Гори оно все огнем

– Иногда надо просто уйти, – сказала она. Это было даже не продолжение разговора, ведь за пять минут до того они по-женски обсуждали тряпки. Маша опешила, а Рита, держа ее за руку, задумчиво погладила большим пальцем синяки на ее запястьях. – В какой-то момент ты отчетливо понимаешь, что жизнь коротка, а ты никому и ничем не обязана: ни родителям, ни мужу, ни детям, ни коллегам, ни любым посторонним людям. Такая жизнь, знаешь, как критическая масса, которая накапливается, а потом – бац! И катастрофа. И ты кувырком. Чаще мордой вниз.

– Я тебя не поняла, – тихо сказала Маша и вырвала руку. Рита невесело улыбнулась и сквозь легкий загар отчетливо проступила синюшная бледность. Подруга показалась Маше безнадежно старой.

– Все ты поняла, – четко сказала Рита. – Если чайник свистит, его надо снять с плиты. Иначе вода выкипит и все к чертям сгорит, вместе с плитой и домом.

– Какой чайник, что ты говоришь? – рассердилась Маша. Рита рассмеялась и постучала ее по макушке.

– Вот твой чайник. Вовсю кипит, уже из носика капает.

Маша не захотела продолжать этот разговор, хотя понимала, что Рита права. А вечером новая подруга вела себя как ни в чем не бывало и о разговоре про кипящий чайник не вспоминала. Легко войдя в компанию Олега, Рита послужила прекрасным развлечением, встречалась с четой Куприяновых на завтраке, дожидалась церемонного поклона и поцелуя в иссохшую руку. Маша не спрашивала, что с ней, но догадывалась, старательно обходя тему здоровья. Но, – больная или здоровая, Рита развлекала обоих. Маша вдруг осознала, что действительно с удовольствием завтракает в отельном ресторане, напротив сидит Олег, уплетая свою порцию, и на его лице блуждает улыбка, почти незнакомая, какой она не видела уже очень давно. Маша не знала, чем так доволен ее муж, и смутно связывала это с новой знакомой, но спросить не отваживалась. Хотя, вероятно, довольство Олега было из-за недавнего разговора с Павлом, когда они обсуждали какие-то важные дела и смотрели документы, а она вернулась с прогулки с двумя пакетами покупок в руках. А вечером, когда Маша пришла в номер, то застала Олега в постели, почти трезвым. Он не спал и, когда она легла рядом, сразу повернулся к ней лицом, и, главное, с улыбкой, которая ее поначалу испугала. Но потом она позволила ему коснуться ее груди и улыбнулась сама, робко, как впервые, не чувствуя того страха, что испытывала почти постоянно. Они по-настоящему занимались любовью, и Маша даже испытала позабытое удовольствие.

Так продолжалось целых три дня. Маша все хотела поговорить с Ритой и рассказать, что та ошибалась, и вообще она ей очень благодарна, но не успела.

Потому что на третий день разразилась катастрофа.

Глава 2

Началось все с достаточно невинного происшествия, которое запустило колесо трагических событий. Несколько дней Маша думала, что жизнь, по сути, может быть вполне сносной, если знать, на какие кнопки нажимать, а какие острые углы обходить, хотя, казалось бы, за короткий срок своего брака она вполне могла усвоить эти истины. Обходить углы она не научилась, а давить на кнопки не получалось, механизм управления мужем не действовал. Он мог управлять ею, а она им – нет. На примере новой подруги Маша поняла, что манипулировать можно любым человеком, просто сама она в этой игре была совершенно беспомощна. Но, получив короткую передышку, Маша апатично пустила все на самотек и решила не будить лихо. Пусть идет как идет.

