Полная версия
La Critica (первая книга казанской трилогии)
В какой-то момент Марта вышла из комнаты, и мы про неё забыли. В отсутствие леди, шутки-прибаутки стали жёстче. Вдруг Стальская вернулась и с порога, как бы исполняя роль, строгим голосом заявила: «Людям утром на работу, а вы тут орёте! Ну-ка быстро сворачивайте свой балаган и по койкам!» Мы с Глебом замерли на несколько секунд, глядя на Стальскую. Её лицо было карикатурно строгим, и мы рассмеялись. Тогда она сказала то, что заставило нас подыграть ей. Она сказала: «Сейчас милицию вызову! Чёртовы алкаши!» Мы утрировано испуганно засуетились, – загремели бутылками, собирая их по всему полу, залепетали извинения и так далее.
– Всё! Стоп! – скомандовала Стальская. – Готово. Можете заканчивать. Или можете продолжать.
Всё это действо несомненно имело начало, подобие кульминации и чёткий финал. Я был так пьян, что не мог об этом думать прямо сейчас, поэтому оставил разрешение этого вопроса на утро и по стеночке уплёлся в свою комнату, где повалился на диван и уснул без снов.
Высшая, редчайшая, утончённейшая разновидность ума, возвышавшаяся
до степени таланта в области устной речи, – остроумие
М.П.
Глава об умении Стальской отличать хорошее от обычного
На следующий день после обеда (по времени, а не после приёма пищи).
– Так я правильно понял: ты записывала на видеорегистратор всю нашу вчерашнюю вечеринку? – я подкреплял свой вопрос жестикуляцией пальцами.
– Правильно, – ответила Марта. – Ты очень быстро и правильно всё понял, и всего-то с четвёртого раза.
– Всё-всё записала? – зачем-то спросил, стоящий тут же, Стальский.
– Всё-всё, – подтвердила Марта, глядя в свой ноутбук. – И поэтому придётся долго и упорно редактировать. Мы же не покажем продюсеру немонтированную шестичасовую версию. Надо сделать выжимку. Максимум на час. Всё самое годное.
Мы с Глебом посмотрели друг на друга и одобрительно покивали. Глеб вслух поразмышлял:
– Эта такая передача будет… Про то как мы с Ароновым глумимся над актуальными событиями. Да? Как мы обсуждаем кино и литературу…
– Моду и музыку, – вставил реплику я.
– Политику и всякое искусство, – продолжил размышлять вслух Глеб. – Передача про то, как мы набухиваемся, сидя на продавленном засаленном диване, а столом для наших нехитрых закусок и стаканОв служит хромая табуретка. Упадничество, деградация, ковёр на стене…
– Круто!.. – прошептал я. – Марты – ты гениальная блондинка.
– Спасибо, – задумчиво проговорила Стальская, не отрываясь от своего лэптопа.
– А как назовём эту передачу? – спросил Глеб. – Ведь, как передачу назовёшь, так она и… будет записана в телепрограмме.
– Точно, – согласился я.
– «Пьяный Диван», – сказала Марта.
– Что? – переспросили мы.
– «Пьяный Диван», – повторила Марта. – Давайте-ка не мешайте мне.
«Пьяный Диван, Пьяный Диван…» – на разные лады начали повторять мы с Глебом, отойдя в сторонку.
– Здорово придумано! – уверенно проговорил я.
– Согласен, – согласился Стальский.
Наш восторг возрос во стократ, когда вечером Марта продемонстрировала нам монтированную часовую версию нашего вчерашнего экспромта на скрытую камеру. Она потрудилась наложить музыку на определённые моменты действа. «Профессионально!» – хотелось воскликнуть, и мы воскликнули-таки.
