Слава, слава каналу «Культура»!

Вот иду в ванну, умываюсь, причёсываюсь… вот – на кухню… подвязываю фартук, включаю рубильник, то бишь, поднимаю ключ, которым на ночь перекрываю газ, зажигаю горелки, ставлю ковшики для чая, – Тёме для черного, себе для зеленого и-и пошло-поехало! Сегодня у нас на завтрак будет овсянка, плюс ложка риса, плюс две – гречки… а пшена не будет. Нету пшена. Тёма вчера забыл купить. Всё забывает, забывает, забы… Ладно, не буду о грустном, надо положительные…