Олег все улаживал свои дела, договариваясь о застройке целого квартала, и переговоры, сдвинувшись с мертвой точки, вроде бы шли в нужном направлении. Единственным, кто продолжал артачиться, оказался Павел Доронин. «Просто важный человек» из администрации занимал кресло заместителя мэра, а тот в свою очередь, не желая пачкаться лично, получал все откаты от строек и продажи земельных участков. Цифры зашкаливали за миллионы, так что неудивительно, что Павел, попутно обхаживая Маргариту, желал получить кусок побольше, чем ему предлагали лично, и, когда партнеры артачились, рубил все начинания на корню. Олег бесился, но еще держался в рамках, хотя Маша видела плещущуюся в его глазах ярость и старалась держаться подальше.

На пляже, где они с Ритой потягивали коктейли, женщины старательно обходили несколько скользких тем: семейную жизнь Маши и болезнь Риты, которая на фоне загорелых отдыхающих сильно бросалась в глаза. Бесцеремонная Рита отказалась от попыток что-то выведать о жизни подруги и продолжала рассказывать о себе, беззаботно пересказывая истории из жизни актерской труппы. Маша улыбалась и кивала, всплескивала руками в нужных местах, чувствуя, как в душе продолжает суетиться червячок неясного сомнения.

Где-то к полудню, отлежав все бока, Маша уже собралась предложить уйти с пляжа, когда к ним подошла цыганка: пожилая, сморщенная, в каком-то нелепом тряпье зеленого цвета, с пошлыми блестками, изрядно поношенном и засаленном, и в длинном фартуке поверх платья. Из-под тряпки на голове, что, видимо, играла роль платка, торчали седые пакли. Маша поймала себя на том, что смотрит на нее как завороженная. В ее реальной жизни никогда не случалось, чтобы подобные люди вот так запросто подходили к ней где-то на улице. В последний раз она видела цыганку… Она задумалась и не смогла вспомнить где. Разве что на улице, мельком, в беснующемся таборе разноцветных юбок у торговых центров, где вместе с толпой женщин всегда прыгали и скакали чумазые детишки обоих полов. Сейчас цыганки выглядели вполне современно, одевались дорого, пусть и ярковато, напяливая на себя всю сверкающую мишуру своих сорочьих гнезд. Но эта бабка неопределенного возраста смотрелась так, словно явилась откуда-то из прошлого. Маша даже подумала: нет ли у нее золотых зубов?

– Давай погадаю, красавица, – прокаркала старуха, обращаясь непонятно к кому. – Всю правду скажу, ничего не утаю.

На фоне предложений вареной кукурузы и чурчхелы эта услуга на пляже дорогого отеля выглядела весьма экзотично. Немногочисленный персонал, ковыряющийся в баре, на старуху не обращал внимания, охранник, скучающий у пирса, даже не оглянулся. Когда она открыла рот, Маша увидела, что ее догадки подтвердились даже в большей степени. У старухи все зубы были золотыми. Дыхание цыганки было кислым, с ощутимым гастритным флером гниющего мяса.

– Проходи мимо, бабуль, – лениво ответила Рита и помахала в воздухе телефоном. – Денег все равно ни копейки. Так что не позолочу я тебе ручку. Или в тебе где-то терминал встроен? Куда телефон прикладывать?

Она расхохоталась как гиена. Это выглядело грубо. На смех оглянулся охранник, мазнул взглядом по цыганке и вновь уставился на чаек.

– Погадайте мне, – неожиданно предложила Маша.

– Тебе что, делать нечего? – рассердилась Рита. – Она сейчас тебе голову заморочит, не успеешь глазом моргнуть, все ей отдашь: колечко, сережки, телефон… Про цыганский гипноз никогда не слышала? Даже не думай. Я не позволю облапошить ни тебя, ни себя… Давай, бабуль, вот тебе вектор на зюйд-вест, двигай по фарватеру.

Цыганка зло покосилась на Риту и замахала руками.