– Чёрт возьми, чёрт меня возьми, Стальская, это есть готовый пилотный выпуск нашего будущего шоу на ТВ! У этой продюсерши Даши отойдут воды (прошу прощения), когда она узрит сие великолепие, которое затмит унылокакашечные поделки нашего местного телевидения. Мы с Глебом просто кривлялись, а ты придала этому форму. Всё ты, ты, ты!.. – проговорив эту хвалу, я поцеловал Марту в макушку.
– Не перевозбуждайся перед сном, Аронов, – со смехом урезонивал меня Глеб; он сам был несказанно рад чудесной выдумке своей сестры.
Гора под названием «Что мы можем предложить телевиденью» упала с наших плеч. Оставалось заниматься содержанием следующего номера La Critic’и.
Деньги, деньги, наличные деньги; ищу честный способ
зарабатывать деньги…
царь Василич
Глава, в которой повествуется о событиях двадцатого ноль пятого и нескольких последующих дней
– Меня точно хотят выжать с канала! – как бы вслух рассуждала Дарья. – подсунуть мне каких-то… каких-то… Вы не обижайтесь ребята, но…
Мы одновременно с Глебом сделали жесты, означающие «ну, что вы, что вы, мы не обижаемся, мы всё понимаем…», а сами переглянулись с посылом типа: «она похоже не в курсе, что наше дело обречено на успех».
– Первый продюсерский проект – и такая подстава! – не унималась Бедвезагёрл. – Ну, точно хотят меня подвинуть!.. Точно, я вам говорю.
«Бедвезагёрл» – как мы между собой стали называть нашего продюсера Дашу, была, без всякого преувеличения, известна всем жителям нашей республики. Если вы когда-нибудь включали телеканал «Кефир», то, скорее всего, натыкались на очередной выпуск прогноза погоды, который вела Даша в русском традиционном костюме. Серьёзно. В кокошнике, с косой, как корабельный канат; кстати, эта коса настоящая; «Правда?!» «Нет». Ещё её можно увидеть, когда стелешь новую газету в лоток своему коту; на страницах этой бесплатной прессы есть рекламный баннер, на котором изображена Даша с оттопыренными большими пальцами, а сверху надпись: «Вот такие окна!». Даша была женщиной средний лет и могучего телосложения. До нормы Даше нужно было сбросить килограмм сорок, но она не спешила этого делать, так как лишний вес был частью её имиджа. Прогноз погоды, который почти всегда был, сука, неверный, должен давать некто, кого сложно ненавидеть. Например, трясущийся от старости академик метеорологических наук или анимационный пёс, или говорящий попугай, или кукла-рукавица, или Даша – милая толстушка в русском традиционном наряде.
– Так что?.. – прервал её причитания Глеб. – Посмотрите «пилот»?
– Ха! Пилот. Терминологией овладели, – не слишком дружелюбно заметила Дарья. – Давай… те. Давайте ваш пилот.
Стальский катнул по столу флешку с монтированной версией пилотного выпуска. Дарья вставила флешку в свой настольный Макинтош и махнула нам, – мол: «Погуляйте».
– Автор концепции – Марта Е. Стальская, – счёл нужным сказать я, за что был удостоен презрительного взгляда продюсера Дарьи.
Мы с Глебом вышли из кабинета и уселись на креслах в приёмной, где нас уже поджидала Марта. Десять минут назад она нас высадила около ворот здания телеканала, сказав: «Я вас догоню через десять минут».
– Ну что? – спросила она.
– Ознакомляется, – ответили мы.
– Смогла заехать на парковку, – спросил я.
– С трудом, – ответила Марта.
Двадцать девять минут спустя.
– Пу-пу-пи-та-пу-та-пу-пу… – развлекал сам себя Глеб, издавая всякие звуки, чем нас с Мартой несказанно раздражал, а также притягивал неодобрительный взгляд секретарши.
– Засохни, – сказал я Стальскому.
– Пу-пи-па-та-пу-пам!.. – с удвоенной силой продолжил Глеб.