– Я не собираюсь гадать тебе. Я погадаю ей. Она не боится так за свои деньги, как ты. Это ты перебираешь каждую копейку, как зерна проса. Ее деньги легкие, а твои не принесут ничего хорошего ни тебе, ни мне. Так что не бойся за свои гроши, я их не возьму.

– Ну, началось, – лениво протянула Рита. – Сейчас начнет слагать песни про страшные проклятия, которые снимаются только золотом, а потом ты очнешься в номере без серег, колец и цепочки. Все их россказни одинаковые. И все всегда кончается одинаково: тебя начинают сильно грабить. Чего замолчала, старая? Пой соловушкой про родовые тайны и знамения, а я послушаю.

– Я правду говорю, – спокойно ответила цыганка. – Никто никогда не говорил и не скажет, что Ляля врет. Лечь мне в могилу, если я неправду скажу. Что карты откроют, то и поведаю. А картам все равно, кто перед ним. Мне не все равно, а им одинаково, так что я ей всю правду скажу. Тебе-то все одно правда не нужна, ты сама такие кружева плетешь, любо-дорого.

– Рит, ну чего ты? – взмолилась Маша. – Пусть уж. Мне никогда не гадали. Должно же у меня хоть что-то быть как у всех?

– Давай, шарлатанка, – усмехнулась Рита, но ее глаза вспыхнули злыми огоньками. – Вещай. Я тут в сторонке постою, чтоб, если что, за руку поймать, когда ты с моей подруги сережки начнешь снимать, гадая на бубнового короля с марьяжной дамой на сердце.

Получив разрешение, цыганка вынула из кармана засаленные карты, которые показались Маше странными, пока она не поняла, что это не обычная игральная колода, а таро, причем очень старая, с обтрепавшимися краями, словно поеденными тлей. Смешав колоду, старуха предложила Маше сдвинуть ее, что та и сделала, а потом цыганка принялась за дело. Маша с любопытством глядела, как старуха раскладывает карты на подоле собственной юбки, разложенной на шезлонге, словно таро не должно было касаться ничего нечестивого из жизни богачей. На белом полотенце грязная юбка выглядела инородным телом, Маша подумала, что полотенце надо попросить не просто постирать, а продезинфицировать, а еще лучше – сжечь. Разложив карты в виде буквы «Т» – три карты на горизонтальной перекладине, четыре на вертикальной, цыганка добавила к ним еще одну горизонтальную линию. А потом начала переворачивать карты, причем делала она это в какой-то своей последовательности.

– Ну, смотри, моя красавица, – вкрадчиво начала цыганка. Ее голос был сиплым, а в тощей груди хрипел сломанный мотор, словно кто изрешетил ее легкие, и воздух оттуда вырывался как из дырявой гармошки. – Если ты про проклятия какие думаешь, то нет у тебя ничего такого. Настоящее проклятие надо заслужить, а ты не заслужила. Но и счастья не знала, хоть каталась как сыр в масле. Многие тебе завидуют, твоей жизни желают. А вот ты себе такой не желала. Видишь эти девять мечей? Это мужчина, что рядом с тобой, жестокий мужчина, властный. Повязана ты с ним клятвой. И тебе с ним плохо. Чужие деньги вижу, много их вокруг тебя. И крови на них много. Все от мужчины твоего идет. Один обман вокруг тебя. Все поменяется, когда Шут свою миссию выполнит и сгинет. А как сгинет он, ты его колпак и примеришь да на Колесницу сядешь. Все придет к тебе с новой любовью, что тебя спасет, и ты ее спасать будешь, огнем заливая до самых небес. И пока ты не выжжешь все огнем, не успокоишься ни ты, ни Король Мечей, что придет с Шутом и за Шутом.

Хрипы в груди цыганки становились все слышнее, и последняя фраза прозвучала как из преисподней. Слушавшие старуху женщины застыли, безмолвно глядя на костлявые пальцы, тыкающие в засаленные картинки. В тот момент, когда она это произнесла, на солнце наползло облако. Свет сразу померк, и Маша невольно поежилась, до того зловеще прозвучало это предзнаменование, но Рита, очнувшись, рассмеялась и разрушила весь эффект, заставив Машу вздрогнуть.

– А ну, давай мне, – приказала она. – Только не надо вот этого расклада. Всего одна карта. На судьбу. Что меня ждет в будущем?

Старуха пожала плечами, смешала колоду и протянула ее Рите. Та, не глядя, вытянула карту и, перевернув, бросила на шезлонг.

– Что это? – спросила она, глядя на засаленную картинку.

– Девять мечей, – ответила цыганка.

– И что это значит?

– Болезнь, ведущая к смерти.

Рита скривила губы и принужденно улыбнулась.

– Боже, какая наблюдательность. Увидела меня и все поняла… Ну-ну. Давай еще одну!

Цыганка попыталась смешать карты, но Рита вырвала колоду из ее рук и, не глядя, вытащила еще одну карту. Посмотрев на картинку, она заметно побледнела.

– Дьявол? – спросила она слабым голосом. Цыганка ответила ей сочувственным взглядом. Рита сжала губы и, перетасовав колоду трясущимися руками, вынула еще одну карту и, поглядев на нее, выдохнула с облегчением:

– Ну вот, Башня. Или что это? Что это значит? Буду жить во дворце? Башня – это же хорошо? Да? Или…

Цыганка промолчала. Маше показалось, что Башня – это совсем не хорошо, и она, вытащив из сумочки деньги, сунула их цыганке.

– Вот, возьмите. Рит, пойдем, солнце в зените. Мы сгорим с тобой, как головешки…

– Нет, погоди, – заупрямилась Рита. – Третий раз – он волшебный. Он – самый решающий. Слушай, ты, Заза, или как там тебя… Давай на две. Можно же на две?

Ее руки тряслись, и карты не слушались. Цыганка прыгнула и схватила колоду, но Рита вцепилась в нее мертвой хваткой. Сальные карты вырвались из ее рук и взмыли кверху, разлетевшись по песку. На шезлонге, среди десятка упавших, оказалось всего две карты, лежащих рубашкой вниз. Рита схватила их, успев сделать это раньше цыганки.

– Это что? Туз? А почему он с мечами? А это… Смерть, да? Что это значит? Что это значит, отвечай! – взвизгнула Рита.

На них уже оборачивались, и скучающий охранник вдруг вспомнил о своих обязанностях и двинул к скандалящим женщинам, сообразив, что какая-то старая оборванка пристает к вип-гостям, хотя на территории отельного пляжа ничего подобного происходить не должно. Старуха, бормоча на своем языке что-то неприятное, ползала, собирая карты, а Маша пыталась увести Риту, в один момент впавшую в буйство. Золотой тюрбан сполз с ее головы вместе с париком, и Маша торопливо нахлобучила его обратно, а Рита все бесновалась, порываясь пнуть цыганку, пока та не пустилась наутек. Только тогда Рита выдохнула и без сил опустилась прямо на песок, уткнув лицо в колени. Охранник потоптался рядом, с сомнением поглядел вслед уходящей цыганке, но на всякий случай решил спросить:

– Дамы, у вас все в порядке? Она вам что-то сделала? Что-нибудь украла? Ради бога, простите за такую оплошность. Ручаюсь, на территории нашего отеля прежде ничего подобного…

Охранник запинался от волнения, явно не желая, чтобы на него настучали.

– Все хорошо, – торопливо ответила Маша, надеясь, что Рита сейчас не начнет требовать, чтобы старуху затравили псами или утопили в море. – Мы просто слегка расстроились.

Он еще немного постоял рядом, а потом отошел, махнув рукой на вопрошающий взгляд бармена. Рита молчала, и только ее худые плечи тряслись под пурпурной хламидой.