За дверью кабинета послышались звуки музыки, в которой мы узнали ту, которую Стальская наложила в самом конце нашего видео.
«…Is it wro-wrong that I think it's kinda fun,
When I hit you in the back of the head with a gun?
My daddy's in the trunk of his brand new truck,
I really want him back,
But I'm flat outta luck…»
– Всё-таки здесь другая музыка нужна, – пробубнил я себе под нос.
– Это просто для примера, – прошептала в ответ Стальская. -
– Пу-пи-пу-па-а…
Звуки за дверью оборвались, и послышались приближающиеся тяжёлые шаги. Дверь кабинета распахнулась, и Бедвезагёрл стремительным шагом приблизилась к сидящим нам.
– Это вы та самая девочка в конце?.. – улыбаясь, протянула руку Дарья поднимающейся с кресла Марте.
– Я. Марта, – дружелюбно улыбаясь, ответила Стальская.
– Это моя сестра, – пояснил Глеб.
– Это его сестра, – счёл нужным подтвердить слова Глеба я. – Она наш партнёр… Деловой.
– А!.. Это ты придумала концепцию, – обрадовано проговорила Дарья.
– Да. Это она, – с выражением сказал я. – И смонтировала видео тоже она.
– Партнёр значит, – Дарья с блеском в глазах рассматривала вставшую во весь рост Марту. – Так вы, ребята, команда из трёх человек. Занятно! Значит ты, – Дарья показала пальцем на меня: Вадим Аронов. Ты – Глеб Стальский. А ты – высокая красавица-блондинка – Стальская…
– Марта, – подтвердила Марта.
– Замечательно! Великолепно! С этим уже можно работать. Ну-ка, встаньте рядышком все трое.
Мы выстроились в ряд: Глеб – двести четыре, Марта – сто девяносто три, я – сто семьдесят сантиметров в холке. Я предчувствовал дальнейшую команду Дарьи. И точно: она велела мне встать между Стальскими. «То, что нужно!..» – с придыханием сказала Дарья.
– Сейчас же назначим фотосессию, запустим рекламу и прочее и прочее.
Мы переглянулись с противоречивыми чувствами.
– А что насчёт концепции? – ко мне прицепилось это слово.
Даша дьявольски засмеялась и покрутила пальцем у меня перед лицом.
– Концепция утверждена! – торжественно провозгласила она, а потом менее пафосным тоном добавила: – Некоторые нюансы конечно имеются. Тут явно «восемнадцать плюс». Нужно одобрение вышестоящего начальства. Нооо…
*****
Через полчаса мы втроём (после того, как Марта-юрист внимательно прочитала их) подписали контракты. Не считая будущих рекламных гонораров, каждый из нас троих получал по миллиону рублей за цикл из двадцати четырёх выпусков передачи «Пьяный диван». Это почти по сто двадцать тысяч в неделю на троих. Полмиллиона в месяц на команду. А так же медицинская страховка со стоматологией и скорой помощью, которая была частью нашей сделки с Сицилией.
– Согласно контракту вы обязаны сняться в двадцати четырёх выпусках в течение полугода, то есть до середины декабря текущего года. Всё понятно? – спросила Дарья.
– Да, – ответил Глеб за нас троих, а мы с Мартой закивали.
– Может, вопросы? – спросила Дарья.
Мы с Глебом замялись. Я приподнял указательный палец правой руки, как ученик, желающий задать вопрос учителю. Глеб с приподнятыми бровями устремил на меня свой взор, – верно надеясь, что я хочу задать тот же вопрос, который не даёт покоя и ему. Дарья предвосхитила:
– Да, детки, с этих денег вам придётся заплатить налоги.
Глеб и я потупили взоры.
– Ещё что-то интересует? – спросила Даша.
Все трое отрицательно покачали головами.
На несколько секунд установилась тишина. Потом продюсер Даша многозначительно сказала:
– Вы должны всё успевать. Слышала, что у вас имеется газета…
– Да, мы пишем… – хотел пояснить я, но Даша меня прервала.
– Это меня не касается. Моё дело: вот! – она хлопнула по столу тремя папками с подписанными нами бумагами, ставя в разговоре точку.
После того, как состоялось наше официальное трудоустройство, Даша пожелала проводить нас до машины, заодно выписать в пункте охраны пропуск для Танка на служебную парковку телекомпании.
На парковке, около самой стены здания, припорошенная весенней пылью, стояла BMW первой модели с откидным верхом. На заднем стекле была надпись «Продаётся. Г.в. 2008. Пробег: такой-то. Т.: такой-то». Я остановился около машины.
– Идёшь, – проходя мимо, спросил Глеб.
– Да-да… – ответил я.
Слева от меня возникла Даша. Она тоже смотрела на машину, а когда я заметил её рядом с собой, спросила:
– Интересуешься?
– Ваша? – спросил я.
– Моя, – ответила Дарья.
– Что там есть? – спросил я.
– Пойдём, покажу, – она сходила в свою новую машину и принесла ключ от BMW.
Отчаявшись меня ждать, Стальские подошли к нам с Дашей и тоже начали осматривать машину. Даша, открыв обе двери единички, рассказывала о комплектации:
– Рыжая, слегка потёртая кожа. Автомат. ЕСП, АБС, ФРГ, ГДР, БДСМ, – короче, всё есть. Климата нет, просто кондей. Всего тридцать тысяч пробега. Фары обыкновенные, – не ксеноновые. Лошадей не помню сколько, надо в свидетельстве о регистрации посмотреть.
– Сколько? – спросил я.
– Не помню сколько, надо в свидетельстве…
– Нет-нет. За сколько отдаёте? – уточнил я.
– А! Ну… Я вообще-то за семьсот собиралась… – задумчиво начала Дарья.
– По рукам, – согласился я.
*****
Половину следующего дня мы с Глебом и Дашей провозились с переоформлением автомобиля, после чего Даша попросила её подбросить обратно до здания «Кефира».
– И всё таки какое совпадение, – удивлялся Глеб, когда мы, оставив Дашу около работы, выезжали на дорогу. – «к, ноль-ноль два, р, т»! Это же прям первые буквы названия нашей газеты!
– Да-да, приколько, – соглашался я.
– И главное: номер «002» – он же блатным считается, а с нас ничего не взяли.
– Ага, – и тут согласился я. – Повезло так повезло.
Мы направили передний бампер моей новой повозки в сторону «Фанерного Пейзажа», потому что Сицилия Владимировна два с половиной часа назад позвонила Стальскому и велела приехать хотя бы одному из нас троих.
*****
– Вы переезжаете в загородный дом Аронова, – безапелляционно заявила Владимировна, как только наши пятые точки приземлились на кресла перед её столом.
– Э… Ладно, – сказал я.
– Переезжаем, значит… – сказал Стальский.
– А?.. – собрался спросить я.
– Да. Так необходимо, – отрезала Сицилия и добавила: – Аронов, держи свой мобильный при себе.
Мы почувствовали, что аудиенция закончились и заёрзали в креслах, намереваясь подняться. Владимировна щурилась и что-то припоминала. Когда мы были уже в дверях, она воскликнула:
– Ах, да! Пригласительные на вручение премии Смарт, – она поставила свой портфель на стол и стала перебирать бумаги.
Мы с Глебом переглянулись и вернулись к столу.
– Что, простите? – вкрадчиво спросил я.
– Сейчас-сейчас… – приговаривала она, ища нужные бумаги. – А вот, кстати тут завалялись ваши подъёмные на переезд, – она кинула на стол жёлтый конверт и продолжила искать дальше.