– Рит, ну ты чего? – ласково спросила Маша. – Она же обманщица, шарлатанка, ты сама сказала. Это все чушь, аттракцион для лохов легковерных, какие-то шуты, короли и колесницы… Ну, что за средневековье? Ты же помнишь, что она мне сказала? Там такая ахинея, ни слова правды. Просто ты на нее наорала, вот она и решила отомстить. Карты же не могут ничего такого, Рит… Рит? Пойдем в отель? Примешь прохладную ванну, приляжешь, отдохнешь, и все пройдет… Да? Рит? Пойдем, а?

– Да, – буркнула Рита и подняла голову. Ее глаза были совершенно сухими. – Пойдем. Это и правда все развод. Просто так всегда: дурак дурака видит издалека, а обманщик – обманщика.

– Ты о чем? – не поняла Маша.

– Ни о чем. Пойдем правда в отель. Что-то я подустала сегодня.

* * *

Маша предполагала, что Риту серьезно задели пророчества цыганки, но не подозревала насколько до самого вечера. После того как они ушли с пляжа, Рита, сославшись на неважное самочувствие, ушла к себе в номер и на обеде не появилась, что было неудивительно, хотя по дорожке к номерам от Риты чуть ли не искры летели. Олег отсутствовал, чему Маша порадовалась. Выходя на обед, она первым делом сходила в столовую и, обнаружив отсутствие Риты, обошла еще два отельных ресторана и бар. Не найдя подругу, она робко поскреблась в ее двери, но Рита не открыла.

Сама Маша не хотела признаваться, что карты ее по-настоящему заворожили и, хотя она не принимала их всерьез, пророчества выглядели пугающе достоверными, хотя и совершенно непонятными. А после того, как с Ритой случился припадок, почти все, что говорила цыганка, выветрилось у Маши из головы. И потом, любое пророчество таро можно было толковать в свою пользу. Хотя цыганка угадала и про жестокого мужчину, и про чужие деньги, оставалось непонятным, кто такой Шут и что такое Колесница. А вот карты, выпавшие Рите, Маша запомнила отчетливо. За обедом, когда она без всякого аппетита ковыряла салат, Маша воспользовалась интернетом и с тревогой, но без всякого удивления узнала, что карты, выпавшие Рите, были плохими и указывали на смерть, причем никакого двоякого толкования не было.

«Фокус, – мрачно подумала Маша. – Просто фокус старой шарлатанки. Увидела изможденную женщину, которая еще и оказалась груба, вот и решила проучить ее. Все просто».

С другой стороны, Маше цыганка тоже не пророчила какого-то безоблачного счастья. На пути к нему все следовало выжечь огнем, а это было совсем непонятно. Допустим, глядя на Риту, старая ведьма угадала, но как она узнала про богатого и властного мужа Маши? Увидела сходящие синяки? Связала их с кольцом на пальце? В таком случае ей надо не на картах гадать, а в следователи идти или в психологи. Маша вспомнила, как на шезлонге, когда Рита рассыпала колоду, тоже оказались смертные карты.

Как там говорил известный телеведущий? Совпадение? Не думаю. Это же каким Копперфильдом надо быть, чтобы подсунуть клиентке именно те знаки, которые говорят о неминуемой кончине, да еще в ситуации, когда карты просто летят вверх и падают. С другой стороны, фокусники и не такое могут. Смогла бы бабка организовать подобное представление при помощи подручных средств и, так сказать, экспромтом? Рита могла не повестись и не начать психовать. Сомнительно, но все возможно. Многоопытная бабка заранее определила, что Рита истеричка, вывела ее из себя, устроила фокус, а про смерть и болезнь просто догадалась. Это на самом деле несложно. После заболевания матери Маша и сама без всякого рентгена на глаз могла определить онкобольных, даже если те были прилично одеты, накрашены, а их парики казались стопроцентной шевелюрой. Было что-то особенное в прозрачности их кожи, бесконечной усталости и покорности в глазах, вымотанных химиотерапией. Маша вспомнила, как выглядела мать в первые дни, когда ей сообщили о диагнозе, во что она превратилась в клинике и как долго ждала ремиссии.