Глеб аккуратно убрал конверт во внутренний карман пиджака. В конверте, как мы позже выяснили, покоилось двести тысяч рублей банкнотами по тысячи и пять. Наконец Сицилия извлекла из своей сумки конверт из цветного картона с логотипом «Smart». Передавая в руки Стальского конверт, она произнесла пояснительную речь:
– Значит, двадцать четвёртого в субботу, в полдень в автосалоне BMW-Mercedes на Проспекте Победы состоится вручение премии имени Smart молодому проекту в области журналистики. Вроде так. В качестве приза – автомашина Smart с логотипом издания в пользование на полгода. Форма одежды – парадная. Быть всем троим. Не опаздывать. Стальскому и Аронову быть в адекватном состоянии.
Мы понимающе кивали, внимая инструкциям. Потом я, стесняясь своей непонятливости, спросил:
– Так что, Сицилия Владимировна, La Critic’а номинирована?
Сицилия посмотрела на нас и несколько раз быстро поморгала. Сказала:
– La Critic’а победила.
И не успел я даже глазом ей мигнуть, как мы пошли
культурно отдохнуть
Шнур
Глава о разговоре, что «чем выше разум, тем выше его горизонт»
Вечером двадцать второго числа месяца мая томление достигло пика, и я решил развеяться.
– Поехали, обмоем машину, – предложил я Марте.
– Поехали! – мгновенно отреагировал Стальский, поднимая глаза от компьютера.
Я посмеялся и сказал:
– Тебя не берём. Играйся дальше.
Марта виновато улыбнулась, глядя на брата. Я, как бы размышляя вслух, проговорил:
– Я собираюсь очаровывать Марту, а Глеб будет только мешать. Мешать, опошляя всё происходящее. Да, Глеб?
– Да, – бодрым голосом подтвердил Стальский.
– Неужели? – спросила Стальская.
– Не сомневайся, – заверил я. – Вот смотри, Крошка. Глеб, задачка на сообразительность: у молодой горничной было четыре свечи, а подсвечник рассчитан только на три…
– Засунуть в задницу! – не дожидаясь вопроса, выкрикнул Стальский.
– Я же говорил, – шёпотом сказал я Марте.
– Вы отличная команда, – похвалила нашу слаженность Марта. – Куда пойдём? Что надеть?
*****
– Я закажу на свой вкус, ты не возражаешь?
– Изволь, – ответила Марта.
– Два вишнёвых штруделя и шампанское в ведёрке со льдом. Спасибо.
– Бутылку? – спросила официантка.
– Да. Спасибо. И не какой-нибудь отстой с пластмассовой пробкой, а хорошее шампанское. Спасибо.
– Мы будем пить? Среди белого дня?.. – в голосе Марты было не слишком много претензии, может, потому что был уже вечер.
– Совсем немного. Только одну на двоих, – я потёр ладони друг об друга, извинился и пошёл в туалет.
В тот момент, когда я, намыливая руки, смотрел на своё отражение в зеркале, возник картавый двойник с коптящими крыльями и, тоже приводя причёску в порядок, проговорил: «Она, вишь, хоть пригожая и на добр-р-рой славе, а всё ж слишком р-р-рослая; зашибёт ненар-р-роком…»
– Не страшно, – ответил я.
– А? – отозвался какой-то мужчина около писсуара.
– Это я не вам.
«Это он не вам!» – подтвердил Картавый.
Через пятнадцать минут.
– Пойми ты, Марта: если мы морочим голову большинству людей, это не значит, что мы не можем отличить плохое от хорошего. О чём это я?
– Я совершенно не об этом, – выдохнула Марта.
– Тогда о чём?
– Пьяные ли, сраные ли, вы считаете себя лучше всех во Вселенной. Плюёте на всех… Смеётесь над всеми. Почему ты улыбаешься? Я не хотела бы быть вами. Нет. Высматриваете друг в друге признаки гениальности и находите! Что вы за люди? Кто вас полюбит?! Ненавидите то, что способны постигнуть и боитесь того, чего понять не можете. Вы не гении. Вы – жалкие, капризные мальчишки.
– Кхе… Иногда мне кажется, что я ничего не боюсь; но потом наступает утро и похмелье, – я слегка хлопнул по столу, якобы очень смешная шутка; затем серьёзным тоном сказал: – Марта-Крошка, гениальность – это пребывание в состоянии постоянного везения. Подумай над этим на досуге.
Я почувствовал кратковременную эйфорию от только что выданной на гора мудрости; развалился на диване и уставился на Стальскую сильно расширенными зрачками.
– «Гениальность – это способность бесконечно прилагать усилия». Холмс в исполнении Джонни Ли Миллера, – внёс свою лепту двойник с коптящими, как автомобильные покрышки, крыльями, и добавил: – «То, что сегодня кажется невероятным, завтра может стать реальностью».
Я тронул плечом ухо, и он рассыпался в воздухе.
– Считаешь себя неотразимым. Ну-ну. И можешь подумать на досуге вот над чем: стоит ли презирать людей, когда так страстно рассчитываешь на обогащение за счёт них? Мм?..
Меня овеял лёгкий ветер осознания, но я не подал вида. Марта смерила меня неодобрительным взглядом и сказала:
– Продолжай в том же духе, – она собралась встать из-за стола.
Я рывком положил свою руку на её руку и тут же убрал. Порыв уйти сменился немым вопросом в глазах. И я спросил:
– Почему тебя это злит? Я действительно не пойму.
– Вы подняли какую-то странную волну. Не замечаете? – Марта приблизила своё лицо к моему и перешла на шёпот: – Над нами нависла угроза. Я её буквально ощущаю.
– Чем? – со смехом спросил я, тем самым окончательно выведя Стальскую из терпения.
– Всё! – Марта поднялась с кресла, – мне надо выйти, я в дамскую комнату. Оплати пока счёт; мы уходим.
Марта направилась через зал, привлекая все до единого взгляды.
Через пятнадцать минут. Мы всё ещё в заведении общепита.
– Не знаю, разумеешь ты это или нет, но ты – лайт-версия Глеба, – язык Марты слегка заплетался, что было весьма волнующе.
Я развёл руками в карикатурной нерешительности.
– Или, если тебе приятнее так думать, Глеб – тяжёлая версия тебя. Вы не дополняете друг друга, вы… вы… сидите оба на одной стороне качелей… весов. Пропасть!.. Пропасть, там… – последние слова Марта сопровождала жестами, как будто что-то пытаясь объяснить иностранцу, – особенно мило у неё получились «качели-весы»; шампанское рвало её нейронные связи. – Вы не имеете образования!
– Мне больше нравится: мы не ограничены никакой профессией.
Она прикрыла на секунду глаза, и, как бы вдохнув побольше терпения, сказала:
– Вот приходит такой красавчик Аронов Вадим устраиваться на работу, а дяденька, сидящий напротив него в дорогом кожаном кресле, спрашивает: «Ну-с, молодой (пока ещё) человек, и какое у вас образование?» А Аронов Вадим этак закидывает ноги на стол и отвечает: «Что вы, дяденька! Я не ограничен никаким образованием», – Марта закончила свою миниатюру, откинулась на диване, скрестила на груди руки и вопросительно смотрела на меня.
– Слушай, Стальская, если мне придётся устраиваться когда-то на работу – это будет моя личная трагедия. Чтобы какой-то хреновый морж за двенадцать тысяч рублей в месяц говорил мне, что делать?! Это без меня. Как говориться: я не для этого из универа был исключён. Зачем ты вообще мне говоришь всякие гадости? – проговорил я серьёзным тоном, а потом шутливо добавил. – Правда считаешь меня красавчиком?