А после Маша вспомнила, что произошло потом, и торопливо, испуганно выкинула мысли о матери подальше, ощущая себя так, словно схватила руками осклизлую жабу, в очередной раз чувствуя себя преданной, точнее, проданной чудовищу. Недозрелый бунт, который она давила в себе уже лет десять, вдруг вновь проклюнулся, выпустил цветки и стал с наслаждением плеваться ядом.

Она не понимала, связано ли это с тем, что в своем смирении она дошла до предела, или с тем, что новая подруга невольно открыла ее темницу, но в тот день Маша, оставив на столе недоеденный салат, встала с четкой мыслью: больше не хочу.

* * *

Ближе к шести вечера, когда Маша уже собралась идти в отельную столовую со шведским столом, явился Олег и велел ей одеться понаряднее. Им предстояло отправиться в ресторан, где уже был заказан столик, а Олегу надо было окончательно договориться с партнерами, особенно – со строптивым Павлом, который плохо поддавался влиянию и уговорам. Пил он много и охотно, но при этом продолжал контролировать ситуацию. Павел, к несчастью Олега, принадлежал к той категории людей, у которых пьянело тело, а не голова. В последнее время он, правда, слегка поплыл, и Олег видел в том результат уговоров, посулов и влияния этой актрисульки с лысой, как коленка, головой, которую она старательно драпировала в тюрбаны и парики. Магнетизма этой женщины он не отрицал, хотя представить, что он сам забирается на нее в постели, никак не мог. Это смахивало на какую-то некрофилию. Олегу при таких мыслях всегда виделась теща: высокомерная, мнительная, дрянная баба, у которой лишь волею судьбы получился такой цветочек, как Маша, цыпленок в гнезде падальщиков.

Сейчас жена стояла перед ним, и ему на миг показалось, что в Маше что-то изменилось, неуловимо, почти незаметно, но он так и не понял что. Прическу сменила, что ли?

– Сегодня тебе надо очень хорошо выглядеть, – приказал он. – Через час мы едем в ресторан. И скажи своей подружке, что она едет с нами.

– Я не думаю, что Рита поедет, – ответила Маша. – Она сегодня не очень хорошо себя чувствует.

Этот ответ Олега удивил и рассердил. Обычно Маша, склонив голову, тут же бежала исполнять его распоряжения, как верный солдат, а тут она даже гардероб не открыла и вообще с места не сдвинулась.

– И что с ней? – спросил Олег, хотя ему было все равно, что с Ритой. Она должна была пойти, и все тут. Этого требовали обстоятельства, причем она должна была не просто пойти, а быть очаровательной, а в финале в очередной раз переспать с Павлом, которому, похоже, нравились юродивые. То, что это могло не входить в план Риты, Олега не интересовало.

Маша не ответила, лишь плечами пожала, причем абсолютно спокойно, подошла к шкафу и стала копаться в платьях, что висели на плечиках.

– В ее состоянии это нормально, – глуховато ответила она.

– Поговори с ней.

– Не уверена, что она послушает. Она даже на обед со мной не пошла и не звонила насчет ужина.

– Ну так попробуй! – рассвирепел Олег. – Меня сейчас вообще не интересует твое мнение. Меня волнует результат, поэтому подойди к этому поганому телефону, возьми поганую трубку и скажи своей поганой подружке, что сегодня у нее выход в свет! Так что пусть поднимет задницу, напудрит харю и ждет, пока ей не подадут карету.

– Я ей не начальница, – отрезала Маша. – Она не обязана меня слушаться, и вообще…

Что она имела в виду под «вообще» Олег не дослушал, влепив жене оплеуху. Ее голова буквально взвилась, точно мяч после углового удара, светлые пряди взметнулись веером. Маша упала на кровать. Не успела она спохватиться, как Олег набросился на нее, схватил за волосы и грубо встряхнул.

– Если я тебе говорю, надо слушать. Ты поняла меня? Поняла? – орал он, и его голос смешно ломался, переходя почти на визг, и это так рассердило его, что, не зная, как еще совладать со своим гневом, он стал дергать на ней юбку, пока не сломал молнию, сорвал трусы и, грубо раздвинув ноги, взгромоздился сверху, удерживая ее одной рукой, а второй терзая непослушную пуговицу на джинсах. Маша корчилась и извивалась под ним, поскуливая от боли, но это его не волновало. Сейчас ему надо было наказать ее за непослушание тем самым способом, к которому он обычно прибегал и который доставлял ему наибольшее наслаждение, пусть даже потом им придется одеваться второпях. И потому, отчаянно пыхтя, Олег немало удивился, а потом пришел в отчаяние, когда понял, что не может. Его верный боец, игрунчик, как он сам его называл, в этот момент отчего-то сник и скукожился, отказавшись идти на войну, хотя прежде с ним таких осечек не было. Ну ладно, были, пару раз, и даже не с женой. И это по-настоящему разозлило Олега. Повозившись еще немного, он слез с жены, надел трусы и хмуро поглядел на Машу, распластанную на кровати, с растрепанными золотыми волосами, закрывающими все лицо. Маша тяжело дышала, но, кажется, не плакала.

– Я сам схожу к твоей подружке, – холодно сказал Олег. – И к моему приходу ты должна быть готова. У тебя пятнадцать минут.

Жена поднялась, словно внутри сработал привычный механизм, и подарила Олегу долгий взгляд. От дверей ему показалось, что в ее зеленых глазах горит самая настоящая ненависть. Но ему было наплевать. Пусть побесится немного. Скоро переговоры закончатся, они вернутся домой, и там все будет по-прежнему. Выходя, он громко хлопнул дверью, оставив жену зализывать раны. Торопливо вышагивая до номера Риты, Олег с неожиданной злостью подумал, что жена, возможно, права, и эта лысая, как кошка-сфинкс, баба может запросто его послать, испортив весь план.

«Силком потащу, – яростно подумал он. – За волосы!»

Потом он вспомнил, что волос-то у Риты нет, и это обстоятельство так его рассмешило, что Олег гулко расхохотался в пустом коридоре отеля, да так громко, что из одного номера за его спиной высунулся кто-то любопытный и тут же юркнул обратно, когда Олег скорчил ему рожу, не успев даже разглядеть, мужчина это или женщина. Что такого? Ну, смеется человек. Весело ему. И нечего пялиться.

Олег добрался до номера Риты и требовательно постучал в дверь, несмотря на висящую табличку «Не беспокоить». Рита не отвечала, и тогда он забарабанил сильнее и стучал, пока дверь наконец не приоткрылась и он не увидел ее худое лицо, выплывшее из темноты, и лихорадочно блестящие глаза.

– Рита, ради бога, прости, но сегодня у нас такой день. Удачная сделка, мы празднуем в ресторане, – зачастил он, включая все свое обаяние и опасаясь, что она захлопнет дверь у него под носом. – Я подумал, будет несправедливо, если все пройдет мимо тебя. Мы собираемся в семь выезжать. Ты успеешь собраться?

Она молчала. Злоба вновь шевельнулась внутри Олега, но еще больше, чем на Риту, он обозлился на себя, что встал перед этой бабой едва ли не на колени, выступив в непривычной роли просителя. Он даже представил, что сейчас Рита откажется, и тогда он ее ударит прямо в лицо, смяв как целлулоидный шар.

– Я буду готова через пятнадцать минут, – ответила Рита и улыбнулась во весь рот бездушной улыбкой скелета, обнажая свои мелкие зубы.