– Ох-хо-хо…
– И ещё в работе по графику и в определённом месте меня крайне удручает отсутствие возможности пукать на рабочем месте, когда заблагорассудится. Представь: сидишь в офисе и вот…
В голову пришла фраза каталонского философа Пухольса, который сказал (на каталонском, конечно, но я скажу на русском): «Величайшая мечта человека в плане социальном есть священная свобода жить, не имея необходимости работать». Испанца Марте я цитировать не стал.
– Ладно, смейся, – Марта сделала вид, что потеряла интерес к разговору и стала рассматривать интерьер, но уже через несколько секунд посмотрела мне в глаза и серьёзно сказала: – Знаешь, что бы тебе на это ответил наш папа?
Я моргнул в знак того, что внимательно слушаю; Марта слегка кашлянула и сказала:
– Наш папа процитировал бы одну американскую писательницу, которая сказала: «Работу себе вы выбираете сами, и выбор столь же широк, сколь неограничен ваш ум».
*****
– Ты собираешься в таком состоянии сесть за руль? – спросила Марта, когда мы вышли из кофейни.
– Какое состояние ты имеешь в виду? Влюблённости в тебя или лёгкое опьянение? – ласковым голосом проговорил я, открывая дверь для Стальской. – «Силь ву пле, мадам, мой экипаж, там я…»
– Я имею в виду состояние опьянения, – усаживаясь, пояснила Марта.
– Я могу водить в любом состоянии. Береги голову, Крошка; и вообще вся берегись, – я захлопнул за Стальской дверь и в два прыжка оказался на водительском сиденье. – Вождение у меня в крови.
– В той же крови, где сейчас алкоголь? – Марта отодвинула до упора кресло и пристегнулась.
– Стальская, ты остроумная, как пожилой армянин. Как можно сочетать прелестную наружность и великий разум современности? – я не мог оторвать взгляд от её ног. – Я думал, что это удалось только мне…
– Поехали, Мистер Чистые Руки-Грязные Намерения.
– Ох, Марточка, можно я напишу это на своей визитке?
– Просто поехали.
*****
Когда мы подъехали к нашей штаб-квартире в Вертолётостроительном районе, в наши с Мартой головы одновременно пришла мысль о том, что не стоит парковать новую (для меня) машину под окнами. Хоть она благополучно простояла пару ночей, злоупотреблять удачей не стоит. Решено было воспользоваться ближайшей платной ночной парковкой, на которой уже чувствовал себя как дома мартовский H2.
Через десять минут мы неспешно поднимались на наш третий этаж.
Первый вариант развития событий. На Марту выпитый алкоголь действовал куда сильнее, чем на меня, поэтому она время от времени вполголоса задавала риторические вопросы. На один из этих вопросов, заданный между первым и вторым этажом, я решил ответить.
– Что-что ты сказала? – я встал на две ступеньки выше Марты и почти сровнялся с ней в росте.
– Да так. Я спросила «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идём?»
– Мы – три фигуры в красном, – я попал в точку; надеюсь «g».
Я аккуратно повернул ключ в замке, боясь разбудить, вероятно, спящего Глеба.
Второй вариант развития событий. На Марту выпитый алкоголь действовал куда сильнее, чем на меня, поэтому она время от времени вполголоса задавала риторические вопросы. На один из этих вопросов, заданный между вторым и третьим этажом, я решил ответить.
– Что-что ты сказала? – я встал на две ступеньки выше Марты и почти сровнялся с ней в росте; наши носы почти касались друг друга.
– Да так. Я спросила «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идём?»
– Мы – три фигуры в красном, – я попал в точку; надеюсь «g».
Марта премило икнула и сказала: «Ой!..», закрыла рот ладонью.
Грязный вонючий подъезд внезапно осветился в нужных местах подсветкой фирмы Philips. Огромный диско шар завращался над нашими идеальными с точки зрения физиогномики головами, создав иллюзию падающего снега. На появившейся в глубине подъезда сцене, в образе Бобби Дарена, Глеб Стальский в компании какой-то полной негритянки, стучит по микрофону и говорит: